Он откинулся на спинку стула.
– Давай.
– Я хочу сделать подкаст про свою семью. – Джейми как-то упомянул об этом между делом, и его слова, сказанные после нашей презентации, все крутились у меня в голове.
На лице у мистера Котта ничего не отразилось, но он показал мне рукой: продолжай. Зануда.
– Я хочу рассказать о том, как моя бабушка приехала сюда из Кореи, про мамину жизнь в Америке – она тоже училась в этой школе. Присцилла Джо, вы ее помните?
– Присцилла Джо? Она не только приходит на все родительские собрания, но когда-то была моей ученицей, – с любопытством произнес мистер Котт. – Кто познакомился с Присциллой, тот ее уже не забудет.
Я кивнула.
– Правда? В общем, подкаст будет про то, как их опыт отразился на моей жизни. Ну, я хочу рассказать, что это такое, если в этой стране, которая считается землей обетованной, у тебя есть мечта. И чем эта мечта становится для тех, кому ты передаешь ее по наследству, – для твоих детей, которые пользуются твоим жизненным опытом. И чем заканчивается дело, когда времена борьбы за выживание уже далеко в прошлом. Что сохраняется и что теряется при переходе от поколения к поколению.
Слова наталкивались друг на друга, сами вырывались изо рта. Мысль еще до конца не оформилась, но чем дальше я говорила, тем она делалась реальнее, ощутимее. Говорила впервые, и у меня вдруг начались рвотные позывы, меня прошиб холодный пот. Неужели вот так чувствуют себя все люди, которым приходится делиться своими открытиями с миром? Жесть полная.
Я глубоко вздохнула:
– На самом деле, речь о том, что от прошлого никуда не денешься. Хорошо это или плохо.
Дожидаясь ответа мистера Котта, я постарела на тысячу лет. Он выпрямился на стуле.
– Что ж, Сэм. Чего-то такого я и ждал. Потрясающе. Я очень рад.
– Правда? – Тревога моя тут же улеглась. Я почувствовала себя невесомой – какое изумительное чувство! – Да? – Ничего оригинального мне в голову не пришло. Все слова я уже исчерпала.
Он усмехнулся:
– Безусловно. Думаешь, я стал бы тебя мучить, если бы не понимал, что тебе есть что сказать?
– Ну… ну, не знаю, – смутилась я. – Если честно, я сама не была уверена, что мне есть что сказать.
– Я очень рад, что ты начинаешь обретать голос, – ответил он с улыбкой. – Ну, иди на свое место. Сейчас урок начнется.
На свое место я буквально плыла по воздуху. Впервые в жизни мир распахнул передо мной бескрайние дали возможностей, которых я раньше не замечала. У меня наконец-то появилось пространство, в котором можно определиться с тем, кто я такая на самом деле, – без оглядки на семью, Карена, на всех. И чувства прекраснее я не испытывала еще никогда.
глава 40
Меня просто захлестнуло чувство дежавю. Запах спортзала смешивался с запахом шампуней и бальзамов для волос. Рокотали басы. В воздухе так и витали возбуждение и оптимизм – ученики сбивались в кучки, осматривали наряды друг друга.
Второй мой школьный бал за неделю с небольшим.
Вэл в облегающем черном комбинезоне потянули меня за локоть:
– Пошли фотографироваться!
Мы решили, что в этом году никого не будем приглашать, потусуемся вдвоем – так оно все равно веселее. Последнюю неделю я вовсю занималась своей кампанией, по полной задействовала социальные сети – а еще я выступала за гендерно-нейтральный выбор победителей. Понятия не имела, что из этого получится. По большей части все, похоже, просто удивились: чего это я вдруг так захотела эту корону. В принципе, всерьез своей кампанией теперь, в отличие от 1995 года, не занимался никто.
Я ничего не могла с собой поделать и постоянно думала про прошлое и про Джейми. Однако неделя выдалась такая сумасшедшая, что мне некогда было размышлять, что у меня теперь вместо Карена другой парень. Или я просто себе это внушала. В глубине души я знала… что жду, когда он меня разыщет. И не из-за каких-то там средневековых представлений о рыцарственности, просто потому, что самой мне было страшно его искать. А вдруг, вернувшись в 2023 год, он понял, что я ему совсем не нужна? Случился всплеск эмоций в стрессовой ситуации – и сошел на нет. Вот я и бегала от этой мысли, что оказалось не так уж сложно в суете перед балом.
– Только никаких дурацких поз, – сказала я решительно, когда мы с Вэл встали перед тропическими зарослями в фотозоне. Тема бала в этом году – «Добро пожаловать в джунгли». Опять, представляете? Тема была написана зелеными неоновыми лампочками на заднике и обрамлена листьями. То, что нужно для инсты[4].
Мы с Вэл стали корчить смешные и дурацкие рожи, фотограф щелкал аппаратом. Потом мы просмотрели фотки на его айпаде, выбрали понравившиеся. Какая роскошь – цифровая эпоха.
– Платье у тебя прямо отпад, – сказали Вэл, указывая на меня на экране. Я согласилась. Платье было ярко-розовое, тюлевое, ниже – блестящие черные ботинки на платформе. Волосы зачесаны назад, короткие, гладкие.
– Как у Линды Евангелисты, – одобрила мама.
Мы с ней на прошлой неделе перемерили около миллиона платьев, потому что пересечение по диаграмме Венна между моим и маминым вкусом составляло почти ничего. Но, увидев это платье, обе тут же поняли: вот оно. Главное – винтаж, но винтаж изысканный, так что мама это пережила.
Мы возвращались на танцпол, и тут я заметила, что в спортзал входит Карен – неспешным шагом, очень раскованно. На нем был тесный костюм в стиле ранних «битлов», на шее, разумеется, висел фотоаппарат. Поглядев на Карена без фильтра «это мой парень», я вдруг поняла, сколько в нем стеснения, неуверенности в себе, – то, что я всегда считала смелостью, на деле было бравадой. В миллиардный раз за эту неделю я почувствовала облегчение из-за того, что больше не надо гасить мелкие раздражения по его поводу. Жизни наши теперь никак не связаны, можно вообще не раздражаться. Ни он, ни я не выглядели расстроенными. До такой степени, что я подумала: похоже, внутреннее решение расстаться мы оба приняли задолго до того, как я его осуществила. Мне кажется, то, что мы «в отношениях», было для нас важнее, чем то, что мы вместе. Мы доброжелательно помахали друг другу, а потом мы с Вэл присоединились к танцующим.
Скоро поставили новую композицию – я не верила своим ушам. Insane in the Brain. Я начала расклеиваться, Вэл бросили на меня странный взгляд.
– Отличная песня! – проорала я.
– А то! – проорали они в ответ.
Платье изумительно колыхалось в танце. Кружась, я вдруг почувствовала, что меня похлопали по плечу. Обернулась.
– Привет, мам! – крикнула я.
Даже во взрослом праздничном наряде – безупречно подогнанное лавандовое платье с запахом и серебристые туфельки – мама стала похожей на вредного подростка, когда скривилась, решив, что я слишком громко ору.
– Саманта!
У стола с напитками стояло несколько взрослых, все принаряженные и с лентами через одно плечо, как и мама: на лентах значились разные годы. Бывших королей и королев пригласили в этом году на бал – праздновалось столетие основания нашей школы.
Я посмотрела на мамину блестящую перевязь с цифрой 1995. Обалдеть.
– А папа с Джулианом пришли?
Джулиан приехал домой, чтобы повидаться с хальмони.
Мама кивнула.
– Да, прячутся где-то в углу. Папа едва не сбежал. Для него это настоящий кошмар.
Папа, в отличие от мамы, терпеть не мог свою старшую школу и был там настоящим отщепенцем. У него, видимо, была металлическая фаза.
– Нервничаешь? – спросила мама, оттаскивая меня от колонки, чтобы не орать.
Я подумала. В сравнении с маминым балом этот – сущая ерунда. Там ставка – вся жизнь, здесь – круглый ноль. Но увидев, как натянуты мамины нервы, я поняла, что мне тоже не все равно. Хорошо бы победить – мама обрадуется. Хотя – теперь я это знала – она ничего от меня не требует, а ее личные закидоны – всего лишь ее личные закидоны.
– Ну, немного… – ответила я честно. – Просто… пара недель тяжелых выдались.
Мама кивнула:
– Верно. Из-за хальмони.
Я в ответ только улыбнулась. Да, ты права.
– А, вон они! – Мама через весь зал замахала папе и Джулиану.
Они подошли ближе, оба в костюмах, в которых им было страшно неловко: папа бился со своими отщепенскими демонами, Джулиан, как всегда, страдал, что он на людях. Я ухватила его за руку.
– Спасибо, что пришел, отлично выглядишь. – Очень многие девчонки поглядывали на моего классного-прекрасного брата-студента.
Он пожал плечами:
– Мама сказала, что нельзя не прийти.
Мама вздохнула:
– Я тебя не заставляла. Но здорово, что мы все пришли поддержать Саманту.
– Да-да, конечно, – поспешно согласился папа.
Я знала, что мама употребила свою власть, и все равно радовалась.
– Дай-ка посмотрю, как там твоя косметика. – Мама подняла руку, чтобы откинуть волосы мне с лица, но замерла, поняв, что они гладко зачесаны назад. – Ох, привычка.
Мама всегда наводила порядок у меня на голове – одна из многих обыденных мелочей из тех, про которые я начала забывать, сосредоточившись на более серьезных сдвигах в наших отношениях. После моего возвращения из прошлого мир опять оказался в четком фокусе, как будто мне подобрали правильные очки.
Тут музыка смолкла, загудела сирена. Когда стих хохот, на сцену вышла председательница ученического совета Леона Каземини. Постучала длинным блестящим ногтем по микрофону.
– Добрый вечер, учителя и ученики!
Какой-то козел заверещал в ответ с британским акцентом:
– Добренького вечера!
Леона закатила глаза.
– Очень смешно. Ну ладно, вы все в курсе, что сегодня столетний юбилей нашей школы. А значит – и сотый школьный бал! – Она подождала восторгов, но их не последовало. – В этот торжественный день я хочу поприветствовать всех бывших выпускников, тех, кто когда-то носил титулы короля и королевы! – Она захлопала, изобразив на физиономии: «Ну, хлопайте, идиоты». Мы повиновались, на сцену вышли мама и еще какие-то люди, встали рядом с Леоной. Она огласила все имена и даты присвоения титула, и, когда прозвучала мамино имя, мои родные захлопали. Я громко свистнула, увидела, как мама скривилась.