Сознание сорвалось в бездну, но лишь на секунду. Я снова стоял на том самом чёрном песке, в безмолвии, с раскрытым ртом, жадно хватая воздух. Тело дрожало. Пальцы вцепились в колени, а сердце било в висках, как молот.
— Хватит, — прохрипел я, почти не осознавая, что говорю. — Довольно.
Но это не было мольбой. Это был приказ самому себе. Я стиснул зубы, распрямился и сделал шаг вперёд. В ту сторону, откуда приближалась опасность.
Она — тварь, сгусток зловония, воплощённая угроза — снова появилась из тумана. Медленно. Не спеша. Комковатая, с наростами, сочащаяся слизью, как комок испорченной плоти, ползущий по песку. И я понял — я уже видел её. Тогда, когда просто сидел и умирал у витрины. Тогда, когда всё было серо, и не было желания жить.
Но на этот раз — я не собирался умирать. Нет. Я приготовился. Сжал зубы, вытянул шею вперёд, будто бросал вызов самому аду. Когда куча плоти приблизилась почти вплотную и из неё начали вырастать первые костяные когти, я рванулся вверх активировав «Прыжок». Рефлекторно. Вскинув руку и сразу же вслед за этим в цель «Сокрушительный удар».
Раздался хруст. Шипение. Что-то расплескалось, как перегретая смола. Песок под ногами вздрогнул. Я рухнул вперёд, пробив грудную клетку тварюги, словно она была сделана из картона, и прорвался глубже, вонзив кулак по самую запястье. Густая, липкая, чёрная кровь хлестнула мне в лицо, и я отшатнулся, пытаясь вытереть жижу, но та тут же прилипла к коже, словно горящая плёнка.
Получалось плохо — но я всё равно стоял. Живой. Дыхание рваное, сбивчивое, сердце долбит по рёбрам. Панель моргнула — здоровье просело почти наполовину. Но я выжил. Улыбнулся. Криво, сквозь кровь и судороги. Потому что сейчас… я понял, кто я.
Кто-то внутри меня проснулся. Кто-то кто спал долго — и не подавал признаков. Но теперь этот кто-то проснулся, и его первое желание было — убивать. Всех. Без разбора. Без сожалений.
Я активировал «Усиленный метаболизм». Внутри вспыхнуло, пошло тепло, и я почувствовал, как медленно, но верно клетки начинают восстанавливаться. Слабая регенерация всего десять процентов.
— Мне… хватит, — прохрипел я, едва узнавая свой голос. Он был грубый, будто чужой.
Глаза метнулись в сторону. Ещё одна. Новая. Шевелится в тумане. Готова вылезти.
И я не заставил ее ждать.
Я наслаждался каждым мгновением, уходя в бой с головой, полностью растворяясь в ритме мясорубки. Все было просто: шаг, выпад, перекат, парирование — и снова вперед. Я двигался, как заведённый. Прыгал, скользил, уклонялся, врезался, бил, рвал.
Твари, с которыми я сражался, были разной мерзостью — когтистые, клыкастые, с наростами, панцирями, лишними конечностями, какие-то полужидкие, какие-то жёсткие, как камень. Но мне было плевать. Я почти не думал. Почти не воспринимал их как угрозу. Просто очередные куски мяса. Очередные цели.
Каждое парирование отзывалось в теле лёгкой дрожью, каждый удар отдавался в кости. Иногда я скользил прямо под чудовищем и бил в уязвимое место снизу. Иногда вспрыгивал ему на спину, впивался пальцами в плоть, выдирал куски, ощущая, как горячая слизь течёт по рукам. Пару раз, когда терял хватку, в ход шли даже зубы — я рвал ими глотки, захлёбываясь в тёплой крови, и это почему-то только больше заводило.
Мир сузился до инстинктов. Я больше не был человеком. Я был чем-то другим — машиной, зверем, существом, движимым болью и голодом, и эта форма мне подходила. Даже странно, насколько органично всё происходило.
«Усиленный метаболизм» теперь восстанавливал почти тридцать процентов за те же пять секунд после активации. Неплохо, особенно в бою. Хоть откат и остался прежним — ровно 60 секунд. Этого хватало, чтобы пережить бой, восстановиться и снова в драку. Я чувствовал, как с каждым сражением становлюсь сильнее, быстрее, злее.
На секунду где-то в голове мелькнула мысль — а ведь раньше я вообще боялся этих мест, этих тварей. Старый я, тот, кто ещё сомневался, кто вообще задавался вопросами. Но мысль скользнула, не зацепилась, и я сбросил её прочь. Сейчас на меня уже летела следующая тварь, новая цель. И я улыбнулся — широко, хищно, по-настоящему.
Пора снова убивать.
Разорвав очередную тварь, я услышал хриплый вой — тягучий, протяжный, словно предвестие чего-то иного. Из полумрака, из-за невысокого бархана, выдвинулся очередной противник.
Но этот был не как прежние.
Он был другим.
Крупнее и массивнее остальных — настоящая гора гниющей, дрожащей плоти, покрытая жирной, скользкой слизью. Как только он появился, до меня отчётливо донёсся запах — смесь тухлятины, засохшей крови и гниения. Тварь двигалась медленно, с тяжёлой поступью, но в её движениях сквозила пугающая уверенность. Она не торопилась. Не суетилась. Шла прямо, как хищник, давно решивший, что добыча никуда не денется.
Я опустился и резко рванул за костяной коготь, недавно поверженной твари. Что-то хрустнуло с влажным щелчком — и в руках у меня оказался… то ли костяной серп, то ли выгнутая сабля. Я даже не пытался понять, как правильно это назвать. Главное — она подходила. Подходила, чтобы вонзаться в тварей и разрывать их напополам.
— Эй! — крикнул я, с кривой усмешкой на губах. — Не хочешь кусочек свежего мяса? Вот он я, прямо тут!
Тварь остановилась. Что-то шевельнулось внутри её безликой массы — то ли дёрнулась от моего крика, то ли просто сдвинулась под тяжестью собственного разложения. Она была похожа на колышущееся месиво гнили и плоти: вязкое, тусклое, изнутри которого проступали смутные очертания — будто обрывки голов, искривлённые черепа зверей, размытые очертания конечностей. Всё это сливалось в один чудовищный, бессмысленный узор. Как будто сама смерть попыталась слепить из мертвечины нечто живое — и не справилась.
Я не стал ждать, пока она поползёт ко мне сама. Что-то внутри подсказывало: медлить нельзя. Эта дрянь могла втянуть меня в себя в любой момент — заживо, без предупреждения, и не оставив даже крика.
Я опустил конец сабли на темный песок и сделал шаг вперёд, намеренно медленно, как бы вызывая её. Лезвие чертило борозду в песке, оставляя за собой тонкий след, как отпечаток предстоящей смерти. Я чуть наклонился, сгорбился, подался вперёд, будто хищник перед броском, и зашагал прямо на эту тварь.
Она не двигалась. Казалось, застыла в позе статуи — вросла в песок, как памятник собственному разложению. Но я знал — это обман. Она наблюдала. Она чувствовала. Она ждала.
И вот — началось. Массивная туша зашевелилась. Гора гниющей плоти медленно поднималась, раздуваясь, как чудовищный воздушный шар. Она не вставала — она надувалась изнутри, словно готовилась взорваться или обрушиться всем своим весом. Плоть натягивалась, дрожала. Где-то внутри перекатывались кости.
Я рванул вперёд — быстрее, чем раньше. Песок цеплялся за ноги, мешал ускориться, будто цеплялся за каждую ступню липкими пальцами. Я знал, что могу использовать прыжок…, но знал и другое — откат. Если не получится завалить её с первого раза, мне больше нечем будет уйти. А промах тут означал конец.
«Откат навыка», — холодно пронеслось в голове. Решай.
Я продолжал нестись вперёд, сжав зубы до боли в челюсти. Сердце грохотало, ладони горели. В последний момент — прыжок. Один шанс. Или всё.
Тварь взвыла, и в следующий миг что-то дёрнуло меня вбок. Резко, словно крюк вцепился в плечо и рванул со всей силы. Я оторвался от земли, завертелся в воздухе — не сразу понял, что произошло. Мир пошёл юзом, всё завертелось, но тело само сработало — как будто отдельно от меня. Я даже удивился: не думал, что смогу. Сгруппировался, скрутился, выставил локоть и неожиданно для себя оттолкнулся — то ли от куска её бронированной туши, то ли от чего-то твёрдого, что проскочил мимо. Всё произошло на рефлексах, вслепую, но сработало.
Приземлился я плохо, но не смертельно. Ударился боком, выбило дыхание, но зато увернулся от главного удара. Прыжок сработал — и этого было достаточно. Сейчас стиль не имел значения. Главное — я был жив.
Я тут же откатился в сторону, наискосок, и вовремя: там, где только что была моя спина, в песок хлестнуло что-то мерзкое — смесь гнили, кислоты и расплавленного мяса. Шипение, пар, вспышка — тварь не теряла времени, расползалась дальше. Вязкая волна слизистой плоти тянулась по земле, вырастая когтями, уродливыми головами, вывороченными пастями, изрыгающими бессмысленные звуки.
Я слышал, как она втягивает воздух, словно вынюхивает меня. Царапанье когтей по песку было почти ритмичным — как пульс или отсчёт. Она перекатывалась, налипая на всё, ломая остатки симметрии в своём чудовищном теле. Слепая, но чувствующая. Не уйдёт, пока не сотрёт меня в пыль.
Бросок. Внезапный, как удар плетью. Один из отростков сорвался с тела и рванул в мою сторону. Я понял: она чуяла меня. Не видела — нет. Но ощущала точно.
Усиленный метаболизм активировался почти сам. Тело начало лихорадочно собирать себя заново. Плоть заполняла рану, но медленно. Шкала жизни ползла вверх, будто с усилием. Было шестьдесят секунд до отката, и я знал — они мне нужны. Просто чтобы продержаться.
Я вскочил, рванул в сторону, стараясь укрыться за песчаной насыпью. Небольшая, но сейчас — почти крепость. Прыжок удался, на этот раз тварь не успела перехватить. Я перекатился, встал на одно колено и, не теряя темпа, ударил сбоку.
Коса — или серп, или сабля, я уже не знал, как её звать — вспыхнула в воздухе. Лезвие вонзилось точно в бок твари. Хруст — как будто я рассёк мешок с гниющим мясом. Потянул вниз, вспарывая тушу, и из рассечённого бока вырвалась чёрная жижа, заливая песок.
Тварь взвыла. Из её центра вылетели отростки, я едва успел отпрыгнуть, оставив оружие в теле. Оно застряло. Приземлился тяжело, сбив дыхание, но жив. Вскочил. Назад. Миг. Один.
«Стремительный прыжок» — активация.
Я прыгнул. Вцепился в застрявшее в туше оружие обеими руками. Сжал рукоять до хруста пальцев. Клинок сидел глубоко — прочно, намертво. Но я рванул вверх, с силой, разрезая это гнилое, дрожащие мясо снизу доверху, почти разрубая тушу пополам.