Когда пришел в себя, первое, что увидел, был грузовик. Он стоял, уткнувшись передними колесами в неровную стенку кювета, почти поперек дороги.
Иван Васильевич, приподнявшись на локте, ощупал ноги. На правой, ниже колена, был перелом. В левой, хотя и чувствовалась боль, повреждений не было. Просто ее сильно сдавило колесом.
«Так. Все. Отработались! Э-э-эх, растяпа! — ругал он себя, сам не зная за что. — Ну, отчего же так долго никто не едет?»
Шофер полез в карман за кисетом и вспомнил, что оставил его в машине. Попытался привстать на одной ноге, но резкая боль опрокинула его на землю. Не оставалось ничего другого, как лежать и ждать, когда с элеватора будут возвращаться товарищи.
Вскоре на шоссе показалась небольшая точка. Она приближалась. Вот уже видна согнутая фигура велосипедиста, уже различимы развевающиеся на ветру концы пионерского галстука. Да ведь это Митя!..
5
Сразу же после уроков, не задерживаясь в школе, Митя вскочил на велосипед и помчался домой. Сегодня необычный день: дядя Ваня вместо семи рейсов, положенных по норме, решил дать десять. Митя спешил добраться до дому, приготовить уроки и хотя бы один-два рейса проделать вместе с дядей Ваней. Поэтому жал на педали изо всех сил. Ветер свистел в ушах, играл фалдами куртки, концами галстука, с легким похлапыванием откидывал их назад. Уже остался позади горелый березовый колок, промелькнуло в стороне высохшее болото, шоссе с обоих сторон обступил сосновый лес, начался подъем. И вдруг он увидел — на дороге лежит человек. Поехал быстрее. За бугром показалась кабина и борт грузовика, стоявшего поперек дороги.
«Несчастье!» — мелькнула мысль. Колеса велосипеда закрутились еще быстрей. Пот неровными ручейками катился по лицу и мелкими капельками покрывал нос. Митя различил знакомый флажок над радиатором и номер машины 32-12. Ноги ослабли. Мальчик спрыгнул с велосипеда, толкнул его в кювет и побежал.
— Дядя Ваня, что с вами?
— Да вот, колесом малость ногу… Перелом…
— Ну как же это?
— Как? Говорил, тебе: бывает, и медведь летает, когда его с горы столкнут. А эту дуру, — он зло взглянул на машину, — похоже, черти толкнули. Да, в общем, что говорить? Отработались…
Но Митя уже не слушал. Он подошел к машине, включил зажигание, вывел трехтонку на дорогу, помог Ивану Васильевичу взобраться на сидение, втащил в кузов велосипед, развернулся, и машина запылила в село, к колхозному медпункту.
6
Часа через два машина остановилась возле правления колхоза. Митя вынул ключ от зажигания, захлопнул дверцу кабины и шагнул на крыльцо.
В правлении, кроме его одноклассницы Гали Муренковой, никого не было. Девочка сидела за председательским столом и учила уроки.
— Ты что, Мурочка, одна тут?
— Нет, вдвоем: вот телефон еще.
— А председатель не знаешь, где?
— Ты бы не пришел — и о тебе бы не знала.
— Да ну тебя. Я серьезно. Дяде Ване колесом ногу отдавило.
— Что-о-о? Как это?
— А так: отдавило и все. Бывает, и медведь летает, когда его с горы столкнут.
— Ой-ой-ой! А не врешь?
— Была нужда. Видишь — один… — и Митины глаза затуманились непрошеными слезами. Губы чуть скривились и начали подергиваться. С трудом сдерживая себя, чтобы не заплакать, он отвернулся к окну.
— Прости, Митя, — тихо упавшим голосом проговорила девочка. — Я думала… Петр Игнатьевич на ток недавно уехал, а меня просили подежурить. Гони сейчас в бригаду — застанешь…
Весть, привезенная Митей, не на шутку расстроила председателя колхоза.
— Вот несчастье, а! И как он это? — сокрушался Петр Игнатьевич. — Говоришь, в больницу его отвез? — обратился он к Мите.
— Ага.
— И сильно ногу повредило?
— Перелом…
Председатель морщил лоб, хмурил брови, раздумывал.
— Вот что, — произнес он наконец. — Отведи машину в гараж. А я, как управлюсь, съезжу в больницу.
— Дядя Петя, — Митя несмело переступил с ноги на ногу. — Дядя Петя, а можно мне остаться? Пока…
— Что остаться? Где? — председатель быстро глянул на подростка.
— Да на машине-то, — немного осмелев, ответил Митя. — Вместо дяди Вани, пока он выздоровеет…
— Что-о-о? — Петр Игнатьевич строго сдвинул брови, задумался. — Подожди, подожди, а ведь это, пожалуй, мысль! Машину ты водишь хорошо — сам видел. Хотя нет. Нельзя. Школа у тебя сейчас, мать заупрямится, да и автоинспекция без прав ездить не разрешит. Мал ты еще. Сколько тебе лет?
— Пятнадцать скоро. Школу потом догоню — ребята помогут. Мама ничего не скажет, если вы попросите. А инспекторов… Вот уже три месяца с дядей Ваней езжу, ни одного не видел.
— Это как придется. На грех и вилы стреляют. А мысль заманчивая. Хм… Пятнадцать, говоришь?
— Пятнадцать. Жалко: машина будет без дела стоять. А время-то вон какое! Каждый человек на счету…
— Да-а-а. Время горячее. Вообще с виду-то ты парнишка рослый… Крепкий так из себя. А что если…
Петр Игнатьевич не договорил. Он весело хлопнул Митю ладонью по плечу и указал глазами на машину.
— Заводи! Поедем в инспекцию.
7
На следующее утро, едва солнце выкинуло в туманное небо первые лучи, машина 32-12, груженная зерном, тяжело катилась по знакомой дороге. За рулем сидел Митя. Место рядом с ним пустовало, и оттого кабина казалась слишком большой, неуютной. Не слышалось посвистывания дяди Вани, не вился дымок от его цигарки. И только маленький флажок на крышке радиатора, впереди ветрового стекла, напоминал о нем.
…Ровно работает мотор, шуршат шины, шлифуя колею своей рубцеватой поверхностью. Глядит Митя на дорогу, строгий, сосредоточенный. Зорче надо смотреть, а главное, не теряться в трудную минуту. Теперь он сам, один и за все в ответе: за зерно, за исправность машины, за количество рейсов в день.
Гудит машина, мелькают километровые столбики по обочине шоссе. Жмет Митя на экселератор. Все быстрей и быстрей несется грузовик, крутится диск спидометра, мелькают цифры. Тише, Митя, здорово не газуй. Скоростью не надо увлекаться. Так и до аварии недолго. Нет, Митя не превышает положенного предела. Он не хочет, чтобы его сняли с машины и отобрали права. Да, права! Пусть это еще не настоящие корочки с контрольным талоном, а простая бумажка, написанная от руки, да и ездить-то ему разрешается всего-навсего от районного элеватора до колхозного тока, но все же там есть штамп, печать и подпись начальника ГАИ. Теперь ему никакой инспектор не страшен. Вперед, Митя, вперед!
8
Районный элеватор находился на той самой станции, где когда-то, много лет назад, сошел с поезда демобилизованный старшина Иван Шафранов. По обе стороны шоссе, ведущего к приемному пункту, расположился большой поселок полугородского типа. Это районный центр. Справа, чуть поодаль от остальных строений, высится огороженное штакетным забором трехэтажное здание со стеклянным куполом над операционной. В эту больницу поместили Ивана Васильевича Шафранова.
Скучно в палате после веселого рокота моторов, шумного тарахтения сортировок и сочных перебранок на элеваторе с шоферами других колхозов, которые частенько норовят всякими правдами и неправдами без очереди проскочить на весы. Тут уж не зевай!
Лежит Иван Васильевич у распахнутого окна, прислушивается к дорожному шуму.
Вот, поскрипывая колесами, проехал по шоссе фургон, груженный овощами. Вот прогрохотал трактор, и Иван Васильевич, глядя в потолок, представляет, как за трактором, чуть повиливая из стороны в сторону, бежит прицепная тележка, уставленная серебристыми флягами с молоком. Потом долго на дороге стоит дремотная тишина. Только собаки где-то в поселке лениво перебрехиваются, да чей-то петух во всю свою петушиную мочь старательно горланит, приветствуя утро.
Вот опять вой мотора. МАЗ ползет. «Наверное, с кирпичом для нового маслозавода, — решает про себя Иван Васильевич. — А это трехтонка рокочет. Ишь, как культурно моторчик разговаривает. И тяжелый, видать. Никак, с зерном на элеватор. Эх, а моя-то стоит, бедняжка! И угораздило!».
Но что такое? Сигнал! Долгий, зовущий. Иван Васильевич приподнимается на локтях и видит только верхушки далекого леса.
«Да лопни мои глаза — моя!»
Иван Васильевич вытягивает шею, пробует подтянуться к спинке кровати, но тяжелая гипсовая повязка сковывает его движения.
— Сестра! Сестрица!
В дверях палаты показывается девушка в белом халате.
— Что? Что случилось?
— Дочка… Погляди в окно. Номер… Номер машины… По шоссе идет. На бортах, на бортах читай!
— Фу! Ну и напугали вы меня. Я уж думала, невесть что тут произошло.
Девушка не спеша подходит к окну и, близоруко сощурив глаза, долго смотрит вслед удаляющемуся автомобилю.
— Ну, что? Разглядела?
— Кажется, разглядела. Вам записать или так запомните, — улыбаясь, спрашивает она.
— Да говори, говори же!
— Номер машины 32-12. Только не понимаю, зачем вам это…
Но Иван Васильевич будто и не слыхал ее слов.
— Тридцать два — двенадцать… Хорошо, — шептал он, и в его глазах светилась блаженная улыбка.
Но вдруг лицо сделалось строгим, встревоженным.
— Сестрица, а за рулем… Кто за рулем, не приметила?
— Вот этого не разглядела… У вас, мне думается, температура высокая. Давайте-ка градусник поставим.
— Да нет, ни к чему это. Ты понимаешь: она…
— Кто она? Ничего не понимаю.
Сестра ставит Ивану Васильевичу термометр и дотрагивается ладонью до его покрасневшего лба.
— Э-э-эх, дочка! Ничего не знаешь, — с горечью в голосе говорит Иван Васильевич. — Машина-то моя! Я на ней езжу. Ездил то есть.
— А-а-а? Ну и что? Стоило из-за этого шум поднимать на всю больницу?
— За шум я, конечно, извиняюсь. А ты вот о чем подумай: выздоровлю я, выпишусь и уеду домой. Что же ты, сразу обо мне и забудешь?
— Так ведь вы человек! Живой человек!