Затем подошел день очередного обследования при центре «ФЕМА», и Ханна заодно поработала в офисе. Дальше своего угла она не вылезала, интерес к окружающему миру опять исчез. В исследовательском центре ее передали какому-то другому сотруднику, Рудяк, видимо, поручал всю рутину своим миньонам. В этот раз помимо анализов расспрашивали об опыте приема антидепрессантов. Один врач прописывал их, но подобрать подходящий так и не удалось, Ханна в итоге от них отказалась. Магда считала, что ей пока не нужна медикаментозная коррекция. Сколько было врачей, столько она выслушала и мнений.
Ближе к обеду ее отправили на перерыв. А снаружи ждал он. Эрик сидел в футуристическом хромированном кресле приемной и что-то читал в телефоне. Вокруг сновало много других людей, но в нужный момент он оторвал голову от экрана, и при виде нее уголки его губ едва заметно поднялись. Это была даже не усмешка, а отблеск тайного знания о чем-то между ними.
– Ты что тут делаешь? – нервно спросила она, ощущая неудобство за свой невзрачный вид.
«Надо было хоть причесаться».
Но Эрик не выискивал в ней недостатки.
– Решил проведать. Какие новости?
– Никаких, – неуверенно усмехнулась она. – Лучше спроси врача, мне они ничего не говорят.
– Будто мне они скажут.
Стоило Эрику улыбнуться, как он преображался. Для узкого, утонченного лица у него была слишком широкая улыбка, норовившая вот-вот вырваться за острые скулы. В этом было что-то от Чеширского Кота.
– Ты же сын шефа. Какие могут быть секреты от тебя?
– Представь себе, им вообще наплевать на меня, – закатил он глаза. – Я просто хожу сюда, как в музей, и чтобы поесть в их столовой. Еда тут очень даже недурная. Пошли покажу.
Он положил руку на ее плечо, чуть направляя в нужную сторону. Его появление всегда сопровождалось оживлением. События нанизывались друг на друга, а ход времени становился незаметным.
– Я понимаю, что обо мне все думают как о наследнике этой фабрики химических грез, – пояснил он, когда они сели с подносами за свободный стол. – Но эта компания отойдет кому угодно, только не мне.
– Это уже решено? – спросила Ханна, внимательно разглядывая его переменчивые черты. – Твой отец – талантливый управляющий.
– Он талантливый подонок, – еле слышно отозвался Эрик. – И я хочу держаться от этого грязного бизнеса подальше. Отец поставил мне условие, что, если я не начну работать в управлении «ФЕМА» после университета, он распорядится, чтобы после его смерти все полномочия перешли к совету директоров. Вопреки мнению, что мы под Маринетти, тот – совладелец швейцарской части компании и сам оставил за отцом свободу действий. Может, и зря. Мне кажется, он о многом не подозревает.
Эта откровенность была странным подарком. Подобные вещи должны говорить только очень близким людям. Ханна пока не понимала, чем заслужила такое доверие.
– Что же ты будешь делать?
Тактичнее было спрашивать о нем самом. Комментировать его отношения с семьей она была не вправе.
– У меня есть профессия, которая меня прокормит. Я вообще считаю, нам с сестрой нужно отделиться и не зависеть от него. За каждую подачку он выставляет троекратный счет даже своим детям.
В свете этого рассказа его выходка с порнороликом, о которой судачила вся компания, показалась отчасти понятной. Никто и не сомневался, что Фергюсон-старший занимается домашней тиранией, но почему-то все были убеждены, что сын с отцом – два сапога пара. Эрика же от него явно тошнило.
Внезапно он склонился к ней ближе и тихо сказал:
– Хватит обо мне. Иначе я не заткнусь, есть у меня такая черта. Хочу знать, как ты. В прошлый раз ты выглядела расстроенной.
Ханна ушам не верила. Невольно она задумалась, как Эрик вообще оценил ту неловкую ситуацию с выпавшим снимком. Любой другой решил бы, что она чокнутая, и держался бы от нее подальше. А он искал встречи.
«Наверное, пытается через меня устроить сеанс с Ребеккой, – с досадой подумала она. – Но какая разница, если он здесь?»
Чем дольше она с ним говорила, тем меньше имели значение причины. Эрик был перед ней, а все остальное неважно.
– Я устала тогда. И… мне было неловко из-за фотографии. Надо вернуть ее тебе, – все же попыталась она объясниться.
– Я хочу, чтобы она осталась у тебя, – отрезал Эрик. – Так лучше.
Они смотрели друг на друга, не произнося ни слова. Всем своим видом он говорил: «Что бы ни происходило в этой ситуации, это нормально». Ее интерес к ним двоим, тень Ребекки, крадущаяся из сновидения в сновидение… «Это все нормально».
Но в следующую минуту Эрик перевел взгляд куда-то за ее спину и обнаружил Кирана-странника. Это прозвище почему-то прочно ассоциировалось у нее с австралийцем. Иногда Ханне даже хотелось звать его именно так, а не по имени. Невысказанное напряжение между ней и Эриком вдруг сошло на нет, и в глубине души хотелось проклясть Кирана, хотя она, в общем-то, хорошо к нему относилась. Выяснилось, что и в него каким-то образом попал Морфей, из-за чего он лишился памяти, и его тоже сюда притащил Эрик.
В итоге осталась только досада, потому что Эрик ушел, а Киран пристал к ней с вопросами. Она заметила, что он изменился. От прошлой безмятежности почти ничего не осталось. Теперь он выглядел порядком раздраженным, даже съязвил пару раз. И его взгляд стал другим. В нем проглядывало что-то ожесточенное и незнакомое. Все вокруг оказалось не тем, чем было изначально.
Хоровод иллюзий ускорялся, и Ханна не понимала, что реально. Она? Ребекка в ней? Эрик, походящий на обещание настоящей любви? Этот город, по водам которого неслись микрочастицы Морфея, и их всех размывало в странных фантазиях? Возможно, это просто долгий сон разума, а на самом деле все они лежат в своих кроватях и не хотят открывать глаза.
Вечером ей пришло сообщение.
«Привет, прости, что убежал. Надо было к сестре ехать. Встретимся на выходных?»
Руки, держащие телефон, тут же взмокли от волнения.
Он не забыл о ней. Когда, вообще, мужчина был так настойчив с ней? Все связи Ханны были короткими компромиссами с такими же проблемными людьми, как она сама.
«Только не в „Кардинале“», – отбила она, а затем чертыхнулась.
Можно было подумать, она выделывалась.
«Повторяться – не мой стиль. Тебе же главное, чтоб без кучи народа?» – пришло в ответ.
Хорошо, что он это понял. Эрик сказал, что заедет за ней в субботу днем.
В день их встречи Ханна надела свою лучшую одежду, хотя все, что она носила, было однотонным и минималистичным. Украшать себя у нее никогда не получалось. Собственное лицо ей казалось каким-то прозрачным и раскрывшимся, как бутон цветка. Глаза словно стали больше, губы ярче, но она не пользовалась косметикой.
Эрик встретил ее, как обычно скупо усмехнувшись. Затем чуть приобнял и открыл дверь автомобиля.
– Мы поедем в наш особняк. Но не волнуйся, папочки там не будет. Зато покажу тебе кое-что красивое, – сообщил он, выезжая на шоссе к городу.
Едва верилось, что их встречи не оборвались. Оставалось только кивнуть, так она боялась сболтнуть лишнего. Всю дорогу они молчали, и, как уже выяснилось, у них получалось делать это в унисон. Мимо проносились голые деревья и сырые, желтые поля. Небо тянулось за ними следом, и это был первый весенний день.
Ворота огромного дома в три этажа раскрылись по сигналу, они заехали на парковку. Ханна не знала, как себя вести, поэтому постоянно ждала от Эрика какого-то знака.
– Пошли! – рассмеялся он, заметив, как она топчет гравий на месте.
Он наскоро показал ей часть дома: мраморный холл и гостиную, обставленные в громоздком, мрачноватом стиле. Все выглядело необитаемым. Их путь лежал по полупрозрачному коридору, соединявшему дом с каким-то другим помещением. Стоило Эрику открыть дверь, как на них дохнуло влажным теплом. Это оказался зимний сад.
– Давай пальто, – мягко сказал он.
Аккуратно он принял ее верхнюю одежду, пока Ханна завороженно оглядывала джунгли вокруг. Застекленное многоугольное здание напоминало зеркальную игрушку. Растения росли даже под крышей в специальных подвесных горшках и оплетали столбы. Вдалеке журчала вода. Закрыв глаза, можно было подумать, что она где-то в тропиках.
– Настоящее лекарство от фледлундской серости… Похоже на тайное убежище, – заметила она.
Эрик кивнул, он выглядел умиротворенным.
– Это оно и есть. Когда мне невмоготу, сижу тут весь день. Дом построил отец, а этот сад вырастила мать. Теперь ты можешь понять, кто есть кто в моей семье.
Он повел ее дальше, и тяжелые зеленые листья с легким шорохом смыкались за их спинами. В глубине сада стояли кресла и тележка с экзотическими фруктами и красиво сервированными морепродуктами.
Ханна задержала дыхание, не веря, что это все устроено специально для нее.
– А еще тут есть оранжерея. – Эрик прошел в соседнее ромбовидное помещение, засаженное экзотическими цветами.
Отодвинув длинные ветви какого-то растения, он вдруг замер, а следом и Ханна. Они оказались здесь не одни. Спиной к ним стояла невысокая женщина в белоснежном брючном костюме и увлеченно разглядывала орхидеи. Она легко обернулась на звук шагов, и по ее лицу пробежала тонкая улыбка.
– Окаа-сан…[18] – вырвалось у Эрика.
– Самолет отменили, – извиняющимся тоном сказала она и добавила что-то на японском. Затем ее взгляд ушел за спину сына, и, подслеповато щурясь, она спросила: – Ребекка-сан?
– Это не Ребекка, – оборвал Эрик.
– Простите, – безмятежно улыбнулась женщина и надела висящие на цепочке очки «Миу-Миу». – Не вижу дальше носа. Издалека показалось…
– Мое имя Ханна, – заторможенно произнесла девушка, почему-то ощущая, как сердце в груди становится тяжелым.
– Зови меня Сумире, – произнесла та.
Как она могла спутать Лейнц с ней? Даже с крашеной головой Ханна и близко не походила на своего донора. Не была же она настолько близорукой. Привкус нереальности происходящего снова накатил как тошнота.