Но он ее будто и не слышал:
– Очень приятно сознавать, что трудолюбивым эмигрантам удается устроить свою жизнь в Норт-Футхилле. У меня прадедушка тоже эмигрант из Италии.
Как будто это хоть как-то связывает его с Присциллой. Как будто он хоть раз чувствовал то, что сейчас чувствует она.
У меня будто пчелы жужжали во рту. Типа либо я их сейчас выпущу, либо умру. Вместе с тем я понимала: если я сейчас словесно уничтожу этого пожилого хама, Присцилле это не поможет. Сейчас такие времена, когда нужно создавать у них впечатление, что они совершенно правы, – иначе не выжить.
– Уверена, твоя мама очень гордится тем, что ты среди номинанток, – любезно произнесла мама Стеф, которая совершенно не просекла, какой хам ее муж.
Только тут я заметила, какой у Присциллы напряженный взгляд.
– Да, конечно. И она очень сожалела, что не сможет прийти.
Дальше мы жевали, почти не разговаривая. Все члены семейки Стеф просто игнорировали друг друга. Я старалась не таращиться на них слишком уж откровенно. Иногда встречаешь родственников своих долбанутых знакомых и сразу понимаешь, почему они долбанутые. Со Стеф тоже все было понятно. Кстати, сама она, похоже, была от всей этой истории в таком же ужасе, как и мы.
Нам принесли еще чая и кофе, а потом на сцену снова вылезла та же тетка.
– Надеюсь, вам понравилась наша кухня. Меня зовут Джули Кинер, в «Оаквуде» я занимаюсь программами для старшеклассников. И могу сказать с полной уверенностью, что мы очень гордимся всеми, кого номинировали на звание королев и королей бала. Это огромная честь! Поаплодируйте самим себе.
Все захлопали, я тоже, но довольно вяло, только ради Присциллы.
– В «Оаквуде» существует давняя традиция: в наш клуб вступают самые знаменитые представители нашего района, и вы уже сделали важный шаг к тому, чтобы потом влиться в их ряды, – произнесла Джули, растянув рот от уха до уха. – Мы подготовили замечательное слайд-шоу, в котором представим всех номинантов.
Свет погас, шторы задернули, за сценой развернули экран, прикатили проектор. Я почувствовала себя то ли на конференции по продажам, то ли на свадьбе – я не была ни там ни там, но все видела в сериалах.
Заиграла классическая музыка, на экране появился розовощекий младенец-херувим. Все засмеялись, заахали. Тесса вжалась в стул и застонала чуть ли не вслух. Родители ее с обожанием смотрели на экран.
Джули начала:
– Тесса Мартин родилась во Франции – о-ля-ля! – и переехала в Норт-Футхилл в возрасте семи лет, когда отец ее начал работать в лаборатории авиастроения.
Нам показали еще несколько детских фотографий: Тесса играет в футбол, Тесса в миленьком костюме для Хэллоуина, все такое – Джули рассказывала про каждую. Блин, у нас тут что, похороны?
Я собиралась сказать Присцилле что-то смешное, но тут заметила, что она вся зажалась, руки лежат на коленях, крепко стиснув складки юбки.
– Все нормально? – прошептала я. – Боишься, что сейчас покажут и тебя в пеленках?
Но она только слегка качнула головой, и я отстала – от нее исходило что-то совсем странное. Показали еще парочку претендентов – очаровательные младенцы, семейства на отдыхе в снегах, рассказы о том, какие это очаровательные правильные детишки, – а потом настала очередь Присциллы. Я это поняла, потому что первой на экране появилась фотография из старого школьного альбома.
– Присцилла Джо учится в выпускном классе школы «Норт-Футхилл», она приложила колоссальные усилия к тому, чтобы оказаться здесь сегодня, – начала Джули, и в голосе ее зазвучал странный пафос.
Я нахмурилась. А где детские фотографии? На экране мелькали снимки, сделанные в школе, из школьных альбомов, все за последние несколько лет. Джулия скороговоркой перечисляла учебные достижения Присциллы, однако про ее хобби и интересы не сказала ничего завлекательного, не вдавалась в подробности, как с другими. Сердце у меня упало.
Когда представление Присциллы завершилось, раздались вежливые, но какие-то неуверенные аплодисменты. Джули сделала паузу.
– А, нужно еще добавить, что включить детские фотографии Присциллы мы не смогли: они остались в Корее.
Все понимающе забормотали, а я уставилась на Джули. В Корее? Ты что, бредишь?
Объяснение от Присциллы последовало, только когда слайд-шоу закончилось и все собрались уходить.
– Это еще что? – обратилась я к ней. – Какие детские фотографии в Корее?
Присцилла, явно нервничая, затрясла головой:
– Я ей ничего такого не говорила. Она просто… не так поняла.
– Слушай, почему здесь расисты на каждом углу?
Она толком не слушала – слишком расстроилась.
– Я вообще не знала, что они такое затеют. Знала бы – нашла бы фотографии. – Нижняя губа у нее дрожала. – Мама… после смерти аппы… она запрятала альбомы подальше, ей было больно на них смотреть. А мне не хотелось просить, чтобы она их достала. Я думала, фото нужны для какого-то там плаката, не для этого.
Я перепугалась, понимая, что она того и гляди сделает то, чего от Присциллы из будущего не дождешься: расплачется на людях. Я знала, что, если попытаюсь ее обнять, польются слезы. Знала, что, если она сейчас заплачет здесь, перед всеми этими задаваками, она никогда себе этого не простит.
– Ну, должна тебе сказать, ты единственная, кому удалось сохранить хотя бы остатки собственного достоинства. Кошмар! Нам что, обязательно было видеть голую попу младенца Девина в Аспене?
Тут ее глаза, полные слез, вдруг сощурились от смеха.
– Сэм!
Я облегченно выдохнула. Вот – это у меня очень хорошо получается.
– А эта спальня Стеф со всеми куколками, как будто она больная на голову? Типа спасибо, мы теперь знаем наверняка, что из тебя вырастет маньячка!
Присцилла хохотала навзрыд, а мне полегчало. Слез как не бывало. Мы пошли к выходу – там стояла Джули Кинер и со всеми прощалась. До меня донеслось, как она воркует с родителями Стеф:
– Мы ждем не дождемся, когда вы на следующей неделе подадите заявку на членство в нашем клубе! Я слышала от ваших спонсоров, Джонсонов, что вы, Лиз, кого угодно обыграете в теннис!
Мамаша Стеф, она же Лиз, скромно махнула рукой:
– Да ну что вы. Но сегодня мероприятие прошло просто великолепно, спасибо, что все организовали. Мы всерьез подумываем о том, чтобы именно у вас отпраздновать выпуск Стеф.
Да уж еще бы.
Присцилла протянула Джули руку:
– Большое спасибо, мисс Кинер, за замечательный бранч. Для меня большая честь оказаться в «Оаквуде».
Я заметила, что Стеф притормозила в дверях и вслушивается. И увидела то же, что видела и она: изумительную воспитанность и самообладание. Безупречная королева бала. Стеф сощурилась, лицо перекосилось от зависти. Зачатки симпатии, которые возникли у нее, когда на Присциллу наседал ее несносный папаша, успели испариться.
Джули Кинер улыбнулась, широко и неуверенно:
– Конечно, дорогая! Вы, наверное, очень гордитесь тем, что сумели этого добиться.
Чего? Под «это» имеется в виду номинация на королеву бала? Или… хренова карамельная американская мечта – попасть в загородный клуб?
И никаких разговоров про «вашим родителям следует подать заявку на вступление», как с другими семействами. Это упущение нависло над нами такой тяжестью, что я прямо чувствовала ее, пока мы шли через залы – в том числе и через тот, огромный, где Присцилла будет сидеть через тридцать лет во время собеседования. Я ни на секунду не сомневалась, что между двумя этими событиями есть прямая связь.
Джулия щелкнула пальцем, будто что-то вспомнила.
– Да, Присцилла, еще одна вещь…
У Присциллы в глазах замерцала надежда.
– Да?
– Вы не хотите подработать после уроков? Мы набираем продавщиц в магазин товаров для гольфа, и, нам кажется, вы бы идеально подошли! У вас отличные коммуникативные навыки. – Джули даже в ладоши хлопнула, вот как она возбудилась.
Улыбка так и осталась у Присциллы на лице, а вот мерцание в глазах разом погасло.
– Э-э… на самом деле… я должна помогать маме на работе…
Я взглянула на нее – это же теперь не так. Но если что и можно было выяснить о Присцилле эмпирическим путем, так это то, что она человек гордый.
Джули уронила руки.
– Какая жалость! Ну, я все-таки решила спросить. Если передумаете, свяжитесь со мной, обязательно! – И она повернулась к следующему семейству, даже не заметив, что только что сокрушила чужие надежды.
Мне было интересно, понимает ли Присцилла то, что понимаю я: никакая популярность, никакие контакты с нужными людьми не дадут тебе пропуска туда, куда тебе заранее поставлен заслон на входе.
Мы молча шагали к парковке – я дала Присцилле время разобраться в своих чувствах. Подошли к машине – Стеф как раз садилась в свою, стоявшую напротив.
– Подожди секундочку, – сказала я Присцилле и подошла к Стеф.
– Привет.
Она сидела за рулем и как раз собиралась захлопнуть дверь. Я схватилась за дверь рукой.
– Это ты портишь наши плакаты, да?
Она изумленно выпучила глаза, вот только актриса из нее была никакая.
– Что?
Но после того, как сегодня унизили Присциллу, я уже ничего не собиралась терпеть. Наклонилась поближе:
– Если еще такое устроишь, тебе конец.
У нее отвисла челюсть.
– Ты чокнутая.
Она дернула дверцу на себя, захлопнула. Но я снова увидела секундную панику у нее на лице и поняла, что действую правильно. Я ощутила свою власть, а потом мне стало немножко стыдно. Я вообще-то не люблю обижать людей. Но иногда – особенно если ты девчонка и азиатка – очень приятно увидеть проблеск страха на физиономиях тех, кто понял, что недооценил тебя. Стеф теперь будет знать, что ей нужно остерегаться.
К школе мы ехали почти в молчании – горький привкус никуда не делся. Но когда по радио запела Мэрайя Кэри, я ничего не смогла с собой поделать. Начала подпевать хору, а потом за мной и Присцилла. Мэрайя – она любые раны залечит.
Загорелся зеленый свет, и Присцилла так ударила по газам, что и Вин Дизель вывихнул бы шею. Я вовремя сгруппировалась, потому что начала привыкать к ее стилю вождения. Она скосила на меня взгляд.