«Ханна бы тебя в первую очередь послушала», – ехидно заметил внутренний голос.
В этом заключалась вторая часть проблемы. То ли Морфей, то ли любовь отшибли у нее здравый смысл, и он не знал, чего от нее ждать. Сумире благосклонно дала и ее контакты, и Киран отправил Ханне сообщение, ответа на которое, впрочем, не пришло. Но когда он уже подъезжал к месту, она позвонила ему сама.
«Эрик ведет себя странно…»
Что-то в ее голосе пугало. Она словно говорила с ним из другого мира, а затем и вовсе отключилась.
К одинокому дому, стоявшему посреди опушки, вела длинная аллея, и в ее конце уже виднелся «роллс-ройс». Издалека Киран заметил их вещи в беседке, но в ней никого не было. Тогда он вошел в дом и тут же прикрыл рукавом нос и рот. Запах стоял отвратительный.
В гостиной нашлись они оба. Ханна лежала на диване и смотрела в потолок широко раскрытыми глазами. Ее лицо омертвело, и на полупрозрачной коже проступила сеть тонких вен. На тумбе Киран заметил шприц и надломленные ампулы. Эрик же замер над ней, как паук, уперев руку в спинку дивана, и чего-то выжидал.
– Ты что тут делаешь? – вырвалось у него при виде Кирана.
– Рудяк рассказал, что ты даешь ей Морфей, – с ходу сказал он, не намереваясь выдумывать идиотские предлоги, хотя на лице Эрика было написано, что он охотно подыграл бы чему угодно, лишь бы не объяснять происходящее. – Прекрати. Это тупиковая дорога.
В ответ мелькнула диковатая улыбка, и лицо в обрамлении длинных черных прядей стало откровенно жутким.
– Значит, теперь я? Теперь я на очереди? – истончившимся голосом спросил Эрик. – Ты же стал хорошим парнем, наказал уже «Плутон»… Теперь и мне пора навалять. Да, Киран?
«Эрик все равно остался нарциссичным манипулятором и убийцей…» – каркал в голове Рудяк, ставший провидцем всего, что сейчас происходило.
Действительно, он хорошо узнал болевые точки Кирана: извечные сомнения в правильности собственных поступков и в том, как много он должен на себя брать. Но это была слабая попытка развернуть стрелки, Киран не был настолько уязвимым.
– Я не буду тебе «валять». Мы же как братья. Сам говорил. Я пришел… помочь. Вам обоим, – с трудом подбирая слова, продолжил Киран.
Это была битва, но в ней нельзя было драться.
– Что ты с ней сделал?
Черты Эрика чуть смягчились, но он продолжал вглядываться Кирана, всячески пытаясь его прочитать.
– Она в коме. Я ввел ей Морфей, чтобы вызвать эффект расширения сознания. Как тебе сказать вкратце, для чего… Чтобы позволить Ребекке войти. Это сложный процесс.
– Ты отправил ее в Морфеон, – констатировал Киран, уже поняв, что происходит.
– Ого! – удивленно поднял брови Эрик. – Ты осведомлен. Видно, поболтал с нашим светилом. Ну, что тут тогда объяснять. Сам все видишь. И ты знаешь Ханну. Я не делаю ничего такого, чего она сама себе не пожелала бы.
– Приведи ее в чувство, немедленно. – Киран умоляюще посмотрел на Эрика. – Ты не вернешь Ребекку. Морфей, может, что и лечит, но вы все как в трипе, черт возьми! Вы видите то, чего нет! И твоя Ребекка уже мертва. Что бы в Мор-феоне от нее ни осталось, это будет не она. Ты просто изувечишь Ханну и выберешь жить в самообмане.
Эрик вдруг кивнул и раскрыл небольшой железный кейс. Внутри лежали ампулы с цветными маркерами на крышках.
– Хорошо. Ты меня убедил, – неожиданно покладисто ответил он. – Ей нужно ввести адреналин. И она вернется. Затем сделать чистку крови. Но ты будешь ответствен за то, что я потом наложу на себя руки.
– Брось, – не выдержал Киран. – Это манипулятивное дерьмо, и ты понимаешь это. Ты все про себя понимаешь! Не нужно выбирать такие пути. У тебя теперь есть выбор, черт возьми!
Его полоснули быстрым взглядом. Эрик понял, что Киран знает и про психопатию. В том же все меньше оставалось уверенности, что выбор слов повел его в верном направлении.
«Эрик не будет тебя слушать… Ты должен думать о нем как о противнике. Должен».
Это было больно. Перед ним стоял его друг. Странный, немного сумасшедший друг. С которым они напивались, орали песни, с которым он говорил так, как ни с кем. Который никогда его не осуждал. Из них двоих Эрик действительно не плохой человек и просто болен, а до ручки его довели собственный отец и Рудяк, запичкав наркотиками. Киран же – жалкий грешник, запоздало начавший креститься. Но из этой ситуации им уже не выйти, обнявшись по-братски.
Он понимал, что теряет Эрика прямо сейчас.
Тот набрал в шприц адреналин и подошел к Ханне.
– Смотри, – спокойно сказал он, указав на что-то у ее лица.
Киран подошел ближе, и Эрик одним махом вонзил шприц ему в шею.
– Прости, – беззвучно разомкнулись губы Эрика.
Что-то понеслось по венам, и шея начала неметь. Киран отступил назад и выдернул пустой шприц.
– Это Морфей. Адреналин здесь. – Эрик со смешком указал на оставшуюся ампулу. – Ты уже почти чистый, поэтому тебя просто надолго вырубит. Комы, как у нее, не будет. И я не собираюсь тебя убивать, что бы ты про меня ни думал.
Киран еще сохранял ясность мыслей и неотрывно глядел на Эрика. Хороший театр с ампулами, тот выиграл время. Эрик выглядел таким хрупким, что, казалось, его можно было вырубить одним движением. Но шанс был упущен.
Киран прислонился к стене, но это оказалась дверь, и она под его весом открылась внутрь полуподвального помещения. Запах гнили стал невыносимым. Свет из гостиной высветил то, что было под лестницей. Внизу лежала девушка с длинными темными волосами. Ее лицо уже обезобразило гниение, но в ее чертах все еще можно было узнать ту единственную, из-за которой все это вообще происходило. Черные локоны, большеглазое треугольное лицо… За ней лежала вторая Белоснежка с выпавшим распухшим языком. В глубине погреба угадывались еще чьи-то очертания.
Эрик выглядел притихшим и отрешенным, наблюдая за Кираном.
– Ты убивал похожих на Ребекку… – догадался Киран, одновременно погружаясь в какой-то туман.
– Мне было больно, – безразлично ответил Эрик. – После ее смерти я перестал понимать, кто я. Она мне все равно снилась и изводила… что я ничего не сделал, чтобы ей помочь. Что она в ловушке Морфеона, и я должен найти дверь. Сначала думал, убив ее копии, я освобожу свою голову. Это не преступление, а… попытка терапии. Но ничего, кроме трупов, из нее не вышло. Ну чего ты? Нечему тут ужасаться. Мы все в этом уже по уши, и здоровых здесь нет, поверь. Фледлунд – это сон, и мы с тобой два главных ночных кошмара, которые по нему бродят.
Киран попытался подняться. Ноги его уже почти не слушались. Эрик не смотрел на него, его веки слабо дрожали, словно он боролся с чем-то внутри себя. Внезапно Киран заметил, что около Ханны лежит еще один полный шприц. Надломанная ампула рядом с ним имела синюю головку – такого же цвета, как и та, что он ему вколол. Ампула же с адреналином была красной.
Собрав последние силы, Киран взял шприц и непослушными пальцами снял колпачок. Все шаталось. С разбега он наскочил на Эрика, и игла вошла в его шею. Он не знал, попал ли в вену и что этот поступок вообще даст, но ничего другого не оставалось. Эрик упал на пол под его весом, и они оба скатились по лестнице вниз. Глаза застелила пелена.
20. Обратно в начало
Ханна стояла на балконе «муравейника». Это место вернулось. Или она в него. Здесь была исходная точка. Внутри нее все еще шептал голос Эрика, и в первое мгновение ей хотелось испустить истошный крик от всего того, что она узнала. Но у нее не было голоса. И слез. Ей приписали определенную функцию, как в компьютерной игре, и вот она снова на месте своего последнего сохранения. Уровень, который никак не получается пройти.
Мир оставался вымершим, словно в ожидании чего-то. В очередной раз она заскользила по петле знакомых событий. Дойти до конца. Открыть дверь ее квартиры. В этот раз только не было белой комнаты, ее словно вырезали.
Створка бесшумно поддалась, и Ханна оказалась в знакомом помещении. Это была уже далеко не та комната, которую она видела раньше. Всюду царил хаос. Стол переместился на середину, кровать была перевернута… Раковину безжалостно выдернули, а по полу разлетелись блокноты, листы из них, одежда и все прочее, что лежало в ящиках и шкафу.
Кто-то бесновался в этой комнате. Кто-то был просто в ярости.
Ханна медленно приблизилась к лифту. На его дверях чем-то светящимися нацарапали уже известные ей строки:
«Правило первое – найди ладан. Правило второе – никогда не садись в лифт. Правило третье – открой дверь».
Теперь в них открывался совсем другой смысл. Это были правила обмена. «Ладан» найден и уже в ее крови. Сама Ханна – открытая дверь для Ребекки, которая… где-то рядом. Это ее мир.
«Она с самого начала знала, что требуется для ее возвращения, и я слепо следовала ее указаниям…»
Внезапно ручка входной двери опустилась. Ханна вдруг в полной мере осознала, что ей ни в коем случае нельзя встречаться с тем, кто собирался войти. Иначе произойдет что-то страшное. Все теперь казалось неправильным, даже извращенным. Она сама изуродовала свое сокровенное желание быть кем-то, и оно вот-вот норовило уничтожить ее саму.
«Ты этого хотела? Правда так хотела?» – с сомнением вопрошал внутренний голос.
В ней снова начала подниматься глухая боль от последних слов Эрика. Все это было ради мертвой возлюбленной. Он готовил Ханну к ритуалу бережно: пользовался ее слабостями, заговаривал и травил Морфеем. Эрик никогда не понимал ее, не искал, не видел. Грудь разрывало от беззвучных всхлипов, и она чувствовала себя обманутой и уничтоженной. Почему-то хотелось крикнуть всему свету, что она этого не заслуживала, как если бы кому-то было интересно ее мнение…
Ханна нажала на кнопку лифта, и раздался недовольный грохот – кабина поехала к ней. Не садиться в лифт – единственное правило Ребекки, которое она еще может нарушить.
В квартиру тем временем кто-то вошел. Двери лифта с шорохом распахнулись, внутри моргала лампочка. Вступать в тесную, темную коробку было не менее страшно, но других выходов отсюда не было. Мысленно Ханна попрощалась со всем, что знала. Даже не потребовалось нажимать на кнопку, двери начали закрываться сами. Последнее, что она увидела, как чья-то темная фигура метнулась к створкам, но они уже сошлись, и лифт тронулся вниз. Из квартиры вдруг раздался нечеловеческий крик.