Я рассмеялась:
– Уверена, что так все и будет.
Он пожал плечами, но, кажется, остался доволен тем, что вызвал у меня смех.
– Я, например, волнуюсь. У меня мама и бабушка с дедушкой живут в Голливуде, столкнуться с ними я не боюсь. Но они тесно общаются с Тедди, вот я и переживаю. Если, допустим, они придут на этот футбольный матч?
Очень мне нравился этот его поток сознания. Он ведь пробыл здесь намного дольше, чем я. Наверняка его просто распирало от всяких мыслей, которыми хотелось поделиться.
Солнце село, стало прохладно. Музыканты начали складывать инструменты.
– Ну, так и что с нами будет? – спросила я. – Ты думаешь… мы вспомним друг друга, когда вернемся? Вспомним, что нам здесь пришлось пережить?
Джейми глубоко вздохнул:
– Блин, ну не дойдет уж до такого, что не вспомним.
– Но вдруг мы просто все забудем? – У меня сердце сжалось при мысли, что я не вспомню ничего этого. Не вспомню Джейми.
Он вдруг встал.
– Мы не знаем, что с нами будет дальше. Давай наслаждаться этим вечером.
Он протянул руку, я крепко ухватилась за нее.
Мы забрели, перейдя через улицу, в здание железнодорожного вокзала «Юнион-Стейшн», построенное в испанском стиле в тридцатые годы. Даже те, кто никогда не бывал в Лос-Анджелесе, скорее всего видели «Юнион-Стейшн», полукруглую подъездную дорожку, окаймленную пальмами. Это здание миллион раз показывали в фильмах и телесериалах, потому что оно красивое и кажется вечным в городе, где все перестраивают с головокружительной скоростью, гоняясь за новым и более грандиозным. «Юнион-Стейшн» – лучший открыточный вид Лос-Анджелеса. Внутри там – высокие потолки из красивого старого дерева, расписанные испанским цветочным узором, каменная плитка на полах, глубокие кожаные кресла.
И оказаться там было… как бы сказать. Как совершить путешествие во времени.
У вокзалов есть отличное свойство: они открыты круглосуточно. Днем здесь не протолкнуться от тех, кто спешит на дальние и пригородные поезда, сейчас же внутри было тихо, почти пусто – лишь несколько человек спали, свернувшись калачиком, в похожем на собор зале ожидания.
Мы устроились в двух креслах, закинули головы, рассматривая причудливый узор на потолке.
– Эй. А как ты думаешь, с кем-то еще случилось то же, что и с нами? Ну, не можем же мы быть единственными путешественниками во времени. – Последние два слова я прошептала.
– Я об этом тоже думал, а потом просто запретил себе. Слишком невероятно.
Я кивнула:
– Да, прямо такое же чувство, когда тебе в планетарии рассказывают, какой ты маленький в сравнении с Землей, а она – с Солнцем, а Солнце – с Солнечной системой и…
– У меня сейчас начнется паническая атака. – Он, впрочем, рассмеялся этим своим откровенным ненавязчивым смехом, от которого воздух вокруг сделался чище. Ну – да. Именно такое чувство.
В тишину ворвался гул подходящего поезда. Джейми посмотрел на меня:
– Да и нет у нас с тобой времени обо всем этом гадать.
Я кивнула:
– Верно. До подсчета голосов осталось меньше двух суток. Если, конечно, Присцилла сегодня достигла цели своей речью.
– Кажется, достигла, – ответил Джейми с уверенностью, которой я не испытывала. – Ей, похоже, удалось доказать, что она… ну… человек.
Глаза наши встретились.
– В смысле? Она правда кажется таким уж недостижимым идеалом? – спросила я.
Он, без малейшего колебания, ответил:
– Да.
На меня накатила волна ревности, совсем неуместной.
– Ну, так я тебе, приятель, скажу как ее дочка: никакой она не идеал.
Джейми попытался не улыбнуться в ответ на мое раздражение.
– Да знаю я, что не идеал. Просто выглядит идеальной.
– Это верно. – Я вздохнула. – Надеюсь, что, если она победит, ей типа полегчает и она – ну не знаю… перестанет зацикливаться на том, чтобы быть американочкой с рекламного плаката. И тогда, может, она не продолжит заниматься тем же самым, когда вырастет, – и жизнь моя станет гораздо проще.
– Ты считаешь, именно в этом ваша главная проблема? – Он серьезно посмотрел на меня.
И было что-то такое в этом его вопросе, из-за чего семечко сомнения, которое давно уже набухало у меня внутри, внезапно проклюнулось.
– Да я сама не знаю. Мне кажется, тут дело не в самом этом конкурсе, а в том, какое значение он имеет для Присциллы. В общем, поцапались мы с ней из-за того, что меня тоже номинировали, а я отказалась участвовать.
– Тебя номинировали на королеву бала?
Я пихнула его локтем:
– А ты что, не веришь?
Он рассмеялся, вскинув руки.
– Да нет, я просто поверил тебе на слово – что ты у себя в школе уже получила этот титул. Убедительная, должен сказать, легенда.
– Ух, мне какие только легенды не пришлось придумывать!
– Мне тоже. Так. – Он провел рукой по волосам. – Я, например, сказал, что был интерном у Билла Гейтса и поэтому так хорошо разбираюсь в этих допотопных компьютерах.
Смех мой зазвенел по всему прекрасному вокзалу, будто бы застывшему во времени. Очень хотелось поверить в то, что мы и сами застыли во времени – а наши жизни в будущем, далеко-далеко.
– Так ты из-за этой ссоры и вызвала «Отвезу назад»? Вы поссорились из-за школьного бала? – догадался Джейми.
Воспоминания о том скандале на парковке, о гадостях, которые мы наговорили друг другу, нахлынули волной боли.
– Да и нет. – Снова воспитанное молчание. Я тоже помолчала вместе с ним, собралась с мыслями и только потом продолжила: – Просто еще это касалось бабушки.
Джейми сочувственно хмыкнул. Я позволила себе поднять на него глаза, утешиться спокойным, терпеливым выражением его лица.
– Моя мама иногда такая… ну как бы это объяснить? – Еще несколько дней назад я сказала бы что-то вроде «холодная бездушная машина». Но теперь эти слова почему-то не годились. – Она очень странно выражает свои чувства. Ну, типа, у нее мать в коме, а она спокойно отправилась на работу. На следующее утро собралась со мной в магазин. А я ей этого не позволила. Мы поругались, и она бросила меня под дождем.
Джейми смотрел на меня, опершись щекой на локоть. Когда он заговорил, голос звучал приглушенно:
– Я тебе очень сочувствую, Сэм.
– Спасибо, – ответила я и тоже прислонилась щекой к руке. Так мы и смотрели друг на друга – нижняя сторона лица спрятана, выглядывают только глаза. – Ты вот представь себе, что ты такой, как я, а Присцилла – твоя мама.
– Ты это о чем? Как это – такой как ты?
– Ну, сам знаешь. – Я смущенно отвела глаза.
– Ничего я не знаю.
У меня запылали щеки.
– С кучей недостатков.
На сей раз молчание было просто невыносимым. Я уставилась на свои пальцы, которыми постукивала по деревянному подлокотнику, чувствовала, как время движется очень медленно и рывками, и хотела умереть. Карен от таких жалостливых разговоров вообще лез на стенку.
– Человек без недостатков – это очень скучно.
Джейми ответил именно так, как надо. Он всегда почему-то отвечал так, как надо. Я выдохнула, глянула на него с улыбкой.
– Выходит, со мной тебе не скучно? – Я его поддразнивала и откровенно флиртовала, так что даже сама внутренне поморщилась.
– Ты забыла, что вечера я провожу веселее некуда – в кладовке с экипировкой? – В уголках его глаз образовались морщинки. – И – да, с тобой не скучно. Совсем. Очень здорово, что мы об этом заговорили. Я страшно рад, что мне наконец-то есть с кем поговорить.
Я и представить себе не могла, как это одиноко: застрять в прошлом на много недель; поэтому инстинктивно вытянула руку, дотронулась до его локтя.
– Я тоже страшно рада, что мы теперь знаем всю правду друг про друга.
Он поднял голову, выпрямился.
– Поверить не могу в эту свою промашку с Обамой.
Я фыркнула:
– Болван.
– Вредина.
Вдалеке кто-то кашлянул.
– И еще: правда, здешняя социальная иерархия – полная жесть? Ну, типа, я всегда думала, что в фильмах девяностых годов все это просто преувеличивают. Но моя мама – самая настоящая «задавака», как в кино.
– Это ты еще в футбол не играла. Ко мне приписана девчонка-чирлидерша. Она обязана печь мне печенье.
Я игриво дернула его за футбольную куртку.
– Отсталая хрень, чел.
– Согласен, чел.
Мы улыбнулись – не столько друг другу, сколько теплоте собственных ощущений.
– Когда я вернусь, ты будешь… уже в университете, да? – спросила я.
Он кивнул.
– Надеюсь. Я в несколько подал заявления.
– Ух ты. А я сейчас этим занимаюсь. Вот странно.
– Да, заявления в университет вообще выглядят странно среди всего этого.
Я рассмеялась:
– Заткнись.
– И куда ты подала?
Я сжала губы. Мой список выглядел совсем не впечатляюще, да мне, по большому счету, было все равно – но теперь все вдруг изменилось. И когда это я успела превратиться в сноба вроде мамы? Я с деланой небрежностью выдала ему свой небольшой список.
– Да, и, как я уже говорила, я пока без понятия, какую профессию хочу получить.
– Тебя это беспокоит?
Я тут же ощетинилась, хотя он и спросил без всякого осуждения, просто с искренним спокойным любопытством. Я собиралась ответить: «Да вовсе нет!» – но было в Джейми что-то такое, от чего мне вдруг захотелось сбросить, как комбинезон на молнии, эту версию себя – версию, предназначавшуюся для родителей, для учителей и даже для Карена.
Комбинезон. Почти то же самое, что и доспехи Присциллы. Наверное. Я подумала про Нила – подумала про Карена. Почему и Присцилла, и я решили встречаться именно с этими парнями. Что они способны нам дать. Что мы способны дать им взамен.
Оказавшись в прошлом, я вдруг поняла, как мне надоело носить этот комбинезон. Вспомнила про хальмони, лежащую в коме, про то, что она, возможно, больше не очнется, не узнает, что со мной будет дальше, не увидит, как я окончила школу, поступила в колледж, нашла первую работу.
– Не знаю, – ответила я наконец. И это была правда. – Мне вообще-то кажется, что глупо ждать от старшеклассника, чтобы он точно определился, что хочет изучать целых четыре года и какой потом выбрать жизненный путь. Не все, – я махнула рукой в его сторону, – сразу понимают, чего хотят.