Флер Д’Оранж: Сердце Замка — страница 27 из 41

–Где находится предприятие Горянского?

–Как, разве я об этом не сказал? В уездном городке N, в горах.

15

На следующее утро после разговора с Верой я отправилась к дому тети Лиды. Подошла вплотную к подножию одной из самых высоких и красивых гор и остановилась, рассматривая пейзаж, который действительно заслуживал внимания.

Утро в N было прекрасным. И хотя всю ночь после разговора с Верой Алексеевой (вернее, утро – я вернулась в гостиницу за час до рассвета) я не сомкнула глаз, головная боль еще не мешала мне наслаждаться природой. Честно говоря, почти всю дорогу от гостиницы до дома секретарши, тети Лиды, я бешено сражалась с чувством самосохранения. Оно было настолько сильным, что я едва не повернула назад. Инстинкт подсказывал мне как можно быстрей бежать на вокзал и уносить ноги из N. Первым же поездом. Но, если б я послушала этот инстинкт хоть раз в жизни, я не стояла бы сейчас возле подножия самой красивой горы.

Дом секретарши находился на окраине города. Это был район маленьких бедных домиков, словно прилепившихся к склону горы. Здесь не было ни турбаз, ни роскошных гостиниц. Некоторые домики напоминали лачуги и мне даже показалось, что кое-где стены из фанеры. Бедный район. Экскурсиям здесь нечего делать. Я завернула за угол, вступила в начало улицы и, вспомнив слова Веры, стала отсчитывать третий дом от угла. Один, два… Я застыла на месте, словно ноги мои приросли к земле. На месте третьего дома было пепелище. Черные, выжженные обломки досок, обугленная земля, на которой когда-то бушевало пламя. Пламя, уничтожившее все. Я стояла и смотрела на черную землю, на мрачный склон горы, нависающий над этим кошмаром. Никакого дома не было. Меня встретило черное пепелище. Еще в детстве я читала в какой-то книжке, что на месте пожара могут водиться призраки. Что ж, в моей ситуации это не плохо. Поймать бы какого-нибудь призрака и расспросить! Но я оборвала свои мысли, запретив думать в таком духе… Это место нагоняло мрачность, такую тоску, что…. Нет, думать в таком ключе тоже нельзя, слишком страшно.

Я обогнула жуткое место и подошла к воротам дома номер два. Это был аккуратненький, чисто выбеленный домик с занавесками на окнах и печной трубой. Деревянная калитка была закрыта. Я постучала в нее – никакого ответа. Наконец где-то вдалеке злобно залаял пес. Занавеска на окне дрогнула. Дверь домика раскрылась. К калитке шла высокая, злобная старуха в потертом ватнике (хотя было лето) и ярком турецком халате. На голове у нее были бигуди.

–Комнаты не сдаются!– злобно крикнула на ходу.

–Да, я не хочу снять комнату!

–Тогда чего тебе надо?

–Тетя Лида. Я ищу ее.

Старуха словно поперхнулась, лицо ее вытянулось и стало таким, будто она проглотила жердь. Тем не менее, сбавила тон, а в ее взгляде появилось любопытство. Она даже оперлась о калитку локтем, показывая, что пока не собирается уходить.

–Кто ты такая?

На мгновение я запнулась. Но, только на мгновение.

–Я ее племянница. Приехала из города.

–Что, за наследством приехала?– старуха злобно захихикала, потом ткнула рукой в пепелище,– так вот оно, твое наследство! Забирай! Целые миллионы!

–Простите? Вы о чем?

–О чем? Тетка еще осенью умерла, а ты только сейчас явилась? Хороша племянница! Слава Богу, который меня такой племянницей не наградил!

–Умерла? Она умерла осенью?

–Сгорела твоя тетка! Заживо сгорела вместе со своим домом и со своими кошками! А вместе с ней и мой сарай сгорел!

–Подождите! Как это произошло?

–А с чего вдруг я буду тебе рассказывать, свое время тратить?

Так. Понятно. В глазах старухи появилась хитрость. Я открыла сумку и дала ей деньги. Она схватила их мгновенно.

–Ладно, расскажу тебе все. Слушай. Было это 15 ноября. Тетка твоя еще на рассвете по каким-то делам уехала в город. Встала в половине пятого утра и пошла на первый поезд в город, на пять тридцать пять. Я видела, как она шла по дороге. Видела, как горел свет в ее окнах. Я еще окликнуть ее хотела, но она так быстро бежала, не оглядываясь, что пока я форточку открыла, она уже была за углом. Ну, целый день ничего не происходило. Дом стоял пустой. А вот вечером… Вечером она вернулась часов в восемь. Она очень медленно шла обратно и такая грустная, как никогда не была. Мне даже показалось, что она плакала. Отперла двери, вошла внутрь. Я слышала, как орали ее кошки. Потом видела, как в кухне зажегся свет. И вдруг раздался страшный взрыв (у меня в комнате выбило все стекла), а дом разом вспыхнул. Я никогда не видела, чтоб дом так полыхал! Он горел сразу со всех сторон, как огромный факел. Она не успела выйти. Было слышно, как она кричала, долго, а потом все обрушилось… Когда приехали пожарные, от дома остались только обугленные головешки. Счастье, что огонь на мой дом не перекинулся. Говорили потом, что у нее в кухне была утечка газа, поломка с газом, поэтому, когда она включила плиту и поднесла горящую спичку, раздался такой взрыв. Страшная штука эти газовые плиты! Лучше уж по старинке… То, что от вашей тети осталось, похоронили у нас на местном кладбище. Похороны пополам оплатили музей, где она работала и школа, в которой работала раньше. Хорошие были похороны, красивые! Было много учеников. Даже из города приехали. А ты, близкая родственница, даже не знала, стыд-то какой!

–Я была в зарубежной командировке. Меня не было в стране.

Ну, теперь знаешь. Сгорело твое наследство. А даже если б и не сгорело, все равно грош цена была ему! Из нашего поселка сейчас все, кто может, бегут. Как тараканы. Только одни старики и остаются, которым умирать негде. Я сама редко приезжаю сюда. У меня дети в городе, так я больше у них. Плохое здесь место, чтобы постоянно жить.

–А отчего дом так сразу вспыхнул?

–Говорили, от того, что все комнаты наполнились газом. За целый день… 15 ноября. Как сейчас помню.

–Вы целый день дома были?

–Ну, да. Я только два дня назад приехала, занималась уборкой.

–А к вам кто-то в тот день приходил? Может, соседи, еще кто?

–Подожди-ка… Кажется, в тот день у меня было двое ребят из города, из газовой компании, проверяли газовые приборы. Ну да, мы еще с соседями потом обсуждали: какая жалость, что в тот день газ проверяли, а ее дома не было и они ей ничего не исправили! Симпатичные такие ребята, студенты, наверное.

–А к тете Лиде они тоже заходили?

–Да, нет! Стучались! Но ее ж дома не было!

–А откуда вы узнали, что они из газовой компании?

–Так они сами сказали! И у соседей они тоже были. В нашем квартале.

–Понятно.

Мне, действительно, многое было понятно. Но, конечно, не все. Я распрощалась с соседкой, которая с подозрением уставилась мне вслед и зашагала обратно. В этот раз прямо к поезду. Больше ничто не могло удержать меня в N: Виктор Алексеев, Поль Верден. Неизвестные, безымянные жертвы. Я думала, что убийства на них закончились. Но, было еще одно. Убийство пожилой женщины, умело обставленное, как несчастный случай. Женщины, у которой никого не было. Одинокой настолько, что по вечерам она разговаривала с кошками. Кошек тоже убили. Вместе с ней. Я не ошиблась, когда какое-то внутреннее чутье заставило выяснять судьбу секретарши Виктора Алексеева. Эта несчастная женщина разделила его судьбу. Почему? Ответ напрашивался сам собой. И я догадывалась об ответе. Это только соседи могли судачить о том, что произошло с ней, когда она вернулась из города. Я то теперь знаю, что произошло с тетей Лидой. Я выяснила ее судьбу. Ее убили. Убили на следующий день после Виктора Алексеева.

В железнодорожной больнице работала моя одноклассница. Бывшая одноклассница, теперь врач-терапевт. Я не общалась с нею лет сто, но, тем не менее, быстро нашла ее телефон. Мне показалось даже, что она рада меня слышать. Когда я изложила свою просьбу, она сразу согласилась помочь.

–Анна? Конечно, я ее знаю! Она работает медсестрой в гинекологическом отделении, а раньше работала у нас в терапии. Отвратительная, злобная баба с гнусным характером! От нас ее перевели потому, что были постоянные жалобы: она грубила пациентам, забывала ставить капельницу, вымогала деньги. Помню, был большой скандал, на нее жаловались главврачу. Ее не уволили только потому, что у нее очень тяжелая судьба: трое детей, муж безработный алкоголик, один ребенок – даун. Жалко такую увольнять. Хоть и плохая медсестра, но как-то не по человечески. Ее перевели в гинекологию. Там она поумерила свой характер. Но есть поговорка – горбатого могила исправит! Я не знаю, зачем она так срочно понадобилась, но сомневаюсь, что тебя ждет хорошая встреча! Завтра у меня дежурство, приезжай в обед, когда все обходы уже закончатся, мы подойдем в отдел кадров и я попрошу дать тебе ее адрес. Мне они не откажут.

В два часа дня я стояла в приемном покое больницы, вдыхая резкий запах дезинфекции и медикаментов. Моя одноклассница располнела, сменила прическу, но осталась такой же жизнерадостной и добродушной, и белый халат очень ей шел. Через полчаса все было сделано. Мы вышли из комнаты с листком бумаги, на котором был записан адрес Анны.

–Слушай, зачем она тебе нужна? Хоть это ты можешь сказать?

–Понимаешь, она связана с одной историей о пожилой женщине, которая умерла в одиночестве и мне хотелось бы побеседовать с ней до того, как приглашать на программу.

–История о пожилой женщине? Мне все понятно! Если речь идет об Анне, значит, она просто не навещала ее и бросила умирать без ухода! Я права?

–Почти!

–Кто была эта женщина?

–Ее тетя. И, насколько я понимаю, Анна действительно навещала ее очень редко.

–Значит, совсем не навещала. Не удивлюсь, если она забыла, что у нее есть тетя!

На этой оптимистической ноте мы распрощались. Анна жила в стандартной девятиэтажке в новом районе. Я оставила машину возле подъезда, с опаской поглядывая на стайку подростков, куривших неподалеку, но наконец решила рискнуть. Я поднялась в лифте на восьмой этаж и позвонила в обшарпанную дверь. Мне долго не открывали. За дверьми слышалась какая-то возня: детские крики, стук ботинок. Наконец дверь открылась: двое мальчиков, лет восьми и десяти, весело побежали к лифту. За ними на пороге возникла их мать. Анне было под сорок. Это была худощавая рыжеволосая женщина среднего роста с громким голосом и одутловатым лицом. На ее лице застыло злое, обреченное выражение.