да на пороге дачи Чуковских в Переделкине появился знаменитый автор только что опубликованных в «Новом мире» повестей: «Один день Ивана Денисовича» и «Матренин двор», – Александр Исаевич Солженицын. С маленьким чемоданчиком, в котором он вез уцелевшие после конфискации его архива рукописи, он приехал в Переделкино из Рязани по приглашению Корнея Ивановича пожить у них на даче и в Москве, если ему понадобится. Своей квартиры у Солженицына в городе не было.
Вместе с этим чемоданчиком к ним вошел моложавый человек, сверкающий белозубой улыбкой, веселый и бодрый. Никакой подавленности в облике, скорее бесстрашная решимость и готовность принять бой.
С этого все и началось. Люша перепечатывает его рукописи. Развозит по разным адресам, звонит по телефону, называясь условными именами. Принимает Солженицына в Москве, в своей малометражной квартирке на Тверской, в доме, ныне украшенном барельефом Корнея Ивановича, – там А.И. была отведена комнатушка, едва вмещавшая узкую, потерявшую геометрические очертания койку и какой-то прилавок, где он, кое-как примостившись, мог писать. Пообщаться друг с другом и обменяться новостями они выскакивают во двор, – под «потолком» все разговоры их фиксируются. Угроза обыска и конфискации заставляет торопиться, надо как-то перепрятать уже написанные романы «В круге первом» и «Раковый корпус». И самая большая проблема – как сберечь экземпляры «Архипелага ГУЛАГ», который Солженицын пишет в тайне от всех и о существовании которого знает несколько человек, включая Люшу.
А между тем гонения на писателя набирают обороты. В октябре 1969 года при одном строптиво воздержавшемся, Данииле Гранине, его исключают из Союза писателей. Про Солженицына активно распространяется гнусная клевета, которая порочит доброе имя писателя. Печататься невозможно. 12 ноября 1969 года Александр Исаевич направляет обращение в Секретариат СП СССР: «Гласность, честная и полная гласность – вот первое условие здоровья всякого общества, и нашего тоже. И кто не хочет нашей стране гласности – тот равнодушен к отечеству».
Самому ему никакая «гласность» не грозит. Дорога на страницы печати, на радио и телевидение для него закрыта. Теперь главная мечта начальства, быстро одумавшегося после короткой «оттепели», – заткнуть Солженицыну рот. Его стараются всеми силами отлучить от читателей. Прорваться на творческий вечер к читающей публике он сумел, по всей видимости, лишь однажды. Этот вечер проходил в Доме культуры Института атомной энергии им. Курчатова, где работает мой муж. Дом культуры Курчатовского института в ту пору был средоточием всего самого интересного и передового в культурной жизни столицы. Художественные выставки – скульптуры Неизвестного, Сидура с выступлениями самих творцов этих шедевров. Литературные вечера Евтушенко, Вознесенского, Рождественского. И вот теперь – автор нашумевших произведений, всем известный по «самиздатовским» листкам, передававшимся с рук на руки, по «рентгеновским» перепечаткам, открывавшим глаза нашим людям на разные, до тех пор неведомые им явления окружающей жизни.
Билеты на вечер расхватали в один миг. А кому не досталось, брали вход штурмом. Такого ажиотажа не было со времен вечера Евгения Евтушенко, когда он в этом же зале читал свою знаменитую «Качку». Высокий, как столб, в немыслимом заграничном пиджаке и развевающемся заокеанском галстуке, Евтушенко раскачивался в такт своей «Качке», и ликующая публика, подхватившая это движение, которое для них олицетворяло какую-то надежду, едва не обрушила балконы, окружавшие зал.
Итак, вечер А.И.Солженицына состоялся. Это было какое-то чудо. Когда все, наконец, как-то уселись, на сцене появился А. И.Солженицын. Подпоясанный армейским ремнем, твердый шаг, развернутые плечи. «Очень русский по виду», – как пишет о нем в своих воспоминаниях Лидия Корнеевна Чуковская. Таким предстал перед нами этот бывший узник сталинских лагерей, перемоловших миллионы ни в чем не повинных людей, один из которых, по счастью, выжил и мог рассказать обо всем, что видел сам, глазами очевидца.
Александр Исаевич читал отрывки из неопубликованного романа «Раковый корпус» и недавно конфискованного романа «В круге первом».
Вдохновленный чтением, Солженицын делал поясняющие жесты, иногда переводя дыхание и пристально вглядываясь в зал. Никакой ущербности в облике этого бывшего «зэка» не наблюдалось. Он был воплощением смелости и бесстрашного вызова. Всем было очевидно: то, что им совершенно открыто сейчас читают со сцены, «не созвучно» и «не отвечает запросам нашего народа». Публика замерла, переживая одновременно ужас и восторг. «При чем это мы присутствуем ныне? – по временам закрадывалась беспокойная мысль. – А не могут ли нас всех после этих слушаний – в автобус, и отвезти, куда следует?»
Солженицыну бешено аплодировали, засыпали вопросами. Быстрота его реакции поражала. Он отвечал, не уклоняясь, на все самые рискованные вопросы – обо всем беспределе, творившемся вокруг него и подогреваемом каждую минуту. Задающие вопросы также ставили себя под удар, позволяя себе выражать сочувствие автору, чьи произведения явно подрывают устои и провоцируют несогласие с основной линией партии. Не исключаю, что потом многих вызывали в партком режимного Института атомной энергии, где они получали самое последнее серьезное предупреждение…
Надо полагать, Александр Исаевич испытал душевный подъем после этого вечера, на котором он получил столь мощную моральною поддержку от огромного коллектива думающей и просвещенной научной общественности, полностью разделявшей его мысли и настроение.
Назревала катастрофа. Люша Чуковская предчувствует ее приближение, о чем красноречиво свидетельствуют страницы ее дневника.
В декабре 1973 года в Париже, в издательстве «ИМКА-Пресс» выходит из печати первый том «Архипелага ГУЛАГ», до тех пор хранившийся у надежных друзей Солженицына. Согласие на опубликование за рубежом этого своего произведения Александр Исаевич дал после очередного обыска с изъятием его рукописей и трагической гибели одной его помощницы и машинистки. Она была арестована, пять дней длился допрос, и она выдала местонахождение рукописей Солженицына, которые должна была уничтожить, но не смогла этого сделать. Придя домой, несчастная женщина покончила с собой.
Ну, а затем, 12 февраля 1974 года, последовала высылка А.И. из СССР.
Нобелевскую премию Солженицын получил в 1970 году. За четыре года до появления в печати первых частей «Архипелага». В то время он находился заграницей. Люша пошла на Центральный телеграф, на Тверской, и отправила ему поздравительную телеграмму. После этого ей стали звонить по телефону:
– Вам надлежит тогда-то и тогда-то явиться на Лубянку. Не забудьте захватить с собой паспорт. С вами намерен побеседовать один наш товарищ.
Люша прекрасно понимала, о чем «один наш товарищ» собирается с ней беседовать после обязательной преамбулы: «поймите меня правильно». И, несмотря на угрозы, по указанному ей адресу не пошла. Такой у нее был характер.
На церемонию вручения премии, состоявшуюся, казалось бы, так недавно, в 2011 году, в фонде им. А.И. Солженицына, мы собрались тогда еще все вместе: Владимир Кассиль с женой, я, Татьяна Вирта, пишущая сейчас эти строки, и Николай Каверин – ближайшие переделкинские друзья Люши.
Николай Каверин держал слово. Он говорил о мужестве нашей подруги и ее самоотверженном труде, отданном на благо нас всех – потому что без ее усилий мы могли бы остаться без многих книг ее Деда, Матери и Александра Исаевича Солженицына…
Николай Вениаминович Каверин, сын В.А. Каверина, талантливый вирусолог, академик Медицинской Академии наук, умер совсем молодым от неизлечимой болезни. Он работал рядом с нашим домом, в Институте вирусологии РАМН им. Д.И. Ивановского, на улице академика Гамалеи, и в последние годы мы с ним довольно часто встречались. Коля пересекал небольшой парк, примыкающий к нашему дому, и вот он уже у нас. Улыбающийся, общительный, дружелюбный. С возрастом старые друзья – бесценный подарок судьбы, и когда она отнимает у нас кого-то из них, образуется вакуум, который нечем заполнить.
Окончив в 1957 году лечебный факультет 1-го Московского мединститута, Коля поступает на работу в Институт вирусологии, где с успехом проходит путь от младшего научного сотрудника до академика МАН. Работы Н.В.Каверина посвящены главным образом молекулярно-биологическим аспектам вирусологии, а также исследованиям биосинтеза РНК.
Мы выпивали с Колей рюмку-другую, вспоминали моих и его родителей – они были в добрых, приятельских отношениях, наши дачи в Переделкине находились по соседству, и время от времени кто-то к кому-то заходил под вечер на огонек.
Послевоенные годы были для В.Каверина и Н. Вирты годами успеха: «Два капитана» Вениамина Каверина читали и перечитывали все, от мала до велика.
У моего отца, Николая Вирты, вышел снятый по его сценарию фильм «Сталинградская битва» – первое экранное воспроизведение великого сражения Отечественной войны.
Ну, а потом мы с Колей пускались в воспоминания о нашем переделкинском детстве – об этом мы могли говорить с ним бесконечно.
Коля рассказывал о том, что в настоящее время вовлечен в одну из острых проблем вирусологии – а именно – в проблему адаптации вирусов к лекарственным препаратам и создания новейших средств для борьбы с особо опасными болезнями.
– Еще совсем немного, и мы найдем то, что нам нужно. И тогда все будут спасены, – с уверенностью говорил Коля.
Но не успели, не нашли…. И Колю спасти не удалось. А нам снова остается только вспоминать.
Прошло всего пять лет после того торжественного вечера, когда Люше вручали премию в этом зале. И зал все тот же, и та же публика. Но, к сожалению, повод собраться здесь другой…
И все-таки было одно утешительное выступление на поминальном вечере в центре им. А.И.Солженицына. О Люше говорил священник, о.Иоанн, молодой и красивый, из какого-то дальнего северного прихода. Я не знаю, при каких обстоятельствах они познакомились, но в последние годы они, по его словам, душевно сблизились с Люшей, часто встречались и подолгу спорили, не соглашались друг с другом, но тем не менее находили новые и новые темы для беседы.