щее возможность жить на него целой семьей. За время нашего пребывания в Санта– Барбаре, а пробыли мы здесь около двух месяцев, пейзаж на соседнем дворе не изменился – детишки подрастали и по-прежнему возились в песке, собака-няня исправно несла свою службу, только во дворе немного прибавилось разного мусора.
По российскому ТВ недавно показывали такой кадр: к брезентовой поле одного из шатров временного лагеря для беженцев прикреплено объявление, написанное на листе белой бумаги: «Срочно требуется уборщица!» Так что у мексиканских и нынешних, сирийских (или каких-то еще?), беженцев насущные потребности в основном совпадают.
Дальше мой путь лежал к супермаркету, ближайшему к нашему дому. Захожу. На прилавке с дарами моря – невероятное разнообразие. В глаза бросается табличка: «Shark», Сомнений нет – это акула. Интересно, что она ела на ужин? Едва взглянув на бело-розовую мякоть, выставленную в витрине, я зажала рот руками и бросилась к выходу, на свежий воздух, чтобы люди не подумали, будто я употребляю прямо с самого утра…
В дальнейшем я чаще всего ходила на ланч в столовую кампуса, а супермаркет обнаружила другой.
Зато океан ничем меня не разочаровал. Описать этот простор невозможно. Единственное, что нарушало его беспредельную гладь, были нефтяные вышки, уходившие в глубь океана, к горизонту. Вдоль всей береговой линии смутно виднелась гряда островов, образовавшая таким образом пролив, который служил традиционным маршрутом для миграции китов, направлявшихся летом в северные воды. Миграция представляет собой невероятную картину – из глубин океана бьют мощные фонтаны, вздымается гигантских размеров спина, с острием плавника, разрезающим толщу воды, и в воздух взмывают на несколько мгновений черные лопасти огромного хвоста.
Всем известно, что в Америке не принято купаться в естественных водоемах. Для этого существуют бассейны, которые регулярно чистятся, и, надо полагать, бассейны безопасны. В Санта-Барбаре никому и в голову не могло прийти купаться в океане. Здесь из-за неизбежных выбросов нефтяного промысла не занимаются даже серфингом. Это что же – нельзя прогуляться по кромке воды, как мы привыкли где-нибудь на море?!
И мы с моим мужем спустились по деревянной лестнице с мостков и храбро зашагали по песку. Через несколько шагов, чувствуем, ноги в чем-то вязнут. Лепешки мазута, не меньше, чем от скота, волной выкидывает на берег через каждый метр. Обойти их нет никакой возможности. Наши кеды стали пудовыми, и мы едва выбрались в них обратно на проложенные для променада деревянные мостки.
На этом мы закончили свои эксперименты с самостийным гулянием в неположенных местах. В Америке все упорядочено: намечены определенные маршруты, где можно бегать, где ходить, если ты такой оригинал, что ходишь пешком, а не едешь, как все нормальные люди, в машине, где заниматься физкультурой. И никакой самодеятельности.
Для меня остался непроясненным очень важный вопрос. Каким образом мигрирующие киты справляются с отходами нефтяного промысла?
Однажды стоим мы где-то на перекрестке дорог в Санта-Барбаре и читаем указатель. Что-то у нас не получается с переводом. Говорим, естественно, по-русски. Мимо нас проходит «Дама с собачкой», именно так, по-другому ее не назовешь. Элегантная, стройная, и белый пудель у нее какой-то чеховский.
– Может быть, я смогу вам помочь? – на чисто русском языке обращается эта дама к нам. – Мне кажется, вы затрудняетесь с переводом!
Мы на нее взглянули, и с этой самой минуты прониклись к ней таким нежным чувством, как будто бы дружили с ней всю свою жизнь. Познакомились, представились и выяснили, она со своим мужем обитает неподалеку от нашего кампуса, эмигрировали уже довольно давно, москвичи, скучают, особенно он, Володя Филиппенко…
Саша, она же Александра, тотчас же пошла с нами на почту, которую мы искали, потом посмотреть, как мы устроились в кампусе и все ли у нас тут в порядке.
– Если вам здесь будет неудобно, можно переехать к нам, мы будем очень рады! – сказала нам Саша. Она была далеко не в восторге от нашего чересчур аскетического жилья.
Назавтра мы уже были у них в доме, в гостях. Нормальный дом у Филиппенко, большой участок. Володя отчаянно сражается с бамбуком, наступающим на дорогу и не дающим проезда, а Саша прогуливает своего пуделька. Из Москвы, оставив вполне успешную карьеру, они уехали вслед за своими детьми. В Америке Филиппенко вполне благополучны.
– В случае, если вы решите переехать сюда насовсем, не думайте искать что-то другое. Приезжайте прямо к нам. Запишите адрес: «Yia Lemora, Goleta, 5903». Дом у нас большой, прекрасно заживем все вместе, как говорится одним котлом, – совершенно серьезно сказал нам на прощание Владимир Филиппенко.
Ну почему нас разделяют границы, океан, воздушное пространство?!
И таких людей, как Филиппенко, у нас немало обитает там, в США.
Во дворе Университета Санта-Барбары стоит особняк с классическим фронтоном, и на нем витиеватый барельеф:
«Walter Коhn Hall».
Большую часть рабочего времени профессор Уолтер Кон, действительно, проводит в этом здании, носящем его собственное имя, но его научный авторитет вознесся выше и этого университетского двора, и этого города, и этой страны. Фантастическая история о том, как еврейский мальчик-сирота, чьи родители погибли в печах Освенцима, благодаря своей целеустремленности и, конечно, таланту, в расцвете научной карьеры очутился в Стокгольме и пожимал руку шведскому королю, получая от него Нобелевскую премию, совершенно уникальная и требует отдельного рассказа.
Уолтер Кон в ракурсе последних встреч
Уолтер Кон, выдающийся американский физик, лауреат Нобелевской премии (1998 год) и прочая, и прочая, считает себя гражданином мира и с полным на то основанием: его научные интересы безграничны, а человеческие отношения связывают его с людьми из разных стран и частей света. С нашей семьей он дружен… более сорока лет.
Вижу его перед собой, – сияющая улыбка с расщелиной между двумя передними зубами, как бы продолжающими эту улыбку. Прищур голубых и очень ярких глаз. Множество мелких морщин, ежесекундно составляющих разнообразные композиции на его постоянно меняющемся лице. Он сразу же располагает к общению – заведомо доброжелательный и полный живого интереса к своему собеседнику.
В тот день, 21 сентября 2005 года, едва заглянув в открытую дверь аудитории, я увидела два знакомых профиля – моего мужа и Уолтера Кона. Они были поглощены каким-то обсуждением и не сразу заметили меня, – как жаль, что у меня не было с собой фотоаппарата, чтобы запечатлеть этот замечательный миг. Все это происходило в Цюрихе, в здании ЕТН, на факультете физики, куда Кон и Каган были приглашены на некоторое время работать.
Накануне вечером мы с У. Коном были в гостях у профессора Мориса Райса и его жены Хелен. Профессор Райс долгие годы возглавлял теоретический отдел Технического Университета Цюриха. Недавно Райсы сменили жилье. Вырастив троих детей, они продали свой большой дом в пригороде и переехали в удобную квартиру ближе к городской цивилизации. Обзорные окна квартиры во всю ее фасадную стену выходят на Цюрихское озеро, так что виден противоположный берег, и весь вечер, пока мы с другими гостями сидели за ужином, было такое впечатление, будто мы плывем на корабле. Я вспомнила дом самого Уолтера Кона в Санта-Барбаре, расположенный на горе, откуда открывается захватывающий дух вид на побережье океана.
Разговор за столом шел о разном. О том, как изменилась Москва, где только что побывал Морис Райс. Слава богу, теперь на Западе не обсуждают набившие оскомину “русские проблемы”, такие как тотальный дефицит всего на свете, включая еду и повседневные товары (речь шла о 70—80-х годах), но говорят о жизни, как о таковой, которая в России не хуже и не лучше западной, а просто она другая. Морис Райс поражен невероятными переменами, произошедшими у нас со времени его последнего приезда к нам в Москву. Он попал в какой– то новый мир, пока что Райс в нем не до конца разобрался, но был потрясен его разнообразием и, как ему показалось, какой-то хаотичностью. Еще бы, если сравнивать нашу жизнь с устоявшимся вековым укладом Швейцарии!
Уолтер Кон тоже вспомнил о своих давних поездках в тогдашний СССР. В шестидесятые годы, когда приоткрылась граница нашей страны, американские физики стали приезжать к нам на конференции и семинары и впервые получили возможность лично, а не через переписку, общаться с советским ученым. Во время одного из таких посещений России с Коном произошла одна примечательная история, о которой он рассказал на вечере у Райсов.
Из Москвы Кон должен был лететь в Новосибирск с группой ученых, но по каким-то обстоятельствам не смог к ним присоединиться и потому летел один. Его привезли на аэродром, и тут к нему подходит молодой человек приятной наружности и спрашивает на хорошем английском языке:
– Добрый вечер, профессор Кон! Я из “Интуриста”. Не могу ли я вам чем-нибудь помочь?
– Спасибо! Но я здесь не по линии “Интуриста”, а по приглашению Академии наук.
– Да, да, я знаю, что вы здесь по линии Академии наук! Но если вам что-нибудь понадобится, пожалуйста, звоните мне в любое время, вот вам моя визитная карточка!
Самолет полетел в Новосибирск, но сел на дозаправку в Томске.
Стоит Уолтер Кон в аэропорту, и тут к нему подходит девушка, хорошенькая блондинка, и обращается к нашему другу на прекрасном английском языке:
– Здравствуйте, профессор Кон! Меня зовут Света. Я из “Интуриста”! Не могу ли я быть вам чем-нибудь полезной?
– Спасибо! – отвечает Кон. – Но я здесь – гость Академии наук и пока ни в чем не нуждаюсь.
Света с Уолтером еще немного поговорили о том о сем, и Уолтер улетел в Новосибирск. Там он присоединился к группе русских ученых, вылетевших туда несколько раньше, – Льву Горькову, Игорю Дзялошинскому и Алексею Абрикосову. После нескольких дней, проведенных в Новосибирске, возвращаются они в Москву. Но в Томске приземляются на дозаправку. Стоят они в аэропорту, как вдруг к Уолтеру Кону с очаровательной улыбкой кидается хорошенькая блондинка и восклицает: