Среди болельщиков и судей бродила Валентина Сергеевна, тоже разыскивая Ларионова.
— Здравствуйте, олимпийские тигры, — сказала она. — А где ваш главный тигр Ларионов?
— Все интересуются Ларионовым! Все!.. Даже милиция, — пробормотала Елена и поспешно ответила: — Ларионов, Валентина Сергеевна, он, понимаете ли, занят…
— И как долго он будет занят?
— От некоторого времени до… пятнадцати суток, — намекнула Светлана. — Если всё кончится сравнительно хорошо!
— А где же он всё-таки? — взглянула на часы Валентина Сергеевна.
— Если бы знать… — сказала Лена.
Во двор вбежали весёлые и оживлённые Вениамин и Гусь. Ларионов чуть прихрамывал и морщился от боли.
— А вот и мы! — воскликнул Гусь.
— Извините, задержали в милиции… — потрогал колено Вениамин и спросил Гуся: — На сертификаты, думаешь?
Гусь скептически сдвинул брови:
— На сертификаты?! Тут поднимай выше, тут пахнет, как при Иване Грозном, — Валютой Скуратовым!
— При Иване Грозном пахло не Валютой Скуратовым, а Малютой, невольно рассмеялся Вениамин.
— Это неважно… Важен результат… в смысле… — Гусь потер большим пальцем о средний, — пети-мети…
— Сертификаты!.. Ах, валюта… Ах, слова-то какие!.. раскудахталась Светлана.
— А что это вас там задержало, в милиции? — пронзительно спросила Елена.
— Да так… дела, — уклончиво ответил Гусь.
— Уголовные, да? — тут же встряла Светлана.
— Господи, что это с вами? — Надежда первая заметила то, что никто сгоряча не заметил.
— А что такое? — сказал Гусь.
Тут же и Татьяна увидела:
— У вас же у обоих фонари под глазом?!
— А… это по Блоку: аптека… улица… фонарь… — вновь рассмеялся Вениамин.
— Это чтоб ночью прыгать было виднее, — подсказал Тарас.
Гиви нацелился в Ларионова объективом кинокамеры.
— Да, с такими нервами и вправду можно стать чемпионом мира по любому виду спорта: и в милиции, и из милиции со спокойным выражением лица. Между прочим, а куда в это время смотрели лица друзей, лица судей и прочие лица?
Он навёл кинокамеру и на Гуляеву с Фокиной. Они отвернулись. Ларионов стянул с себя тренировочный костюм. Достал из сумки «спортивки» и начал их сгибать и разгибать, сев на траву.
Валентина Сергеевна так ничего и не поняла: что же произошло?! Но дело есть дело, ей некогда было выяснять подробности происшедшего.
— По просьбе режиссёра приглашаю вас… — деловито начала она, обращаясь к Ларионову.
— Нет, Валентина Сергеевна, я в вашем фильме сниматься не буду, — отрицательно покачал он головой.
— Но почему? Все так мечтают в вашем возрасте сняться в фильме, и пробы у вас просто замечательные!
Она достала из портфеля несколько фотографий Ларионова: вот он улыбается, разговаривает с очень красивой девушкой, прыгает через планку и т. д. и т. п.
— Пробы, конечно, неплохие, — мельком взглянул на снимки Вениамин. — Сценарий неважный.
— Неважный? — оскорбилась Валентина Сергеевна.
— Потому, что он глупый, опять, как некто зазнался и как исправился. Сколько можно об этом. Я вообще не видел умного фильма о спорте. Смотришь кино, и такое впечатление, что спортом одни дураки занимаются. И потом, почему спортивная комедия? В спорте, по-моему, ничего смешного нет. Спорт — это, по-моему, драма, вечная драма!..
Валентина Сергеевна протянула Ларионову руку, помогая встать, и так за руку отвела его в сторону, точно маленького.
— Ты говоришь, сколько можно о том, как зазнался спортсмен? А ты знаешь, что про тебя ребята говорят? — негромко сказала она.
— Что?
— Как раз то, что ты уже зазнался, что ты и режим нарушать начал, и с подозрительными личностями якшаешься… и… Много что о тебе говорят.
Но её слова никак не подействовали на Ларионова.
— Ну, это как смотреть на всё, что обо мне говорят. Знаете, есть такое выражение: угол зрения… это, когда у человека зрение сужается в угол. А должно быть наоборот… и потом, я где-то читал, что беда людей в том, что они судят о людях по поступкам, а не по мотивам поступков. Вы меня извините, конечно, что я у вас отнял столько времени.
Он вернулся к скамейке, достал из сумки сценарий и вернул его Валентине Сергеевне.
— Ничего, может, ещё надумаешь…
У Валентины Сергеевны был богатый опыт работы в кино. Она считала, что он просто пижонит перед товарищами и не сегодня-завтра прибежит на киностудию и станет упрашивать: «Возьмите меня, пожалуйста! Я тогда неудачно пошутил!» Примерно так он скажет, надеялась она, или нечто в этом роде.
— Ларионов, после Цветкова прыгаешь ты, — предупредила Елена.
— Я только расслаблюсь по системе йогов… Ногу сильно потянуло…
Помассировав колено, он присел на пьедестал и замер.
— Никаких расслаблений! — заявила Лена. — Никаких йогов!.. Прыгает Цветков. Приготовиться Ларионову! Почему Ларионов не готовится к прыжку?
— А он заснул, — во все глаза глядела Светлана на спящего Ларионова.
— Как заснул?.. В такую минуту?!
— Знаешь, если начнёшь нарушать ре… — начал Вадим.
— …жим… — привычно подхватила Светлана.
— И трени… — продолжал Вадим.
— …ровки… — закончила Светлана.
— Конечно, будешь спать, если три свидания будешь назначать сразу! И ногу потянешь на три свидания бегать! — сказала Надежда со знанием дела.
— Вот это нервы! — позавидовал Вениамину Тарас.
— Совести у него нет! — устала возмущаться Елена.
— Вот это кадр! — навёл на Ларионова кинокамеру Гиви.
— Просто Ларионов умеет, как никто, расслабляться, вот и весь секрет, — спокойно ответила Татьяна.
А Гиви снимал себе и снимал Ларионова.
— Картина будет называться… «Олимпийское спокойствие»…
На что Татьяна сказала:
— Документальный сатирический снимаете? Или сами являетесь участником фильма под названием «Допрыгался»? Учтите, что все сценаристы и участники фильма привлечены будут к ответственности.
— Слушай, девочка! — заметил ей Гиви. — Как в тебе, такой маленькой, помещается такой большой язык? Я снимаю фильм «Прыжок в известность».
— Известность тоже бывает всякая, — не осталась Татьяна в долгу.
— Обрати внимание, где лежит у чемпиона голова, — показал Геннадий Сидякину.
— Где? На возвышении.
— «На возвышении»… Не на возвышении, а на первом месте… а ноги на третьем… Символика!
Валентина Сергеевна взяла лежащую на скамейке «мемориальную доску» и прочитала вслух:
— «Во дворе этого дома прыгал, и тренировался, и побеждал всех в юности чемпион мира по прыжкам в высоту Вениамин Ларионов!»
— А почему и мне с вами не попрыгать, пока чемпион спит? — вдруг сказал Гиви, положив на скамейку кинокамеру. — В конце концов, нам, людям объективным, сила нужнее нужного. Держать в руках камеру — это вам не вечную ручку!..
Он снял с себя куртку, джинсы и убежал на спортплощадку, в сектор для прыжков.
— Игры продолжаются! — тихо сказала Елена. — Прошу не расслабляться! Пока Ларионов спит, пусть отпрыгают свою норму Цветков, Сидякин и Масюков! Или нет… пока Ларионов спит и пока у него нога болит… Вадим, попробуй наверстать упущенное. Сегодня Ларионов хороших результатов не покажет.
Гуляева, Фокина и Масюков ушли на спортплощадку.
Леонид, оставшийся один, задумчиво произнёс с видом Гамлета:
— Игра ума, игра чувства, спортивная игра, игра на скрипке… Может, всё в жизни игра?.. И просто одни играют честно и талантливо, а другие жульничают и бездарничают… Ах, вы наше Сиятельство Медалей и Улыбок!.. Ах, вы наше Страдательство Падений и Ошибок! — И вдруг деловито сказал в пространство: — Вот завалю все наши олимпийские игры гениальными стихами! Вита ещё пожалеет, кого потеряла!.. Читайте, завидуйте!..
Перед спортплощадкой Масюков приотстал от Надежды с Еленой, вынул из сумки толстые стельки и засунул их в шиповки.
Гусь насмешливо наблюдал за ним:
— По-моему, одни стельки у тебя уже есть?
— Иди ты! — И Масюков убежал.
— Эй, ты! Стельки не потеряй! Стелька Разин!
Масюков стремительно мчался по дорожке.
Голос диктора Виктора вновь заполнил двор:
— Как сказал бы Пушкин: «И вдруг прыжок! И вдруг летит! Летит, как пух от уст Эола!..» Со двора доносится шум, свист, крики: «Чепчик! Мазила!» У Цветкова есть ещё двести попыток. А сейчас свой девяносто девятый прыжок сделает Вадим Масюков.
Увидев Гиви, Масюков остановился.
— Ну как, присмотрелся ко мне? — гордо развернул плечи Вадим.
— Присмотрелся. — Гиви после неудачного прыжка повторить попытку раздумал и теперь одевался, спеша выступить в более удачной и привычной роли — кинооператора.
— Как к Терешковой, присмотрелся? — приставал Вадим.
— Как к Терешковой.
— Теперь плёнки у тебя на меня хватает?
— Теперь плёнки у меня на тебя хватает, теперь у тебя не хватает… — Гиви водрузил на плечо киноаппарат.
— Чего у меня не хватает? — почуял Вадим что-то неладное.
— Сходства с Терешковой у тебя не хватает.
— Смотри, пожалеешь! — сказал ему вслед Вадим. Обернулся… Перед ним стояли Лена и Надежда.
— Главное — помни про стрелки: на часах без пяти шесть!.. Так и ноги!.. Маленькая стрелка — толчковая нога, большая стрелка маховая… тихо и гипнотически внушительно бубнила Лена. — Масюков, на тебя смотрят все ребята… и даже взрослые из окон. И твой папа смотрит… И твоя мама… Ну, перепрыгни ты этого Ларионова!.. Ну, что тебе стоит!
— Слушай, Гуляева, что он тебе, шина, что ли, что ты его всё накачиваешь? — усмехнулся Тарас Сидякин.
Но Лена пропустила его слова мимо ушей:
— Сейчас ставить рекорд только за счёт одарённости и силы становится всё труднее. Скорость, техника атаки на базе развитых специальных средств!..
— Да не мешай человеку прыгать! — вмешался Тарас.
— Главный судья соревнований не может мешать! — заявила Гуляева.
— Может! Ещё как может! — уверенно сказал Тарас.
Вадим побежал к сектору для прыжков. Елена Прекрасная, в скобках наставница, продолжала бежать рядом с Масюковым, продолжая наставлять изо всех сил своих убедительных слов, внушая Масюкову: «Физические возможности человека ещё не раскрыты полностью, рекорды обновляются, а главное — это вера в себя…» Тарасу показалось, что с этими словами Гуляева оторвалась перед самой планкой вместе с Масюковым от земли и, взлетев гораздо выше Масюкова над планкой и в воздухе, продолжала с высоты своего тренерского положения давать Масюкову свои драгоценные тренерские советы: «Когда-то знаменитый негр Джесси Оуэнс подбежал к маме и сказал: „Мама, я буду чемпионом!“ И ребята и я верим, что Масюков, а не этот зазнавшийся Ларионов, тоже когда нибудь подбежит к своей маме и скажет: „Мама, я буду чемпионом!“»