– А, Дейдре. – Я не смогла скрыть отвращения.
Мы выехали из школьных ворот, свернули на главную улицу.
– Она не такая уж плохая, – заметила Присцилла. – Ты можешь хотя бы сегодня никого не судить?
– Это я сужу? – Мое изумление было совершенно искренним.
– Да, ты. – Она свернула на улицу поменьше. – Не хочу я, чтобы еще и другие меня возненавидели.
Тут она была права, и я дала слово молчать в тряпочку, чтобы никого больше ненароком не обидеть. Вот только этих здешних обидеть – раз плюнуть. А мне сейчас нужно думать о том, как разгрести историю с этим интервью. На самом деле, от этой затеи в клубе может быть польза. Я увижу сразу всех номинанток в одном помещении. Разберусь, как они относятся к Присцилле, оценю градус их взаимодействия, пойму, действительно ли нам вредит именно Стеф.
– Я буду вести себя вежливо, но я все равно терпеть не могу эту Дейдре. Она ведет себя как злодейка из дешевого сериала, – сказала я и фыркнула.
Присцилла недоумевающе посмотрела на меня, потом ухмыльнулась:
– Я обещала никому не говорить, но… раз уж речь зашла про Дейдре и телевизор. Она снималась в рекламе слабительного. Типа бегом в туалет, потому что «мне приспичило».
Я заржала:
– Че, правда?
Присцилла безуспешно попыталась не ржать тоже:
– Во-во. Она в средней школе хотела стать актрисой, но это все, чего она достигла.
Я зажала рот ладонями:
– Реклама поноса?
Мы обе истерически расхохотались. Для меня этот крошечный слиток стал настоящим сокровищем. Хотя я и знала: Присцилла поделилась им со мной лишь потому, что больше было не с кем.
Мы приехали в «Оаквуд»; ощущение у меня было, мягко говоря, странное. Я ведь была здесь всего несколько дней назад, когда промокла под дождем. Клуб, что неудивительно, не изменился совсем. Тот же ковер, папоротники в горшках, картины маслом на стене. Тут типа время замерло.
Мы шли по коридору в танцевальный зал, где должен был состояться этот бранч, – следуя указателям, привязанным к шарикам в цветах нашей школы; посетители откровенно на нас таращились.
– Классные ребята, – прошептала я Присцилле, проходя мимо тетки в бледно-желтом теннисном платье и с кислой физиономией.
Присцилла отважно улыбнулась, тряхнула волосами. Надела доспехи. Я в кои-то веки этому обрадовалась. Сама следом распрямила спину. Вот уж не собираюсь я пресмыкаться перед этими снобами с пижонским загаром.
Бальный зал был смехотворно велик для нескольких столиков, расставленных для бранча, однако он оказался очень красивым – широкие окна, выходящие на зеленое поле для гольфа, где тут и там росли плакучие кедры и платаны с густыми кронами. Столы были накрыты белыми скатертями, на них стояли композиции из бело-алых гортензий, лежали начищенные до нестерпимого блеска столовые приборы. Ненастоящие голуби держали большой плакат, растянутый по всей сцене у ближней стены: «Поздравляем номинантов школы "Норт-Футхилл" 1995 года».
Я обвела комнату взглядом, отыскивая этих самых номинантов, и обнаружила еще кучу народу.
– А что это за взрослые? – спросила я у Присциллы почти шепотом.
Она тоже оглядывалась и что-то подсчитывала.
– Есть сотрудники «Оаквуда», много родителей номинантов.
А, и действительно. Фамильное сходство начало проявляться почти сразу: я заметила рядом с Элиотом Бендером, баскетболистом, высокую темноволосую женщину, рядом с Нилом – парочку рыжих очкариков, явно из бизнеса. Если тут предполагались члены семьи, то отсутствие хальмони выглядело особенно красноречивым. Я взглянула на Присциллу, как всегда хладнокровную, и поняла, что она это подметила тоже. Мне стало особенно стыдно за эту нашу рекламу – так, исправлять положение нужно незамедлительно.
– Представишь меня другим номинанткам? – Я, как могла, пыталась прикидываться безобидной. Присцилле не нравится, что я так завелась из-за этих плакатов, придется пока скрывать свой план.
В первый момент казалось, что она вообще ничего не хочет делать, кроме как дуться в углу. Но потом сработал обычный мамин импульс: «Подбери сопли!» Она расправила плечи и пошла в сторону остальных.
Все вежливо общались, похоже, остальные семьи были знакомы между собой. Этим взрослым вообще не приходит в голову, что нам, не членам клуба, нужно оказать какое-никакое гостеприимство?
Не приходит. Видимо, «принадлежность к элите» им этого не позволяет.
Мы подошли к двум принцессам, Александре и Тессе, они наливали себе апельсиновый сок. Родители их были заняты беседой с другими гостями.
– Привет-привет, – поздоровалась Присцилла, дружелюбно и уверенно.
Девчонки посмотрели на нас, улыбнулись.
– Привет, Присцилла. А ты Сэм, да? – обратилась ко мне Александра.
– Ага, – ответила я, удивляясь, что кто-то помнит мое имя, хотя в школе-то я провела всего полсекунды.
– Вы что, сестры? – без всякой подколки поинтересовалась Тесса.
Ну да, мы родственники. Однако – это я знала точно – мы были совсем не похожи друг на друга. Я пошла в папу и хальмони, а Присцилла – в своего отца.
Мы с Присциллой переглянулись. Именно так переглядываются девчонки-азиатки по всему миру, когда их путают друг с другом. Я решила поступить по инструкции из справочника «Как глотать дерьмо» авторства Присциллы и ограничилась смешком.
– Нет, мы не сестры.
Тессе хватило воспитания смутиться.
– Ой, простите. Что я, действительно, вы же в одном классе, а явно не близнецы… – Она помолчала, окончательно стушевавшись. – А здесь вы впервые, так что…
– Просто вы много вместе тусуетесь, – произнесла Александра, чтобы заполнить паузу.
Присцилла сохраняла полнейшее хладнокровие.
– Вроде того. – Из этого отрывистого ответа следовало, что если человек дурак, то это надолго.
Дураки не дураки, но эти девицы казались вполне безобидными. Да и Присцилла вроде бы ничем им не угрожала. Более того, Тесса так и лучилась от счастья: с ней заговорила популярная девчонка из выпускного класса!
Я решила кое-что выяснить:
– А вы видели, что Стеф вчера раздавала мороженое? – спросила я, храбрости мне придало то, что Стеф пока не приехала.
Обе кивнули.
– И вы считаете, что интервью с Присциллой – нечестно, а мороженое – честно? – Я продолжала гнуть свою линию.
Присцилла зыркнула на меня, явственно говоря: заткнись.
Александра пожала плечами.
– Даже не знаю. Меня оно мало волнует. Мне все равно с вами обеими не тягаться. – Она скривилась с явным самоуничижением, потом сделала глоток сока.
– Да, нам все равно ничего не светит, – согласилась Тесса. – Выбирают всегда старших. – Она помолчала, крепко сжимая стакан. – А вот ты наверняка выиграешь. Не твоя вина, что мы не догадались выступить в новостях.
И тут, будто по команде, вошла Стеф с родителями: на ней было облегающее платье из жатого ситца, сверху белый кардиган. Ну прямо чистый косплей загородного клуба. В мыслях я обвела ее красным кругом. Все, ты труп.
На сцену вышла какая-то тетка, хлопнула в ладоши, призывая всех замолчать, – на длинных ногтях французский маникюр, волосы мелированные, на веках темные тени.
– Для каждого забронировано место, пожалуйста, найдите свои столы, мы начинаем!
Мы с Присциллой обнаружили карточки со своими именами за столом у окна, сели. Я стала выяснять, кто окажется с нами рядом.
Так, этого не хватало. В соседи нам досталась Стеф с семейством. Появились они через несколько секунд. Мамаша с выпяченной губой в полотняном деловом костюме, папаша с темными волосами и угрюмой физиономией – типа: я бы лучше натирал воском свой «мерседес», чем сидеть тут с вами.
Я ему очень сочувствовала.
– Добрый день, – вежливо поздоровалась Присцилла, садясь. – Я Присцилла, а это Сэм.
Такая воспитанная, выдержанная, в сравнении с другими подростками в зале. В том числе и со мной.
Стеф нас проигнорировала, отпила кофе, откинулась на спинку стула. Мама ее натянуто кивнула.
– Здравствуйте, мы родители Стеф. – Вот так, не представляясь.
Папаша ее по очереди указал на нас пальцем.
– Вы сестры, да?
Дыши поглубже.
Присцилла вежливо ответила:
– Нет. Просто подруги.
Стеф, в отличие от других девчонок, не выглядела смущенной. Она громко хохотнула. Я резко повернулась к ней, она скривилась, увидев выражение моего лица.
– А ваши родители не смогли прийти? – спросила мама Стеф.
Дыши, говорю.
Присцилла покачала головой.
– К сожалению, нет. Вот я и решила пригласить Сэм.
– А чем ваши родители занимаются? – спросил папаша Стеф, явно все еще сомневаясь в том, что мы не сестры: больно уж пристально он всматривался в наши лица. Блин, да заткнись ты!
Я стала раскладывать салфетку на коленях, чтобы хоть чем-то занять руки – иначе физически зажму ему рот. Присцилла проследила за моими движениями, обнаружила, что больше ни у кого салфеток нет, и тут же расстелила на коленях и свою. Простейшие правила поведения за столом, которым она обучила меня в раннем детстве, но тут я поняла: тогда она еще была не знакома с тонкостями этикета. Она провела по салфетке ладонями.
– У моей мамы химчистка. Папа умер.
На лице мамы Стеф отразилось сочувствие.
– Ах. Соболезную, дорогая.
Стеф тоже вроде как немного опешила.
Так тебе и надо, дрянь! Почувствуй угрызения совести!
Тут папа Стеф вдруг щелкнул пальцами:
– А, вот почему мне твое лицо знакомо! Химчистка «Оак-глен» называется, да? В конце Гринбрайер?
Присцилла кивнула, лицо ее превратилось в лишенную выражения маску. Подошел официант с поджаренным хлебом и, к счастью, прервал этот адский разговор.
Который, впрочем, еще не закончился.
– У твоей мамы качество – супер! – заявил папа Стеф. – Складки мне всегда как надо заглаживает. Видимо, все дело в маленьких нежных ручках, да?
Я едва не подавилась куском булки.
– Папа, – тихо, смущенно произнесла Стеф.