Воплощение Уныния не желало такой судьбы. Потому и рванулось к разлому. Его форма, испускающая отростки дыма, приобрела серые оттенки, словно выцветая, и когда тварь преодолела половину пути до спасительного просвета, перед ней возникла ослепительная вспышка. Алексей мигом рассёк пространство одним шагом и материализовался впритык к чудовищу.
Пальцы Стукова впились в клубящуюся мерзость. Кисть вспыхнула холодным сиянием вневременной мощи, которая тут же стала разъедать Тленника, выжигая изнутри. Воплощение протяжно завыло душераздирающими голосами десятков разных заражённых бедолаг.
Меч плавно выскользнул из ладони Охотника, но не упал — завис в сантиметре над отравленной поверхностью. Алексей моментально сжал противника обеими руками, всё сильней подтягивая к себе, впечатывая в собственную грудь. Вторая кисть запылала ярче первой, добавляя порцию новых мучений сущности.
Тленник корчился, его образ продолжал разрушаться, но Стуков не ослаблял хватку. Внезапно контур монстра застыл на пару секунд и начал сам проникать в Охотника, не имея возможности сбежать. Через одежду, сквозь поры эпидермиса, в каждую клетку.
Катя кое-как пришла в себя, наблюдая за существом, полностью исчезающим внутри человека, который только что спас её. Она не могла издать ни звука, пытаясь осмыслить происходящее.
— Тебе не кажется… — голос Морока прозвучал резко, стоило последнему фрагменту Воплощения Уныния просочиться под кожу. — Что всё прошло как-то слишком легко?
— Да… Как сказать, — Стуков выдохнул, еле заметно улыбаясь. — Я через такое уже разок проходил. Вроде, ничего нового… И да, надо быстро уходить отсюда.
Он посмотрел на Катю и вдруг замер, округлив глаза. Руки повисли в безволии, пальцы онемели.
— Алексей? — произнесла сущность из меча с непривычной ноткой тревоги. — Что-то не так?
— Я… — с трудом выдавил Охотник. — Пробую… разобраться…
Его черты внезапно исказились. На лице появились пять отметин в виде полос, будто некто невидимый взмахнул когтистой лапой. Мышцы свело судорогой и Алексей согнулся, стиснув зубы. Сквозь сжатые губы вырвался хриплый, животный стон. На висках и скулах выступили и сразу же исчезли тонкие линии. Из горла Стукова мгновенно исторгся рёв, заглушающий всё вокруг, а радужки налились густым багрянцем, как у истинного Воплощения Гнева.
— Чего ты ждёшь?! — голос Морока прорезал воздух, обращаясь к Кате. — Тяни его к разлому! Живо!
Несмотря на случившееся, девушка быстро сориентировалась и молча подбежала к Охотнику. Она вцепилась в Алексея и перекинула его руку через своё плечо, согнувшись под тяжестью тела.
— И меня не бросай! — крикнуло создание, заточённое в мече.
Катя на ходу схватила оружие, и хотя лезвие не касалось земли, оно стало отличной опорой — твёрдой, подобно скале.
Пока они медленно приближались к разлому, Стуков бормотал нечто бессвязное, его дыхание свистело. Девушка мельком глянула вдаль — там, на горизонте, закопошился силуэт. Сначала один, потом ещё несколько… Миг спустя их было множество, и все эти существа неслись сюда, подчиняясь безмолвному зову.
Внезапно Катя посмотрела на лицо Охотника и увидела изменения. Кожа стянулась, обнажив жуткий оскал. Что-то чужеродное и чудовищное пялилось на неё его глазами. Ноги девушки тут же подкосились, и они рухнули вместе, а меч так и остался висеть над поверхностью.
— Не любопытствуй! — рявкнула Морок. — Просто тащи! Мы почти добрались!
Алексей задёргался, испытывая вторжение в разум:
— Я… смогу…
Катя вновь всмотрелась в искажённое лицо Стукова:
— Что с ним?
— Да откуда мне знать?! — завибрировало остриё в ответ. — Пошевеливайся! Иначе эти твари настигнут нас!
Тени на горизонте всё приближались. Девушка не стала медлить и вцепилась в плечо Охотника, с трудом поднимаясь. Пальцы Алексея впились в гнилую почву, оставляя борозды. Глаза, затянутые кровавой пеленой, не видели настоящего — только обрывки чужих кошмаров, переплетённых с его собственными.
Они медленно погружали в бездну прошлого.
Охотник услышал голос — холодный, механический, лишённый интонации:
— Алексей Стуков…
Он резко распахнул веки, но перед глазами была лишь непроглядная чернота. Давящая и абсолютная.
— Рекомендую найти оболочку для ассимилированных сущностей. Длительное хранение чужеродного организма приведёт к неизбежным проблемам. Особенно при работе в их исходной среде. Не забывай о своевременном экспортировании.
Голос звучал чётко, но Охотник не видел источника.
— Адам? — шёпот Алексея повис в пустоте, уносясь вдаль увядающим эхом.
Ответа не последовало. Это был обрывок памяти, который именно сейчас он не мог полностью вспомнить. Кусочек разговора, распадающийся на части и исчезающий в липкой, бездонной тьме.
Стуков провёл ладонью по лицу, крепко зажмурился, потом резко открыл глаза и пространство вспыхнуло, наполняясь красками.
Охотник стоял в больничной палате. Грязные стены, удушающая вонь лекарств, приглушённый гул оборудования. На койке рядом с ним лежал забинтованный человек. Было видно только веки, сомкнутые в неестественном покое.
— Даже не пытайся! — крик Алексея разорвал тишину. — Ты не сможешь меня обмануть!
Тленник ответил не сразу. Не силами пациента, не из мрачных углов помещения. Его голос вибрировал в самом воздухе, обволакивая и проникая под кожу:
— Я… просто… хотел… жить… — каждое слово давило на невидимую грудную клетку Воплощения, подобно неподъёмному грузу. — Где-нибудь… подальше… от этого кошмара… Как и раньше… Когда все мы были… лишь обычными… людьми…
— Людьми… — повторилось в голове Стукова.
Внезапно перед Охотником сформировались чужие воспоминания. Короткие обрывки чьей-то жизни, ворвавшиеся в сознание с чёткой ясностью.
Рабочая смена в доках космического города-корабля. Шум двигателей звездолётов, потные комбинезоны, звон металла. Гигантское судно, способное вместить миллионы, практически безостановочно скользящее по галактическому мирозданию.
Потом вход в гипертоннель, которого раньше не было на картах, и искажённое пространство, трещащее по швам. Разлом, ведущий во Флегморий, разверзся, как невероятно огромная пасть, и поглотил мобильный город целиком.
Через мгновенье видение наполнилось жёлтыми пятнами и перестроилось. Мужчина, всю жизнь проработавший в доках, бежал по коридорам, сжимая в руках своего ребёнка. Жена кричала сзади — её голос оборвался резко, с жутким хлюпающим звуком.
Бывшие люди, а ныне твари с пульсирующими синими глазницами вырвали сына у родителя. Маленькое тельце исчезло в бесконечной массе монстров, и звонкий плач прекратился, но отец отбивался до последнего, даже не понимая, что уже слишком поздно.
Их было очень много. В итоге они начали раздирать бедолагу, потерявшего всё, на куски. И тогда нечто зловещее, обитающее почти на самых верхах иерархии, увидело в нём потенциал.
Боль прошла. Осталась только холодная ясность. Мышцы срослись заново, но иначе. Кости вытянулись, кожа потемнела, мысли стали чужими. Спустя короткий промежуток времени жертва превратилась в полноценного хищника.
Иногда, в редкие секунды затишья, в голове новоиспечённого Тленника всплывали обрывки воспоминаний. Задорный смех сына, запах жены, бодрящий вкус крепкого кофе в начале смены. Они тут же исчезали, растворяясь в подавляющем контроле, исходящем от высшей сущности.
Когда на Алексея свалился очередной образ, он осознал — Воплощение Уныния освободилось и затерялось на необитаемой планете с заснеженными горами. Тленник не мог прийти в себя, не знал, как избавиться от тягучей ненависти по отношению ко всему живому, не ведал, что натворил после случайной встречи с какими-то наёмниками. Они прибыли на проклятую глыбу льда за экзотическим минералом и нашли лишь смерть от ментального влияния. Неделей позже создание выследили и уничтожили, переработав в наркотик под названием Тлен.
Но убийцы не учли одного. Воплощение Уныния конкретно из этой категории существ не умирает до конца в реальном мире с помощью обычных методов умерщвления — скорее переходит в стадию диапаузы и ждёт идеального носителя. Кусок плоти, капля крови, обломок кости. При правильных условиях любая часть может послужить началу мутации при контакте с иным организмом.
Нужный заражённый, в каком-то смысле, становится фактически оригиналом. С его искорёженными мыслями, извращёнными воспоминаниями и, чаще всего, гнусными целями. Тем не менее, кем бы он по итогу ни был — репликант или нечто новое на основе поглощённого — где-то под завалом безнадёжности личность иногда проявляет эмоции, присущие людям, и просто хочет жить.
Стуков резко дёрнулся, вынырнув из видения, но перед глазами ещё стояли образы — синие глазницы, неисчислимые потроха, плач ребёнка.
Для Кати и Морока прошло лишь несколько секунд. Девушка почти дотянула Охотника до разлома и мельком бросила испуганный взгляд на созданий, приближающихся к ним с невероятной скоростью.
Катя почувствовала, как пальцы Алексея впиваются ей в плечо — острые ногти мгновенно оставили на коже борозды, хотя боли она почему-то не ощутила.
— Тащи! — злобно прошипела Морок.
Девушка попыталась рвануться вперёд, но Стуков внезапно застыл и выровнялся в полный рост. Его зрачки, затянутые кровавой пеленой, значительно расширились.
— Я стараюсь! — завопила Катя. — Он сопротивляется!
— Что? С чего бы это… Алексей!
Первая волна подступающих существ уже обрела форму. Они не бежали — скользили по мёртвой земле, словно их тянул невидимый поводок. Длинные, изломанные силуэты с конечностями, вывернутыми под невозможными углами. Глаза чудовищ пульсировали тем же жёлтым светом, как и у Тленника.