Когда-то, я помню, меня сразило признание жены одного нобелевского лауреата о том, что накануне она полночи простояла в очереди перед открытием универмага, объявившего о тотальной распродаже. Она была в восторге:
– Я все купила за полцены! И теперь могу вообще не делать шопинг!
«Неужели для нее эта скидка стоит того, чтобы провести полночи в очереди?» – поражалась я про себя.
Тогда я еще плохо знала психологию западной публики, которая убеждена, что дисциплина должна быть не только в строю, но также и в обыденной жизни. И что за каким-нибудь товаром, на который объявлена скидка, надо немедленно мчаться за тридевять земель. Бензин будет стоить дешевле, чем выгода от скидки. И эта практичность распространяется на всех, независимо от их доходов. Так что нам есть чему у этих иностранцев поучиться.
Семью Ека Вальравена мы нашли вполне благополучной и устремленной в будущее.
Выйдя, как положено на пенсию, Ек продолжает заниматься наукой, общаясь со своими зарубежными коллегами и работая приглашенным профессором в университетах Европы и Америки. Мариан преподает английский в начальной школе и жалуется, что уровень образования в Нидерландах неуклонно снижается из-за того, что дети мигрантов отстают в учебе от местных.
– Это всем известно, – говорит Мариан. – Но как решить эту проблему – никто не знает. Исключить цветного ребенка за неуспеваемость из школы? Боже избави! Никто не отважится выгнать из школы приезжего. Это будет немедленно расценено как дискриминация по национальному признаку!
У Мариан открылся музыкальный талант, и она чуть ли не ежедневно играет на разных барабанах в одном самодеятельном коллективе и страшно увлечена своими занятиями.
– Теперь я просыпаюсь и засыпаю под барабанный бой, – говорит нам Ек.
– А мы, как и прежде, под бой курантов, – говорим мы. У нас тоже есть свои козыри.
Вальравены все больше ценят свою квартиру на Сингел: в настоящее время профессор университета никогда не смог бы приобрести жилье в центре города, это ему решительно не по карману. Их квартиру украшают широкие панорамные окна с видом на канал – живешь, как на курорте, тем более что в Голландии есть такой обычай: как только по весне солнце начинает пригревать, окна открываются настежь и люди в них загорают, как на пляже.
– Мариан, где это вы успели так загореть?
– Как это где? У себя на подоконнике!
Их сын, Кристиан, которого мы знаем с детства, вполне самостоятельный парень, снимает квартиру и живет отдельно от родителей. Он диджей молодежного оркестра и потому вечерами всегда занят. Вместо него на торжестве присутствовала его girl-friend, хорошенькая девчушка, очень ласково льнувшая к Мариан. Теперь Вальравенам только внуков дождаться, а может быть, они уже есть?
Какое счастье видеть теплые родственные отношения и преданных родителям детей! К сожалению, так получается далеко не у всех, а у некоторых с детьми происходят разные трагедии. И мы поневоле переводим свой взгляд на Клода Коэн-Таннуджи. Он редко смеется и даже улыбается – не так давно они с женой потеряли единственного сына. Видимо, пережить это просто невозможно. Еще одна жертва, принесенная на алтарь свободы, где все дозволено. Передозировка наркотиков. Выпуская своих повзрослевших детей из-под своей опеки на свободу, там, на Западе, многие родители боятся этой чумы двадцать первого века до безумия! Но как уберечь от этого молодежь, которой так хочется попробовать все на своем пути?!
Гуляя в тот свой последний приезд по Амстердаму, мы с содроганием сердечным наблюдали, как молодые парни и девушки, то ли сидя, то ли лежа на бульварной скамейке в отрешенной позе, с поникшей головой, и лишь изредка ее поднимая, озираются вокруг мутным взором. И ничего при этом не видят. Боже мой! Куда несет этих несчастных поток юношеских страстей и заблуждений?
Настораживало во время наших прогулок и еще одно. Как много черных женщин на улицах Амстердама. Они прямо-таки от них потемнели. Хиджабы, черные одежды до пят, в которые вцепилась орава детишек, родившихся в этой стране и автоматически ставших ее гражданами. В приезжих не заметно никакого стремления к ассимиляции с западной цивилизацией. Все громче разговоры на своем языке, жестикуляция, бесцеремонное поведение в общественных местах. В супермаркетах участились случаи кражи. В эту статистику, если ее кто-нибудь ведет, пострадавших от воровства, попала и я. Привыкнув в первые свои приезды в Амстердам не запирать дверей своего дома, я и теперь продолжала быть в этом отношении совершенно беспечной. Как могли стащить мой кошелек, лежавший на дне каталки, в тот краткий миг, когда я от нее отвернулась, чтобы взять что-то нужное с полки, – просто уму непостижимо. Ведь этот мой кошелек надо было куда-то спрятать мгновенно?
Обращаюсь за помощью к администрации супермаркета.
– Ах, мадам, какая неприятность! Да как же так! Вот беда! И сколько там было денег? Выражаем вам самое искреннее сочувствие! К сожалению, мадам, задерживать покупателей и тем более производить обыск мы не имеем никакого права.
– А кто его имеет?
– Ах, мадам, это право исключительно полиции. Но вряд ли они будут производить досмотр. Сами посудите, это что же – перекрывать выходы? При таком скоплении покупателей?! Мне кажется, мадам, что это нереально!
Было совершенно очевидно: администрация супермаркета больше всего на свете боится скандала. Ведь пострадает имидж заведения!
Пришлось смириться с этим неприятным происшествием. Мне был преподан наглядный урок, напоминающий о том, что жизнь не стоит на месте, а движется вперед и развивается и что Голландия теперь не та страна, какой она была раньше. Так что и вести себя надо соответственно.
Такие вот проблемы возникли в Нидерландах в связи с наплывом мигрантов.
Но это уже совсем другая тема для серьезных размышлений.
Последний взгляд на бескрайние поля тюльпанов, на побережье с ветряными мельницами мы бросили из окна самолета, когда он поднялся в воздух с аэродрома Shipholl и взял курс на Москву.
В те годы (конец восьмидесятых), о которых я сейчас пишу, мой муж получал приглашения из многих Университетов Европы и Америки. И вот – приглашение из Японии.
Мне казалось, нам трудно будет освоиться в этой экзотике. Там все другое – климат, еда. И с этим настороженным чувством мы полетели в Токио.
Адаптация ко всему непривычному прошла на удивление безболезненно.
Начать с Гест-хауса при Университете в Киото, где Юра первые два месяца нашего пребывания в Японии работал в качестве приглашенного профессора.
Квадратные метры нашего «апартмента» сужены до самого последнего предела.
В то время я еще не побывала в других гостиницах и университетских домах приемов иностранных гостей. Иной раз мы попадали в такие номера, где сразу от двери начиналась кровать, одежду надо было вешать на крючки, вбитые над кроватью, а обувь ставить на носки возле кровати, иначе она поместиться в ваших апартаментах не могла.
Первое, что нас озаботило в Киото, – матрас из морских водорослей, жесткий, как пляжный топчан, и отсутствие подушек. Когда я попросила горничную принести мне подушки, она очень долго не могла понять существа моей просьбы, но потом согласно кивнула и пошла куда-то их добывать. Вернулась горничная со странным валиком в руках, состоящим из нанизанных на бечевку деревянных бусин, источавших сильный пряный аромат.
– А нельзя ли мне что-нибудь мягкое? – показываю я рукой, что я имею в виду. Но горничная все равно меня не понимает. Наконец, явилась милая японка, по всей видимости, здешний администратор.
– Скажите, пожалуйста, у вас подушки есть или нет? – спрашиваю я ее по-английски.
– Да, нет! – своим мелодичным голоском отвечает эта милая японка. На первых порах это двойное то ли отрицание, то ли согласие я относила к неточному знанию английского языка. И только потом уяснила себе, что японцы никогда не ответят собеседнику грубым отрицанием «нет» и постараются его смягчить. В результате получается это своеобразное японское «да, нет», которое и означает отрицание.
Оказалось, что к валику под шею из бусин можно было запросто привыкнуть, и то ли по молодости лет или по какой-то другой причине, но спали мы в Японии прекрасно.
Привыкать нам в этой замечательной стране пришлось ко многому.
Начну с движения на дорогах. Оно происходит как раз наоборот по сравнению с нашим: правый ряд едет назад, а левый вперед. И тут смотреть надо в оба. Однако японцы невероятно дисциплинированные пешеходы, и никому и в голову не придет перебегать проезжую часть где попало.
Своеобразное повседневное меню, принятое в Японии, для нас, европейцев, поначалу кажется слишком суровым по отношению к нашим запросам. Возможно, мы слишком много едим. Японцам для полного насыщения достаточно миски отварного риса, сдобренного какой-нибудь тушеной зеленью. Мясо в пищу они почти не употребляют. В Японии нам ни разу не удалось увидеть пасущийся скот, хоть мы и объездили остров Хоккайдо вдоль и поперек. Да что там корова, мы ни разу не видели здесь курицы, которая копошилась бы в придорожной пыли. Но пыли, как таковой, в Японии просто не существует. К тротуару вплотную приторочен в редких случаях газон, а чаще всего возделанная делянка, засеянная чем-то полезным. Представить себе дикий луг, поросший сорняком, в этой стране просто невозможно, – каждый клочок земли у них обработан. Иной раз стоишь на остановке автобуса и видишь, что делянка с посевом примыкает вплотную к асфальту или плитке, так что ни пяди земли не пропадает даром.
Возможно, именно с традиционным рационом из морепродуктов, рыбы и овощей связано то, что японцы представляют собой более мелкую расу, чем европейцы.
Зато какое разнообразие даров моря вы увидите на любом рынке или на прилавках магазинов!
Выйдя под вечер из своей гостиницы, я обнаружила, что рядом с нами – богатейший базар. На мангалах в котлах булькал рис, и этот специфический запах дразнил аппетит. К рису предлагали всевозможные тушеные и вареные добавки. Их готовили тут же в котлах или жарили на противне. По-моему, еда на любом японском рынке ничуть не хуже, чем в многочисленных ресторанах.