– Слушай… у него же серьезный диагноз. После такого разве можно вдруг раз и… прийти в себя? Только не пойми неправильно, – поспешно добавила она, переминаясь с ноги на ногу. – Я ничего плохого не имею в виду…
– Ну, тогда и проехали! – резко сказал Лекан. – Хочешь пирог? Дед испек!
Ей было важно не дать ему увильнуть. Ханна подошла к нему вплотную, пока он вытаскивал из холодильника выпечку, и уже серьезно спросила:
– Ты водил его к врачу?
– Нет! – нервно отрезал Лекан. – Слушай…
– Ты должен, – перебила она, наконец поймав его взгляд, вдруг ставший совершенно беспомощным. – Ты же сам все-таки в медицине и знаешь, что такая ремиссия ненормальна.
– Я выношу утки, а не лечу, – отмахнулся Лекан. – И не такое бывает, поверь! Так, бери пирог. Лучше два куска… А мне надо сейчас подбить еще кое-какие хвосты по учебе, поэтому…
– Лекан! – чуть ли не крикнула Ханна, и он замолчал, будто поджал хвост. – Это серьезно. При Альцгеймере такое бывает, прежде чем пациент умрет. Ты не можешь так легко отпускать Амари. Покажи его врачу.
– У него не Альцгеймер, – тихо произнес он. – Его можно вылечить.
– И чем ты лечил? – наступала она. – Как такое возможно? Даже я, не медик, понимаю, что в его случае это очень странно. Ты должен…
– Я дал ему лекарство, да! Довольна? – не выдержал он и грохнул блюдо с пирогом на стол. Все перечницы от этого попадали.
Сам он выглядел взвинченным донельзя и уже не знал, куда себя деть. Ханна его буквально загнала. Она видела, он что-то скрывает, но считала, что имеет право настаивать. Лекан бывал безрассудным на эмоциях. Пусть лучше он на нее наорал бы в конечном итоге, но сказал бы правду. И в следующее мгновение он раскололся:
– Я дал ему новую таблетку… И буду еще давать какое-то время… Теперь такое лечится.
– И кто прописал эту таблетку? – сощурилась она.
– Я купил ее у особого поставщика. Черт, ладно, она нелегальная. Только никому ни слова! – взмолился он, неожиданно хватая ее за руки.
Глаза у него были совсем несчастными, и стало ясно, что у излечения Амари высокая цена.
– Это наркотики какие-то? – догадалась она.
– Почему сразу они? Просто… новое лекарство.
– Господи… Как ты мог на это повестись! – выдохнула она. – Ты знаешь ее состав? Она одобрена врачом? Какие нормальные таблетки добывают через дилеров, скажи на милость?
Лекан опять рассердился, но его голос задрожал так, будто он был готов расплакаться.
– А что мне делать, скажи? У тебя были такие больные родственники? Ты их выхаживала днями и ночами, зная, что никакой надежды на их возвращение нет? Что ты вообще знаешь о моих проблемах?
Ханна молчала, не зная, как продолжать. Она с самого начала выбрала неверный тон, теперь Лекан ее точно не стал бы слушать. В голове не укладывалось, что он ввязался в какой-то криминал, доверился непонятной пилюле… Ей казалось, что он рассудительнее.
– Ты прав. Нет у меня права тебя отчитывать. Извини, если перегнула палку. Просто… – Она подняла на него предупреждающий взгляд. – Тебе не страшно пичкать его непонятно чем?
Лекан отвел глаза. Некоторое время они молча стояли посреди маленькой кухни, и слышалось только гудение труб. Их неловкую паузу прервал хлопок двери. Амари вернулся и приветливо махнул обоим, выбираясь из своего старомодного пальто.
– Ханна, ты как раз вовремя. У нас пирог с голубикой! – заговорщицки объявил он.
Не верилось, что эта жизнь в его глазах, плавные движения, интеллект были результатом какой-то сомнительной таблетки.
«Что это за лекарство такое, которое даже больных деменцией возвращает…» – размышляла Ханна.
Лекан молча отрезал ей полпирога, завернул в салфетку и выпроводил в подъезд. Затем дверь захлопнулась.
Ребекка, Эрик, странный препарат, проникший в Ханну через донорское сердце, темные дела Лекана и воскресший Амари – все это напоминало водоворот. Стоило ей перевести дух, как в четверг вечером пришло заветное сообщение от Эрика.
Он просил ее задержаться в пятницу после работы в офисе, так как Рудяк хотел с ней побеседовать.
Первой, как всегда, заговорила ее мнительность.
«Может, меня просто уволят?»
Но она все же подавила больное воображение и постаралась морально подготовиться к встрече с человеком, которому смотрела в рот вся корпорация.
Офис находился при фабрике, и добираться до него всегда было отдельной историей. Но работать со всеми на самом деле ей нравилось. Здание было очень современным, с бассейном и спортивным залом. Теперь, когда Ханна почти полностью восстановилась после операции, стоило приходить сюда чаще. Она всегда брела по обочине жизни, но мир нормальных людей постепенно становился достижимым. Осознание, что ее жизнь может быть и другой, оказалось новым. Похоже, она никогда и не позволяла этой мысли проникнуть глубже, отгоняя ее, как и все хорошее.
«Спасибо, Ребекка, что изменила хоть что-то. Кажется, я никогда не благодарила тебя за возможность жить дальше», – впервые подумала она.
– Ты прямо сияешь… – заметила одна из коллег, когда они столкнулись на кухне. – В чем твой секрет?
– Ни в чем, – нервно рассмеялась Ханна, смутившись от ее комплимента.
Вошли еще две девушки из соседнего отдела, и завязалась болтовня. Говорили о том, как осточертела зима, и что у всех завал. Внезапно одна из них сказала:
– А вы видели, кто сейчас приехал? – Она сделала интригующую паузу и добавила: – Фергюсон младшенький.
Сердце Ханны екнуло, и она замерла, не донеся кружку до рта.
– Когда? – взволнованно застонала коллега из отдела закупок. – Почему я вечно его пропускаю!
– Будь я помладше, визжала бы, как вы, – фыркнула та, что была из отдела Ханны. – Чертяка, конечно, хорош, но репутация…
И все трое издали синхронное «м-м-м».
Ханна не выдержала и аккуратно спросила:
– А что про него говорят?
Одна из них быстро огляделась и, снизив голос до полушепота, сообщила:
– Ну… всего не перескажешь. Но ходят слухи, что он переспал со всем Гамбургом.
– Прямо-таки со всем? – усомнилась Ханна.
Девушки обменялись красноречивыми взглядами, и стало ясно, что Ханна оторвана от жизни.
– Потаскун он еще тот. Я же с ним училась в школе. И тогда пол-Фледлунда по нему убивалось, а он этим пользовался.
– Я бы не возражала, – промурлыкала одна из них. – Странно, что он учился в обычной школе. Зная нашего босса, скорее его должны были упечь в какой-нибудь частный интернат для будущих президентов.
– Говорят, у него серьезные проблемы с отцом, – сообщила коллега Ханны, в очередной раз стрельнув глазами в сторону двери. – Слышали историю про порно на совете директоров?
Девушки округлили глаза и сдвинулись в кружок. Со стороны казалось, что они что-то замышляют. Но тема была волнующая, и Ханна уже забыла о том, чтобы выскользнуть и оставить их шушукаться втроем.
– Пару лет назад было. Хенрик велел ему быть на совете, чтобы приобщить к бизнесу. Видимо, они между делом поругались. Эрик пришел, но подменил презентацию и поставил во время речи отца какой-то БДСМ-ролик. Затем демонстративно ушел. Такой позор был…
– Да ну? – оживились молоденькие девушки, почему-то пребывая в восторге от этой выходки.
Коллега Ханны покивала, поджав губы. Внезапно в кухню вошли менеджеры. Двух как ветром сдуло, а Ханна и ее сослуживица сделали вид, что усиленно мешают свой чай.
Выяснилось, что она совсем ничего не знает об Эрике. Убитый горем человек, проводящий время в квартире своей мертвой девушки, и тот, кто развратил, по словам авторитетных источников, весь Гамбург, были словно разными людьми. И неужели он приезжал сегодня из-за нее? Да кто она, вообще, такая? Что в ней интересного, кроме сердца Ребекки?
Конца рабочего дня Ханна ждала с волнением. Эрик еще вчера велел ей идти сразу в офис Рудяка, и она все представляла, что он тоже там будет, и ей нужно хорошо выглядеть. Она даже подвела глаза, которые обычно слезились от любой косметики, и ощутила себя еще более жалкой. В опенспейсе уже никого не осталось. Подхватив пальто, Ханна отправилась в исследовательский центр, где до этого была лишь однажды, да и то на экскурсии.
К ее удивлению, у них работа шла вовсю. По коридорам сновали сотрудники, и домой никто не собирался. Перед кабинетом Рудяка ее пробила нешуточная дрожь, но она взяла себя в руки и постучала.
– Войдите… – зычно отозвался доктор.
В кресле сидел он сам в белом халате шиворот-навыворот, в окружении трех грязных чашек.
– А-а-а, фрау Марек, – с заметным славянским говорком произнес он, расплываясь в широченной улыбке. – Вот и вы.
Ханна еще раз огляделась, чтобы убедиться, что Эрика здесь нет. В душе ощущалось одновременно и разочарование, и облегчение.
«Ну да, с чего ему со мной носиться… Он просто чувствовал себя обязанным из-за ситуации с пересадкой», – желчно подумала она, но изобразила улыбку.
– Говорите по-польски? – учтиво осведомился Рудяк.
Она кивнула, и они перешли на ее родной язык. Рудяк говорил с заметным силезским акцентом, но атмосфера в кабинете тут же изменилась.
– Давайте обсудим вашу интересную ситуацию, – начал он. – Эрик рассказал мне тревожащие симптомы, и я вынужден подтвердить – Ребекка добровольно согласилась на испытания. К сожалению, ее состояние стало тупиковым, и закончилось все самоубийством. Мы не знали, что она согласилась пожертвовать свои органы, иначе бы исключили ее из исследования или потребовали бы отозвать завещание. У нас сейчас из-за вас беспрецедентная ситуация.
– Что у нее была за болезнь? – поинтересовалась Ханна, не сводя с него глаз.
Оттого что они говорили на польском, беседа перестала носить официальный характер, и из Рудяка, казалось, можно было вытянуть больше, чем ей следовало знать. Он и сам словно уже не был одним из начальников, в его тоне появилось что-то доверительное.
– Нарциссическое расстройство личности. Психиатрические препараты обычно не показаны при таком заболевании, но у нее оно шло с симптомами тяжелой депрессии и тревожности. Она сама захотела попробовать экспериментальную терапию «ФЕМА», чтобы «раз и на всегда перестать быть наказанием для всех», как она выражалась…