Право же, нельзя иначе объяснить его движение. Во всяком случае, судно несомненно движется при помощи Гребного винта, и я смогу в этом удостовериться, наклонившись над гакабортом; тогда мне останется только выяснить, какая же механическая сила приводит его в действие.
Рулевой не мешает мне приблизиться, смерив меня насмешливым взглядом.
Перегнувшись через борт, я смотрю…
Никаких признаков бурлящей клокочущей струи, которую обычно вызывает вращение винта… Ничего, кроме ровного следа за кормой, тянущегося на три-четыре кабельтовых, как за простым парусным судном.
Какой же двигатель придает шхуне такую удивительную скорость? Как я уже говорил, ветер скорее встречный, и море лишь слабо колышется.
А все-таки я узнаю, в чем дело! Во что бы то ни стало! И, пользуясь тем, что команда не обращает на меня никакого внимания, я возвращаюсь на нос.
Около носового люка я встречаю человека, лицо которого кажется мне знакомым. Облокотившись на борт, он смотрит на меня и дает мне подойти… Он как будто ждет, что я с ним заговорю.
Я припоминаю… Это он сопровождал графа д'Артигаса во время его посещения Хелтфул-Хауса. Да, конечно, я не ошибся.
Значит Тома Рока похитил этот богатый иностранец, значит я нахожусь на борту его яхты «Эбба», хорошо известной в восточных портах Северной Америки… Ну, что ж! Человек у люка должен объяснить мне то, что я имею право знать. Насколько помню, они с графом д'Артигасом говорили по-английски. Он поймет меня и не сможет уклониться от ответа на мои вопросы.
Я полагаю, что это капитан «Эббы».
— Капитан, я вас видел в Хелтфул-Хаусе, — говорю я. — Вы меня узнаете?
Он оглядывает меня с ног до головы, не удостаивая ответом.
— Я смотритель Гэйдон, сторож Тома Рока, — продолжаю я, — и хочу знать, зачем вы меня похитили и привезли на шхуну?
Капитан прерывает меня жестом; вместо ответа он подает знак стоящим на баке матросам.
Те подбегают, хватают меня за руки и, не обращая внимания на мои протесты, насильно тащат вниз по лестнице в люк.
В сущности это не лестница, а вертикальный трап со ступенями из железных прутьев, вделанных в переборку. Я спускаюсь на площадку, откуда несколько дверей ведут в кубрик, капитанскую каюту и прилегающие помещения.
Неужели меня снова запрут в ту же темную камеру в глубине трюма?..
Повернув налево, меня вводят в каюту, освещенную иллюминатором; он открыт, и в него врывается свежий ветер. Мебель каюты состоит из койки с застланной постелью, стола, кресла, умывальника и шкафа.
Стол накрыт на один прибор. Мне остается только сесть за стол, после чего я обращаюсь с вопросом к поваренку, который, поставив передо мной кушанья, собирается уходить.
Еще один глухонемой! Или этот негритенок просто не понимает английского языка?
Когда дверь за ним затворилась, я с аппетитом принялся за еду, отложив все вопросы на будущее в надежде, что когда-нибудь все же получу на них ответ.
Правда, я опять взаперти, но на этот раз в несравненно лучших условиях, которых меня, надеюсь, не лишат до прибытия в гавань.
Мои мысли вертятся вокруг одного: совершенно ясно, что именно граф д'Артигас подготовил похищение, что он его зачинщик, и французский изобретатель несомненно находится на борту «Эббы» в какой-нибудь не менее комфортабельной каюте.
Кто он такой, этот граф, собственно говоря? Откуда взялся этот иностранец? Захватив Рока в свои руки, он, видимо, хочет любой ценой завладеть секретом фульгуратора? Это весьма правдоподобно. В таком случае надо быть начеку и не выдать себя; если обо мне узнают правду, я потеряю всякую надежду получить свободу.
Сколько мне нужно решить загадок, сколько раскрыть тайн — происхождение графа д'Артигаса, его планы на будущее, курс, которым следует шхуна, место ее обычной стоянки… и, наконец, необходимо понять, почему судно без парусов и без винта плывет со скоростью не менее десяти миль в час!..
С наступлением вечера холодный ветер дует в иллюминатор каюты, и я прикрываю его. Так как дверь заперта снаружи, я почитаю за лучшее растянуться на койке и заснуть под легкое покачиванье таинственной шхуны, плывущей по волнам Атлантического океана.
На следующее утро я просыпаюсь с зарей, одеваюсь, привожу себя в порядок и жду.
Мне приходит в голову проверить, заперта ли дверь каюты.
Нет, не заперта. Толкнув ее, я взбираюсь по трапу и выхожу из люка.
Матросы моют палубу; на корме стоит капитан с каким-то незнакомцем. Мое появление нисколько не удивляет его, и он кивком головы указывает на меня своему собеседнику.
Этого человека я еще никогда не встречал. На вид ему лет пятьдесят; у него черная борода и волосы с проседью, тонкое насмешливое лицо, живые умные глаза. По типу он напоминает эллина, и я убеждаюсь в его греческом происхождении, когда капитан «Эббы» называет его Серке, — инженер Серке.
Что касается самого капитана, его зовут Спаде — имя, по-видимому, итальянское. Грек, итальянец — разноплеменная команда, набранная со всего света на шхуну с норвежским названием, — все это, право же, кажется мне подозрительным.
А сам граф д'Артигас с его азиатским типом и испанской фамилией — откуда он взялся?
Капитан Спаде вполголоса разговаривает с инженером Серке, наблюдая за рулевым, который правит, как будто вовсе не сверяясь с показаниями компаса, установленного в нактоузе у него перед глазами. Скорее он следит за сигналами матроса на носу судна, который жестами указывает ему то лево руля, то право руля.
Там, возле носовой рубки, я вижу Тома Рока. Он смотрит на необозримый пустынный океан, без единой полоски земли на горизонте. Двое матросов, стоя рядом, не спускают с него глаз. Ведь от помешанного можно всего ожидать, — он способен даже выброситься за борт.
Я еще не знаю, разрешат ли мне общаться с моим бывшим пациентом.
Я направляюсь к нему; капитан Спаде и инженер Серке зорко следят за мной.
Приблизившись к Тома Року, который меня не замечает, я становлюсь рядом с ним.
Тома Рок не трогается с места и, кажется, не узнает меня. Оживленный, с горящими глазами, он смотрит в морскую даль, с наслаждением, полной грудью вдыхая живительный соленый воздух. Он радуется атмосфере, насыщенной кислородом, и яркому солнечному свету, льющемуся с безоблачного неба, он купается в его лучах. Сознает ли он перемену в своем положении? Не успел ли уже позабыть и Хелтфул Хаус, и флигель, где его держали под надзором, и смотрителя Гэйдона? Вполне возможно. Прошлое изгладилось из его памяти, он весь в настоящем.
По-видимому, Тома Рок и здесь, на палубе «Эббы», среди океана, остается все тем же помешанным, за которым я ухаживал полтора года. Его психическое состояние не улучшилось, рассудок вернется к нему только, когда речь зайдет о его изобретениях. Графу д'Артигасу известна это особенность по опыту, и, очевидно, он именно на нее и рассчитывает, надеясь рано или поздно выведать у изобретателя его тайну. Но как он думает воспользоваться этой тайной?
— Тома Рок! — зову я.
Услышав мой голос, он вздрагивает, но, мельком взглянув на меня, отворачивается.
Я беру его за руку, пожимаю ее. Он быстро выдергивает руку, так и не узнав меня, отходит в сторону и направляется на корму, где стоят инженер Серке и капитан Спаде.
Любопытно, заговорит ли Тома Рок с кем-нибудь из них и станет ли отвечать на вопросы, после того как не откликнулся на мой зов?
В эту минуту на его лице мелькнул проблеск мысли; его внимание несомненно привлек необъяснимый ход шхуны.
Действительно, он переводит взгляд на мачты и свернутые паруса «Эббы», которая быстро несется по гладкой поверхности моря.
Повернув назад, вдоль правого борта, Тома Рок останавливается там, где должна бы находиться труба судна, будь «Эбба» паровой яхтой, — труба, изрыгающая клубы черного дыма.
То, что поразило меня, озадачило и его… Так же как и я, он не может найти объяснения и тоже спешит на корму, чтобы увидеть работу винта.
За бортом шхуны резвится стая дельфинов. Несмотря на быстрый ход «Эббы», эти проворные животные без труда обгоняют ее, прыгая, кувыркаясь, играя в родной стихии с изумительной легкостью.
Не обращая на них внимания. Тома Рок наклоняется над фальшбортом.
Инженер Серке и капитан Спаде, боясь, что он свалится в море, спешат к нему и, крепко схватив за руки, уводят обратно на палубу.
Мой опытный глаз замечает, что Тома Рок находится в состоянии сильнейшего возбуждения. Он кружится на месте, жестикулирует и, ни к кому не обращаясь, выкрикивает бессвязные слова…
Совершенно ясно, что у него скоро начнется припадок, как в последний вечер во флигеле Хелтфул-Хауса, припадок, имевший тогда роковые последствия. Надо бы подойти к нему и увести его в каюту; быть может, скоро и меня позовут туда для ухода за больным.
Инженер Серке и капитан Спаде не спускают с него глаз, вероятно желая посмотреть, что будет дальше. Вот что делает Тома Рок.
Подойдя к грот-мачте и убедившись, что на ней нет парусов, помешанный толкает ее, обхватывает обеими руками и трясет, точно хочет свалить. Затем, видя, что его усилия напрасны, он перебегает к фок-мачте и также пытается сломать ее. Его нервное возбуждение все возрастает. Непонятное бормотанье сменяется нечленораздельными криками…
Внезапно бросившись к вантам левого борта, он хватается за них. Боюсь, что он взберется сейчас по веревочной лестнице и поднимется на марс фок-мачты… Если его не остановить, он может упасть на палубу, а если судно накренится, — сорваться в море.
По знаку капитана Спаде подбежавшие матросы хватают Рока, напрасно пытаясь оттащить его от вантов, в которые он вцепился изо всех сил. Во время припадков силы больного удесятеряются, — мне это хорошо известно: чтобы справиться с ним, мне часто приходилось звать на помощь санитаров.
На этот раз матросам шхуны — крепким, здоровым ребятам — удается быстро укротить несчастного безумца. Его сбивают с ног и кладут на палубу, крепко держа за руки, несмотря на яростное сопротивление.