Стуков двинулся вперёд, оставляя за собой еле заметные пылинки, витающие над полом, и через небольшой промежуток времени широкий лестничный пролёт встретил его запахом свежей крови. Ступени вели в полумрак и скрипели под обувью, но звук терялся в гулком эхе — в этом месте даже воздух казался мёртвым.
Откуда-то снизу донёсся вой. Далекий, искажённый, словно продирающийся сквозь толщу воды. Охотник спрятал компас и вытащил продолговатый предмет, состоящий из квадратного навершия, длинной рукояти и незамысловатой гарды. Причудливая конструкция походила на давно сломанное холодное оружие.
Точно так же, как и прибор для обнаружения чудовищ, чужестранец поднёс диковину к губам и вдохнул в неё нечто большее, чем воздух. Она завибрировала, будто живая. По её потёртому металлу пробежали трещины света, пробуждая дремлющую внутри силу. Вокруг рукояти заклубился сизый пар, не подчиняющийся законам физики — он добрался до пальцев Алексея, цепляясь за кожу и обволакивая кисть, а потом резко переместился к гарде.
Лезвие начало расти. Не как сталь, выкованная в кузне. Скорее подобно пульсирующему существу. Оно тянулось тоненькой дрожащей полоской света и затем расширялось, обретая форму. Клинок не содержал в себе металлов или особых смесей минералов. Он был вневременным. Остриё мерцало, то расплываясь, то сгущаясь в чёткий контур. В его глубине плескались обрывки жизней, вырванных из текущей реальности и отправленных обратно во Флегморий — альтернативный мир, заполненный невероятными ужасами и первобытным страхом.
Оружие на миг застыло, завершив своё возрождение. Теперь в руке Стукова пылал меч, сотканный из забытых мгновений. Лезвие дышало, излучая холод, чуть покусывающий кожу. Даже воздух вокруг искажался, словно само пространство не могло выдержать его присутствия.
Линии у височного разъёма Охотника проявились с новой силой. Они задёргались, порождая бугры. Чужестранец сжал зубы — нечто разъедающее изнутри кольнуло и аномальные очертания вновь пропали.
Тишину тут же рассек женский голос. Не просто звук, а истинный тембр тьмы, принявший форму шепота и просочившийся сквозь клинок, кожу, кости, а потом и ударивший прямо в сознание.
— Алексей… — имя прозвучало так, будто его произнесли губами, смазанными концентрированным ядом. Медовым, медленодействующим, но верным. — Ты решил покормить меня?
— Я пожалею о том, что воспользовался именно тобой… — негромко сказал Стуков. — Да?
— Разумеется, сладенький, — отозвалось создание внутри меча. — Тем более… Ты очень давно не слышал меня. Неужели… Тебе не хотелось?
Голос был нечеловеческим. В нём отсутствовало тепло или нежность — доминировала бесконечная, изощрённая игра. Он менялся с каждым словом: от низкого, как шёпот в тёмной спальне, до пронзительного, подобно крику в пустом коридоре. Всё это клубилось в абсурдном сочетании, состоящем из едва сформировавшейся юности и невообразимой древности, пропитанной тысячами испорченных желаний.
— Моё могущество тебя давно не пугает.
Речь вгрызалась в сознание. Она не просто звучала — ощущалась всеми нервными окончаниями. Каждый слог оставлял за собой след. Влажный, липкий, словно чьи-то пальцы медленно скользили по обнажённой спине.
— Носишь меня по всяким злачным местам и не смеешь впустить. Это забавно…
Существо рассмеялось. Вибрирующий хохот рассыпался на сотни фрагментов — одни звенели, как разбитое стекло, а другие хрипели в мучительной агонии.
— Думаешь, что клинок твой? О, милый… Это я держу тебя.
Меч дрогнул, но Охотник ничего не сказал. Лишь сжал рукоять крепче. Не в силу уверенности — от сопротивления. Чужестранец слишком хорошо знал сущность, заточённую внутри.
— Ты так упрям… — прошептала она, и её слова обвились вокруг его сознания, подобно удавке из шёлка. — А ведь я помню, каким ты был… Тогда… Когда мы впервые встретились. Ах… Как ты дрожал…
В височном разъёме Алексея промелькнула лёгкая боль, будто некто кольнул нерв раскалённой иглой.
— Ох… Корчишь из себя недотрогу? — голос стал ближе. Стукову показалось, что губы коснулись уха. — Ладно… Но не забывай про мои потребности. Если, конечно, хочешь стабильности в моей искусной работе.
Воздух на лестничном пролёте сгустился. Запах крови смешался с чем-то ещё — тёплым, тяжёлым, животным.
— Ты же… Хочешь? — она засмеялась снова, и в этот раз послышался блаженный стон. — Вижу и сама прекрасно знаю, что хочешь… Ну? Почему ты молчишь? Поиграй со мной, сладкий!
Охотник резко встряхнул головой, словно отбрасывая паутину, опутавшую мысли.
— Помолчи, Морок, — прошипел он с недовольством. — Почти все твои фразы сквозят неуместными эротическими намёками. Сейчас не время для любовных игр.
Меч запульсировал, и внезапно чужестранец почувствовал — не звук или голос, а прикосновение. Холодные пальцы, которых физически не было, медленно провели по его запястью.
— Для такого желанного Воплощения Похоти, как я… — тихонько сказало создание. — Всегда есть время для игр. Разве ты не ощущаешь? Я вся горю, а в моменты, когда ты убиваешь, пламя окутывает всё моё нутро… Но милый… Даже самое горячее место Флегмория не сможет осушить эту влажность… Знаешь, чего я хочу по-настоящему?
Вой внизу повторился — ближе и яростней.
Морок раздражённо цокнула:
- Ох… Нам опять мешают, мой прекрасный… Кто на этот раз?
Алексей не ответил. Лишь опустил клинок, и тот прорезал тьму, оставляя мерцающий след.
С подуровня «-3» донёсся гулкий топот — некто бежал в панике, спотыкаясь о ступени. Затем раздался отчаянный, сдавленный крик.
— Не трогай меня! ОТЪЕБИСЬ! — голос сорвался в короткий визг.
Стуков прислушался и сжал рукоять чуть крепче. Предпочёл не двигаться, спокойно оценивая обстановку.
Через секунду пробасил ещё один бедолага — хрипло, задыхаясь, с подуровня «-2»:
— Торопись или… — фраза оборвалась. Послышался тихий, мокрый звук. Будто что-то лопнуло. Потом донеслось бульканье.
— Нет! Пожалуйста! — застонал третий бедняга. Нечто тяжёлое шлёпнулось на ступени и покатилось вниз, глухо ударяясь о каждую.
— Мне так нравится… — прошептала Морок. — Как ты стоишь и ничего не делаешь.
Охотник напряг скулы и закатил глаза, но тут же сконцентрировался, осознав, что некто быстро открыл скрипучую дверь подуровня «-1» и выскочил на лестницу. Его с мерзким рыком повалили и начали рвать. Не просто убивать, а именно раздирать на части. Мясо выгрызалось с влажным чавканьем. Сухожилия лопались под давлением. Кости трескались из-за мощи напавших.
И крики… Дикие и душещипательные, а спустя миг — захлёбывающиеся и тошнотворные.
Затем наступило условное молчание, прерываемое лишь хлюпающим дыханием тех, кто теперь жадно жрал.
Чужестранец мысленно насчитал количество целей и бесшумно зашагал вниз. Он застал жуткую сцену трапезы. Пол лестничного пролёта был залит тёмной, вязкой жижей — смесью крови, разорванных внутренностей и той самой синеватой слизью, пульсирующей в глазницах оживших мертвецов.
Трое нагих существ замерли, почуяв противника. Их спины выгнулись, как у свирепых хищников, когти впились в останки, а скукоженные морды медленно повернулись в сторону Алексея. Они не смотрели — скорее ощупывали взглядом в попытке понять суть незваного гостя. Ведь от него веяло абсолютно тем же холодом, что и от них.
- Какие… Отвратительно-прекрасные создания… — хмыкнула Морок. — Хотя знаешь? В моей постели мелькали и куда более уродливые твари.
Стуков поморщился, а один монстр — самый крупный, с вывернутыми назад коленями и перекошенной пастью — утробно зарычал. Звук напоминал тяжёлое бульканье, словно лёгкие давно заполнились некой густой массой.
Охотник не стал ждать. Он не шагнул и не бросился сломя голову — буквально исчез с места и возник перед чудовищем в тот же миг. Клинок, мерцающий, как отблеск ледяной ярости, прочертил в воздухе дугу. Неспешную, почти ленивую. Пространство вокруг лезвия вздрогнуло, будто реальность получила мгновенно затянувшуюся рану.
Морок застонала от наслаждения, когда башка твари покатилась по ступеням. Тело ещё секунду стояло, разбрызгивая из косой глотки тёмно-синюю субстанцию, а затем плашмя рухнуло. Два оставшихся ублюдка даже не успели среагировать. Чужестранец взмахнул рукой и второе создание распалось пополам с кошмарным хлюпаньем.
— Ах… Как легко оно рвётся… — произнесла сущность из меча с нескрываемой радостью.
Третье чудище прыгнуло на Алексея со спины, но клинок уже ждал. Остриё вонзилось в пасть мерзости, прошило насквозь и вышло из затылка с клочьями плоти на конце.
— Я внутри… — прощебетала Морок и гаденько усмехнулась.
Стуков вытащил оружие из бездыханного монстра и почувствовал изменения. Воздух на лестничном пролёте сгустился — словно мироздание впустило в себя нечто потустороннее. И тогда Охотник услышал шорох. Тихий и отвратный. Остатки трупа санитара, которого совсем недавно жрали, шевелились. Кисти судорожно сжимались, а ногти удлинялись, превращаясь в кривые когти. В разорванных частях тела проступала тёмно-синяя пульсация. Из ран сочилась не кровь — сизая слизь, заполнявшая оболочку каждого ожившего мертвеца. Натуральные сосуды для истинных ужасов из Флегмория.
— Значит, заражение передаётся не только через ментальный контакт, — холодно констатировал чужестранец.
— Да… — сказала Морок с ноткой раздражения. — Прямо как венерические заболевания, но значительно хуже. Этот отголосок Уныния любит полностью стирать личность… Я предпочитала действовать иначе.
Алексей выдернул меч из побеждённой твари и взмахнул рукой. Клинок пробил лоб корчащегося тела и вспыхнул на миг. Труп моментально рассыпался в пыль.
— Ты же помнишь, что я голодна? — Лезвие запульсировало, впитывая прах сущности, и на мгновенье заискрилось тем же оттенком, горевшим в глазницах мерзких созданий. Затем свечение угасло, растворившись в призрачном мерцании оружия.