Тяжелый табурет с железными ножками оставил на стекле только туманное пятно. Как будто кто-то пыльной тряпкой прикоснулся.
Крученый выругался. Прошелся до угла. И сел там на пол, расставив ноги и опустив между коленей сомкнутые руки.
– Антон, я тебе еще не все сказала. Люди Стаса и Мони похитили Линку. Прислали мне на телефон фотографию…
– Там только Линка или и Серега тоже? – вскинул голову Крученый.
Евдокия в несколько предложений обрисовала ситуацию. Закончила словами:
– Мне очень хочется надеяться, что их не убьют.
– На какой станции они вышли? – Евдокия ответила, и собеседник кивнул: – Так я и думал. От Н-ска железка делает большую петлю. До нас потому легче и быстрее добираться на машине или самолете. Я думаю, Ангелина и Серега уже здесь. На хорошей тачке их сюда вернуть – три-четыре часа по прямой. – Крученый снова опустил голову, помотал ею из стороны в строну: – Во я влип. Серегу еще подписал!
– А кто он такой? Из ваших, из братвы? – Евдокия не стала говорить, что многое уже узнала. И совсем не потому, что боялась микрофонов, «червя» в ее телефон зарядили уже давно, и Стас знал про разговор с Димой Павловым.
Сыщица захотела элементарно проверить степень откровенности Крученого.
– Серега не при делах, – глухо, глядя в пол, сказал Антон. – Он вообще-то коммерс. Чистый. Но когда-то мне задолжал – не денег, как ты понимаешь, а одолжение. Ну я его и попросил… – «Гевара» замялся, но все-таки продолжил: – Сказал, что хочу к одной детке подобраться, но та… – Антон усмехнулся: – Ты. Затейливая очень, с кондачка не выгорит. А Серега балагур известный, я ему наводку на Ангелину дал…
– Ненавижу, – против воли, но отчетливо прошептала Евдокия. – Сволочи вы оба.
Антон пружинисто поднялся на ноги, подошел вплотную к сидящей на столе девушке и, глядя ей в глаза, проговорил:
– А если я скажу, что Серега на Линку запал всерьез? Что врезался?
– А если я не поверю? – не отводя глаз, просипела Землероева.
– А ты попробуй. Или считаешь свою подругу пустышкой, не способной влюбленного мужика от помойки отличить?
По сути говоря, примерно так. Синицына, конечно, не пустышка, а большая умница, но на любовь доверчивая… спасу нет. Семейное у них это. Романтическая интеллектуальная особенность: обожают сирых и убогих пригреть и повоспитывать.
– Проехали.
Евдокия спрыгнула со стола, так как ей показалось, будто Крученый может прижаться и облапить, затеять игру: «Что, если скоро мы умрем? Что, если я последний мужчина в твоей жизни?.. Зачем же время попусту терять?..»
Дуся сходила до двери. Задумчиво поколупала почти незаметную щель дверного косяка…
Потом резко повернулась и вперила глаза в любовника:
– У тебя с Аллой Муромцевой что-то было? От неожиданного перехода «тигр» опешил:
– А Алла-то тут при чем? – Видимо, решил, что Евдокия продолжает толковать о деле и каким-то образом пытается пришпилить жену главного полицейского к интриге.
– Да просто интересно. – Терзая нереального любовника испепеляюще пытливым (скрытно – обжигающе ревнивым) взором, Евдокия упрямо гнула линию.
Антон пожал плечами:
– Не понимаю.
– Ответь! – Дуся топнула ногой. – У тебя было что-то с Аллой?!
До нереального мужчины наконец-то доперло. И хотя ситуация была из рук вон гадкой, он засмеялся:
– Ах вот оно что… Нет. – Выпрямившись, Антон серьезно посмотрел в стыдливо сощурившиеся Дусины глазки и повторил: – Нет. Между мной и Аллой Викторовной никогда ничего не было.
– Так я тебе и поверила.
Евдокия вновь повернулась к бесполезной щелке и колупнула ее пальцем.
Почему-то ей показалось, что момент крайне удобен для того, чтобы подойти, прижаться и обнять, шепнуть: «Ты глупенькая, я одну тебя люблю», но позади стояла гробовая тишина. Подошвы нереального любовника не скользили по покрытию.
«И фиг с тобой! Не очень-то хотелось!»
Хотя обидно. Момент – может быть, они живут последние часы? – был крайне удобным, чтобы попросить прощения.
«И черт с тобой!»
– Дусь, почему ты сказала, что тебя придется выпустить отсюда?
Для Антона момент был отнюдь не романтическим. Его только что предал лучший друг. На голове четыре этажа стояли.
Евдокия обернулась и невозмутимо произнесла:
– А у него нет выбора. Но об этом я не хочу говорить. Попрошу лишь об одном – если в ближайшее время у тебя появится желание меня пристукнуть, подумай, прежде чем сделать.
– А почему я должен захотеть тебя пристукнуть?
– Да есть такое предположение, – вздохнула Землероева. – Расскажи мне лучше о Сергее. Насколько я понимаю, твоими молитвами у моей подруги появился серьезный претендент… А время чем-то нужно занять.
– У нас его много? – «Че Гевара» поднял брови.
– Не слишком. Так что говори. В разговоре время летит лучше, да и нервов меньше.
Антон начал вспоминать школьные годы, одноклассника Серегу Ковалева…
Слушая неторопливое повествование, Евдокия думала: «С кем вернется Хабанера? Один? Или…» Понять, играет убийца вместе с Моней или смотрящим, было крайне важно!
Навряд ли Моня или Воропаев придут полюбоваться узниками, но лучше подготовиться к любому повороту. Крученый занят. Отвечать на его вопросы под запись не надо. Есть возможность не спеша подумать!
На то, чтобы обмозговать ситуацию и, вероятно, посоветоваться с подельником или подельниками, Стасу понадобится как минимум час-полтора. И как ни странно, в этом случае задержка играет на руку заложникам.
Стас появился через три часа.
Возник за стеклом неожиданно. Встал у операторского пульта. И прямо посмотрел на друга, которого предал. А вероятнее всего – приговорил.
Евдокия покосилась на сидящего в углу Крученого. Он набычившись разглядывал предателя. Молчал. Ждал, пока тот приступит к разговору первым.
Евдокия вышла на авансцену и, немного загородив Крученого, сделала Хабанере знак включить звук.
Стас нажал на пару кнопок, за это время Евдокия достала из кармана мобильный телефон и приложила его к стеклу.
– Посмотри сюда, – спокойно приказала Хабанере. – Посмотри. И вспомни точное время, когда я и Крученый сюда приехали. – Предатель прищурился на дисплей мобильника, и сыщица продолжила: – Подъезжая к этому дому, я разговаривала с мамой. Я поменяла телефон и сообщала ей новый номер. Говорила, что еду с приятелем Антоном. Как думаешь, если сегодня вечером я не вернусь к Муромцам, с чего начнут мои поиски?
Евдокия дала Стасу время подумать. Сама судорожно просила Небеса утихомирить Крученого за ее спиной! Все это время сыщица не могла ни о чем предупредить Антона, не отважилась даже намекнуть о том, что ей предстояло сделать! Боялась, что последующая расшифровка их разговора, записанного здешней аппаратурой, докажет: сыщица блефует и никакого разговора с мамой не было.
Ей оставалось лишь надеяться, что время той «беседы», прилежно зафиксированное памятью мобильника, подействует куда как лучшим свидетельством ее правдивости. Наглядность факта всегда подстегивает нервотрепку в нужном направлении.
– Спустя примерно минуту после разговора с мамой сигнал телефона пропал от вышек сотовой связи. Радиус, как ты понимаешь, будет установить легко. Муромцы посадили меня под домашний арест, если я не найдусь в течении ближайших часов, они начнут меня устанавливать по сигналу мобильника. Доходит, Хабанера, или мне дальше говорить?.. Уже к вечеру в этом районе будут прочесывать каждую крысиную нору! Начнут, как ты догадываешься, с любой недвижимости вашей шайки!
Дуся помолчала, дождалась, пока побледневший «продюсер шансонье» кивнул. И продолжила:
– У тебя, конечно, есть варианты. К примеру, ты можешь открыть эту дверь и попытаться нас завалить. Но, – Евдокия оглянулась на мрачного «тигра», – здесь вряд ли обойдется без моря крови. – Повернулась снова к Стасу: – Рассказывать тебе о современном уровне криминалистики, я думаю, не имеет смысла. Ты можешь отодрать все окровавленные тряпки со стен и пола, но следы найдут и на бетоне. Так что ты, Стас, попал. И я предлагаю тебе свой вариант. Готов послушать?
Хабанера вновь кивнул.
Евдокия не могла знать, какой разговор подготовил Хабанера: он шел сюда пугать, уговаривать, договариваться или убивать?.. Но в любом случае он не мог представить такого поворота! Жертва давит с первой же секунды и диктует правила игры.
– Ты захватил сына смотрящего, Стас. Ты убил вора в законе. И у тебя есть выбор: уйти в бега богатым… или драпать в заграницы нищим. Я все сказала. Выбирай.
Евдокия замолчала, скрестила руки перед грудью и в упор глядела, наблюдала, как стоящий за стеклом смазливый брюнет начинает покрываться потом.
По вискам Хабанеры заструились тяжелые капли, вероятно, он уже понимал, что выпутаться ему будет тяжело. Но чтобы настолько…
Сыщица, оказывается, сбежала от Муромцев, и те начнут ее разыскивать в ближайшие часы!
Стас зашевелил губами, и динамики донесли до Евдокии вопрос:
– Почему я должен тебе верить?
– Потому что у тебя нет выбора. Я понимаю, машину Антона ты уже отогнал на другой конец города, что-то насочинял-наплел своим работникам, и те сюда не сунутся… Но, Стас, все это смешно. Тебе не выпутаться. И чем раньше ты пойдешь в отрыв, тем больше шансов оторваться. За тобой, дружок, рванут и менты, и воры. – Глядя на бледного до зелени противника, Землероева усмехнулась: – Страшно, правда? Ты можешь нас убить, но это положения не поправит. Все станет только хуже. Гораздо хуже. В разы. Но вот если ты нас не тронешь… оставишь здесь, а сам исчезнешь из города… Если мы договоримся, то ты получишь фору почти на сутки. Успеешь смыться даже за границу и даже с деньгами. Большими деньгами, Стас.
Используя славный метод кнута и пряника, Землероева начала по правилам – с кнута. Потом уже предложила тульскую закуску. И что тут предпочтительнее, поймет любой неглупый человек.
– Ты нашла деньги Доброжелателя? – прищурился «продюсер».