Флетч & Co — страница 2 из 4

СЫН ФЛЕТЧА

Глава 1

– Мистер Флетчер?

Небо, должно быть, прохудилось. Дождь лил с такой силой, что Флетч и Кэрри с трудом разглядели «маячки» и фары двух патрульных машин, перегородивших узкую дорогу. Джип остановился в нескольких метрах от них.

К ним направился крупный мужчина в желтом дождевике и широкополой шляпе. Спереди его освещали фары джипа, сзади – патрульных машин.

– Ага! – воскликнула Кэрри. – Говорила я тебе, Флетч, не бросай на пол кинотеатра пакетик из-под воздушной кукурузы! Они поехали за тобой. Теперь тебя арестуют и посадят за решетку.

– Кто это? – спросил Флетч.

Им приходилось чуть ли не кричать, чтобы слышать друг друга в шуме барабанящего по брезентовой крыше джипа дождя.

– Ронди, – ответила Кэрри. – Ты его знаешь. Племянник Бигги Уилсона. Ты с ним охотился в тот раз, когда вы чуть не затравили Картера, потому что от него пахло, как от настоящего опоссума.

Флетч приоткрыл дверцу джипа, поленившись опустить стекло.

– Привет, Ронди. Как поживает твой дядюшка?

– Ни на что не жалуется, мистер Флетчер, – Ронди осветил фонарем салон джипа, проявив особый интерес к заднему сиденью. – Добрый вечер, Кэрри. У вас тоже все в порядке?

– Мы счастливы, как черви, копошащиеся в теплой грязи.

Дождь лил на полы шляпы помощника шерифа.

– Чего-чего, а грязи сейчас предостаточно.

– Что случилось, Ронди? – Кэрри перегнулась через Флетча. – Шериф опять потерял очки?

– Несколько преступников решили устроить себе небольшой отпуск. И удрали из федеральной тюрьмы в Кентукки.

– Неудивительно, что они подались к нам, – хмыкнул Флетч. – Мы же рекламируем Теннесси как прекрасное место для отдыха. ПРИЕЗЖАЙТЕ В ТЕННЕССИ. Не так ли пишут на рекламных щитах и плакатах?

– Мы всегда рады приезду туристов, мистер Флетчер. А из-за этих парней тревожимся только потому, что они могут остаться без завтрака, который в федеральных заведениях подают в полном соответствии с установленным распорядком дня.

– Да уж, нельзя оставлять их голодными.

– Совершенно справедливо, сэр. Они же ушли из дома без карманных денег, поэтому мы и беспокоимся. Флетч улыбнулся:

– Вооружены и опасны?

– Вооружены или нет, еще не знаем. Но наверняка опасны.

К дверце джипа подошел шериф Роджерс, также в желтом дождевике, широкополой шляпе, резиновых сапогах, с фонарем в руке.

Джинсы на левой ноге Флетча уже промокли насквозь.

– Мистер Флетчер, мисс Кэрри, добрый вечер.

– Добрый вечер, шериф, – ответила Кэрри. – Неужели Фрэнси не разрешает вам принимать душ дома?

– Она говорит, что я повсюду разбрасываю мокрые полотенца. Так что в сильный дождь всегда отправляет меня на улицу. Из-за этих мокрых полотенец она дуется на меня уже тридцать два года. – Шериф улыбнулся. – Странно, конечно, но некоторые женщины совсем не меняются.

– А с чего это нам меняться? – фыркнула Кэрри.

– Давно вы уехали с фермы?

– Несколько часов тому назад, – ответил Флетч. – Ездили в Сент-Ив. Поужинали, сходили в кино. Уехали примерно в четверть шестого.

– Дома у вас есть оружие, мистер Флетчер?

– Естественно.

– Взломщик может его найти?

– Безусловно.

– Оружие заряжено?

– Нет. Патроны я держу в другом месте.

– Это хорошо. Может, мы отправим с вами Ронди? Ронди нахмурился: его не прельщала поездка в тесноте заднего сиденья.

– Мы сумеем постоять за себя. Скольких преступников вы сегодня разыскиваете?

– Четверых. – Шериф выудил из кармана дождевика мокрый клочок бумаги, сунул руку под крышу джипа, направил на листок луч фонаря. – Один убийца, один покушавшийся на убийство, один похититель детей и один торговец наркотиками.

– Ничего себе, – присвистнул Флетч. – А Ронди говорил о каких-то шалунишках. Фамилии-то у них есть?

Дождевая вода текла по щекам шерифа, не спасала даже широкополая шляпа.

– Крайгель, Фаони, Лири и Морено. – В последней фамилии шериф сделал ударение на первом слоге. Убрав листок в карман, добавил: – Не понимаю, чего они поперлись к нам.

– Полагаю, идут на юг, – предположил Флетч. – К границе с Алабамой. Чтобы потом спрятаться во Флориде.

– Так чего они не пошли напрямую. Зачем давать такой крюк?

– А почему вы решили, что они где-то здесь?

– Меня предупредили, что они движутся в нашем направлении. А потом их заметила миссис Мобли. Перед самым закатом увидела их на холме. – Шериф махнул рукой на запад. – Полагаю, ей можно верить. – Несмотря на свои шестьдесят лет, Мэри Энн Мобли по праву считалась одной из самых метких охотниц округа. – В такой дождь нам до них, конечно же, не добраться – Шериф нагнулся, посмотрел на ручки переключения скоростей. – Флетч, джип у вас с приводом на все четыре колеса?

– Да, сэр.

– Вы не будете возражать, если мы попользуемся им? Мы могли бы объехать вашу ферму, посмотреть, нет ли где незваных гостей.

– Какие уж тут возражения! Джип в полном вашем распоряжении.

– Дело в том, что Рондолла я отпустить не могу. На две машины нужны два водителя. Может, я вызову по радио пару моих парней? Они приедут к вам из города, пересядут на джип, убедятся, что около фермы все спокойно, потом подъедут ко мне.

– Как вам будет угодно.

– Бак полный?

– Да, заправился в Сент-Иве.

– Считайте, мы у вас в долгу.

– Какие пустяки. – Флетч включил первую передачу.

– Будьте настороже. Если они не прибавили шага, то скорее всего находятся неподалеку от вашей фермы. К сожалению, я не могу отправить с вами Ронди.

– Да он нам и не нужен. Не волнуйтесь. – И Флетч захлопнул дверцу джипа. Медленно проехал меж двух патрульных машин.

Кэрри заерзала на сиденье.

– Слушай, а я волнуюсь. Немного.

– По какому поводу? – полюбопытствовал Флетч. Кэрри смотрела на залитое дождем ветровое стекло.

– Четверо преступников подглядывают за нами из-за кустов.

– У нас же есть койоты, волки, рыси, пантеры и змеи.

– И медведь, – добавила Кэрри. Она утверждала, что как-то раз наткнулась у амбара на медведя. Доказательств того, что это действительно был медведь, она не представила.

– Ты же не боишься змей, рысей и медведей?

– Зверям присущ здравый смысл, Флетч. С людьми дело обстоит иначе.

* * *

– Мне остаться в машине?

– Ни в коем случае. – Включив привод и передних колес, Флетч подъехал к ферме по старой лесной дороге. С погашенными фарами. Остановился на опушке леса, на вершине холма. – Этим парням нужен джип. Ты им ни к чему. Так что я лучше возьму тебя с собой.

– А на джип тебе наплевать?

– В определенном смысле. Все равно я отдал его полиции.

Несколько месяцев тому назад две патрульные машины столкнулись друг с другом. На автостоянке.

Под сильным дождем они спустились с холма, держась в тени деревьев. Кэрри взяла Флетча за руку:

– Может, их сожрут рыси. Или пантера, которую ты видел на днях, раздерет их на куски.

– Если ты не намерена молчать, давай вернемся к джипу и подъедем к дому, изо всех сил давя на клаксон.

– Впервые гремучие змеи вызвали у меня добрые чувства, – пробормотала Кэрри.

Когда от забора их отделяла лишь узкая полоска открытого пространства, Флетч остановился, повернулся к ней:

– Тебе лучше подождать здесь. Дай мне время на разведку.

– Здесь? Прошлой осенью ты же видел тут черного волка.

– Думаешь, он никуда не ушел?

– Вполне возможно.

– Волки и так найдут себе пропитание, им необязательно закусывать именно тобой. А бояться надо их голодных двуногих собратьев, которые думают, что еда произрастает только в холодильниках.

– У меня нет пистолета. Что мне делать, если появится волк?

– Веди себя так, как положено благовоспитанному уроженцу Теннесси.

– И как ему положено вести себя?

– Скажи: «Добрый вечер, мистер Волк? Как здоровье вашего папочки?»

– А какую ему лапу пожать? Правую, левую, переднюю, заднюю?

– Если ты замолчишь, то уж люди, по крайней мере, не узнают, что ты здесь.

Флетч перелез через выкрашенный белой краской забор. Пригнувшись, добежал до дома. Заглянул в каждое окно. В доме горели лишь оставленные ими ночники.

Флетч открыл дверь коптильни. В темноте под барабанную дробь дождя по алюминиевой крыше нашел трубку из ПВХ[148] в шесть дюймов[149] длиной, диаметром в дюйм, которую оставил там днем, когда чинил насос.

Положил белую пластиковую трубку на дорожку, ведущую от дома к сараям, напротив окон кабинета. Когда зажигался свет в кабинете, идущий по дорожке не мог не заметить ее.

В дом Флетч проник через черный ход, прошелся по всем комнатам первого и второго этажей, везде включил свет. Достал из шкафчика в ванной пистолет, зарядил его. Не стал засовывать в мокрый карман джинсов или за пояс, а оставил в правой руке.

Вновь вышел в дождь и направился к забору.

– Все тихо. Можешь идти домой.

– Меня здесь нет.

– О? – Он не мог разглядеть Кэрри в темноте леса.

– Если хочешь знать, пантера утащила меня на целый фут.

С мокрыми белокурыми волосами, прилипшими к лицу, Кэрри перелезла через забор.

– Похоже, в дом они не заходили. Даже овсяная кашка осталась нетронутой.

– Главное, что они не тронули мою маринованную свеклу.

На кухне Кэрри огляделась, дабы убедиться, что все в полном порядке.

– Я хочу принять душ. Горячий душ. Составишь мне компанию?

– Пожалуй, помоюсь после тебя.

– Пойдешь со мной наверх?

– Пантер там нет. Я уже проверил.

Он вытащил из буфета банку рыбных консервов.

– Ты проголодался? – спросила Кэрри.

– Нет. Знаешь, дай-ка я схожу наверх за дробовиком. А потом ты пройдешь в гостиную, погасишь там свет и подождешь меня.

– Ну конечно. – Кэрри дрожала, мокрая и замерзшая. – Тебе же надо пригнать джип.

Оставив Кэрри в углу гостиной с дробовиком в руках, Флетч двинулся к вершине холма, где они оставили джип. Он нисколько не сомневался, что, появись в гостиной незваный гость, Кэрри не просто выстрелит, но и попадет в цель, поскольку обычно стреляла она отменно. И у нее не дрогнет рука снести голову всякому, кто сунется в ее дом. За долгие годы жизни в южной части Соединенных Штатов Флетч проникся уважением к местным женщинам. К каковым в полной мере относилась и Кэрри.

Не рискнув спуститься по размокшему от дождя склону, Флетч развернул джип, поехал назад по лесной дороге, выехал на шоссе и уже по асфальту подкатил к ферме, а затем поставил джип под навес между грузовиком и пикапом.

– Если ты не подстрелишь меня, я проживу достаточно долго, чтобы одарить тебя поцелуем, – произнес он из столовой, не заходя в темную гостиную.

– А чем ты одаришь меня, если я тебя застрелю?

– Тяжелой работой. Не так-то просто вырыть в мокрой земле большую яму.

– Ты один?

Такого вопроса он, пожалуй, не ожидал.

– Не считая За-За и Фифи.

– Мне не до шуток.

– Я один.

– Докажи.

– Все сбежавшие преступники на поверку оказались трусами.

– Я тебе верю.

В спальне, когда Кэрри уже блаженствовала под душем, Флетч снял башмаки и мокрую одежду. Накинул халат.

– А вот и я. – Кэрри вышла из ванной с полотенцем на голове.

– Ты хочешь высушить волосы феном?

– Ничего другого не остается.

– Я подожду.

Когда у нее просохли волосы, Флетч оставил ее в спальне с дробовиком и сам быстренько принял душ.

– Однако хорошо, – он положил дробовик на пол рядом с кроватью Кэрри, подальше от входной двери в спальню. – Что бы мы делали без горячей воды?

– Ходили бы грязными.

Он переоделся в сухие джинсы, рубашку, надел кроссовки.

– Я побуду внизу.

– Собираешься сидеть там всю ночь?

– Возможно.

В кухне Флетч снял телефонную трубку, послушал. Ни гудков, ни треска.

Телефон не работал.

Флетч открыл банку консервов, вывалил тунца на тарелку, добавил нарезанный лук, сельдерей, майонез, все перемешал. Чуть поджарил два куска хлеба. Положил один кусок на противень, намазал рыбным салатом, добавил сверху швейцарского сыра и накрыл вторым куском. Противень с сандвичем поставил в плиту. Включать ее не стал.

Затем он прошел в кабинет.

Открыл стеклянную дверь во двор.

Сел за стол, спиной к ней.

Пистолет положил на стол, прикрыв какими-то бумагами.

За дверью бушевала непогода. Дождь оглушительно лупил по крыше. Ветер шевелил бумаги на столе. Ночной воздух быстренько выхолодил нагревшийся после теплого дня кабинет.

Долго ждать Флетчу не пришлось.

Через несколько минут маленький круглый предмет уперся ему в голову, чуть пониже левого уха.

– Не двигайтесь, – предупредил раздавшийся за спиной голос.

– Добрый вечер, сынок, – ответил Флетч. – Как поживает твоя мамочка?

Глава 2

Стараясь не двигаться, Флетч продолжил:

– Сынок, опусти ПВХ, – и хохотнул.

– Что такое ПВХ? – спросил за его спиной юношеский голос.

– В данном контексте я имею в виду тот кусок белой пластиковой трубки длиной в шесть дюймов, диаметром в дюйм, который ты держишь в левой руке.

Круглый предмет, однако, продолжал упираться в его голову, пониже левого уха.

– Это дуло пистолета.

– Из этого дула ты выстрелишь на два фута и только сухой горошиной, да и то при условии, что зовут тебя Луи Армстронг.

Юноша тяжело дышал.

– Вы не можете знать, что у меня в руке. С чего вы решили, что это не пистолет?

– Потому что на тропинке я оставил тебе не пистолет, а кусок трубки.

– Вы оставили мне трубку?

– Да. А потом зажег свет в кабинете, чтобы ты сразу ее заметил. Надобно вселять в молодежь уверенность. Поощрять семейные встречи.

Юноша за спиной Флетча трижды глубоко вдохнул.

– Вы знаете, что я ваш сын?

– Еще нет.

Несколько минут спустя на голову Флетча уже ничего не давило.

– Я вот сижу, – добавил Флетч, – а ты стоишь у меня за спиной, то есть имеешь преимущество, так что позволь спросить, можно ли мне повернуться?

– Зачем?

– Чтобы посмотреть на тебя. Меня разбирает любопытство.

– На предмет чего?

– Хочется увидеть произведение Кристел.

– Кристел? – эхом отозвался юноша.

– Твоей матери. Кристел. Твою мать зовут Кристел Фаони, верно?

Вновь глубокий вдох.

– Хорошо.

Флетч медленно повернулся на вращающемся стуле.

Одновременно юноша отвернулся к стене.

Поначалу Флетч увидел только мокрую спину высокого, гибкого молодого человека лет двадцати. На джинсовой рубашке поперек спины тянулась надпись: «ФЕДЕРАЛЬНАЯ ТЮРЬМА ТОМАСТОН».

Флетч хохотнул:

– Молодежь в своем репертуаре. Не могут носить одежду без чьей-либо рекламы. «Йель» выглядело бы куда лучше.

Юноша сунул кусок пластиковой трубки в карман.

Флетч ногой выдвинул из-под стола корзинку для мусора.

Парень правильно определил, что означает раздавшийся за его спиной звук, повернулся и, коротко глянув на Флетча, бросил трубку в корзину.

– У тебя глаза матери, – отметил Флетч.

– Она говорит, что все остальное – от вас.

– Бедняга. Ты испачкал весь пол. – Высокие ботинки юноши до самых завязок покрывали грязь, навоз, соломинки.

– Типично отцовская фраза.

– Снимай их, где стоишь. – Флетч постучал кроссовкой по корзине для мусора. – Ты уже не в тюрьме. Бесплатно тут не работают.

Стоя сначала на одной ноге, потом на другой, парень снял ботинки, грязные белые носки и бросил все в корзину.

– Не стоило ли поздороваться? Спросить: «Как поживаешь? Чем занимался всю сознательную жизнь?»

– Тебе нравятся слойки с тунцом?

– Что такое слойки с тунцом?

– В детстве я их очень любил. И сейчас люблю. Теплыми.

– Теплая еда лучше холодной.

Флетч прошел в примыкающую к кабинету ванную. Вернулся с двумя полотенцами. Одно протянул молодому человеку. Второе бросил на грязную лужу у его ног. Вытер им деревянный пол.

– Как тебя звать? – спросил Флетч.

– Джон.

– Фаони?

– Джон Флетчер Фаони.

– Правда?

– До последней буквы.

– А как зовут тебя люди?

– Джек.

– О!

– Иногда я говорю, что меня зовут Флетч.

– Ага. Вот это мне ближе.

– Флетч Фаони. Слишком многих зовут Джек.

– Ты абсолютно прав. А мне-то все время казалось, что Кристел нравятся имена, которыми нарекли меня родители.

– Ирвин Морис, – уточнил Джек. Флетч вытер грязь, поднял полотенце, повернулся к юноше:

– Поверишь ли, но я понятия не имел о твоем существовании.

– Я знаю. Мама этого не хотела.

Флетч смотрел на босоногого парня с мокрыми от дождя щеками. Джек не стал вытирать лицо полотенцем, просто повесил его на шею.

– Почему?

– Говорила, что вам нет до меня никакого дела. Что я не должен быть вам обузой. Вы не просили ее родить вам ребенка. Она вас провела, заманила в ловушку. Можно сказать, зачала меня, прибегнув к искусственному осеменению.

– Это не совсем верно. Хотя, полагаю, ее бы больше устроил партеногенез.[150]

Джек не спросил, что такое партеногенез.

Флетч продолжал разглядывать юношу, а тот словно застыл на месте. Волосы его курчавились от воды и пыли, лицо покрывала грязная корка, сквозь которую пробивалась одно – или двухдневная щетина.

От него пахло дождем, потом, деревьями, сеном, усталостью.

– Мы совокуплялись лишь однажды.

– Она рассказала мне, как вы вдвоем, голые, лежали на полу в ванной, пытаясь освободиться от пластиковой занавески, которую сорвали, падая. Так вот я и получился.

– Совершенно верно. – Флетч улыбнулся. – Мы совсем запутались в этой занавеске. Но нельзя сказать, что она заманила меня в ловушку. Мы были на журналистском конгрессе в Виргинии. На плантации Хендрикса. Я хорошо помню, что в ванну я влез добровольно. Разумеется, это была моя ванна, и я не помню, как там оказалась Кристел. Более того, это был классический случай coitus interruptus.[151] To есть после того, как третья персона прервала нас, мы не вернулись к тому занятию, что вызвало твое зачатие. Кристел, должно быть, рассчитала все идеально. Я только потом понял, что она хотела забеременеть. От меня. Но считать Кристел умела всегда.

– И какие у вас теперь ощущения?

– Я польщен, что она выбрала именно меня.

– Вы хоть любили ее?

– О да. Кристел была очаровательна, умна, остроумна, начитанна. Великолепная кожа. Бесподобные глаза. Она могла бы стать писаной красавицей.

– Если бы не весила полторы тонны.

– Да, ей и тогда казалось, что у нее избыточный вес. А как обстоят дела сейчас?

– Вес у нее нормальный, – ответил Джек. – Для человека ростом в четырнадцать футов.[152]

– Полагаю, она не могла похвастаться большим числом любовников.

– Из того, что она мне говорила, я понял, что она была близка лишь с двумя мужчинами. Один раз с вами, а второй, задолго до этого, с неким Шапиро.

– О да. Теперь припоминаю. Именно ее рассказ о Шапиро позволил мне догадаться о ее задумке. Она искала лучшие гены.

– Она и в молодости была ужасно толстой?

– Полной. – Флетч бросил грязное полотенце в корзину для мусора. – Кристел угнетало другое: она считала себя некрасивой. И говорила всем об этом. Вот большинство людей так и думало.

– Вы же отнеслись к этому делу беззаботно.

– Точно подмечено. Да. Именно беззаботно. Но я мог бы вести себя иначе.

– Я рад, что этого не произошло.

Их взгляды встретились.

– Действительно, рад?

– Да, конечно.

– Или я допустил ошибку?

Наконец юноша прошел на середину кабинета и огляделся.

– Лампы в доме зажигаются автоматически?

– Чем вызван этот вопрос?

– Свет в комнатах зажигался поочередно. А пятнадцать минут спустя вы подъехали на джипе. У вас радиоуправляемый выключатель?

– В каком сарае твои попутчики? – ответил вопросом на вопрос Флетч. Юноша помялся.

– В самом дальнем.

– Они курят? Есть у них спички, зажигалки?

– Они не курят. Насчет зажигалок не знаю.

– Спички, если они и есть, наверняка промокли, и пользоваться ими нельзя.

– Откуда вы о них узнали? О моих «попутчиках»? Почему вы их так называете?

– По пути домой я встретил шерифа. Дороги перекрыты. Вас ищут.

– Однако. И шериф назвал среди прочих фамилию Фаони?

– Крайгель. Фаони. Лири. Морено. Который из них ты?

– Что вы хотите этим сказать?

– Убийца, покушавшийся на убийство, похититель, поставщик наркотиков?

– Покушавшийся на убийство.

– Понятно.

Юноша стоял вытянувшись по стойке «смирно».

– Я хочу спросить, один ли вы в доме? Я знаю, что до вашего приезда здесь никого не было.

– Ты пытаешься сказать мне, что твои приятели – грубые и жестокие люди.

– Да.

Флетч сдвинул бумаги, прикрывавшие лежащий на столе пистолет. Взял его, сунул за пояс.

– Вы видели, что я приехал один.

– Это точно.

– Копы прежде всего будут искать тебя и твоих попутчиков в сараях. Детьми они сами всегда там прятались. – Джек промолчал. Флетч указал на холм. – Вон там, за дальним сараем, в ста пятидесяти метрах левее, есть глубокий овраг. Там сейчас свалка. Стволы деревьев, ржавая колючая проволока, старые столбы. Чего туда только не набросали! Кто-то полагал, что так можно остановить его расширение. В такой дождь по оврагу несется водяной поток. Я уверен, что копы туда не заглянут.

«Они туда не заглянут, – подумал Флетч, – потому что с детства знают, что там водятся змеи».

– Ты хочешь помочь своим попутчикам уйти от погони? – спросил он Джека.

– Да.

– Тогда покажи им, как добраться до оврага. Пусть они залягут там и не высовывают носа, пока их не позовут.

«Позовут же их, – продолжил Флетч уже мысленно, – когда они окончательно выбьются из сил, борясь с водяным потоком, швыряющим их на стволы деревьев, столбы, мотки колючей проволоки, а соседство со змеями до смерти перепугает их».

– Башмаки свои возьми с собой. Надень, когда выйдешь из дома.

– Почему вы помогаете мне? Я… мы опасны для вас. Можете мне поверить.

– Послушай, разве отцы не должны каждую свободную минуту проводить с сыновьями? Я хочу сказать, ты вот здесь, возможно, у тебя совсем немного времени до возвращения в тюрьму, но тем не менее ты сделал большой крюк, чтобы повидаться с отцом…

Джек прищурился:

– Вас, значит, разбирает любопытство?

– Несомненно. И пока копы ищут тебя, у нас будет время пообщаться. Ты со мной согласен?

– Так мне не надо торчать с остальными в том овраге?

– Тут есть душ. – Флетч указал на дверь ванной. – Чистые полотенца. Найдется и комната для гостей. Со шкафами и комодами. Моя старая одежда. Вещи, забытые нашими гостями. Пока ты будешь мыться и переодеваться, я подогрею слойку с тунцом. Ты пьешь молоко?

– Мы перерезали телефонные провода. Неподалеку от дома.

Флетч пожал плечами:

– Некоторые местные жители до сих пор уверены, что в такой ливень лягушки прыгают с неба. Во всяком случае, когда идет дождь, лягушек на шоссе прибавляется. Это я заметил сам.

– О чем вы говорите?

– Когда я вернусь, постарайся привести себя в божеский вид. Я хочу, чтобы ты больше походил на принца, а не на лягушку.

Юноша попытался улыбнуться.

– Почему?

– Ко мне должны заглянуть двое соседских парней. Они хотят взять джип и поискать тебя и твоих друзей.

– Что это за парни?

Флетч, выходя из кабинета, оглянулся:

– Копы.

Глава 3

Снимая на ходу кроссовки, Флетч пересек кухню, открыл дверь чуланчика. Надел высокие сапоги, снял с крючка на стене широкополую шляпу и нахлобучил ее на голову. Застегнул на все пуговицы длинное коричневое пальто.

Невидимый в темноте, неслышимый в реве падающей на землю воды, он вышел через черный ход и обогнул дом.

Джек, стоя у двери в кабинет, где по-прежнему горели все лампы, надевал ботинки. Наклонился, чтобы зашнуровать их.

Как Флетч и предполагал, юноша сначала по дорожке, а потом по лужайке зашагал к сараям.

Флетч избрал другой путь: прямиком направился к белому забору, перемахнул через него, добрался до деревьев. С опушки, даже в темноте, даже при дожде, он мог видеть около сараев движущиеся силуэты. Сам он, втянув голову в плечи так, что поля шляпы касались пальто, оставался неразличимым для человеческого глаза.

Первым в направлении оврага проследовал худой мужчина невысокого роста. За ним – настоящий гигант, с большой головой, большим животом, широкими плечами. Он сердито размахивал руками. Внезапно остановился, повернулся, что-то крикнул и двинулся обратно.

Внезапно рядом с ним возник высокий, гибкий, как тростинка, мужчина, ударил ногой в пах. Затем рукой по правой челюсти. Перекрывая шум дождя, послышался голос Джека: «Может, теперь ты замолчишь!» Он отступил на метр, пригнулся, готовый к драке.

Появился четвертый мужчина, низенький толстячок, подошел к здоровяку вплотную. Флетч догадался, что он разобъясняет непонятливому, что к чему.

Пока толстячок говорил, Джек поспешил к первому мужчине, что стоял у ворот, за которыми начиналось пастбище.

Он перелез через ворота и бросился к холму.

Второй мужчина последовал за ним.

Перелез через ворота и здоровяк.

Толстячок попытался открыть ворота, но в темноте не смог справиться с засовом, а потому с немалыми, надо сказать, усилиями повторил маневр, проделанный остальными.

Фаони, Морено, Лири и Крайгель исчезли на холме, склон которого рассекал овраг.

* * *

– Привет, Эйс.

– Это ты, Флетч?

– Да, мадам.

– Олстон только что вошел. – Калифорнию отделял от Теннесси часовой пояс, так что там было на два часа меньше. – Сейчас позову его.

Олстон Чамберс и Флетч подружились еще в армии.

Карьеру Олстон начал прокурором. Когда родились дети, он понял, что государственного жалованья ему не хватает.

Попытался стать адвокатом. Денег заметно прибавилось.

Но ему претило защищать людей, действительно совершивших преступления.

– Одно дело – говорить правду, – разъяснял он Флетчу свою точку зрения, – но совсем другое – искажать ее, разбавлять ложью, дабы посеять сомнение в умах присяжных.

– Тебе это не по душе, так?

– Я ненавижу своих клиентов! Я думаю, что большинство из них следует повесить, утопить, четвертовать. Не хочу я тратить жизнь на ненавистных мне людей, работать на них.

– Многих такое положение вполне устраивает.

– Я кажусь себе косметологом, попавшим в страну уродов.

– Есть же еще бракоразводные процессы, – заметил Флетч. – Я по себе знаю, что адвокаты на них неплохо зарабатывают.

– Я хочу засадить всех своих клиентов за решетку!

– Так и займись тем, чтобы сажать их в тюрьму, – пожал плечами Флетч. – Раньше у тебя это неплохо получалось.

В общем, со временем, не без влияния Флетча и его финансовой поддержки, Олстон Чамберс стал окружным прокурором.

Олстон взял трубку.

– Неужели я не могу прийти домой, снять пиджак, понюхать приготовленное женой жаркое и погладить кошку, прежде чем отвечать на твой звонок?

– Ты припозднился. Должно быть, опять притормозил у окружной тюрьмы. Кто-нибудь из ее обитателей приветствовал тебя, когда ты проезжал мимо? Я знаю, как тебе это нравится.

– Ты что, на заводе?

– Нет. С чего ты взял?

– Откуда такой шум?

– Дождь барабанит по алюминиевой крыше. Ливень. Я говорю с тобой из коптильни.

– Почему? Хочешь рассказать мне похабный анекдот?

– Возможно. – Флетч перенес телефон спутниковой связи из пикапа в коптильню. Частенько он не работал, поскольку ферма находилась в глубокой долине между холмами. Но на этот раз, несмотря на ливень, он его не подвел. Через открытую дверь коптильни Флетч видел и ворота, и забор. Он полагал, что заметит Джека, когда тот вернется к дому. В надежде, что их разговор не будет подслушан полицией, он набрал домашний номер Олстона в Калифорнии.

– Слушай меня внимательно, Олстон.

– Можешь не торопиться. Выкладывай все по очереди. Жена готовит к обеду утку. С маленькими луковицами. Так что поговорить мы успеем.

– Я обзавелся сыном.

Флетчу показалось, что связь прервалась. Он, однако, ошибся.

– Почему бы и нет. Я как-то не думал об этом. Новым сыном или старым?

– Старым.

– Так сколько ему лет?

– Ты помнишь Кристел Фаони?

– Я помню, что ты говорил о ней. Два миллиона лет тому назад.

– Два с половиной.

– Однако романа с этой Кристел, как ее там, у тебя не было. Верно? По-моему, это единственная женщина в твоей жизни, к которой ты не питал ничего романтического.

– Она родила сына и ничего мне не сказала.

– Как же она этого добилась? Просто встала рядом с тобой, а ты на нее дыхнул?

– Мы с ней трахались. Один раз.

– Та самая толстуха?

– Вот-вот.

– Но ты продрался до нужного места?

– Выходит, да.

– Молодец. Помнится, тебе нравились ее склад ума, ее остроты, ее хорошее настроение…

– Наверное, она что-то увидела и во мне.

– Что именно?

– Кто знает?

– Ты хочешь сказать, она хотела, чтобы ты стал отцом ее ребенка? Она тебя использовала?

– Я мог бы устоять.

– Только не ты.

– Я вел себя излишне беззаботно.

– Она проникла в твою постель, воспользовавшись тем, что ты выпил лишнего?

– Она вывалилась из моей ванны. И упала на меня.

– Ага. Эти женщины вечно стараются подмять мужчин под себя.

– А я все гадал, почему столько лет она не давала о себе знать.

– По закону…

– На закон-то мне плевать.

– Для тебя это обычное дело. Где плод греха?

– Здесь.

– Где?

– На ферме.

– Он запер тебя в коптильне в проливной дождь?

– Не совсем.

– И на кого он похож?

– Я его как следует не разглядел. Он такой грязный…

– То есть весь в грязи?

– Он шел под дождем, преодолевая все преграды. Леса, болота, бурные реки.

– А как у него с головой? Флетч задумался:

– Кажется, он знает, что такое партеногенез.

– Просвети меня, что означает это слово?

– Мир без адвокатов.

– Флетч, этот парень чего-то от тебя хочет?

– Его намерения мне пока не ясны.

– Потому что, помимо календарного срока между зачатием ребенка и его рождением, есть такие мелочи, как анализ ДНК…

– Не думаю, что можно сомневаться в словах Кристел. Она не городская потаскушка.

– Полагаю, что нет.

– Теперь-то я понимаю, что Кристел пошла на это сознательно.

– Дабы заполучить твою сперму?

– Да… Трахнулись-то всего один раз, Олстон.

– Везет же некоторым. Тут поневоле задумаешься. А сколько у тебя детей. Флетч? Возможно, ты дал жизнь половине молодых, что бегают сейчас по улицам. Господи, да они ведут себя точь-в-точь как ты. А если я представлю себе, о чем они думают, так вообще жить не хочется.

– Пожалуйста, не сердись на меня.

– Почему?

– Потому что у меня к тебе две просьбы. Ситуация тут довольно сложная.

– Подогретая тушеная утка не так уж вкусна, – намекнул Олстон на то, что его ждут к обеду.

– В доме телефон не работает. Видишь ли, мне пришлось связываться с тобой по спутниковой связи.

– Из коптильни. Под проливным дождем. Ты уверен, что парнишка не выгнал тебя из дому?

– Я не смогу позвонить кому-то еще. Нет времени. Могу я положиться на тебя, Олстон?

– В чем?

– Во-первых, необходимо выяснить, где сейчас Кристел Фаони. Диктую фамилию по буквам – эф-а-о-эн-и.

– Хочешь послать букет цветов? Поздновато.

– Адрес. И телефон.

– Разве ты не можешь узнать их у сына?

– Ты это сделаешь?

– Только после того, как расправлюсь с уткой. Замуж она не выходила?

– Скорее всего нет.

– Где она была, когда ты в последний раз слышал о ней?

– В Бостоне.

– Когда?

– Двадцать лет тому назад. Двадцать с небольшим.

– Великолепно. Да теперь она может быть мужчиной с фамилией Макджилликадди.

– И второе. Сегодня утром или вчера ночью совершен побег из федеральной тюрьмы Томастон, штат Кентукки.

– От тебя это не очень и далеко.

– Не очень. Бежали четверо.

– И что тебя интересует?

– Все!

– А что тебе известно?

– Преступления, за которые их посадили. Убийство, покушение на убийство, похищение людей и торговля наркотиками.

– Веселенькая компания.

– Я знаю их фамилии.

– Но не собираешься назвать их мне.

– Лири, Морено и Крайгель.

– Я насчитал только троих.

– Джон Флетчер Фаони.

– Кто?

– Повторяю по буквам – эф-а-о-эн-и.

– Святой боже. Бедняга. А я-то мгновение тому назад завидовал тебе. Ты узнаешь, что у тебя есть сын… радуешься… и тут выясняется, что он сбежал из федеральной тюрьмы… За что его посадили?

– Он говорит, что его специализация – покушения на убийство.

– Так он хотел кого-то убить!

– Истины познать нам не дано. Во всяком случае, на текущий момент. Но кое-что выяснить в наших силах.

– Флетч, эти парни неподалеку от твоей фермы? Все четверо? А где Кэрри?

– Наверху. В постели. Мирно спит.

– Я знаком с генеральным прокурором…

– Пожалуйста, Олстон, позвони, куда я тебя прошу. Полицейские тоже здесь. Просто их слишком много, и я не успеваю одновременно заниматься ими и сбором информации.

– Да уж. Не много ли ты на себя берешь? Черт, у меня даже поднялось давление. Видишь, до чего ты меня довел. Сидишь на богом забытой ферме, в миллионе миль от цивилизации, в ревущем урагане, в окружении сбежавших преступников, да еще Кэрри храпит в своей кроватке…

– Кэрри не храпит. И никогда не храпела. Когда она спит, ее совершенно не слышно.

– У тебя не работает телефон. Эти парни перерезали провода?

– Именно так.

– Если в следующий раз я спрошу тебя, почему ты звонишь в дождь из коптильни, ты дашь мне точный ответ?

– Я тебе его дал. Просто хотел ввести тебя в курс дела. – Флетч увидел Джека, который перемахнул через забор и, понурив голову, направился к дому. – Я уверен, что один из этих парней мой сын, Олстон. Я уверен, что он сознательно привел их ко мне. Я хочу знать, почему. Понятно? Так что, пожалуйста, узнай все, о чем я тебя попросил. И не старайся дозвониться мне. При первой возможности я позвоню сам. Наслаждайся уткой.

– Спасибо, – отозвался Олстон. – Не пропадай.

* * *

– Эй, мистер Флетчер. – Помощник шерифа Уилл Сэнборн всунулся в дверь черного хода. Его измазанные глиной ноги остались снаружи.

– Привет, Уилл. – На кухне Флетч наполнял кофе две кружки. – Похоже, вы были не таким мокрым, даже когда родились.

– Что это за мужик ходит по вашей библиотеке?

– Мужиков там нет.

– Юноша.

– А, вы про Джека? Вам с молоком или с сахаром?

– Черный, пожалуйста.

– Это мой сын, Джек. Уилл наморщил лоб.

– Ваш сын, Джек?

– Вы еще не встречались с Джеком?

– Даже не знал, что у вас есть сын.

– Неужели? Наверное, это моя вина. Я думал, все знают, что у меня есть сын и зовут его Джек. Кто с вами?

– Майкл.

– Идите сюда, Майкл.

– А где Кэрри?

– Наверху, в постели.

– Есть здесь кто-либо еще?

Флетч протянул Уиллу полную кружку.

– Значит, вы осмотрели ферму, прежде чем постучать в дверь? Молодцы. Заходите.

– Мы испачкаем пол.

– Он каменный. И легко моется.

В маленьком, темном холле оба помощника шерифа, в дождевиках и шляпах, казались особенно массивными. Не снимая дождевиков, они повесили мокрые шляпы на крючки. Без сапог они напоминали двух медведей, пришедших на первый урок танцев.

– Ой, – воскликнул Уилл, расплескав кофе. Они прошли на кухню в серых шерстяных носках. Флетч протянул кружку с кофе и Майклу.

– Благодарю.

– Вы пришли за джипом. – В голосе Флетча не слышалось вопросительной интонации.

– Да. – Уилл подул на кофе, прежде чем пригубить его. – Шериф сказал, что сначала мы должны осмотреть ферму.

– Эти типы где-то неподалеку, – добавил Майкл. – Наверняка.

– Мокрая трава очень скользкая. Резко не поворачивайте, особенно если включен привод всех четырех колес, и на большой скорости. И не пытайтесь лезть на слишком крутой склон.

– Вы говорите прямо как мой отец, – улыбнулся Майкл. В двадцать один год он только демобилизовался из армии. И рассчитывал двадцать лет проработать в полиции, как и его отец.

– Это плохо? – спросил Флетч.

– Нет. – Майкл прыснул в кружку с кофе. – Извините.

– Вы могли бы заглянуть в сараи.

– Мы туда уже заглянули, – ответил Уилл.

У обоих из правого кармана дождевика торчала рукоять мощного, на шесть батареек, фонаря.

Уилл выразительно смотрел на пистолет, засунутый за пояс джинсов Флетча.

– Их четверо? – спросил Флетч.

– Трое, – ответил Майкл.

– Трое? А шериф говорил, что четверо. Майкл пожал плечами:

– Возможно.

– Когда они сбежали?

– Прошлой ночью, – ответил Уилл. – Возможно, ближе к утру.

– Кто-нибудь пострадал?

– Вроде бы нет.

– Как им удалось сбежать?

– Никто не знает. Это же тюрьма особого режима. – Уилл посмотрел на Майкла.

– Да, – кивнул тот. – Эти парни – убийцы.

– Вот-вот. – Уилл заглянул в уже опустевшую кружку. – Нам приказано стрелять без предупреждения.

– Тяжелое дело. Будьте осторожны.

– Шериф велел нам осмотреть все комнаты в вашем доме, мистер Флетчер, – продолжил Уилл. – Даже ту, где спит мисс Кэрри. – Он вновь глянул на пистолет Флетча. – Он опасается, что они могут держать мисс Кэрри заложницей, пока вы заговариваете нам зубы.

– Я? Заговариваю зубы? – Флетч широко улыбнулся. – Я его понимаю.

– Один из нас останется внизу, а второй поднимется с вами наверх. – Уилл помыл кружку в раковине.

– Разумеется.

– Последний раз я был здесь, – Уилл огляделся, – когда мы смотрели матч Атланты с Сан-Франциско[153] на вашем большом телевизоре.

– А я у вас никогда не был, – вставил Майкл. – У вас есть картины Тарпа,[154] мистер Флетчер?

– Нет. Полагаю, благодаря моим стараниям цена на его картины взлетела слишком высоко.

– Пока шла игра, шериф съел две большие пиццы, – вздохнул Уилл. – Фантастика. Скажи мне кто об этом, я бы не поверил.

– Он нервничал, – пояснил Флетч. – Потому что поставил на Сан-Франциско. Майкл изобразил на лице ужас.

– Как, вы играете в азартные игры?

– Ничего страшного, Майкл, – успокоил его Флетч. – Мы же играли по маленькой. Ставки устанавливала Кэрри. Вы же знаете, какая она дипломатичная. Так что проиграл только шериф.

– Он вернул свое пиццей, – хохотнул Уилл.

Включая и выключая свет, Флетч провел их по комнатам первого этажа. Помощники шерифа заглянули во все чуланы и ванные.

Флетч услышал звуки настраиваемой гитары.

Они вошли в кабинет.

В ярком свете люстры на большом кожаном диване сидел Джон Флетчер Фаони.

Аккуратно причесанный, волосы уже высохли, свежевыбритый.

Чистенький, как кусок мыла, с которого только что сняли обертку.

Босиком, в шортах и футболке.

Загорелый.

Он оторвался от гитары, посмотрел на них.

Помощники шерифа, вошедшие в кабинет следом за Флетчем, улыбались.

– Черт побери, для лягушки ты слишком уж чистый, – пробормотал Флетч. – Может, могут летать и хрюшки. – И добавил уже громче: – Это мой сын, Джек Флетчер. Помощники шерифа, Уилл Сэнборн и Майкл Джексон, Джек.

Отложив гитару, Джек поднялся, пожал руки обоим:

– Как идут дела?

– О мой бог, – сказал себе Флетч. – Вот он уже и принц.

– Как получилось, что мы незнакомы? – спросил Майкл. – Мы же одного возраста.

– Ходил в школу в другом месте, – ответил Джек.

– И я тебя не знаю, – добавил Уилл. – Никогда тебя не видел.

Джек подтянул шорты.

– Все потому, что папаша немного меня стыдился. – При слове «папаша» Флетча словно ударило током. – Он прикидывался, что и не знает о моем рождении, а потому, пока я рос, не подпускал меня к себе, переводя из одной частной школы в другую.

– Его воспитывала мать, – пояснил Флетч.

– Однако… – начал Майкл.

– А кто твоя мать? – Вопрос задавался не от подозрительности, но из любопытства. За ним можно было ожидать следующего: «Есть у нее родственники в этих краях?»

– Ее зовут Кристел, – ответил Джек. – Она занимается радиобизнесом на севере.

Джек вывернулся ловко. Его мать американка. И зовут ее Кристел.

– Она – деловая женщина, – ввернул Флетч.

– Он остался под опекой матери? – спросил Уилл.

– Да, – кивнул Флетч.

Уилл печально покачал головой. Флетч вспомнил, что при разводе Уиллу не удалось добиться опеки над двумя своими детьми. Его жена доказала, что она обеспечит им лучшую заботу, поскольку профессия Уилла сопряжена с риском для жизни, он носит пистолет и работает по ночам.

– Долго ты здесь пробудешь? – спросил Майкл. – Приобрети лицензию, и я покажу тебе места, где рыба сама лезет на крючок.

– Завтра утром я должен отвезти его в университет Северной Алабамы.

Джек коротко глянул на Флетча.

– Ясно. Но ты приезжай на уик-энды. Мы что-нибудь придумаем. Только предварительно позвони мне. Твой отец знает моего. – Он оценивающе посмотрел на узкую талию Джека, его плоский живот. – Ты пьешь пиво?

– Нравится ли рыбе вода?

– Какое тебе нравится?

– Мокрое и холодное, – рассмеялся Джек. Майкл вновь пожал ему руку:

– Мы что-нибудь придумаем.

– Я останусь внизу, а вы двое осмотрите комнаты наверху, – распорядился Уилл.

– Где-то неподалеку могут быть сбежавшие из тюрьмы преступники, – добавил Майкл специально для Джека.

– Я знаю, – рассмеялся Джек. – Поначалу я подумал, что папа достал пистолет, потому что я слишком часто залезал в холодильник.

– Он только что приехал, – заметил Флетч. – Голодный.

Поднимаясь с Майклом по лестнице, Флетч услышал слова Уилла: «Я никогда не видел в доме твоих фотографий»

– Видите ли, – ответил Джек, – мои отец и мать долго не поддерживали никаких отношений. Такое случается. Она хотела, чтобы я принадлежал только ей.

Флетч ждал в холле, пока Майкл заглянет на чердак, в кладовую, во вторую спальню.

– Мисс Кэрри здесь? – прошептал он, указывая на закрытую дверь.

– Да.

– Я только загляну в щелочку. – Он приоткрыл дверь в большую спальню. Улыбаясь, закрыл ее. – Она не умерла?

– Она спит очень тихо.

– А она дышит?

– По-другому у нее не получается.

– Все в порядке? – спросил Уилл, когда они спустились на кухню.

– Тишина и покой, – ответил Майкл. На прощание Джек пожал руку обоим помощникам шерифа.

– Удачной вам охоты. Флетч проводил полицейских в прихожую. Когда они натянули сапоги, Уилл повернулся к Флетчу:

– Мистер Флетчер, если они где-то здесь и следят за фермой, то знают, что мы побывали у вас. Если мы наткнемся на них, они могут броситься в дом. Вы понимаете, к чему это может привести?

– Да.

– Возможно, наш приезд только усугубил ваше положение.

– Я понимаю.

Майкл открыл дверь. Дождь не утихал.

– При необходимости стреляйте без колебания. Флетч думал об очаровательном, обаятельном молодом человеке, что остался в его кабинете.

– Будьте уверены.

– Спасибо за кофе, – поблагодарил Майкл.

– Всегда рад вас видеть. Приходите еще.

Глава 4

– Красиво у вас тут. – Джек убрал с кофейного столика альбомы, когда Флетч внес поднос. – Я мог бы пойти на кухню.

Флетч опустил поднос на столик. Он принес сандвичи с тунцом, стакан и бутылку молока.

– Я часто ем здесь.

– Сколько ему лет?

– Сандвичу с тунцом? Десять, от силы двенадцать.

– Я про дом.

– Сто пятьдесят, не меньше.

– То есть его построили после революции, но до Гражданской войны, так?

– Братоубийственной войны, – поправил Флетч. – Войны между штатами. – Он сел в кресло-качалку. – Ты-то должен знать. Ты же изображал настоящего южанина. Пожалуй, с такими данными тебя могли взять на должность окружного собаколова.

– Я к ней не стремился. – Джек понюхал сандвичи, молоко. – Просто старался очаровать ваших друзей. – Он улыбнулся. – Его папаша знаком с моим.

Вновь при слове «папаша» Флетча словно ударило током, на этот раз даже сильнее.

– А теперь скажи мне, кто едва не стал твоей жертвой?

– Коп.

– О господи.

– Не Бог, всего лишь полицейский.

– Сукин сын.

– Не стоит называть так Кристел.

– Просто удивительно, что у тебя еще целы руки и ноги.

– Я же не убил ее.

– Так это была женщина?

– Я не уточнял, хотя она была в юбке.

– Ты просто попытался ее убить?

– Попытался.

– А что обусловило твои противозаконные действия?

– Она пристала к моему приятелю.

– И где это произошло?

– В Луисвилле, штат Кентукки.

– А что вы делали в Луисвилле, штат Кентукки?

– Ехали на юг.

– На юг? Уж не сюда ли?

– Возможно. А уж в Нашвилл[155] наверняка.

Флетч взглянул на гитару, которую Джек нашел в комнате для гостей. Ее оставил знаменитый исполнитель фольклорных песен, как-то проведший на ферме пару недель. Гитару украшал его автограф. После его отъезда к ней никто не прикасался, и она пылилась на стене.

– Ты музыкант? Джек пожал плечами:

– Мы хотели это выяснить.

– Кто это «мы»?

– Мой приятель и я. Он играет на ударных.

– И где он теперь?

– В тюрьме штата Кентукки.

– А с чего это женщина-полицейский пристала к твоему приятелю?

– Из-за машины, за рулем которой он сидел.

– А почему ее заинтересовала машина?

– Мы же ее украли. – Джек улыбнулся. – Розовый «Кадиллак» с откидным верхом. Старая модель.

– Потрясающе! – Флетч покачал головой. – Вы умыкнули «Кадиллак» до того, как приехали в Нашвилл.

– Конечно. Мы хотели, чтобы нас приняли как королей.

– Хорошенькие из вас вышли короли. Так что произошло?

– Я в нее выстрелил. Не хотел, чтобы она арестовала его. Арестовала моего друга. Я мог бы ничего не делать. В тот момент я даже не сидел в машине. Я мог исчезнуть и спас бы собственную шкуру. Я же не знал, что она не одна. Другие копы оказались у меня за спиной. Меня стукнули по голове дубинкой. Мерзавцы! А потом посадили в тюрьму за покушение на убийство полицейского. Можете вы в это поверить?

– Могу.

– Люди сейчас не ценят верность.

– У полицейских были основания остановить тебя.

– Конечно. Короче, вот так все и произошло. Наверное, в иной ситуации я бы такого себе не позволил.

– Так из чего ты стрелял?

– Из пистолета. Тридцать второго калибра.

– Зачем вам вообще понадобился пистолет?

– Мы купили его. На всякий случай. Мы же путешествовали. Собирались ночевать на природе.

– Ты не сидел в машине, но пистолет был при тебе.

– Я засунул его под рубашку. Я заходил в магазин.

– Ты собирался ограбить магазин?

– Нет. Кому охота грабить супермаркет?

– Тогда почему ты захватил с собой пистолет?

– Он придавал мне уверенности.

– Сынок, у тебе нелады с потенцией?

Брови Джека взлетели вверх.

– Да нет, вроде бы все у меня в порядке.

– Тогда я не понимаю, зачем тебе понадобился пистолет.

– Так и у вас пистолет засунут за пояс. Прямо сейчас.

– По приказу шерифа. – Флетч встал, подошел к стеклянной двери. – Я окружен сбежавшими преступниками. По крайней мере один из них, возможно, и ты – убийца. – Он стоял спиной к Джеку. – Если хорошенько подумать, вы все убийцы. Похищение людей, торговля наркотиками: вы все укорачиваете нам жизнь.

Сквозь пелену дождя Флетч видел фары джипа у самой вершины холма, далеко от оврага. Рассекал темноту и мощный фонарь в руках полицейского, сидевшего рядом с водителем.

– Вы не боитесь стоять у освещенного окна? – спросил Джек. – С учетом сложившихся обстоятельств?

– Нет. – Флетч обернулся к нему. Джек сидел на диване, привалившись к спинке, расслабившись.

– У тебя кожа матери.

– Не везде. – Джек потянулся.

– А почему ты такой загорелый? – спросил Флетч. – Сколько ты просидел в тюрьме?

– Пять недель. А до того меня выпустили под залог. Вот и болтался без дела, загорал. На работу выпущенных под залог берут неохотно. Тем более обвиняемых в покушении на убийство.

– Почему ты не приехал сюда?

– Не хотел вас стеснять. И потом, я дал подписку о невыезде за пределы штата.

– Ты сбежал из федеральной тюрьмы особого режима, пробыв в ней всего пять недель?

– Мне там не понравилось. Шумно. Еда оставляет желать лучшего. Я прочел все книги в библиотеке.

– Ты владеешь карате?

– Есть немного. – Джек вновь удивленно взглянул на Флетча. – А! Вы выходили из дома. Видели, как я уговаривал моих приятелей идти к оврагу.

– Как фамилия здоровяка, которого ты огрел сначала ногой, а потом ладонью?

– Лири. Он сумасшедший.

– А который из них Крайгель?

– Низкорослый, лысый, в очках. Его зовут Крис Крайгель. Значит, вы следили за мной. – Джек взглянул на кроссовки Флетча, джинсы. – Как вам удалось не промокнуть?

– Где Кристел? – Флетч сменил тему разговора.

– Вообще или в данный конкретный момент?

– Вообще. И в данный момент.

– В Индиане.

– Она по-прежнему работает журналистом?

– В некотором роде. Нет. – Джек наклонился вперед. – Ей принадлежат пять радиостанций.

– Какая она, однако, молодец.

– Она называет их денежными машинами. Мы живем, жили около Блумингтона. – Он налил себе молока. – В данный момент она проходит регулярный двухнедельный курс голодания. В специальной клинике. Она уезжает туда каждые полгода. В эти две недели разыскать ее невозможно. Все ее мысли должны быть связаны с потерей веса. Для нее это жизненно важный вопрос. Не похудев, она не может ходить. – По выражению лица Джека чувствовалось, что он очень любит мать. – Ноги не выдержат ее веса. Ее вены… сердце…

Джек съел все, что было на подносе.

– Принести еще? – спросил Флетч. Парень откинулся на спинку дивана:

– Нет. Благодарю. Может, попозже.

Флетч сел за стол.

– Как ты узнал, где я живу?

– Время от времени о вас пишут газеты. С тех пор как вы опубликовали книгу «Пегая лошадь: биография Эдгара Артура Тарпа-младшего». Она имела большой успех?

– Ты ее прочел? – спросил Флетч.

– Да.

Флетч ждал продолжения, а когда пауза слишком затянулась, заговорил сам:

– Полагаю, ее хвалили более чем достаточно.

– Отличная книга.

– Она отняла у меня немало сил. Джек глубоко вдохнул:

– Почему вы, белый человек, решили написать и издать книгу о коренных американцах – индейцах?

– А почему Эдгар Артур Тарп-младший решил рисовать коренных американцев – индейцев? Создавать статуи по их образу и подобию? Он тоже был белый человек.

– Совершенно верно. Он рисовал и ваял их в целостном единстве с их лошадьми. Вы сами так сказали. В вашей книге. Вы писали: «Тарп рисовал и оттенял обнаженные мышцы индейцев-наездников точно так же, как и мышцы лошадей, на которых они скакали». Я прав?

– Прав.

– «Он рисовал беременных женщин, женщин с детьми на спине, и контур их тел совпадал с контуром холмов, видневшихся за ними».

– Вижу, ты читал эту книгу.

– Я же сказал, что читал.

– И тебя интересует, что побудило меня взяться за нее?

– Интересует.

– Ясно, – вздохнул и Флетч. – Скажи, пожалуйста, что побудило американского еврея, окончившего Гарвард, сочинить «Вестсайдскую историю» о молодых пуэрториканцах, живущих в трущобах Нью-Йорка, взяв за основу пьесу о молодых итальянцах из Вероны, известную под названием «Ромео и Джульетта», написанную белым мужчиной, англичанином Уильямом Шекспиром, который никогда не был в Италии?

Джек заулыбался:

– Похоже, мой вопрос не застал вас врасплох?

– Да, раз или два мне уже приходилось отвечать на него. И меня удивило столь предубежденное отношение к моей работе.

– Так что вы ответили?

– Во-первых, такие мысли вообще не приходили мне в голову. Я знал, какой я есть. И знал, каким быть не могу. В отличие от некоторых я полностью отдавал себе отчет, что не могу встать на место другого и смотреть на мир его глазами. При этом я всегда верил в сопереживание, в то, что все люди способны испытывать одни и те же чувства. Мы не можем до конца понять других. Но попытаться-то в наших силах. Да, у коренных американцев было и есть великое культурное наследие. Но Тарп видел их, а также ковбоев, паровозы, лошадей, буйволов, поселенцев совсем не такими, как представлялись они себе. Тарп увековечивал память о них с любовью к ним. Без его картин и скульптур мы бы меньше знали о нашем прошлом, меньше бы понимали его. И я попытался с любовью увековечить память о нем.

– Вы читаете мне лекцию.

– Ты задал вопрос, я на него ответил.

– Вы верите в прямые линии?

– Природа не любит прямых линий. Человеку не остается ничего иного, как подчиниться ее законам.

– Человеку?

– В широком смысле этого слова.

– Это каламбур?

– Похоже, тебя нельзя кормить досыта.

Джек сложил руки на груди.

– Моя мать один раз пыталась написать книгу. Осилила восемьдесят страниц. На половине речь шла о вас. Ей нравится рассказывать истории, в которых вам отводится центральное место.

– Она и раньше шокировала людей историями обо мне.

– Они правдивые?

– Едва ли.

– А как насчет того случая, когда вы попали в Бразилию и вас приняли за человека, убитого до вашего рождения? Вам действительно пришлось найти убийцу, чтобы не сойти с ума?

– Кристел рассказала тебе эту историю?

– Она соответствует действительности?

– История с привидением.

– Моя мать любила вас. И сейчас любит. И в сексуальном плане тоже, знаете ли.

– Вот об этом я не подозревал.

– Вы женились на принцессе? Я читал об этом в газетах.

– Да, я был женат на принцессе.

– Ее убили?

– Застрелили.

– Почему?

– Центральная Европа. Политика. Этнические группы.

– Разве принадлежность к той или иной этнической группе – политика?

– О да. Несколько людей хотят подгрести под себя как можно больше власти. Вот и вся политика.

– Вы были с вашей женой, когда… когда ее застрелили?

– Я сидел в той же машине позади нее. Энни-Мэгги не думала о политике. Она думала о еде. О фруктах, сырах, соусах, картофеле, котлетах.

– Она была толстой?

– Нет.

– И на ферме вы теперь один?

– Я намерен извиниться перед тобой за все мои вопросы.

– О, мне известно, что вы знаете, как задавать вопросы.

– Так ты ожидал моих вопросов?

– Вы же были репортером.

– А теперь уже нет?

Джек оглядел стены кабинета.

– По-моему, репортеры так не живут. Почему у вас нет картин Эдгара Артура Тарпа?

– Да кто может их купить? Кроме того, я работал над его биографией долгие годы. А в любом деле принято ставить точку.

Флетч выдвинул ящик стола. Достал из него пистолет. Из другого, запертого, ящика вытащил обойму и коробку с патронами.

– Все сведения обо мне ты узнал от матери и из газет, верно?

Флетч пересек кабинет и бросил пистолет Джеку. Обойму и коробку с патронами положил на кофейный столик рядом с подносом.

– Что это? – спросил Джек.

– Пистолет.

Парень подался вперед, пистолет лежал на его шортах.

– Это я знаю. Я спрашиваю о другом. Что вы делаете?

– Даю тебе пистолет.

– Зачем? – Джек не решался коснуться пистолета руками. – Вы опять хотите провести меня?

– Разве я на такое способен?

– Да. Думаю, что да.

– Тебя не было со мной в джипе, когда меня остановили на шоссе. Часом позже помощники шерифа нашли тебя в моей компании. Как ты попал сюда? Где твоя машина? Откровенно говоря, здешние жители не верят, что в сильный дождь лягушки падают с неба. У полицейских должны быть твои приметы. Я хочу вооружить тебя. Если эти парни вернутся, зная, кто ты такой, я попрошу тебя сказать им, что держал меня и… меня в заложниках. Заряди пистолет.

Джек открыл коробку с патронами.

– Но у вас тоже есть пистолет.

– Я позабочусь о том, чтобы он исчез как по мановению волшебной палочки.

Джек уже вставлял патроны в обойму.

– Закон запрещает помогать сбежавшему преступнику, – добавил Флетч.

– Так к чему вооружать меня?

– Ты все равно никого не пристрелишь.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

Джек вставил в обойму пять патронов. Положил ее на диван.

– Обойму надобно вставить в пистолет, – напомнил Флетч.

Джек взял пистолет в руки, покрутил его, наконец вложил обойму в рукоять.

– Ты не собираешься дослать патрон в патронник?

– Потом. – И Джек положил пистолет на то место, где лежала обойма.

Во входную дверь постучали. Раз, другой, третий. Флетч улыбнулся:

– Вот и гости.

Он вытащил из джинсов рубашку, чтобы прикрыть рукоять пистолета.

На крыльце стоял низкорослый лысеющий толстячок в тюремной одежде. С головы до ног вымазанный грязью и навозом. Он щурился на Флетча сквозь грязные, мокрые стекла очков.

– Вы Крис Крайгель, сбежавший убийца? – осведомился Флетч.

– Да.

– Идите к черному ходу.

И Флетч захлопнул дверь перед носом толстяка.

Вернувшись в кабинет, Флетч первым делом отметил, что пистолет, который он дал Джеку, исчез с дивана.

– К тебе гость. Я послал его к черному ходу. Если уж мы не можем не впускать в дом мразь, попытаемся избавиться от грязи. Грязь копы обязательно заметят.

Глава 5

Кэрри сидела на кровати в той самой позиции, в какой они и кончили.

– Я могу сидеть так целую вечность, ощущая в себе твой игрунчик. И что ты будешь делать, если я не слезу с тебя?

Флетч, лежа на спине, пожал плечами:

– Естественно, буду лежать.

Кэрри засмеялась, скатилась с него на смятую простыню.

* * *

..Поднимаясь по лестнице, Флетч повернулся к Джеку, идущему к двери черного хода.

– Я иду спать.

Но спать не пошел. Постучал в дверь спальни и протараторил:

– Все сбежавшие преступники – трусишки.

А всунувшись в полумрак спальни, встретился взглядом с большими синими глазами Кэрри.

Она держала в руках нацеленный на дверь дробовик. Указательный палец ее левой руки лежал на спусковом крючке.

Флетч рассмеялся.

Переступил порог, закрыл за собой дверь.

– Все в порядке? – спросила Кэрри.

– В зависимости от того, что брать за точку отсчета.

Флетч разделся, лег на кровать.

– Ты еще не готова спуститься вниз?

– Нет.

И она это доказала.

Потом, свернувшись калачиком рядом с ним, спросила:

– У нас гости?

– Да. Санта-Клаус постучался в нашу дверь.

– Не мое дело учить тебя, янки,[156] но Санта-Клаус не приходит летом. – Она хихикнула и двинула Флетча локтем по ребрам.

– Жаль. Зовут его Крис Крайгель. Он низенький, толстый…

Кэрри подняла голову:

– Ты серьезно?

– Да. Он здесь.

– Кто здесь?

– Крис Крайгель.

– Один из сбежавших преступников! Мне показалось, что я слышу, как барабанят в дверь. Этот шум и разбудил меня.

– Полагаю, он не смог найти печную трубу. Еще двое преступников, судя по всему, прячутся в овраге.

– В каком овраге? Большом?.. – Она махнула рукой в сторону холма. – Там?

– Да.

– Откуда ты знаешь?

– Я порекомендовал им спрятаться там. Майкл и Уилл взяли джип. И прочесали все вокруг.

– Овраг. – Кэрри скорчила гримаску. – В ливень.

– Тебе их жалко?

– Но почему ты послал их туда? Ты же знаешь, с какой скоростью несется по оврагу вода. Господи, а змеи!

– Я хотел, чтобы их как следует потрепало. Если уж нам не избежать общества сбежавших преступников, пусть это будут обессиленные преступники.

– Общества сбежавших преступников! Почему ты не перестрелял их? Почему не сдал полиции? Ты говоришь, Майкл и Уилл были здесь. – Она села на кровати.

– Из-за Джека.

– Какого еще Джека?

– Кэрри, я думаю, это мой сын. Ее глаза широко раскрылись. Флетч тоже сел.

– Когда-то я знал одну женщину, звали ее Кристел Фаони. Тоже журналистку, – быстро заговорил Флетч. – На журналистском конгресс мы с ней трахнулись, один раз. Этого юношу зовут Джон Флетчер Фаони. Он – один из сбежавших преступников. Или, по меньшей мере, говорит, что его так зовут. Он вроде бы много знает о Кристел, обо мне.

– Фаони, – повторила Кэрри. – Ты узнал фамилию, когда шериф перечислял тебе сбежавших. Потому-то ты и приготовил сандвичи, как только вошел в дом.

– Такая фамилия встречается нечасто.

– Твой сын! Почему ты не сказал мне?

– У меня не было уверенности.

– Я спрашиваю, почему ты не сказал, что у тебя есть сын?

– Я не подозревал о его существовании, пока этой ночью он не вошел в мой кабинет. Кристел из тех женщин, что хотят рожать и воспитывать ребенка самостоятельно. Теперь я верю, что он мой сын.

– Она не дала тебе знать?

– Нет.

– Ты расстроен?

– Естественно.

– Как ты узнал, что ему нравятся слойки с тунцом?

Флетча всегда удивляла конкретность вопросов Кэрри. В сравнении с ней окружной прокурор Олстон Чамберс задавал лишь наводящие вопросы.

– Этой ночью он съел бы что угодно. Кэрри положила руку ему на плечо.

– Мне так тебя жалко.

– Покушение на убийство, – тяжело вздохнул Флетч. – Он пытался застрелить полицейского.

– Е равно эм це квадрат! – Это была коронная фраза Кэрри. Для нее теория вероятности являла собой самую невероятную вещь на свете.

Она посмотрела в окно:

– Дождь кончился.

– Я думаю, завтра будет жаркий, солнечный день.

– Поля получили достаточно влаги, – заметила она.

– Зерновым это пойдет на пользу.

– Они вновь пойдут в рост. – Кэрри поднялась. – Почему ты влез в это дело? Даже если он и твой сын, это он пытался кого-то убить. Я хочу сказать, ты не несешь за него ответственности. Сколько ему лет?

– Из любопытства.

– Ты знаешь, до чего довело любопытство орангутанга?

– До чего?

– Пойди и спроси у него. Он до сих пор сидит в зоопарке Мемфиса. Ты же видел, какой он злобный.

– Ты слышала шерифа. По какой-то причине сбежавшие преступники сделали крюк, чтобы попасть сюда, на эту ферму. Их привел этот парень, Джек. Почему?

– Чтобы убить тебя, – ответила Кэрри.

– Почему?

– Ты – его отец. Ты накачал его мать и удрал. Ты его знать не хотел.

– Нет, – покачал головой Флетч. – Ему известно, что Кристел не сообщила мне о его рождении. Провинился я лишь в одном – за все эти годы ни разу не позвонил Кристел, не спросил: «Как поживаешь?» Но это не преступление.

– Он сумасшедший, не отдающий отчета своим поступкам подросток. Он стрелял в копа.

– Стрелял в копа. Якобы.

Кэрри недоуменно посмотрела на Флетча:

– Что значит якобы?

– Он сказал, что стрелял в женщину-полицейского из пистолета тридцать второго калибра. Я дал ему мой пистолет, точно такой же. Внимательно следил, как он заряжает его. Думаю, он понятия не имеет, как загнать патрон в патронник. Его мутит от одного вида оружия.

– Так и должно быть, – отрезала Кэрри. – Чего ты ожидал? Так он стрелял в женщину-полицейского?

– Форма одинакового цвета и у женщин, и у мужчин, – буркнул Флетч. – Или я не прав?

– Ты ищешь предлог для оправдания, – заявила Кэрри. – Ты думаешь, что он твой сын, и пытаешься полюбить его. – Она всматривалась в лицо Флетча. – Ты думаешь, что ума мальчику хватает?

Флетчу вспомнилось обсуждение «Пегой лошади».

– Дураком его не назовешь.

Кэрри покачала головой.

– Эти мерзавцы. В этом доме!

– И еще двое в овраге. Полагаю, надо сходить за ними. Привести их сюда.

– В этот дом?

– Этот старый дом знавал квартирантов и похуже. Янки, к примеру.

Кэрри прислушалась.

– Что это? Кто-то слушает музыку по радио?

– Кто-то играет на гитаре.

– Кто?

– Джек.

– Джек! – воскликнула она. – Ты произносишь его имя с такой интонацией, будто знаком с ним много лет.

– Я узнаю его. Постепенно.

Они помолчали, слушая музыку.

– Он прекрасно играет, – вынесла вердикт Кэрри.

– Похоже на то.

– И все-таки. – Голосу Кэрри, однако, недоставало уверенности. – Мне представляется, что мы должны позвонить шерифу, чтобы их забрали. Всех, включая и твоего Джека. Если он стрелял в копа, его следует бросить к красным муравьям. – Она посмотрела на стоящий на прикроватном столике телефонный аппарат.

– Телефон, между прочим, не работает, – пояснил Флетч. – Они перерезали провода.

– Не думаю, чтобы они пришли сюда для того, чтобы готовить еду, вытирать пыль и красить забор. А твой спутниковый телефон работает?

– Да. Но им знать об этом необязательно. Я хочу выпроводить их отсюда до того, как монтеры телефонной компании обнаружат обрезанные провода. Вечером я сказал Уиллу и Майклу, что этим утром отвезу Джека в университет Северной Алабамы.

– Они его видели?

– Даже говорили с ним. Он их очаровал. Майкл пригласил его на рыбалку.

– Ты выдал его за своего сына?

– В определенном смысле.

– Тогда ты влип. На все сто процентов.

– Я подстраховался. Дал Джеку пистолет тридцать второго калибра. Чтобы он мог держать нас в заложниках. Если копы вернутся.

– Ну ты даешь! – Ее глаза метали молнии. – Это уж перебор, Флетч. Мало того, что ты привел сбежавших преступников, убийц и насильников, в дом, так ты еще и вооружил их! Чтобы они использовали оружие против нас! Против копов! Когда ты вошел в спальню, разве я не спросила тебя, все ли в порядке?

– Я же тебе сказал – в зависимости от того, что брать за точку отсчета.

– Так то была шутка? – Кэрри улыбнулась.

– Кэрри, этому парнишке что-то от меня нужно. Что конкретно, я не знаю. Да и ты, наверное, тоже.

– Он хочет, чтобы ты спас его шкуру.

– Возможно Но я считаю, что можно пойти ему навстречу, пусть и подставившись, чтобы выяснить, в чем, собственно, дело.

– Ты в своем амплуа, Флетч. По-прежнему думаешь, что для тебя нет ничего невозможного.

– Нет. Я так не думаю. Многое мне уже не по плечу. Я просто хочу выяснить, что привело его в мой дом.

Кэрри вновь посмотрела в окно.

– Если мы собираемся кормить этих преступников завтраком, нам понадобятся яйца из курятника.

– Я их принесу! – Флетч вскочил. – Всегда готов повиноваться, мисс Кэрри.

Глава 6

– Ага! Теперь мне все ясно, – воскликнул Крайгель, когда Флетч вошел в кабинет. Чисто вымытый, поблескивающий очками, закутанный в халат, он сидел в кресле. Под дужкой очков на переносице темнело родимое пятно. – Подойдите сюда!

Флетч остался у двери.

За спиной Крайгеля Джек переминался с ноги на ногу.

Крайгель встал, направился к Флетчу. Обеими руками потрогал его голову. Для этого ему пришлось встать на цыпочки. Обошел Флетча кругом, оглядел с ног до головы.

– Вы отец Джека?

– Вы кто, френолог?[157] – Флетч хмуро глянул на Джека.

– У вас одинаковые фигуры! Одна кровь!

– Вы чокнутый? – спросил Флетч.

Крайгель повернулся к Джеку, шагнул к нему, потряс за плечи:

– Этот человек – твой отец! Почему ты не сказал мне?

– Восславим Господа, – пробормотал Флетч.

– Представь меня, – приказал Крайгель. Джек вытянулся в струнку.

– Отец, это преподобный доктор Крис Крайгель! – На мгновение Джек приложил руку ко рту, похоже, сдерживая смех. – Доктор Крайгель, это мой отец, Ирвин Морис Флетчер!

– Очень рад нашему знакомству, – улыбнулся Флетчу доктор Крайгель.

– Очарованы мною, я понимаю.

Флетч видел, что Крайгель, играющий роль императора или иной царственной особы, с большим трудом преодолевал желание заснуть. Усталость буквально валила его с ног. Конечности Крайгеля двигались так, словно преодолевали сопротивление не воздуха, а воды. Верхние веки так и стремились соприкоснуться с нижними. Если он не говорил, то дышал через нос, ритмично, словно во сне.

Крайгель лишь притворялся, что не спит. Как пьяный, притворяющийся, что он совершенно трезв.

В данный момент он не представлял собой угрозы.

– Э… – Крайгель посмотрел на занавеску у стеклянной двери. Потом заковылял к ней. – Бедная бабочка!

– Это моль, – поправил его Флетч.

Сложив руки, Крайгель осторожно поймал моль, отнес ее к открытой двери. Выпустил в светлеющее небо.

– Ты свободна! Лети домой, маленькая бабочка!

– Подозреваю, ее «дом» в моем шкафу, – усмехнулся Флетч.

– В доме есть кто-то еще. – Джек пристально смотрел на Флетча. – Я слышал, как скрипела кровать. – Он указал на потолок. – Прямо над этой комнатой.

– Мы тоже тебя слышали. Ты хорошо играешь на гитаре. Я даже узнал мелодию, хотя и не могу вспомнить, что это за песня.

– Кто у вас наверху? – спросил Джек.

– Нашвилл? – Флетч вскинул брови. – Вы ехали в Нашвилл на розовом «Кадиллаке»?

У двери с закрытыми глазами покачивался Крайгель.

– Твоя игра может заворожить даже младенца, у которого пучит животик.

Глаза Крайгеля раскрылись, когда в кабинет вошла Кэрри. Он ахнул. Протянул к ней руки:

– Брунхильда!

– Брум Хильда?[158] – переспросила Кэрри. На ее загорелом, веснушчатом лице сверкнули широко посаженные синие глаза.

В свое время Кэрри довелось управляться с шестью братьями, наемными работниками, бывшим мужем, сыновьями, бесчисленными племянниками и крупными животными. Так что в доме, да и на ферме, не было человека опаснее ее. Флетчу хотелось, чтобы все это поняли.

Пренебрежительно глянув на преподобного доктора Криса Крайгеля (серенький толстячок в сером халате, с венчиком серых волос над ушами), стоящего спиной к стеклянной двери, она перевела взгляд на Джека.

Тот не отвел глаз.

– Джек! – воскликнул Крайгель. – Это твоя мать? Джек шумно глотнул.

– Разумеется, нет.

Кэрри появилась на свет значительно позже Флетча, да еще и выглядела моложе своих лет.

Крайгель шагнул к Флетчу и Кэрри. Судя по всему, он намеревался взять их за руки. Флетч засунул руки в карманы. Кэрри повернулась к Крайгелю. Похоже, она собиралась дать ему в нос, если бы он посмел коснуться ее.

– Брунхильда и Зигфрид! – воскликнул Край-гель. – Это ли не прекрасно!

– Что он такое несет? – спросила Кэрри.

– Думаю, в наши сети заплыл расист, – ответил Флетч.

– Е равно эм це квадрат! – Кэрри ткнула пальцем в Крайгеля. – Вы! – Она указала на диван. – Идите туда и ложитесь. Одна ваша половина поглупела от усталости. Вторая, похоже, просто глупая. – Поникнув плечами, Крайгель затрусил к дивану. – И я не хочу больше слышать вашей глупой болтовни о Брум Хильде и этом, не помню как там его. Понятно?

Крайгель плюхнулся на диван, положив руки на колени. Улыбаясь, закрыл глаза.

– Как он его называл? – спросила Кэрри Флетча.

– Зигфрид?

– Никогда о таком не слыхала.

– Спроси Вагнера.

– Кто такой Вагнер?[159]

– Писал музыку.

– У него тут живут родственники?

– Возможно.

Вновь Кэрри пристально вгляделась в Джека. Так она обычно смотрела на жеребца, которого намеревалась оседлать.

– Дерьмо собачье. Он – твой сын, с этим все ясно. У него твоя фигура.

– Не надо так говорить. В последний раз кто-то сказал то же самое обо мне и еще одном человеке, а потом одного из нас застрелили через окно.

– Не тебя? – уточнила Кэрри.

– Не меня.

– Я… – начал Джек. – Это был не я, о великий писатель.

Теперь палец Кэрри едва не проткнул грудь Джека.

– А ты лучше помолчи, необъезженный пони. Если будешь попусту раскрывать рот, я лично возьму кнут и буду стегать тебя всю дорогу до того стойла в Кентукки, из которого ты сбежал. Поверь мне, я не шучу.

Едва ли Джек изумился бы больше, стукни она его в нос.

Он склонил голову:

– Я верю, мадам.

Крайгель хохотнул, не открывая глаз.

– Прекрасно! Я их нашел! Флетч улыбнулся:

– Ей действительно можно верить.

– Что за жизнь ты себе устроил? – продолжала Кэрри. – Стрелять в женщину, которая выполняет свои служебные обязанности? Ты же симпатичный парень. Хорошо играешь на гитаре. Да что на тебя нашло?

– Э… – Джеку, несомненно, еще не приходилось получать нагоняй от южанки.

– И что ты вообще здесь делаешь? Пока рос, пальцем о палец не ударил, чтобы связаться с отцом, а как попал в беду, сбежав из тюрьмы, сразу объявился здесь, среди ночи, да еще притащил с собой это отребье. Чего тебе надобно, парень?

Взгляд Джека метнулся к Флетчу.

– Э…

Взмахом руки она заставила его замолчать.

– Я уже все слышала. Идите за яйцами. – Она посмотрела на Крайгеля, спящего на диване. – Если этот мешок с дерьмом сдвинется с места, я разорву его на куски и разбросаю их по кукурузному полю.

– Она разбросает, – сказал Флетч Джеку. – Будь уверен.

* * *

– Яйца? – переспросил Джек, когда они вышли из дома. – А магазин далеко?

Флетч уже шагал к сараям.

Солнце только поднялось над горизонтом, но над лужами уже клубился пар.

Пересекая дорогу, Флетч услышал рев грузовика Эмери, спускающегося с холма. Тот вечно ездил с пробитым глушителем, возвещая о своем появлении шумом.

Джек пристроился рядом с Флетчем.

– Кто она?

– Кэрри.

– Вы женаты?

– Нет.

– Вы собираетесь пожениться?

– В наши дни жениться приходится на женщине и двух адвокатах. Где найти такую большую кровать?

– Она без колебания бросится туда, куда и дураки сунуть нос боятся, так?

– Если Кэрри что-то говорит, ее следует слушать.

Джек указал на коттедж на другой стороне лужайки:

– Там никто не живет. Я проверял прошлой ночью.

– Я все не возьму в толк, как тебе удалось найти этот дом. Вас преследовали. Дождь лил как из ведра. Ты уже бывал тут, верно? Высматривал меня?

– Да.

– Отвечу точно так же, как мужчина, которому приятель сказал, что днем раньше проходил мимо его дома: «Спасибо тебе». – Коровы уже щипали травку на пастбище. В тень деревьев они уходили позже, когда солнце приближалось к зениту. – За какое преступление попал в тюрьму твой Крис Крайгель?

– Приехав из Южной Африки, он поселился в отеле. Горничная, она принесла чистое постельное белье или что-то еще, вошла в номер в тот самый момент, когда он заканчивал душить девушку из какой-то фирмы эскорт-услуг. Его взяли с поличным. Можно сказать, прямо на девушке.

– И сколько он уже отсидел?

– Пять или шесть лет. Они вошли в темноту сарая.

– А откуда взялся «преподобный доктор»?

– Насколько мне известно, он где-то защитил диссертацию.

– По какой науке?

– Наверное, история. А может, социология. Не знаю.

– Но с чего он стал «преподобным»?

– Думаю, этот титул он приобрел в тюрьме. Послал пять долларов по объявлению на последней странице какого-то журнала и получил соответствующий сертификат.

В одном из стойл Флетч взнуздал Хетклиффа, вывел его в проход.

– И какие у тебя с ним отношения?

– Я – его правая рука. Далеко ли до магазина? Вы поедете туда верхом?

– Я поеду на холм за твоими дружками. Составишь мне компанию? Вон вторая лошадь.

Джек держался поближе к Флетчу, но подальше он Хетклиффа.

– Они такие большие.

– Я бы этого не сказал. – Флетч вскочил на лошадь. – Или хочешь пробежаться трусцой?

– Разве вам не нужно седло?

Флетч уже ехал к дальней двери.

– Открой мне, пожалуйста, ворота.

– Эй! – Джек побежал рядом с лошадью. – Вы всегда садитесь на лошадь в одним шортах?

– Да, – кивнул Флетч. – Совсем как коренные американцы.

* * *

Флетч подъехал к нижней части оврага. По его дну с шумом бежала вода.

В овраге головой вниз, зацепившись за ржавую колючую проволоку, с левой ногой в старой ванне лежало тело одного из сбежавших преступников, невысокого роста, худощавого. Морено. Его широко раскрытые глаза смотрели в безоблачное небо. Шея сильно раздулась.

Флетч догадался, что сначала его укусила гремучая или мокассиновая змея, а потом уж он утонул.

Одним меньше, сказал себе Флетч.

* * *

С холма донесся громкий рев.

– О-о-ру-у-у!

Флетч посмотрел направо.

По склону на него неслась стосемидесятикилограммовая туша Лири. Промокший насквозь, с ног до головы вываленный в грязи, он бежал, низко опустив голову, и орал.

Флетч чуть развернул Хетклиффа.

Когда Лири приблизился, двинул лошадь прямо на него.

Лири свалился в овраг.

Флетч отвел лошадь от края на несколько шагов.

– О-о-ру-у-у! – донеслось из оврага.

Лири выкарабкался.

Вновь с криком бросился на Флетча.

Тем же маневром Флетч еще раз сбросил Лири в овраг.

Опять выбравшись из него, Лири на мгновение замер.

Сидя на лошади, Флетч наблюдал за ним с трех метров. И уже решил, что Лири нашел более эффективный способ решить возникшие перед ним проблемы.

Но нет. Лири просто набирался сил для новой атаки.

– О-о-ру-у-у!

Столкновение с Хетклиффом закончилось тем же результатом.

Теперь уж рев раздался из оврага.

– А-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р!

Флетч осторожно подвел Хетклиффа к самому обрыву.

В овраге Лири приземлился прямо на тело Морено. И орал, пытаясь освободиться от уже начавшего раздуваться трупа, цепляясь руками и ногами за проволоку, столбы, дырявую ванну. Вопил он, пока не поднялся. И тут же начал карабкаться вверх по глинистому склону.

Выбравшись из оврага, тяжело дыша, долго смотрел на наполовину ушедший под воду труп.

– Доброе утро, – поздоровался Флетч. Маленькие, близко посаженные под нависающим лбом глазки Лири впились во Флетча.

– Вы проголодались?

Держась руками за живот, Лири заковылял к ферме. Флетч, верхом на Хетклиффе, двинулся следом.

* * *

Освещенный солнечными лучами, Джек поджидал их, сидя на заборе.

– Где Морено? – спросил он, когда Лири поравнялся с ним.

Загоняя Лири в ворота, Флетч ответил:

– Умер.

Джек спрыгнул с забора.

– Видать, ему не повезло больше других.

Глава 7

– К завтраку мы ждем только троих, – предупредил Флетч Кэрри, входя на кухню.

– А что случилось с четвертым?

– О нем позаботились змеи.

Кэрри даже не повернулась, занятая готовкой.

– Дьявол отличает своих любимчиков.

– Ветчина? – спросил Флетч. – Ты хочешь кормить их домашней ветчиной?

– Совершенно верно.

– День будет жарким.

– Вот и хорошо. У них будет такая жажда, что они и думать ни о чем не смогут, кроме как о холодной, чистой воде. Им даже плюнуть будет нечем.

– Только меня ветчиной не корми.

– А что приготовить тебе?

– Одному богу известно, чем ты можешь угостить янки.

– Слушай, Флетч, перестань думать о себе как о янки. Мне-то казалось, что ты этим уже переболел.

Флетч начал разбивать яйца над большой миской.

Джек изумленно воззрился на Флетча, когда тот появился из курятника с одиннадцатью яйцами.

– Однако! У вас свои яйца! Они же грязные!

– А ты думал, их высиживают уже смешанными с маслом и молоком?

Около них, на подъездной дорожке, ведущей к курятнику, схватившись руками за живот, выписывал маленькие круги Лири. Измочаленный, весь в синяках, испуганный, едва не утонувший, потрепанный лошадью, пообщавшийся с трупом, он едва стоял на ногах.

Флетч полагал, что в таком состоянии он ни для кого не представлял угрозы.

Эмери, их наемный работник, остановил свой грузовичок у одного из сараев. Он кормил лошадей и несушек.

Когда Флетч вышел из курятника, Эмери стоял чуть в стороне. Взгляд его перемещался от Джека к Лири и обратно.

Едва скрипнули двери курятника, он повернулся к Флетчу.

– Познакомься с Джеком Флетчером, Эмери.

– Джеком Флетчером?

Эмери редко чему удивлялся. За годы работы у Флетча ему довелось видеть многих знаменитостей, певцов, писателей, политиков, африканских и афро-американских лидеров, гостивших на ферме. Когда соседи спрашивали Эмери, кто сейчас гостит у Флетчера, тот всегда отвечал одинаково: «Я никого не заметил». Флетч знал, что Эмери не спросит, кем ему доводится Джек: сыном, племянником, кузеном или однофамильцем.

Эмери и Джек обменялись рукопожатием.

Затем Эмери вновь бросил взгляд на Лири. Тот так извожжался в грязи, что надпись на спине, изобличающая в нем арестанта, стала невидимой.

– Кто это? Он будет здесь работать?

– Нет. Послушай, Эмери, вот о чем я тебя попрошу. Сооруди в кузове грузовика клетку из стальных решеток. Высотой в девять футов. Брось туда пару охапок сена. Затем загони туда бычка, того паршивца, что научился перелезать через проволочные заграждения. Подгони грузовик к дому и поставь в теньке.

Эмери уже направился к навесу, под которым стоял грузовик.

– Вы слышали утренние новости? – обращался он, похоже, к своим сапогам.

– Нет. Что-нибудь интересное? Эмери развернулся и зашагал к Флетчу.

– Из тюрьмы сбежали преступники. Десять или двенадцать человек. Откуда-то из Миссури. Говорят, они где-то в нашем округе.

– О, конечно. Пресса любит подкидывать подобные известия. Аккурат для того, чтобы напугать лошадей. Между прочим, Эмери, бычка отвезет Кэрри, а я с Джеком поеду в университет Северной Алабамы. Говорю тебе на тот случай, если нас будут спрашивать.

– Не волнуйтесь. – Эмери вновь пошел к навесу. – Я захватил с собой ружье.

Грузовик с Эмери за рулем проехал мимо Флетча, Джека и Лири, когда те шагали к дому.

– Наш третий гость пока на улице, – сказал Флетч Кэрри. – Его фамилия Лири. Я попросил Джека помыть его под шлангом.

Кэрри выглянула в окно:

– Громила. Урод.

– Еще и глупец, – добавил Флетч. Тихим голосом, не отрываясь от готовки, Флетч изложил свой план касательно грузовика, бычка, Лири, Кэрри, легковушки, Джека, Крайгеля и себя. Кэрри не только одобрила, но и похвалила план, уточнив некоторые детали.

Разумеется, они гадали на кофейной гуще.

Выйдя из двери черного хода, Флетч подождал, пока Джек положит шланг на землю, а уж потом протянул ему тарелку яичницы с салом. Джек принялся есть стоя, наслаждаясь солнечными лучами.

Лири, получив от Флетча полную тарелку, сел на траву, мокрый и голый. По его фигуре чувствовалось, что в свое время он занимался тяжелой атлетикой. Об этом говорили его мощные бедра, крепкая задница и большой живот. Кожа его белизной могла соперничать со снегом. Казалось, он всем телом навис над тарелкой.

Он напоминал громадного, безволосого, белого ребенка.

Флетч бросил на землю большой мешок для мусора. Указал на него Джеку:

– Засунь туда всю тюремную одежду и башмаки.

– А что делать с мешком?

– Пока еще не решил. Сюда приедут копы. Чтобы забрать тело Морено.

Джек вскинул голову:

– Только Морено?

– Остальных к тому времени здесь не будет. Между прочим, а куда вы направлялись?

– На юг.

– Куда вы направлялись? – повторил Флетч.

– В Толливер, штат Алабама. Там лагерь. В лесах. Вы знаете, где находится Толливер?

– Да. Вас там ждут?

– Крайгеля ждут.

– Что за лагерь? Бойскаутов?

– Клана. – Джек всматривался в лицо Флетча.

– Клана? А что это такое?

– Если вы этого не знаете, то у вас есть возможность выяснить, что это такое. Я бы хотел, чтобы вы все увидели собственными глазами.

– Я и так знаю. Безупречные, надежные парни.

– Разумеется. С которыми можно пойти на охоту.

– Военизированный лагерь? У них есть духовой оркестр?

– Кстати об этом, могу я взять с собой гитару?

– Несомненно. Они будут петь под нее у костерка. Я захвачу для них коробку зефира.

Джек молча всматривался в лицо Флетча.

– Если ты правая рука Крайгеля, то кто у вас Лири? – продолжил Флетч.

– Телохранитель.

– Телохранитель Крайгеля?

– Да.

Флетч взглянул на большого, голого ребенка, сидевшего на траве. Он вывалил часть яичницы на грудь и теперь пальцами собирал ее обратно в тарелку.

– Вижу, с этим у него получится неплохо. Кому не захочется держаться от него подальше. Он кого-то похитил, потому что мучился от одиночества?

– Думаю, вы правы.

– Так кого же он похитил?

– Девушку-подростка. Он думал, что она согласилась убежать с ним.

– Она придерживалась противоположного мнения?

– Да. И он перевез ее в другой штат.

– Изнасиловал?

– По-моему, он думал, что они занимаются любовью. Он продержал ее три недели в школьном автобусе. Когда он наконец понял, что она его не любит, он отвез девушку в биллиардную и попытался продать.

– Его оскорбили в лучших чувствах.

– Полагаю, и в этом вы правы.

Лири, должно быть, слышал их разговор. Но даже не поднял головы, занятый едой. Вилкой он не пользовался, ему вполне хватало пальцев.

– Можно сказать, что общепринятые нормы для него – тайна за семью печатями.

Наблюдая, как ест Лири, слушая, как характеризует его Джек, Флетч боролся с подкатывающей к горлу тошнотой.

– Сказывается недостаток воспитания.

– Не без этого, – согласился Джек.

– А Морено? – спросил Флетч. – Какова его роль в планах Крайгеля?

– Деньги. У него осталась заначка. Во Флориде.

– Выручка от продажи наркотиков?

– Да.

– Вы намеревались ограбить его?

– Ограбить его? Он нам задолжал. – Джек улыбнулся. – А вот потом мы собирались ограбить его. Узнав, где он прячет денежки.

– Ты, я вижу, умеешь не только играть на гитаре. – Обходя лужи, Флетч направился к коптильне.

– Эй, – крикнул вслед Джек, – а кофе мне не дадут?

– Ты пьешь кофе?

– Конечно.

– Иди в дом. Попроси Кэрри найти одежду для твоих попутчиков. Белую рубашку и брюки для Крайгеля, возможно, и галстук. Рабочую куртку и штаны или комбинезон для Лири. Я не хочу давать ему рубашку.

Джек искоса взглянул на перепачканную грудь Лири.

– Действительно, зачем ему рубашка.

* * *

– Извините нас, но вследствие подземных толчков в Калифорнии мы не можем соединиться с указанным вами абонентом. Позвоните, пожалуйста, чуть позже.

– Однако! – Флетч сидел в коптильне, закрыв дверь на задвижку, и смотрел на спутниковый телефон. – Похоже, они привыкли к тому, что Калифорнию трясет, раз ввели в память компьютера такую запись. Сослаться на подземные толчки! Какое хладнокровие! Извините нас. – Флетч передразнил компьютер. – Но Калифорния только что провалилась в океан, и того, кому вы звоните, поглотила земля, вода или огонь, поэтому он не может снять трубку. Хорошего вам настроения! Зря я сразу не позвонил Энди Систу. Еще вчера.

Набирая номер Олстона Чамберса, Флетч испытывал угрызения совести, ибо его звонок разбудил бы не только Олстона, но и всю его семью. Он, однако, умасливал свою совесть рассуждениями о сложившейся на ферме ситуации: мало ему сына, сына Кристел, так еще у него на руках оказались убийца, насильник-похититель и труп в овраге. Он не только помогал беглецам из тюрьмы, но, судя по всему, ему предстояла дальняя дорога неизвестно куда. Да еще Кэрри с радостью согласилась помочь в реализации его плана, рискованность которого во многом определялась достоверностью информации, которую он и хотел получить. Из монолога автоответчика Флетч уяснил, что Олстон и его семья, во всяком случае, не спят. Или они погребены под обломками дома, или сидят рядом с ним на лужайке.

Флетч набирал домашний номер Энди Систа в Виргинии, а перед его мысленным взором проплывала Калифорния, образы друзей, которых он помнил и любил.

Как там они сейчас?

Энди взял трубку после первого гудка.

– Слушаю?

– Энди, что с Калифорнией?

– Подземные толчки. То ли нарастающие, то ли затухающие. Эти сейсмологи говорят на каком-то непонятном мне жаргоне.

– Разрушения большие?

– Вышли из строя многие коммуникационные системы. Поэтому мы ничего не знаем. Толчки начались час тому назад. А где вы находитесь?

– На ферме. И звоню я не из-за Калифорнии.

– Это хорошо, – голос у Энди был грустный. Совсем не такой, как обычно. – Задайте вопрос, на который я могу ответить.

– Энди, ты, похоже, не в себе.

– У меня все хорошо.

– С чего ты такой раздражительный?

– У меня полный порядок.

Отдав многие годы газетам да еще написав книгу, Флетч упорствовал во мнении, что будущее не за электронными средствами массовой информации. Однако, дабы отделаться от части денег (он так и не смог убедить себя, что честно их заслужил), он вложил их в развивающуюся информационную компанию, называющуюся «Глоубел кейбл ньюс».

В свой последний визит в штаб-квартиру компании, три года назад, он выяснил, что после переезда из Вашингтона в виргинскую глубинку площадь занимаемых ее сотрудниками помещений существенно увеличилась. Помимо студий, в просторных залах тянулись ряды рабочих станций, перед дисплеями которых сидели сосредоточенные молодые люди. Появились целые отделы врачей, работающих журналистами, юристов, работающих журналистами, докторов различных наук, работающих журналистами, спортсменов, работающих журналистами. Друг с другом они, похоже, не разговаривали. Везде висели таблички «НЕ КУРИТЬ», никто не сплевывал жевательный табак или жвачку на пол. Штаб-квартира напоминала оздоровительный курорт, с тренерами, гандбольными площадками, пятидесятиметровым плавательным бассейном, саунами, массажными и тренажерными залами. Одна лишь автостоянка занимала многие акры.

В бытность журналистом Флетч работал в отделе городских новостей (хотя и старался бывать там как можно реже), располагавшемся в здании, которое он полагал достаточно большим, в деловой части города в окружении баров, театров, ресторанов, полицейских участков. Редко кто из журналистов мог похвастать ученым званием. Их достоинства заключались в быстрых ногах, громких голосах, полном пренебрежении к теориям, гипотезам, направлениям и статистическим данным. Они руководствовались лишь одной целью: найти и опубликовать факты сегодняшней истории. Они жили в городе, ездили на автобусах, в подземке, сидели в барах, отирались в полицейских участках, больницах, в суде, законодательном собрании. Они могли очаровать судью, чтобы получить эксклюзивную информацию. Они страстно любили и ненавидели друг друга.

Новости в те дни состояли на девяносто пять процентов из конкретики, трех процентов фантазии и двух – рассуждений.

Метод экстраполяции еще не нашел широкого применения во многих сферах жизни, а потому читатели могли легко уяснить суть газетных публикаций.

Когда Флетч звонил в «Глоубел кейбл ньюс», дабы что-то сообщить, что-то узнать или с каким-то предложением, ему всегда отвечали: «Да, мистер Флетчер». Что бы он ни сказал, ответ следовал один: «Да, мистер Флетчер». Поэтому звонить в «Глоубел кейбл ньюс» Флетч не любил. Так же, как и бывать в штаб-квартире компании. Ему не нравилось положение, когда его слушали лишь потому, что он являлся фактическим хозяином ГКН, владея контрольным пакетом акций.

Поэтому он распорядился, что в случае его звонка только один человек может отвечать ему: «Да, мистер Флетчер».

Энди Сист.

– Да, мистер Флетчер?

– Энди, мне нужна помощь. Прежде всего надо найти одну женщину. Зовут ее Кристел Фаони. – Он продиктовал имя и фамилию по буквам. – Когда-то она работала в газетах, насколько я знаю, замуж она не выходила. Вроде бы у нее есть сын по имени Джон, которого она воспитывала сама. Мне сказали, что сейчас ей принадлежат пять радиостанций в Индиане. Кажется, у нее дом в Блумингтоне. В данный момент она пребывает в санатории, худеет, оборвав все контакты с окружающим миром. Где – не знаю.

– Эф-а-о-эн-и.

– Да.

– Необычная фамилия.

– Судя по всему.

– Негаснущий огонь давней любви?

– Скорее, искорка.

– Зачем вам понадобился я? Вы можете узнать все, что вас интересует…

– Потому что в данный момент я не располагаю возможностью звонить куда-то еще, – оборвал его Флетч. Его не смущала мысль о том, что Энди подумает: «Старина Флетч совсем обленился». – Я хотел бы увидеться, хотя бы поговорить с Фаони в ближайшие дни. Выясни, где она Какие у нее планы. Действительно ли она ни с кем не желает общаться. Разумеется, когда найдешь ее.

– Хорошо.

– Далее, несколько преступников вчера сбежали из федеральной тюрьмы в Томастоне, штат Кентукки.

– Да. Двое.

– Двое?

– Я пытаюсь вспомнить прошедший у нас сюжет. Разумеется, «Глоубел кейбл ньюс» подробно информировала о случившемся своих зрителей.

– Энди, ты знаешь, что у меня на ферме нет кабельного телевидения.

– Знаю.

– Кабельное телевидение первоначально создавалось для сельских районов. Но потом воротилы вашего бизнеса сообразили, что гораздо проще и прибыльнее протянуть кабель в городские квартиры. Так что у нас его как не было, так и нет.

– Вы вроде бы мне это уже говорили.

– Не меньше тысячи раз.

– Тысяча триста пять раз. Кстати, в прибыли остаетесь вы, мистер Флетчер.

– Продолжай. Расскажи мне, сколь мне это выгодно. Тем более что я не такой уж поклонник телевидения. И вот что еще. Насколько мне известно, сбежало четверо. «А осталось из них трое», – добавил он про себя. – Я хочу знать все, что только возможно, о каждом из них.

– Вы готовите какой-то материал, мистер Флетчер? Я хочу сказать, для ГКН?

– Возможно.

– Вам операторы нужны?

– Нет. Еще нет. При побеге никто не пострадал?

– М-м-м. Вроде бы нет. Хотите, чтобы я порылся в памяти моего компьютера?

– Нет. Сейчас у меня нет времени. Мне надо позвонить еще в одно место.

– Извините, что не обратил особого внимания на это происшествие. Прошлым вечером мы… э…

Флетч терпеливо ждал.

– Будешь ты продолжать или нет?

– Ездили в Вашингтон на концерт.

– То есть вернулись поздно.

– Знаете, что показалось мне странным?

– Скажи мне. – Флетч глянул на часы.

– В первом отделении играл большой оркестр, вы понимаете, как в сороковых годах. А во втором – рок-группа, как в шестидесятых.

– Эклектика.

– У меня все перепуталось. До головной боли.

Что Флетч ценил в Энди, так это его нелюбовь к тем, кто стремился скрестить ужа и ежа.

– Тебе надо идти в ногу с жизнью, дружище.

– Что-нибудь еще? Мне пора на работу.

– Что такое Клан?

– Какой?

– Полагаю, это логичный вопрос.

– Мистер Флетчер, я же говорил вам, что вчера вечером мои уши подверглись шумовой атаке, от которой я еще не отошел.

– Я знаю, Энди. В виргинской глубинке ты ведешь спокойную, размеренную жизнь.

– Это действительно вопрос? Я должен что-то выяснить о каком-то Клане?

– Точно пока сказать не могу. Но мой вопрос не вызвал у тебя никаких ассоциаций?

– Может ли человек заболеть от шума? На ужин мы ели мясо, фаршированное орехами, с жареным рисом в таиландском ресторане. Не от еды же я так плохо себя чувствую?

– Кто знает. Орешки на всех действуют по-разному. Я позвоню тебе на работу. Не пытайся связаться со мной.

* * *

– Привет, Этна. Если вас не затруднит, соедините меня с шерифом.

– Доброе утро, мистер Флетчер. На ферме все в порядке? Вы пережили этот ужасный ливень?

– Все в полном ажуре, Этна. Мы бодры, как боксер после десятого раунда.

Флетч не один раз задавался вопросом, знает ли секретарь шерифа голоса всех жителей округа. Однажды, узнав женский голос, Этна отправила патрульные машины на одну из отдаленных ферм. И именно благодаря ей та женщина осталась в живых. У нее к тому же был абсолютный слух. Она солировала в лучшем баптистском хоре округа.

– Шериф выглядит сегодня уставшим, мистер Флетчер.

– Неудивительно.

– Послушайте, мистер Флетчер, раз уж вы позвонили, передайте, пожалуйста, Кэрри, что у Энджи Келли есть рецепт орехового пирога, который хотела испечь Кэрри.

– Передам. Энджи Келли. Ореховый пирог.

– Кто это говорит об ореховом пироге по моему телефону?

Флетч узнал суровый голос шерифа. В это утро шериф был, похоже, суровее, чем обычно.

– Мистер Флетчер хочет поговорить с вами, шериф.

– Я искренне сомневаюсь, что мистера Флетчера интересует рецепт орехового пирога.

– Я даже не знал, что Кэрри хотела его испечь. Послушайте, шериф, я могу предложить вам двоих.

– О чем вы?

– О преступниках. Сбежавших преступниках.

– Где они?

– Один мертв. Мы нашли его в овраге, что тянется за моими сараями. Думаю, его ужалила змея, а потом он утонул.

– Опишите его.

– Похоже, испаноязычный американец.

– Можно считать, что мы его арестовали, не так ли?

– Полностью с вами согласен.

– Опишите мне второго.

– Крепкого телосложения. Белый. Не слишком умен.

– Понятно. Постарайтесь задержать его. Мы его арестуем.

– Пожалуйста, не надо.

– Не надо?

– Кэрри отвезет его на перекресток Уорти-Роуд и Олд-Каунти-Пайк. Он будет в кузове грузовичка. Она сделает вид, будто в грузовике кончился бензин. Как только она остановится на перекрестке, можете брать его.

– Зачем вам это? Почему мы просто не можем приехать и пристрелить его на вашей ферме?

– Я бы этого не хотел.

– О, понимаю. Извините, мистер Флетчер. Ваша жена. Принцесса… Вы не хотите, чтобы полиция нарушила покой вашей фермы. Происшествие может привлечь туристов. Пресса вспомнит об убийстве вашей жены. Причина в этом?

– В определенном смысле. – Флетч не счел нужным открывать шерифу истинную причину. – Если вы все сделаете по-моему, сопротивления он не окажет. С наших слов он поймет, что Кэрри помогает ему бежать. Мужчина он крупный. Но когда грузовик остановится, будет клевать носом. Так что вы без труда наденете на него наручники.

– Конечно. – Флетчу показалось, что у шерифа заплетается язык. – Мы пристрелим его там, где вы скажете.

– Кэрри незачем видеть, как стреляют в человека, будь то ферма или дорожный перекресток.

– Ладно, я все понял. Мы должны оберегать наших дам. – Шериф рыгнул. – И их огородики. Мы выйдем из леса и осторожненько вынем его из кузова, словно горшок с петуньей. Повторите еще раз, где нам ее ждать?

– На пересечении Уорти-Роуд и Олд-Каунти-Пайк. Она будет там ровно в девять.

– Ясно. Ровно в девять.

Флетч не ожидал, что ему удастся столь быстро уговорить шерифа не приезжать на ферму.

– Пересечение Уорти-Роуд и Олд-Каунти-Пайк, – повторил Флетч.

– Я понял. Мы там будем. В кроссовках.

– Между прочим, шериф, могу я попросить вас об одной услуге?

– Просите о чем угодно.

– Этим утром я повезу моего сына и его профессора в университет Северной Алабамы. На моей машине. Им обязательно надо быть там к одиннадцати. Вы можете сказать вашим парням и дорожной полиции, чтобы нас пропускали беспрепятственно?

– Конечно. Я даже помню номерные знаки вашей машины. Я немедленно свяжусь по радио со всеми кордонами. Вы же так помогли нам – задержали двоих преступников. Мы же были на ногах всю ночь.

– Мне вас жаль. Должно быть, вымотались?

– Дождь лил с такой силой, что я отменил бы охоту. Распустил бы всех по домам. Разумеется, если бы мы собирались охотиться на уток.

– В машине нас будет трое. А Кэрри встретится с вами на пересечении Уорти-Роуд и Олд-Каунти-Пайк ровно в девять.

– Великолепно! – воскликнул шериф. – Значит, остался только один!

И шериф бросил трубку, прежде чем Флетч успел уточнить, чем руководствовался шериф в своих арифметических расчетах.

Глава 8

– Вас зовут Кэрри? – спросил Джек.

Кэрри мыла сковородку в раковине и не слышала, как он вошел на кухню. Когда она выпрямилась и повернулась к нему, ее загорелые щеки рдели румянцем.

– Брум Хильда, – ответила она. – Я ведьма. Джек бросил две бумажные тарелки и пластмассовые нож и вилку в мусорное ведро.

– Так вас называл Крайгель.

– То есть ты другого мнения?

– Другого.

– Он жирный. Уродливый. И еще грубый.

– А я… – Джек так и остался у двери на кухню. – Какой?

Кэрри уперла руки в боки.

– Ты? Это известно только Богу и тебе. Но я подозреваю, что ты еще не пришел к определенному выводу.

– Не пришел? – Джек, похоже, задал этот вопрос себе. – Возможно. Но мне не хотелось бы так думать. Скорее всего я не такой, каким вы меня себе представляете.

– Не сын Флетча?

– Сын. Вы сами сказали, что мы похожи. У нас одинаковые фигуры. Так ведь?

– Ты действительно совсем как он. Стоишь вот сейчас в пятнадцати футах, чуть склонив голову, смотришь на меня с добродушной усмешкой, опустив руки, такой аккуратненький, чистенький. Точно как Флетч, когда мы впервые познакомились. И миллион раз после этого. Ты хотел подойти ко мне?

– Нет, мадам. Разумеется, нет.

– Когда ты хочешь, ты говоришь совсем как южанин. Я пыталась научить Флетча, но у него ничего не получается.

– Вы, должно быть, любите его.

– Потому что учу образу жизни южан?

– Потому что терпите наше присутствие. – Он улыбнулся. – Потому что еще не перестреляли нас. Правда, я давно не видел Крайгеля.

– Он спит неправедным сном. Тебя не удивляет, что мы стараемся вам помочь?

– Нет. Я этого ожидал. Он известен своим чрезмерным любопытством.

– Да уж, любит докапываться до сути. Мы вас не боимся, знаешь ли.

– Это ясно и без слов.

– А должны?

– Меня – нет. – Джек выглянул в окно. Лири спал на траве. – А остальные, как я понял, этим утром не в форме. Совсем слабые. Или мертвые. Они провели ночь в овраге, сражаясь со змеями, потоками воды и еще бог знает с чем.

Разделенные кухней, Джек и Кэрри коротко улыбнулись друг другу.

– Что поражает меня, так это ваши манеры. Вас обоих.

– Не поняла.

– Почему никто из вас просто не подошел ко мне и не сказал: «Привет. Как дела?»

– Разве ты не появился здесь темной ночью, под страшным ливнем и не привел с собой троих головорезов?

– И все-таки…

– Что-то я не слышала, как ты постучал в дверь, вошел, широко улыбаясь, и сказал: «Привет, папа. Я твой сын, Джек. Как поживаешь?» Или у меня что-то со слухом?

– Да вроде бы со слухом у вас все в порядке.

– Кроме того, – продолжила Кэрри, – Флетч не любит задавать вопросы. Он говорит, что, задавая вопрос, можно получить ответ, но невозможно узнать правду. А вот чтобы узнать правду, надобно ждать, наблюдать и слушать.

– О да. Я слышал о его методах.

– От своей матери?

– Да. И от других.

– Твоя мать любила Флетча?

– Да.

– И сейчас любит?

– Да. И меня тоже.

– А как она восприняла приговор суда, отправивший тебя в тюрьму? Держу пари, она гордится тобой. Джек отвел взгляд:

– Держу пари, что да.

– Понятно. – Кэрри вздохнула. – Что же касается мистера Флетчера, то он, я в этом нисколько не сомневаюсь, скоро со всем разберется. В том числе и с твоими мотивами.

– Почему вы не спрашиваете, как я воспринимаю происходящее?

– Происходящее с вами или вокруг вас?

Джек сложил руки на груди.

– И первое, и второе.

– О да. Флетч называет нынешнюю молодежь осязательным поколением. Неважно, что вы знаете, главное – что вы чувствуете, ощущаете. И вот что я тебе скажу, парень. Ваши чувства важны, кто с этим спорит, но ни у кого нет времени, никакой жизни не хватит на то, чтобы разбираться со своими чувствами.

Джек уставился на нее:

– Что же остается, подавлять чувства?

– Нет, разумеется, нет. Взять хотя бы тот выстрел в женщину-полицейского. Ты выстрелил, потому что у тебя возникло такое желание. А вот представь себе, что ты попал на телевизионное ток-шоу, где ты можешь поговорить о том, что чувствуешь. Пятнадцать минут люди будут тебя жалеть, а в итоге ты все равно попадешь в тюрьму. – Она помолчала, а потом добавила: – Так как ты воспринимаешь происходящее?

– Странно все это. Я только что впервые увидел отца. Только что увидел вас. Дом, в котором вы живете. – Он махнул рукой в сторону сараев. – У вас есть лошади, которые могут неслышно подойти сзади и укусить за ухо. В кухне у вас чертовы картины!

– Е равно эм це квадрат! – воскликнула Кэрри. – Не смей ругаться при мне!

– Ругаться! Во время ливня он загнал моих, как он выражается, «попутчиков» в овраг, по которому несся бурный поток. Он убил одного, а остальных довел до такого состояния, что они валятся на землю, стоит прикоснуться к ним пальцем. Мой отец!

– Испугался? – спросила Кэрри. Джек глубоко вдохнул:

– Я знаю, о чем я думал, когда шел сюда.

– Так вот, я не знаю, о чем ты думал, но уже сыта по горло и тобой, и твоими чувствами. У нас много дел.

– Да. Надо найти одежду.

– В кладовке лежит огромный комбинезон, оставшийся от наемного работника, которого в нашем округе никто не мог прокормить. Его спровадили в Канзас. Может, он подойдет тому чудовищу, что спит сейчас на траве и кормит комаров и мух со всей округи.

Джек посмотрел в окно:

– Никого он не кормит.

– Кормит, кормит.

– Флетч что-то говорил насчет костюма для Крайгеля. Рубашка. Галстук.

– Этим я займусь сама. После того, как разбужу его. Мне не терпится накормить его завтраком. Тебе понравилась домашняя ветчина, которую ты съел на завтрак?

– Солоноватая.

– Хочешь еще?

– Сейчас нет, благодарю.

– Ладно. Если почувствуешь, что хочешь сала, скажи мне.

Глава 9

– Клянусь господом, мисс Кэрри, – воскликнул Флетч, входя в столовую, где завтракал преподобный доктор Крис Крайгель, – никогда еще мы не принимали наших гостей с таким почетом!

В белой рубашке, пурпурном галстуке, темных брюках, Крайгель сидел во главе длинного полированного обеденного стола. Фарфоровая посуда, серебряные ложки, ножи, вилки. И Джек, стоявший навытяжку чуть в стороне и сзади.

– Еще ветчины? – спросила Кэрри толстячка.

– Да, пожалуйста. – Его светло-синие глаза сошлись к родимому пятну на переносице. – Очень нежная.

Кэрри наложила ему полную тарелку ветчины.

– Все триста пятьдесят фунтов белой плоти, которая зовется Лири, спят мертвым сном на траве, – добавил Флетч. – Держу пари, если мы оттащим его на обочину шоссе, водитель грузовика с мясобойни отвезет его на фабрику, где варят клей, даже не поинтересовавшись, тушу какого чудовища он подобрал.

– Кстати, о мертвых, – подал голос Крайгель.

– Между прочим, – продолжал Флетч разговор с Кэрри, – забыл тебе сказать. Этна просила передать, что интересующий тебя рецепт орехового пирога есть у Энджи Келли.

У Кэрри чуть дернулись губы. Сказанное означало, что Флетч обо всем договорился с шерифом.

Джек переводил взгляд с Флетча на Кэрри. Он понял, что сообщена какая-то важная информация.

Но спрашивать ни о чем не стал.

Крайгель откашлялся.

– Кстати, о мертвых, – повторил он.

– Да? – вежливо спросил Флетч. Крайгель нахмурился:

– Вы лишили меня… вы лишили нас важного источника доходов.

– Нас? – удивился Флетч. – Вы хотите сказать, и меня тоже?

– Усопший Хуан Морено, или как там его звали в этом округе…

– Да, – кивнул Флетч. – Джон Браун. Продолжайте.

– Смерть его тем более прискорбна, поскольку он обещал снабдить нас деньгами.

– Да уж, не повезло, – печально вздохнул Флетч.

– Он задолжал нам, видите ли, за то, что мы помогли ему бежать из федеральной тюрьмы. И намеревался расплатиться, сняв деньги со счетов в нескольких флоридских банках. Теперь он мертв, и до этих денег нам скорее всего уже не добраться.

– До него добрались змеи. – Вновь тяжелый вздох Флетча.

Крайгель положил салфетку на стол.

– Я пережил самую ужасную ночь в моей жизни. Кому пришла в голову идея засунуть меня в ревущий поток с мотками колючей проволоки и старыми ванными на дне? Да еще эти змеи, толщиной в человеческую руку.

– Мне, – признался Флетч.

Крайгель попытался испепелить его взглядом.

– Я едва остался в живых. Только провидение спасло меня!

– Привидение?

– Провидение!

– Да, конечно, – согласился Флетч. – И копы вас не нашли. Они облазили все окрест.

– Но только потому, мистер Флетчер, что вы одолжили им ваш джип с приводом на все четыре колеса!

– Естественно. Я всегда сотрудничаю с полицейскими. Они – мои друзья. Они делают все, что в их силах, чтобы держать за решеткой таких, как вы.

– Мистер Флетчер. – Флетчер видел, что Крайгелю с трудом удается бороться со сном. – Я, между прочим, политик международного уровня и требую, чтобы ко мне относились с должным уважением.

Кэрри скосила глаза на Флетча. За этим столом неоднократно сиживали настоящие политики международного уровня. И никто из них не требовал особого уважения, даже во время жарких дискуссий.

– Мое влияние столь велико, что американская администрация в своей мудрости не нашла ничего лучшего, как посадить меня в тюрьму по несоразмерному обвинению в уголовном преступлении.

– Я знаю. – В голосе Флетча слышалось сочувствие. – И проститутка, которая задушила себя на вашей кровати, и горничная были агентами ФБР. Их тут как собак нерезаных. Мы это знаем.

– Я сказал – «несоразмерному».

– Я понял. Задушенная проститутка несоразмерна с вашим призванием, определенным провидением.

– Совершенно верно.

– У проститутки тоже было призвание, – вставила Кэрри.

– Что есть жизнь проститутки по сравнению с миссией, которую я должен выполнить?

– В чем же заключается ваша миссия? – полюбопытствовал Флетч.

– В данный момент моя миссия – попасть к людям, которые меня ждут. – Крайгель с трудом поднялся.

– Еще ветчины? – спросила Кэрри.

– Нет, благодарю.

– Мы уже все продумали. – Флетч вытащил из кармана потрепанную карту, разложил ее на столе. – Нам придется вас разделить. Все дороги перекрыты, полиция ищет вас троих. Четверых. Я прикинусь, что везу своего сына и вас, его профессора, в университет Северной Алабамы. Мы въедем по этой дороге в Алабаму, видите, а вот здесь свернем на восток, к Толливеру.

Кэрри внимательно следила за пальцем Флетча, двигающимся по карте.

У Крайгеля же то и дело закрывались глаза.

– А как же мой телохранитель? – спросил он. – Как же мистер Лири?

– В этом-то и прелесть нашего плана. Мистер Лири поедет в кузове грузовичка. За руль сядет мисс Кэрри. Она вроде бы повезет бычка. А мистер Лири составит ему компанию. Это же обычное дело: работник едет вместе с животными. Дороги она знает прекрасно и присоединится к нам в Толливере. То есть вы все доберетесь до цели назначения, но разными путями.

Крайгель посмотрел на ладную фигурку Кэрри. Сто двадцать три фунта[160] веса при росте в пять футов пять дюймов.

– Понятно. Но он же мой телохранитель.

– Да перестаньте, – отмахнулся Флетч. – Я и Джек будем с вами. Чего вам бояться? Вы же знаете, что Джек мастерски владеет приемами карате. А я? Мне еще не доводилось встретить человека или животное, которые могли бы меня испугать.

– Вы будете вооружены? – спросил Крайгель.

– Разумеется, нет, – ответил Флетч. – Самое худшее для нас – иметь при себе оружие. – Он уже засунул пистолет тридцать второго калибра, который нашел на диване кабинета под подушкой, и телефон спутниковой связи под водительское сиденье. Заряженный пистолет тридцать восьмого калибра он положил под водительское сиденье грузовичка. – Мы же поедем через полицейские кордоны. Если копы найдут оружие, они наверняка задержат нас. И вы еще до ленча вернетесь в Томастон. Не стоило бежать из тюрьмы только ради того, чтобы пообщаться со змеями в овраге.

Крайгель хотел бы при стычке с властями иметь оружие под рукой.

Флетч хотел иметь оружие при стычке с Крайгелем и Лири.

Кроме того, Флетча интересовало, как поведет себя в кризисной ситуации Джек Фаони.

– Я хочу, чтобы мой телохранитель оставался со мной.

– Что? – переспросил Флетч. – Получается, что вы не доверяете Джеку?

– Я этого не говорил. Но телохранитель мне необходим.

– Вы не уловили изюминки этого плана.

– Какой еще изюминки? – Крайгель потер подбородок.

– Изюминка плана – Лири.

– Лири – изюминка?

– Да, – кивнул Флетч. – Приманка.

– Приманка! – воскликнул Крайгель.

– Если копы сумеют поймать его здесь. – Флетч провел пальцем по маршруту Кэрри. – Мы тем более выберемся из Теннесси без помех. – И он показал другой маршрут, по которому намеревался везти Крайгеля и Джека.

– Понятно. – Крайгель озабоченно огляделся. Перешел на шепот: – Он не может нас услышать?

– Он спит. – Флетч понял, что ради собственной свободы Крайгель уже готов пожертвовать Лири. Точно так же несколькими часами ранее Флетч посчитал возможным бросить попутчиков Джека на растерзание змеям.

– Полагаю, с этим все ясно, – подвел черту Край-гель.

– Разделяй и властвуй, так, кажется, говаривал Юлий Цезарь.

– Он сказал: «Все дороги ведут в Рим».

– И это тоже. Известный говорун, этот Цезарь. Вижу, вы знакомы с его военными деяниями.

– О да, – кивнул Крайгель.

Флетч сложил карту.

– Тогда в путь. Ваши сторонники заждались вас.

* * *

– Залезай в кузов, – распорядился Флетч.

– Как? – спросил Лири.

Стоя на подъездной дорожке, в резиновых сапогах Флетча и комбинезоне, надетом на голое тело, он смотрел на металлическую решетку, опоясывающую кузов.

– Да, конечно. – Флетч действительно как-то не подумал об этом. – С такой массой через решетку тебе не перелезть.

– А это еще что? – Лири указал на бычка весом в четыреста пятьдесят фунтов, мирно стоящего в кузове.

– Молодая корова, – ответил Флетч.

– А почему я не могу ехать в кабине с женщиной? – спросил Лири.

– Потому что тебе придется держать молодую корову. Ты же не хочешь, чтобы она расшиблась, верно?

– Нет.

– Я так и думал. Между прочим, в кузове есть сено. По пути ты сможешь покормить ее.

– Нужно ли корове есть в дороге?

– Ты же понимаешь, что мисс Кэрри не может одновременно вести грузовик и кормить корову?

– Понимаю.

– Поработай уж за нее.

– Хорошо.

– И полицейские тебя не признают.

– Наверное, нет.

– Лучшего маскарадного костюма не придумать.

– Да.

– И мисс Кэрри не может тянуться назад, чтобы придерживать молодую корову.

– Не может, – подтвердил Лири. – Это мне ясно.

– Поэтому ты и должен ехать в кузове с молодой коровой.

Крайгель вышел из дома, прошествовал к легковушке и плюхнулся на заднее сиденье. Джек молча стоял у грузовичка.

Флетч шагнул к Лири:

– Ты же не боишься? Не боишься маленькой коровы?

– Разумеется, нет! – фыркнул Лири. Кэрри высунулась из кабины грузовичка:

– Пора ехать.

– Эй, Джек. – Флетч схватился за секцию решетки, заменяющей задний борт. – Помоги мне поднять ее.

Они подняли секцию достаточно высоко, чтобы Лири мог пролезть между ней и полом кузова.

– Быстрее! – крикнул Флетч. – Не можем же мы держать ее на руках весь день. Забирайся в кузов, а не то я запру тебя на весь день в курятнике.

Бычок, увидев щель между решеткой и полом, попытался выбраться из клетки.

Лири как раз залезал в кузов, а потому они стукнулись головами.

Ни один не выразил неудовольствия, не закричал от боли.

Флетч и Джек установили решетку на место, закрепили ее.

Кэрри широко улыбнулась Флетчу и завела двигатель.

– А теперь держи маленькую корову, – крикнул Флетч Лири.

Лири встал, широко расставив ноги, и ухватил бычка за хвост.

Едва Кэрри тронула грузовичок с места, как сапоги Лири поскользнулись на жидком навозе, которым бычок уже пометил кузов, и Лири плюхнулся на задницу. Естественно, в навоз.

Руками он по-прежнему держал хвост бычка.

– Держи крепче! – крикнул Флетч.

– Она срет на меня! – донеслось из кузова.

Так оно и было.

Повернувшись спиной к легковушке, Джек молча смеялся. По его щекам катились слезы.

Флетч наблюдал за грузовичком, пока тот не скрылся из виду. Лири пытался встать, но ноги его разъезжались, скользя по навозу. Хвоста бычка он не выпускал.

Затем он заметил, что Джек едва не задыхается от смеха.

Хлопнул его по спине:

– Как самочувствие?

Глава 10

– Хочется пить.

– Правда? – удивился Флетч. – С чего бы это? Жары-то еще нет.

Они ехали с опущенными стеклами. Кондиционера в салоне не было.

Сидя рядом с Флетчем, Джек внимательно изучал его лицо.

– Интересно, как там дела у Кэрри и Лири.

Часы на приборном щитке показывали четверть десятого. Если все прошло, как задумывалось, Лири, закованного в наручники, уже везли в патрульной машине в тюрьму. А бычок вновь мирно щипал травку на пастбище, не понимая, с чего это утро началось для него с путешествия в кузове грузовика.

Если все вышло, как задумывалось.

Джек глянул на заднее сиденье, где крепко спал профессор, преподобный доктор Крис Крайгель. Пухленькие ручки лежали на коленях. Профессор похрапывал.

– На Лири стоило бы поглядеть. Весь в навозе и в синяках от копыт.

– Да уж, – согласился Флетч. – Полагаю, теперь он понимает, что чувствовала та девушка, которую он умыкнул.

Джек улыбнулся:

– Вы сторонник того, что наказание должно быть адекватно преступлению.

– А ты придерживаешься иного мнения?

– Пожалуй, что нет.

– Это хорошо.

– Просто удивительно, как вы добиваетесь того, что мы все еле держимся на ногах.

– Все?

– За исключением Морено. Вы позаботились о том, чтобы он умер.

– Ты тоже еле держишься на ногах?

– Нет. А почему? Почему вы и меня не отправили в овраг? Вы могли бы меня уговорить – Флетч промолчал. – Я знаю. Из любопытства. Я вам небезынтересен. Вы хотите знать, как я поведу себя. Думаете, вы сможете держать меня под контролем? Или что вы можете доверять мне?

– Ни то и ни другое.

– Значит, вы рискуете.

– Еще как рискую.

Миновав поворот, они увидели десяток автомобилей, выстроившихся перед полицейским кордоном. Машины ждали досмотра Флетч, вырулив в левый ряд, медленно поехал вперед.

– Что вы делаете?

– Не хочу ждать досмотра. Надеюсь, мои соседи не обидятся. Не объяснять же им, что преступники, которых разыскивает полиция, сидят в моем автомобиле.

– Вы хотите сдать нас?

Высунув руку из окна, Флетч помахал Майклу Джексону.

Майкл помахал рукой в ответ, крикнул:

– Эй, подождите!

Флетч нажал на педаль тормоза. Выругал себя за то, что не бросил в багажник ни одного чемодана. Затем вспомнил, что оставил мешок для мусора с арестантскими одеждой и ботинками у двери черного хода, и выругал себя еще раз.

Майкл наклонился к окну со стороны Джека.

– Привет, Джек Приедешь домой на следующий уик-энд?

– Возможно. Точно не знаю.

– Суббота у меня выходной, так мы решили устроить пикник на реке. Не хочешь составить компанию?

– Звучит заманчиво.

– Будут и девушки.

– Лучше не придумаешь.

– Захвати гитару.

– Обязательно.

– Я звякну твоему отцу, – Майкл посмотрел на заднее сиденье. – А это кто?

От окрика Крайгель замигал, постепенно просыпаясь. Гитара стояла на сиденье рядом с ним. Их силуэты чем-то напоминали друг друга. Правда, у гитары шея, в смысле, гриф, была поизящнее.

– Это учитель Джека. Профессор Джошуа Блэк. Мы захватили его по пути.

– Доброе утро, сэр, – поздоровался Майкл.

– Очень хочется пить, – прокрякал Крайгель.

– Как самочувствие, Майкл? – спросил Флетч. Помощник шерифа провел пальцем между шеей и воротником.

– Мокрый, как мышь. Спасибо за кофе, мистер Флетчер. Сэмми и Бобби катаются сейчас на вашем джипе. Неподалеку от фермы.

– Машина цела?

– Один раз едва не перевернулась, а в остальном полный порядок. Джип – это не легковушка. – Майкл хлопнул по крыше рукой, словно по крупу лошади. – Не смею вас задерживать. Увидимся в субботу, Джек.

Пока Флетч маневрировал между барьерами, Джек, повернувшись, махал Майклу рукой.

Затем посмотрел на Флетча:

– Хорошо, что он нас не задержал.

– Да уж, – согласился Флетч. Крайгель откашлялся.

– Я же сказал, мне очень хочется пить.

– О-хо-хо, – вздохнул Флетч.

– Кто тут профессор Джошуа Блэк? Флетч и Джек промолчали.

– Что значит «Джошуа Блэк»? – не унимался Край-гель.

Флетч вновь промолчал, а Джек ответил:

– Это слова одной американской песни.

– И как называется эта песня?

– Старина черный Джек.

– Старина черный Джек? – взвился Крайгель. – Вы назвали меня старым, черным Джеком? Это что, шутка?

– Что-то я должен был ему сказать, верно? – спросил Флетч. – Или мне следовало представить вас как Сайта-Клауса?

– Мистер Флетчер, нравится вам это или нет, но вы – член нашего Клана, – услышал он вместо ответа.

– Что же это за Клан?

Крайгель помолчал, вроде бы собираясь с мыслями.

– Как вы себя чувствуете?

– Превосходно.

– Я хочу сказать, вам не приходило в голову, что вы едва ли не самый презираемый человек на свете?

– Кто, я?

– Вы интеллигентный, образованный, не стесненный в средствах, гетеросексуальный белый средних лет. На этой Земле такие, как вы, составляют меньшинство. Однако именно вы построили эту цивилизацию. Столетиями вы создавали политические и религиозные институты, развивали бизнес, вели войны, вводили законы, которые защищали вас за счет остальных. Вы эксплуатировали индейцев, негров, азиатов, даже белых, не таких удачливых, как вы, а также женщин и детей.

– Однако. – Флетч хорошо знал все эти аргументы, слышать которые ему доводилось не раз. – А я-то все это время думал, что работаю в силу моих способностей.

– Вы полагаете себя ответственным человеком?

– Да.

– Исходя из нынешних умонастроений, вы ответственны за все нелады в этом мире. Под «ответственностью» понимается ваше стремление контролировать все и вся, дабы все шло, как вам того хочется. Весь мир восстает против вас, мистер Флетчер. Женщины, дети, индейцы, негры, азиаты, даже некоторые из вас, которых здесь называют либералами. – Голос Крайгеля сочился сарказмом. – И вам нравится это всеобщее презрение?

Флетч молча вел машину.

– Вы не задавались вопросом, – продолжал Крайгель, – а почему англосаксам досталась большая доля мирового пирога?

Флетч зевнул.

– Почему?

– Потому что мы, а не евреи, не мусульмане, не цветные, истинные потомки Авраама, Исаака и Иакова.

– Е равно эм це квадрат, – процитировал Флетч.

– Что?

– Вода, вода, кругом вода, – пропел Флетч. Крайгель провел языком по губам.

– С чего у меня такая жажда? Ночью я же проглотил половину этого ревущего потока.

– Вам следовала проглотить и вторую.

– Вам бы отнестись к этому более серьезно.

– К вашей жажде? Пожуйте пуговицы.

Они пересекли границу Алабамы. Холмы сменились равниной. По обеим сторонам дороги потянулись хлопковые поля.

С пересохшим ртом Крайгель продолжал ораторствовать с заднего сиденья:

– По мере роста населения, истощения ресурсов, создания глобальной экономики нам, истинному меньшинству, грозит все большая опасность. Еще несколько сотен лет, а то и меньше, и такие, как вы, перестанут существовать. Вот тогда воцарится хаос.

– До этого еще далеко, не так ли?

– Суть в том, что именно белый человек, ариец, англосакс упорядочил жизнь на этой Земле.

– Да перестаньте. А как же Чака Зулу?.[161]

– Вы лучше послушайте меня. В этом столетии некоторые белые люди пытались пропагандировать равенство мужчин и женщин, равенство людей с разным цветом кожи, даже равенство взрослых и детей. Мы должны жить вместе в гармонии. Не так ли поется в популярной песне? В последнее время вы бывали в университетах или тюрьмах, мистер Флетчер?

– Как это ни странно, бывал, – ответил Флетч. – И там, и там.

– И вы видели, что творится в цитаделях знаний, ранее принадлежащих только белым мужчинам? Там кишат женщины, негры, азиаты. И вместо того, чтобы объединяться, они обосабливаются от остальных. Женские курсы, афро-американские, азиатские. Они учреждают отдельные колледжи в рамках существующих университетских структур. Вам не найти ни одного места, от Балкан до Лос-Анджелеса, где бы не бушевали племенные войны. Я прав, ведь так? Человека тянет к своему племени, мистер Флетчер, а ваше государство никак не может этого осознать Есть личность, индивидуум. Есть семья. Есть племя В этой стране после двухсот лет демократии, смешения наций вы присутствуете при разрушении института семьи. Это результат воздействия насаждаемых здесь идей. Хорошо ли это? А вот племена не рушатся. И никогда не разрушатся – ни в Соединенных Штатах, ни где бы то ни было. Племена поддерживают семью. Семья поддерживает индивидуума. Вам пора осознать, мистер Флетчер, к какому племени вы принадлежите. Господи, как хочется пить.

– Неужели? – притворно удивился Флетч.

– Ужасно, ужасно хочется пить. Не можем ли мы остановиться и чего-нибудь попить?

– Мне кажется, не следует этого делать. Вас могут узнать и без тюремной робы, доктор.

– Мне тоже хочется пить, – заверил Крайгеля Джек. – Я думаю, причина в ветчине, которую мы ели на завтрак.

Флетч одарил сына широкой улыбкой.

– Вы не ели ветчины? – спросил тот Флетча.

– Только яйца и сок.

– Что еще вы сделали ради того, чтобы лишить нас последних сил?

В ответ Джек получил еще одну улыбку.

– Я должен что-нибудь попить, – простонал Край-гель. – И как можно быстрее.

– Если, как вы говорите, тяга к племени у человека в крови, зачем подталкивать этот процесс?

– Мы должны защищать себя, мистер Флетчер, чтобы выжить, – ответил Крайгель. – Мы – меньшинство. Вас это не пугает?

– В общем-то, нет. И потом, меня все любят.

– Это же естественное желание. Хотеть, чтобы выжили тебе подобные.

– У меня на этот счет другое мнение.

– Какое же? – просипел Крайгель.

– Трайбализм используется везде и всюду демагогами, диктаторами, генералами ради того, чтобы подгрести все, что возможно, под себя. Вот что на самом деле происходит в мире, среди белых, черных, желтых, женщин, детей. Так было, есть и, к сожалению, будет: жажда власти, базирующаяся на жадности индивидуума.

– У меня так пересохло в горле, что больше я говорить не могу.

– Вы не хотите выслушать мои аргументы?

– Не думаю, что их стоит слушать. Что вы об этом знаете?

– Кое-что. – Флетч улыбнулся. – К примеру, вы заметили, что сепаратизм усиливается, когда падает жизненный уровень, ухудшаются социальная защита и забота о здоровье таких групп населения, как женщины, дети, сексуальные меньшинства, афроамериканцы, евреи, коренные американцы, азиаты. Государство, что семья, члены которой должны любить и помогать друг другу. А сепаратизм заставляет нас ненавидеть, завидовать, уничтожать себе подобных. Страдают индивидуумы. Страдает государство. Вы не обратили на это внимание?

– Как я говорил…

В зеркале заднего обзора Флетч увидел, как глаза Крайгеля вновь закрылись. Вскоре он захрапел.

– М-м-м-м. – Флетч опять улыбнулся Джеку. – Не первый раз я замечаю, что те, кто читает лекции, зачастую не хотят никого слушать.

Но еще более его удивило другое. Не прошло и месяца с того вечера, как лидер афроамериканцев, сидя с Флетчем на террасе, говорил практически то же самое, что и Крайгель. Только он утверждал, что «такие, как Флетч», исчезнут через сто пятьдесят лет.

Флетч чувствовал на себе взгляд Джека.

Никогда ранее его так внимательно не изучали.

– Меня нелегко обратить в новую веру.

– Может, дело в том, что вы не слушаете?

– Я слушаю. Слушаю и анализирую. Доктрина равноправия получила право на жизнь в одна тысяча восемьсот девяносто шестом году решением Верховного суда Соединенных Штатов по делу Плесси против Фергюсона. Тогда и были приняты так называемые законы Джима Кроу. Полагаю, для того времени это было выдающееся достижение демократии. В шестидесятые годы нашего столетия возобладало мнение, что равенство недостижимо без интеграции. И что из этого вышло? Расизм перелицевался. Стал тоньше. Изощреннее. Теперь повсюду идут племенные войны. «Этнические чистки» бушуют по всему миру Этого нельзя отрицать.

– А вы не хотите плыть по течению?

– Никогда не плавал.

– Вы называли ее принцесса Анни-Магги?

– Какое отношение имеет она к нашему разговору?

– Самое непосредственное. – Джек смотрел в окно. – По крайней мере, раз в жизни вы приняли иерархическое устройство общества.

– О, понимаю. Думаешь, ты меня подловил?

– А разве нет?

* * *

Джек на гитаре наигрывал мелодию песни «Старина черный Джо».

Выехав на центральную площадь Толливера, штат Алабама, Флетч, свернув к тротуару, затормозил.

Грузовичок, за рулем которого сидела Кэрри, остановился неподалеку.

Лири сидел в клетке вместе с бычком.

Флетч вылез из кабины, направился к Кэрри.

– Какого черта? – спросил он.

– Флетч. – Кэрри высунулась из окна. – Тебе доводилось слышать такое выражение: «Я не могла добиться, чтобы меня арестовали»?

– Что случилось? Что ты тут делаешь?

– Я приехала на перекресток ровно в девять, минута в минуту. Нажала одновременно на педали газа и тормоз, грузовик резко дернуло, из чего следовало, что возникли неполадки с двигателем. Остановилась. Флетч, полицейских не было и в помине! Ни одного. Я вылезла из кабины, подняла капот, повозилась с двигателем. Этот громила хотел вылезти из кузова по крыше кабины, чтобы помочь мне. Слава богу, бычок бодал его сзади, не давая найти точку опоры. Мне пришлось захлопнуть капот и ехать дальше.

– Ты не наткнулась на дорожный кордон?

– Я вообще не встретилась с полицией. За всю дорогу не видела ни единого копа. Я превышала скорость. Проезжала, не останавливаясь на знаки «Стоп». Говорю тебе, делала все, чтобы меня задержали. Неужели полицейские обоих штатов отправились на рыбалку?

– Если они так ловят правонарушителей, то наверняка вернутся без рыбы.

– Я решила, что лучше всего ехать сюда. Объехала площадь четыре раза. В Толливере нет даже дорожной полиции! Никто не патрулирует переход у школы!

– Боже мой, извини меня. Я не хотел подвергать тебя такому риску.

– Я-то в полном порядке, – ответила Кэрри. – Не то что он. – Она указала на кузов.

Флетч обошел грузовичок сзади.

– Привет, Лири. Как доехал?

Лири являл собой жалкое зрелище. Бычок вышиб ему два передних зуба. Глаза Лири заплыли от синяков. На лице краснели ссадины. Рваная рана на предплечье сочилась кровью. Навоз покрывал его с ног до головы. Оставшиеся чистыми участки кожи цветом напоминали заходящее солнце. Кроме того, Лири покусали и оводы.

– Хочется пить, – пробурчал Лири, едва шевеля раздувшимися губами.

Сострадания к нему Флетч не испытывал. Бычок, похоже, не испытывал никаких неудобств.

– Пищеварительный тракт у него работал отменно, – заметила Кэрри.

Флетч вернулся к кабине.

– И брыкался он с удовольствием. Джек и Крайгель всю дорогу жаловались на жажду.

Кэрри улыбнулась:

– Благослови, боже, их добрые сердца.

– Полагаю, тебе придется поехать с нами. Черт, я к этому не стремился. Что случилось с шерифом? Я же все ему объяснил. Как он мог не встретить тебя?

– Не знаю. Я удивлена не меньше.

– Да уж, в общем, следуй за нами.

– В лагерь?

– Эй! – крикнул из кузова Лири. – Я хочу пить.

– Заткнись! – отрезал Флетч. – Ты же настоящий мужчина?

– Настоящий, – подтвердил Лири. Флетч вздохнул:

– Следуй за нами.

– Хорошо.

– Кэрри…

– Что?

– Ты делала все, как мы договаривались? Приезжала на перекресток? Я хочу сказать, ты здесь не потому, что волновалась за меня?

– Нет, конечно. – Она улыбнулась.

– Не понимаю, что случилось с шерифом.

– Тщательно подготовленные планы часто не приводят к нужному результату.

– Да. Но я не уверен, что мы сможем постоять за себя. Привезти женщину, тебя, в лагерь психопатов… Когда мы приедем туда, следи за тем, что говоришь, хорошо?

– Я буду, что церковная мышка.

– Что бы ты ни сказала, этих дураков не изменишь.

– По каждому из них плачет пуля.

– Вот этого нам не надо. Кэрри поджала губы.

– Если они не начнут первыми, я их не трону. Подойдя к автомобилю, Флетч открыл дверцу со стороны Джека:

– Садись за руль. Меня не примут в вашу компанию.

Джек перебрался на сиденье водителя.

– Вы знаете дорогу в лагерь?

– Конечно, – кивнул Флетч. – Тебе известно, что глупцы не могут хранить секреты.

В зеркало заднего обзора Джек наблюдал за пристроившимся им в хвост грузовичком.

– Вы, я уверен, не хотели, чтобы Кэрри встречала нас в Толливере. Флетч промолчал.

Глава 11

– Добро пожаловать в Шервудский лес, – улыбнулся Флетч Кэрри.

– Лес лесом, а где будет шериф Ноттингемский, когда он тебе понадобится?

Вокруг толпились странные личности. По большей части в камуфляжных брюках и рубашках. Многие с широкими поясами, на которых висели охотничьи ножи и пистолеты. Были среди них здоровяки, толстяки, коротышки, с наголо выбритыми головами, со шрамами или следами оспы на лице, с выбитыми зубами, сломанными носами, один даже без уха, кое у кого нездорово блестели глаза.

Один безрубашечный гражданин габаритами мог поспорить с Лири.

– Это они-то супермены? – спросила Кэрри.

– Закрой рот, женщина, – ответил Флетч.

– Такое ощущение, что их только что оттерли от пола харчевни.

Мужчины стягивались к задней дверце легковушки.

Крайгель подождал, пока Джек распахнет дверцу.

Преподобный доктор Крис Крайгель вылез с заднего сиденья с той же помпезностью, с которой императрица Екатерина выходила из своей золоченой кареты.

Вскинул руки:

– Я пришел!

– Да уж, – хмыкнула Кэрри.

Стоящие вокруг Крайгеля мужчины отсалютовали ему поднятой правой рукой. Один, правда, сделал то же самое левой.

Трое мужчин стояли у въезда в лес, с автоматическими карабинами в руках.

– Лейтенант Фаони, – представился им Джек, рубя слова. – Командор Крайгель, – представил он Крайгеля и добавил, что грузовик с Кэрри за рулем и Лири в кузове прибыл с ними.

– А ты кто? – спросил один из мужчин Флетча.

– Зигфрид, – ответил Флетч.

– Подпольная кличка – Зигфрид, – пояснил Джек.

По грязной, извилистой проселочной дороге они углубились в густой лес.

На полпути встретились еще с одним мужчиной с карабином. Когда они проезжали мимо, он пристально вглядывался в их лица.

Лагерь располагался на старой вырубке, в центре которой высился бревенчатый дом с высокой кирпичной трубой и крытым крыльцом. Тут и там на вырубке стояли навесы: алюминиевая крыша, поддерживаемая столбами, залитыми бетоном. Некоторые навесы обзавелись брезентовыми стенами. Рядом с навесами – пять или шесть жилых домов-трейлеров, знававших лучшие дни. Синяя, белая, серая, коричневая краска на их бортах поблекла от солнца. Хватало на вырубке и легковых автомобилей. По периметру, у самых деревьев, стояли будочки переносных туалетов.

Наверное, именно таким представлялся рай семилетним сорванцам.

Рядом с бревенчатым домом стоял флагшток.

Флаг на его вершине ничем не напоминал государственный флаг Соединенных Штатов.

Или флаг Конфедерации.

Или флаг штата Алабама.

Это было красное полотнище с черными значками, очень похожими на отпечатки куриных лапок на песке.

– Послушай их. – Кэрри кивнула в сторону мужчин, что-то говорящих Крайгелю и друг другу. Голоса звучали резко, сердито. – Среди них нет ни одного южанина.

Флетч прислушался:

– Ты права.

– Почему этим ребяткам не сиделось дома? Мочились бы в собственные постельки.

Из бревенчатого дома строевым шагом вышел мужчина средних лет. В коричневой форме, с погонами. Отпечатки куриных ног красовались у него в петлицах и на плечах. Широкий пояс поддерживал внушительных размеров живот. Из кобуры торчала рукоять шестизарядного револьвера. Его волосы блестели на солнце.

Кэрри фыркнула:

– Да он красил волосы в деревенской парикмахерской!

За мужчиной следовал юноша в точно такой же форме, в руках он нес доску с зажимом для бумаг.

– Пить! – донеслось из кузова. Лири прижался лицом к решетке. Он понял, что больше грузовик никуда не поедет. – Выпустите меня!

Флетч усмехнулся:

– Скажи «пожалуйста».

– Да пошел ты… – послал его Лири.

Мужчины расступились, давая дорогу человеку в форме. Тот остановился перед Крайгелем, вытянувшись в струнку, попытался щелкнуть каблуками мягких сапожек. Выбросил в приветствии правую руку.

Он назвался командором Вольфом.

Крайгель небрежно отсалютовал ему.

Начались представления. Правые руки поочередно взмывали вверх.

– Могут они пойти в сортир без разрешения? – спросила Кэрри.

Крайгель и Вольф придвинулись друг к другу. Все начали оглядываться в поисках Флетча и Кэрри.

– Брунхильда! – позвал Крайгель. – Зигфрид! Как хорошо, что вы с нами.

– Благодарю тебя, Тор! – ответил Флетч. Едва оба командора направились к бревенчатому дому, Джек подошел к ним.

Кэрри смотрела на бычка, что томился в кузове.

– Надо увезти его в тень. Напоить.

– Это точно. – От бычка слово «пожалуйста» не требовалось. Он и так хорошо потрудился в это утро. Флетч повернулся к Джеку: – Помоги мне поднять решетку. Я думаю, бычок сыт по горло компанией Лири.

Вдвоем они подняли заднюю секцию.

Лири подлез под нее, зацепился за что-то ногой и рухнул на землю лицом вниз. Рассмеялся.

Пока Флетч и Джек ставили секцию на место, Лири поднялся. Хихикая, бросился к мужчине, который мог поспорить с ним габаритами.

Все так же смеясь, со всей силы ткнулся своим лбом ему в лоб.

Упал без чувств.

Остальные мужчины бесстрастно наблюдали за происходящим. Оставив Лири жариться на солнце, они неторопливо разошлись по вырубке.

Кэрри села за руль грузовичка, завела двигатель. Задом подала грузовик в промежуток между трейлерами, в тень деревьев.

– Каковы ваши планы? – спросил Джек.

– Еще не знаю, – ответил Флетч.

– Вы уезжаете? Или намерены задержаться? Флетч помялся.

– Я несу за все это определенную ответственность. Я же помог вам бежать.

Джек прищурился. На губах заиграла легкая улыбка.

– То есть вы останетесь здесь, пока не разберетесь, что, зачем и почему мы все это делаем, а уж потом сдадите нас полиции?

– Что-то в этом роде, – кивнул Флетч. – Я еще не утолил своего любопытства. Улыбка Джека стала шире.

– Вы поняли, что многого не узнаете, сдав нас полиции незамедлительно?

– Вы дали мне понять, что преследуете какую-то цель. И заставили задуматься, а какова же она. Джек рассмеялся:

– И вы заглотнули наживку.

– Да. Заглотнул. Ты этого хотел. Я не стал противиться.

– Хотел, – признал Джек. – Я надеялся, что противиться вы не станете.

– Естественно, надеялся. Иначе не потащился бы через полстраны к моему дому за помощью. Напрямую путь короче. Вы могли добраться сюда еще вчера.

– Это точно. Да еще с деньгами Морено.

– Ты пришел в мой дом, чтобы втянуть меня в эту авантюру.

– Пока все идет нормально. – Джек уперся пальцем в солнечное сплетение Флетча. – …Зигфрид.

– Хватит с меня этого дерьма.

Джек вытащил из кармана пачку денег.

– Две тысячи долларов. Их дал мне командор Вольф. Он хочет, чтобы я оборудовал лагерь системой громкой связи.

– Громкой связи?

– На вечер намечены речи. Вы отвезете меня в Хантсвилл, чтобы я смог купить необходимые компоненты?

– Кэрри должна поехать с нами? Или отправиться домой?

– Будет лучше, если она поедет с нами.

– Почему?

– Ваша логика. Копы скорее обратят внимание на двух мужчин, чем на двух мужчин и женщину.

– Ты прав.

– Пойду посмотрю, что нам понадобится. И сразу вернусь. Но лишь после того, как найду что-нибудь попить. После того, как напьюсь до отвала.

– Нет возражений. А перекусим мы в Хантсвилле.

* * *

– Флетч, здесь есть женщины и дети! Маленькие дети! Младенцы! В этом большом, грязном трейлере.

Флетч подошел к припаркованному в тени грузовику.

Кэрри нашла где-то большую пластмассовую ванну и затащила ее в кузов. Когда бычок выхлебывал всю воду, она наливала ее ведром через прутья решетки.

– Дети грязные, Флетч. Кругом валяются грязные ползунки. В трейлере воняет. Я думаю, они голодны. Женщинам, по-моему, не до них. Что будем делать?

– Мы едем в Хантсвилл, – ответил Флетч. – С Джеком. Или ты отгонишь грузовик домой? Я бы предпочел второй вариант.

– Я не могу оставить этих детей. Одна девочка засовывала в еще беззубый рот младенца кусок недожаренного гамбургера.

– Ты же все знаешь. В контексте теории Крайгеля женщины и дети…

– Мы должны привезти им питательные смеси. Молоко. Ползунки. Мыло. Если мы привезем мыло, смогут ли они постирать одежду?

– Не знаю.

– Я поеду с вами. И вернусь сюда.

* * *

– Это странно. – Кэрри, сидевшая на переднем сиденье, смотрела в заднее стекло. Они как раз въехали в лес. – Темно-зеленый четырехдверный «Сатурн» с номерными знаками штата Теннесси.

– А что тут странного? – Флетч оглянулся, но не увидел ничего, кроме деревьев. – Ты наконец нашла автомобиль с номерными знаками южного штата?

– На темно-зеленом «Сатурне» ездит Фрэнси.

– Какая еще Фрэнси?

– Жена Джо Роджера.

– Шерифа Джо Роджера? – спросил Флетч.

– Да.

– Должно быть, совпадение, – предположил Флетч.

– Должно быть, – не стала спорить Кэрри.

Глава 12

– Привет, Энди, как твоя голова?

– Больше похожа на голову, мистер Флетчер. Потихоньку отхожу от вчерашнего грохота.

– Это хорошо. Во-первых, расскажи мне, пожалуйста, о «сейсмической обстановке» в Калифорнии. Я еще не слышал никаких новостей.

– Кабельное телевидение – это одно, мистер Флетчер. Я знаю, почему вы не смотрите ГКН, но неужели у вас на ферме нет даже радиоприемника? Работающего от батареек, если к вам не протянуты провода? Или ваша ферма экранирована от радиоволн?

– У нас есть радиоприемники, Энди. Просто у меня нет времени все утро крутить педали динамо-машины, чтобы зарядить аккумуляторы. Да и потом, приемник у нас очень старый. Он может поймать лишь новости Второй мировой войны.

Флетч сидел за рулем своего автомобиля, припаркованного на выжженной солнцем стоянке торгового центра Хантсвилла, штат Алабама. Поездка в город прошла спокойно.

– Чем ты занимался в школе? – спросил Флетч, едва они выехали из леса. – Всем, чем положено детям из приличных семей? Спортом?

– Да, конечно.

– А где ты учился?

– В Блумингтоне, Чикаго, Бостоне.

– Бостоне? Почему в Бостоне?

– А почему нет?

Пренебрежение к младенцам, детям, женщинам, испытываемый ими голод, грязь в их трейлере воспринимались Кэрри как личное оскорбление. Она вибрировала от ярости. И даже не могла смотреть на Джека, не то что принимать участие в разговоре.

Чувствуя ее отношение, Джек тоже не стремился к доверительной беседе.

Едва автомобиль затормозил, он выскочил из кабины и скрылся в магазине, торгующем электроникой. Кэрри поспешила в супермаркет.

Флетч достал из-под сиденья телефонный аппарат спутниковой связи и набрал номер Энди Систа в штаб-квартире «Глоубел кейбл ньюс» в Виргинии.

– Подземные толчки в Калифорнии, – говорил Энди таким тоном, словно его попросили рассказать о некоем событии, имевшем место во Франции в XVI веке. – Значительные.

– Значительные в смысле нанесенного ущерба?

– Да. Итоги еще не подведены. Землетрясение затронуло обширные территории на южном побережье. Разрушены линии энергоснабжения, водопроводы, были пожары, рухнул маленький мост, многоэтажные здания устояли, хотя предстоит их тщательный осмотр на предмет возможности выдержать последующие толчки. Два человека погибли. Зафиксированы еще два толчка меньшей силы. Сейсмологи говорят, что особых поводов для волнений нет. Как трясло, так и будет трясти. Это успокаивает. Губернатор Калифорнии выступил со специальным заявлением, в котором отметил, что большая часть штата не пострадала. Подозреваю, заявление это написала для него торговая палата, на которую надавили боссы индустрии отдыха.

– Как говорится, сработала обратная связь: избиратели – губернатор.

– Так или иначе, землетрясение в Калифорнии отвлекло внимание прессы от побега из тюрьмы. В обычной ситуации такая история обязательно стала бы сенсацией. А тут о ней практически не упоминают.

– А почему она потянула бы на сенсацию?

– Из-за личности одного их беглецов. Кстати, я ошибся. Сбежало трое.

– Трое?

– Да. Крис Крайгель, наиболее интересный из всех, кто мог бы привлечь к себе внимание, если бы не землетрясение в Калифорнии. Пятьдесят три года, уроженец Южной Африки, сын богатых землевладельцев, имевших интерес в банковском бизнесе. Получил в Варшавском университете диплом доктора философии по антропологическому разделу культурологии. В Южной Африке активно проповедовал апартеид, возглавлял неонацистское движение. Предположительно был одним из вдохновителей разжигания племенной вражды. Одетый в нацистскую форму, участвовал в марше через Соуэто,[162] когда, как вы помните, белые убили семьдесят двух черных – мужчин, женщин и детей. Прежнее южно-африканское правительство[163] тогда сняло с себя всю ответственность, заявив, что ему ничего об этом не известно.

– Помню.

– Сразу после этого Крайгель провел несколько лет в Польше, не обременяя себя работой. Часто ездил в Германию, Францию, Англию. После крупного погрома в Мюнхене в годовщину Kristallnacht,[164] когда, как вы тоже помните, сорок восемь евреев, славян, гомосексуалистов были зарезаны или забиты до смерти на улицах города, а девять пакистанцев сожжены заживо в доме, где они жили, Крайгель прибыл в Соединенные Штаты, несомненно, скрываясь от правосудия. Немецкие власти хотели допросить его в связи с этими убийствами. Не успел он ступить на нашу землю, как его арестовали, обвинили и осудили за убийство в своем номере третьеразрядной проститутки. Он задушил ее то ли по ходу полового акта, то ли не в силах совершить оный. Проститутка, между прочим, была черная.

– Меня от твоего рассказа мутит.

– А как приятно звучит – Крис Крайгель. Не правда ли?

– Что-то в нем есть режущее.

– В тюрьме Крайгель взялся за старое. Он присвоил себе звание «преподобный» и начал проповедовать «этническое очищение», расизм и, полагаю, использование заднего прохода только по прямому назначению. В последние пять месяцев в федеральной тюрьме Томастон, штат Кентукки, произошли два расовых бунта.

– Я этого не знал.

– Тюремные власти стараются не придавать огласке подобные события. В одном из них погиб черный охранник. Его повесили вниз головой.

Сидя в машине на автостоянке в Алабаме, обдуваемый ветерком, врывающимся в открытую дверцу, Флетч представил себе пухленького, низкорослого мужчину с венчиком седых волос за ушами, темным родимым пятном на переносице, которого большую часть времени он видел мирно спящим, сидя, со сложенными на коленках руками, этакого доброго дедушку, грезящего о том, как бы ублажить внучат и их друзей.

Да, уж в его планах находилось место и детям.

– Хуан Морено, тридцати восьми лет, – продолжал Энди Сист, – гражданин Колумбии, предположительно, член Медельинского наркокартеля. Предположительно, Хуан Морено – вымышленные имя и фамилия. Его работа в основном заключалась в закупке самолетов и кораблей для контрабанды наркотиков, а также организация их приема. Его поймали в восточном Техасе с грузом кокаина, который он вез на машине «Скорой помощи». Водителя нашли в заднем салоне мертвым. Он умер от потери крови, вызванной раной от удара отверткой в шею. Виновным в убийстве Морено не признали, в отличие от целого букета других преступлений. Помимо кокаина, он вез с собой кейс, набитый чековыми книжками, купчими на недвижимость, другими денежными документами. На документах стояли разные фамилии, но везде расписывался Морено.

Флетч подумал и о Морено, с распухшей шеей, раздутым телом, лежащем на дне оврага, покусанном змеями, с широко раскрытыми, уставившимися в небо, ничего не видящими глазами.

– Морено нашли, да?

– Нет.

– Нет?

– Об этом не сообщалось. Последнее сообщение поступило к нам двадцать минут тому назад.

– Однако. – У Флетча засосало под ложечкой.

– Джон Лири. О нем и сказать-то нечего. Насильник. Тридцать два года. Практически не бывал на свободе. Сидит с восьми лет. Первый раз его сочли «неуправляемым ребенком».

– В восемь лет?

– Тут сказано, что мужчина он крупный, физически крепкий и очень опасен.

– То есть с ним не могли сладить даже в восьмилетнем возрасте?

– Ожидая решения суда Пенсильвании по делам несовершеннолетних, он разбил голову детскому психологу, который намеревался протестировать его. Действительно, «неуправляемый ребенок».

– Несносный поганец.

– У него потрясающий послужной список. Как только власти передавали его очередному опекуну, он на кого-нибудь нападал. Его отправляли в исправительное заведение, там все повторялось. У него просто страсть избивать людей.

– Асоциальная личность.

– Думаете, он псих? – переспросил Энди и продолжил перечисление прегрешений Лири. – Вооруженное нападение, вооруженное нападение, вооруженное нападение, погром, грабеж, грабеж, грабеж. Поджог. Нападение на сотрудника полиции. Последний раз его посадили за похищение тринадцатилетней девочки, которую он умыкнул в другой штат и держал под замком с аморальными целями. Многократное изнасилование, рабство. Что подразумевается под рабством?

– Он старался продать ее в баре.

– О, так вы что-то знаете?

– Естественно. Иначе с чего у меня возникло желание узнать еще больше?

– Мистер Флетчер, вы не натолкнулись на этих людей? Я имею в виду, вы знаете, где они находятся?

– Я могу сказать только одно.

– Что же?

– В матадоры Лири тоже не годится. Даже быка он атакует не с того конца. Но я по-прежнему в недоумении, Энди. Ты говоришь мне, что беглецов трое. А местный шериф сказал, что их было четверо.

– Нам известно только о троих.

– Нет ли еще одной фамилии в зачитанной тобой полицейской сводке?

– Я прочитал вам все, до последней точки. Сбежали трое: Крайгель, Морено, Лири. Это уже никакие не новости. О побеге сообщили больше двадцати четырех часов тому назад. Из федеральной тюрьмы в Томастоне сбежали три человека, мистер Флетчер.

– Вот это и непонятно. Почему шериф сказал, что их было четверо. Даже назвал фамилию.

– Вы лучше меня знаете, что в материалах, поступающих в средства массовой информации, часто много путаницы.

– Да, но…

– Могу лишь добавить, что в сводке, которую я вам зачитал, есть пробел.

– О чем ты?

– Чистое поле между фамилиями Морено и Лири. Похоже, оттуда вымарали какую-то фамилию, а чистое поле не убрали. А может, какая-то техническая ошибка.

– Может, и так, – согласился Флетч.

– Теперь относительно мисс Кристел Фаони.

Энди сообщил Флетчу ее возраст, домашний адрес в Блумингтоне, штат Индиана, назвал номера и адреса пяти принадлежащих ей радиостанций в том же штате, добавил, что она никогда не выходила замуж, зато у нее есть сын, Джон Фаони, закончивший Северо-Восточный университет, занимавшийся в Бостонском университете, в настоящее время путешествующий по Греции. Мисс Фаони не состояла и не состоит на учете в полиции, ее кредитоспособность ни у кого не вызывает сомнений. В данный момент она проходит курс лечения в санатории в Висконсине.

Солнце било в ветровое стекло машины. Флетч закрыл глаза. И не стал их открывать.

По Греции!

– Я позвонил ей домой, – продолжал Энди. – Наткнулся на приходящую домработницу. В ее конторе мне сообщили, что она уехала в санаторий на две недели. Связаться с ней никакой возможности нет. Ее секретарь сказала мне, что курс похудания, который проходит мисс Фаони, требует полнейшей концентрации внимания и включает в себя медитацию. Что это за медитация? – задал Энди риторический вопрос. – Не думать о голоде и еде теперь называется медитацией?

– М-м-м. – Флетч по-прежнему сидел с закрытыми глазами. – Представлять себя худышкой.

– Она, должно быть, женщина фигуристая, раз так заботится о своем весе.

– Фигурой Бог ее не обделил, – согласился Флетч.

– Секретарша не хотела давать мне адрес и название санатория, но мне удалось ее очаровать. Она знала, что через персонал санатория мне все равно не пробиться. Так оно и вышло. Связаться с мисс Фаони невозможно. Она концентрируется. Медитирует. И так далее.

– Как называется санаторий?

– «Блайт-Спирит».

– Не может быть.[165]

– Находится он в Форварде, небольшом городке в Висконсине.

– Где-то в Америке.

– В ста милях от Чикаго.

– Похоже, интересный материал, Энди.

– Какой материал?

– Интересный сюжет для ГКН. – Флетч открыл глаза. – Возможно, мне понадобится съемочная группа.

– Как скажете, мистер Флетчер. Вы – единственный из владельцев ГКН, телевизор которого не подключен к нашему кабельному каналу.

– Благодаря этому у меня свежий взгляд на происходящее.

– Честно говоря, с этим я согласен. Могу я еще чем-нибудь помочь?

– Нет. Спасибо, Энди.

– A su ordenes, senor.[166]

* * *

Флетч долго сидел, глядя на умолкнувший телефон.

Его легкие, из хлопчатобумажной ткани, рубашка и шорты намокли от пота. Он уже давно заметил, что строители автостоянок в этой части юга не оставляли на них ни одного дерева. А все потому, что каждое из них отнимало не меньше квадратного фута площади.

Вместо того, чтобы решать стоящие перед ним проблемы, Флетч думал о деревьях, купаясь в поту и ярких солнечных лучах.

Наконец он набрал номер рабочего телефона Олстона Чамберса.

Секретарша тут же соединила его с боссом.

– У вас все нормально? – осведомился Флетч.

– Все бы ничего, да первым же толчком сбросило на пол всю полку со штойбецким стеклом, – ответил Олстон. – Разбилось все. Даже кубок, врученный мне за победу в турнире по гольфу.

– А с чего калифорнийцу держать штойбецкое стекло на полке? – спросил Флетч.

– А где же его держать? Или ты думаешь, что ему самое место между двумя матрацами на подпружиненной платформе?

– Дельная мысль.

– Да еще лопнули трубы. Так что пришлось бриться механической бритвой.

– Мне тебя жаль. Наверное, до сих пор дерет кожу?

– Эти толчки надоедают, Флетч.

– Я тебя понимаю.

– Сидящие за рулем смотрят на крыши домов, и машины сталкиваются друг с другом. Улицы усыпаны битым стеклом.

– Блестящая идея!

– Какая?

– Надо вложить деньги в стекольный бизнес.

– Ты все еще в коптильне?

– Как там было хорошо! К сожалению, я на автостоянке, под палящим солнцем.

– У вас с Кэрри все в порядке?

– Да, конечно.

– А где твой вновь объявившийся сын?

– В Греции.

– Что?

– Не бери в голову. Мне жарко, я устал. Солнце слепит глаза. Одно с другим не сходится.

– Так было и когда ты звонил в прошлый раз.

– Что ты имеешь в виду?

– Теперь насчет Кристел Фаони. В данный момент связаться с ней невозможно. Она в санатории «Привидение Блэтеринга» или что-то в этом роде, в каком-то богом забытом городке в Висконсине. Могу продиктовать тебе точное название.

– Не надо. Я это уже знаю. Утром я не смог тебе дозвониться. Поверишь ли, автоответчик известил меня о подземных толчках в Калифорнии.

– Но вот с другими твоими вопросами возникли сложности. Из тюрьмы в Томастоне сбежало трое. Их фамилии – Крайгель, Морено и Лири. Никакого Фаони.

– Олстон, ты в этом уверен?

– Флетч, я лично говорил с генеральным прокурором штата Кентукки. Я говорил с директором тюрьмы в Томастоне. Я говорил с министерством юстиции в Вашингтоне, округ Колумбия. Фаони не сбегал.

– Я ничего не понимаю.

– Никакого Фаони и не было.

– Что?

– В федеральной тюрьме в Томастоне, штат Кентукки, не было заключенного с фамилией Фаони.

– Джон Флетчер…

– Ни Джона Флетчера Фаони, ни Александра Фаони, ни Бетти Бупа Фаони. Я проверил списки всех заключенных Соединенных Штатов. Ни в одной из тюрем страны нет Джона Флетчера Фаони.

«Меня используют, – сказал себе Флетч. – Я это знаю. Меня вовлекли в эту историю помимо моей воли… Но кто? По какой причине? Этот парень знает обо мне то, что известно лишь Кристел… как мы вывалились из душа… Крайгель отметил наше сходство… Кэрри сказала, что мы похожи…. Джон Флетчер Фаони не сидел в тюрьме… Он в Греции…»

Джек вышел из магазина с двумя доверху нагруженными тележками и покатил их к Флетчу.

Бетонные плиты автостоянки дышали жаром.

– Выдумка, – пробормотал Флетч. – Все выдумка.

– Флетч, что с тобой?

– Больше говорить не могу, Олстон. Должен спрятать телефон.

– Спрятать телефон?

Флетч разорвал связь. И спрятал телефон.

* * *

Не успел Джек уложить в багажник электронное оборудование, как появилась Кэрри – с ворохом пакетов, банок, коробок. Молоко, овсянка, детские смеси, ползунки, мыло, лосьоны, зубные щетки, полотенца…

Наконец, они уселись в машину.

– Как насчет ленча? – осведомился Флетч.

– Перекусим в машине, – постановила Кэрри. – Наскоро. Мне надо вернуться. – Она повернулась к Джеку. – Прежде чем меня тоже обвинят в издевательствах над детьми.

– В таком случае придется заехать в аптеку, – заявил Джек.

– Это еще зачем? – фыркнула Кэрри. – У тебя закончились злобогонные пилюли?

– Концентрированная соль, – ответил Джек. – Которой посыпают ветчину.

– Что тебе надо в аптеке? – спросил Флетч.

– Ушные затычки.

– Хорошая мысль, – пробурчала Кэрри. – Купи и на нашу долю.

Едва машина тронулась с места, Джек провел пальцем правой руки по левому предплечью.

– Я совсем не потею. Должно быть, из-за соли, что съел за завтраком. – Джек посмотрел на Флетча и Кэрри. Широко улыбнулся. – А вот вы мокрые насквозь.

Так оно, собственно, и было.

Глава 13

– Сукины дети. Мерзавцы. Не хочу я есть их еду.

Большую часть второй половины дня Флетч проспал на откинутом сиденье. Его разбудила открывшая дверцу Кэрри. Она уселась рядом.

Солнце уже скатилось к горизонту, но жара не спадала.

Кэрри протянула Флетчу пластиковую миску с фаршированным перцем, пластиковую ложку и банку минеральной воды. Ее трапеза состояла из того же перца и минеральной воды.

– И не надо. Давай не будем есть их еду, – предложил Флетч.

– Придется, – возразила Кэрри. – Я голодна как волк. И потом, я привезла сюда столько всего, что могу получить что-то взамен. – Чувствовалось, что Кэрри очень устала. Она попробовала фаршированный перец. – Брр! Вкус как у залитой кетчупом нарубленной жабы. Эти иностранцы даже не знают, как готовить фаршированный перец.

До того как заснуть, Флетч припарковал легковушку в тени, неподалеку от грузовичка, но подальше от центра лагеря. Капотом к трем обшарпанным трейлерам, около которых кучковались женщины и дети.

Он и Кэрри отнесли пакеты с едой и умывальными принадлежностями к трейлерам. Действительно, при близком знакомстве сразу выяснилось, что женщины и дети страдали от недоедания. Они едва двигались. Грязь покрывала как кожу, так и одежду. А многочисленные синяки и кровоподтеки ясно показывали, что по крайней мере в этой части лагеря правят железный кулак и кованый сапог.

Несколько мальчишек были одеты в камуфляжную форму и армейские ботинки. Один шестилеток щеголял в такой же униформе, что и командор Вольф, даже с теми же знаками отличия на погонах и в петлицах.

Девочки-подростки и женщины довольствовались простенькими платьицами, заношенными чуть ли не до дыр. Многие были босиком.

Флетч решил, что подремлет в машине, приглядывая за Кэрри, которая хотела провести в трейлерах генеральную уборку. И уж конечно, он проснулся бы, если б она закричала.

Флетч даже не притронулся к перцу.

– Знаешь, что случилось?

– Расскажи.

– Трое из этих недоносков подошли к трейлерам. Сначала просто стояли и смотрели на меня. Потягивая пиво из банок и виски из бутылок. Выпучив глаза. Вспучив штаны. Я такое уже видела.

– Почему ты не разбудила меня?

– Не было нужды. Они приблизились. Начали отпускать шуточки. Знаешь, какие.

– Насчет тебя?

– Естественно. Потом они рассыпались. Двое стали заходить по бокам, третий двинулся прямо на меня. Флетч, я уверена, они трахнули бы меня прямо там, на глазах у женщин и детей. Ты понимаешь? Чтобы указать мне мое место.

– Кэрри!

– Успокойся. Успокойся. Лучше догадайся, кто появился у трейлеров, расшиб головы двоим, а третьему дал такого пинка, что наверняка сломал ему копчик.

– Джек.

– Нет. Лири.

– Кто?

– Лири. Заорал: «Оставьте в покое мою женщину! Я видел от нее только добро! Она мой друг!» – Кэрри хихикнула.

Сложив ноги по-турецки, Лири сидел в тени рядом с машиной. Фаршированный перец из огромной миски он брал руками. Большая часть попадала в рот.

Выбитые зубы, распухшие губы напоминали о долгом пути, который ему пришлось проделать в компании с бычком. Под глазами налились синяки. Рану на плече никто не промыл. Навоз засох и на комбинезоне, и на волосах. Кожа на открытых местах пламенела, обожженная солнцем.

– Мы, конечно, обошлись с ним по-хорошему, – пробормотал Флетч. – Иначе и быть не могло.

– Полагаю, он так и думает. Во всяком случае, лучше, чем другие. Остальное время он держался в трех-четырех метрах от меня. Я чувствовала себя в полной безопасности. Прямо как на конгрессе «Дочерей Американской революции».[167]

– Рад слышать, что он ценит доброе отношение.

– Хочу сказать тебе кое-что еще.

– Разве попытки изнасилования недостаточно?

– Я глянула на номерные знаки темно-зеленого «Сатурна».

Флетч пожал плечами:

– Зачем?

– Флетч, номерные знаки нашего округа. Даже без фаршированного перца в животе у Флетча возникли неприятные ощущения.

– Кэрри, мы оба знаем шерифа Джо Роджерса. Я с ним охотился и удил рыбу. Он бывал на ферме чаще, чем Свидетели Иеговы. Никогда раньше в моем присутствии ни словом, ни делом он не показал себя расистом.

– Проявить себя таковым при тебе мог только полный идиот.

– Это совпадение, – не сдавался Флетч. – Не один же темно-зеленый «Сатурн» в нашем округе.

– Я уверена, что это машина Фрэнси, – стояла на своем Кэрри.

– А я искренне надеюсь, что ты ошибаешься.

– Мне бы тоже этого хотелось.

– А мне, думаешь, нет? Кэрри, почему бы тебе не сесть за руль грузовичка и не поехать домой?

– А что собираешься делать ты?

– Наблюдать. Слушать. Думать.

– Ты полагаешь, что ты на железнодорожном вокзале?

– Мы знаем, что этот молодой человек лжец.

– Знаем?

– Пока ты и Джек ходили по магазинам, я кое-кому позвонил.

– В этом я не сомневалась.

– Ни в федеральной тюрьме в Томастоне, ни в любой другой нет заключенного с фамилией Фаони. И не было в обозримом прошлом.

Кэрри отправила в рот последнюю ложку.

– У него на спине было написано Фаони. А также «Федеральная тюрьма Томастон».

– Я знаю. На одежде можно написать все, что угодно.

– Значит, этот парень не сидел в тюрьме?

– Этот парень сидел. Иначе он бы не пользовался доверием Крайгеля и Лири… Но, раз он сидел в тюрьме, фамилия его не Фаони.

– То есть этот парень не твой сын.

– А вот на этот вопрос я пока ответить не могу.

– Существует ли Джон Флетчер Фаони? Ты думаешь, что этот парень – близкий приятель Кристел, и он по-своему истолковал то, что она рассказывала ему?

– Джон Флетчер Фаони существует. Он учился в Блумингтоне, Чикаго, Бостоне.

– И что из этого?

– Секретарь его матери утверждает, что он проводит лето в Греции.

– В Греции, – повторила Кэрри. – Знаешь, это не Греция.

– Нет. Не Греция.

– И путь в Грецию не проходит через Алабаму.

– Нет. Поэтому мы знаем, что парень лжет. Если он солгал в одном, почему бы ему не лгать и во всем остальном? Нет смысла узнавать у лжеца правду. Вот я и хочу вывести его на чистую воду. Понаблюдаю, подожду, послушаю. Почему он лжет? Кто он? Каковы его цели?

– С Кристел ты не говорил?

– Нет. Связаться с ней невозможно. Она в каком-то санатории, где лечат от ожирения тех, для кого еда, что наркотик. Энди Смету не удалось связаться с ней.

– Для нас всех еда, что наркотик.

– Нам нет нужды есть постоянно. А некоторые без этого не могут.

– Да уж, люди так легко увлекаются чем-либо, а потом их уже не остановишь.

– Надо во всем разобраться. Этот молодой человек сказал, что стрелял в женщину-полицейского. Так ли это? Этот молодой человек сказал, что его посадили в тюрьму за покушение на убийство. Так ли это? Этот молодой человек сказал, что его зовут Джон Флетчер Фаони. Ни одно из вышеперечисленных утверждений не соответствует действительности.

– А может, это молодой человек свихнулся?

– Вполне возможно.

– Это же факт, что он якшается с этими расистами.

– Потому-то мы здесь. Кто он? Откуда? Что ему от меня надо?

– Он самозваный «лейтенант» самозваного лидера этой шайки человеконенавистников.

– Да уж, принимает в этой истории самое непосредственное участие.

– Подозреваю, едва ли кто из мужчин мечтает, чтобы его сын стал убийцей полицейских, сбежавшим преступником, расистом и организатором сборища человеконенавистников.

– Я о таком не мечтал.

– Если он такой мерзавец, пусть даже он и твой сын, почему мы должны оставаться здесь?

– Если я сейчас уеду, то скорее всего потеряю его след. Тогда мне никогда не узнать правды.

– Может, ты и не хочешь знать правду.

– Я всегда хочу знать правду.

– Поиски правды могут завести тебя в тюрьму, Флетч.

– Кэрри, я хочу, чтобы ты уехала домой.

– Нет, сэр.

– Почему нет?

– Потому что, уехав, я буду волноваться за тебя.

– Мне доводилось попадать и не в такие передряги.

– Если я останусь, ты позаботишься о том, чтобы мы вовремя выбрались отсюда.

– Вовремя для чего?

Кэрри смотрела на темные холмы, окружавшие лагерь.

– Мрачное местечко.

– Не уходи от вопроса.

Джек, держась в тени деревьев, направлялся к ним. В руке он нес наушники.

– Не надо кормить меня баснями. – Кэрри пристально вглядывалась в Джека. – У него твоя походка.

– Да. Он ставит одну ногу перед другой. Не ищете того, чего нет, мисс.

– Когда он идет, его плечи и бедра не двигаются. Только ноги.

– Конечно, – кивнул Флетч. – Весомое доказательство, но не столь точное, как анализ ДНК. Дверцы машины они держали открытыми.

– Наслаждаетесь жизнью? – спросил Джек.

– Если это жизнь, – отпарировал Флетч.

– Не нравится фаршированный перец? – Джек покосился на нетронутую миску Флетча.

– Можешь взять. – Флетч протянул ему миску. Джек положил наушники на колени Флетча.

– Чем фаршировал перец ваш повар? – спросила Кэрри. – Сушеными водорослями?

Джек попробовал предложенное ему угощение.

– Похоже на то.

Кэрри повернулась к Флетчу:

– Парень знает, чем отличается хорошо приготовленный фаршированный перец.

– Для кого эти наушники? – спросил Флетч.

– Для вас. – Джек уже ел перец. – Вас обоих. – Он достал из кармана две пары ушных затычек и отдал Флетчу. – Вставьте их в уши. Когда увидите, что я надеваю наушники, последуйте моему примеру. И не снимайте их, пока я не сниму свои. Затычки и наушники.

– Зачем?

– Крайгель собирается произнести речь.

– Давай сюда затычки. – потребовала Кэрри.

– Я кое-что сделал с системой громкой связи.

– Что-то я тебя не понимаю.

К ним направлялся командор Вольф.

– Вставьте затычки, – повторил Джек.

Вольф вытянулся в струнку у открытой дверцы со стороны Флетча. Джек подался назад, продолжая есть фаршированный перец.

– Я командор Вольф!

– А я Шолом Алейхем.[168] – Он указал на Кэрри: – Это Голда Меир[169] в молодости.

– Доктор Крайгель предупреждал меня о вашем своеобразном юморе, мистер Флетчер.

– Рад это слышать.

– Вы можете шутить, мистер Флетчер, но вы и ваша дама остаетесь теми, кто вы есть, и никак не можете стать другими.

– Повторите, пожалуйста.

– Вы все увидите сами. Те из вас, кто верит в единый для всех мир, братство людей разных национальностей, десегрегацию, быстро изменят свою точку зрения, едва только в лесу останется один олень. И вы сразу поймете, чьей стороны надо держаться.

Кэрри и Флетч переглянулись.

Афро-американский лидер, обсуждавший с Флетчем проблему гражданских прав на веранде фермы, в какой-то момент громко рассмеялся и воскликнул:

– Флетч! Уж вы-то не потчуйте меня этой сказочкой о едином для всех мире!

Сидящая в машине Кэрри наклонилась, чтобы Вольф смог увидеть ее лицо.

– А-а-аф! – пролаяла она.

– С незапамятных времен находятся люди, которые используют идею экономического соревнования с тем, чтобы разжигать ненависть и провоцировать насилие ради удовлетворения собственной жадности.

– А-а-аф! – согласилась Кэрри.

Флетч смотрел Вольфу в глаза.

– И это не шутка.

– А-а-аф! А-ф-аф! – Кэрри откинулась на сиденье. – Флетч, я не ослышалась? Он действительно назвал меня сукой?

– До сей поры он ничего о тебе не говорил. Даже не смотрел на тебя.

– Предупреди его, что я могу укусить его за ногу.

Вольф протянул Джеку пачку с шестью презервативами.

Вторую передал Флетчу.

– Это еще зачем? – полюбопытствовал Флетч.

– Пожалуйста, после использования отнесите их в штаб. Клерк зарегистрирует их.

– Наша сперма будет положена на хранение, – пояснил Джек. – А потом использована.

– Не понял.

– Для искусственного осеменения. Чтобы улучшать нашу расу.

– Мистер Флетчер. – Командор Вольф все еще стоял навытяжку. – Вы должны признать, что дети рождаются не у тех людей.

– Если вы говорите о своих родителях, то тут я с вами согласен.

Щеки Вольфа побагровели.

– Делайте то, что вам говорят! Это приказ! Он по-военному развернулся и зашагал прочь. Вскинув подбородок, широко развернув плечи. Джек не сводил глаз с Флетча.

– Держи, – Флетч передал презервативы Кэрри. – Отдай их своему приятелю Лири. Этим ты избавишь мир от многих хлопот.

Держа в одной руке пустую миску из-под фаршированного перца, другой Джек подкинул в воздух пачку презервативов, затем поймал ее.

– С чего мне-то возражать? – задал он риторический вопрос. – Я сам – продукт селективного улучшения породы, верно?

Глава 14

Посреди вырубки собралось от пятидесяти до шестидесяти мужчин.

По их лицам и позам чувствовалось, что многие из этих счастливых отдыхающих приложились кто к спиртному, а кто и к наркотикам.

Они готовились зажечь костер.

Огромная куча бревен, сучьев, веток высилась в дальнем конце вырубки. «Значит, сегодня у них праздник», – предположил Флетч.

Среди мужчин выделялся лысый толстяк в грязном белом фартуке.

– Должно быть, повар, – заметила Кэрри. – Надо бы спросить у него, где он набрал столько водорослей.

Несколько женщин стояли на почтительном расстоянии от мужчин. С младенцами и девочками. Мальчики находились с мужчинами.

Микрофон и два динамика разместили на верхней из трех ступеней, ведущих на крыльцо бревенчатого дома.

Флетч и Кэрри расположились сбоку, так, чтобы видеть и толпу, и крыльцо.

Джек между крыльцом и толпой устанавливал на треноге видеокамеру.

– Это же надо. – Флетч повернулся к Кэрри: – Они намереваются заснять все на пленку.

– Тщеславие, кругом одно тщеславие, – прокомментировала Кэрри.

– Не только, – возразил Флетч. – Как и все их предшественники, они хотят оставить документы для истории.

– Чтобы потом все отрицать, так?

Из дома на крыльцо вышел командор Вольф. За ним – командор преподобный доктор Крис Крайгель. Все в тех же сшитых не на него брюках и рубашке, которые Кэрри нашла в одной из кладовок. Последним на крыльце появился юноша в форме. В руках он держал все ту же доску с зажимом для бумаг.

Мужчины, стоящие перед бревенчатым домом, трижды приветственно подняли правые руки. Трижды прокричали: «Хайль!»

Вольф посмотрел на красное полотнище, реющее на флагштоке за спинами мужчин, вскинул правую руку и сказал: «Хайль!» Один раз, негромко.

Флетч заметил, что в этот самый момент, когда внимание всех сосредоточилось на Вольфе, Джек снял видеокамеру с треноги. Присев на корточки, он снимал мужчин, двигая камерой взад-вперед.

Стараясь запечатлеть на пленке все лица.

Тем временем заговорил Вольф. Начал с приветствия. Отметил, что видит перед собой настоящих мужчин, настоящих мужчин Америки. Пошутил насчет того, как бы расстроились их еврейские работодатели, узнай они, где проводят ночь эти мужчины. Их еврейские работодатели, не знающие, то ли отдать принадлежащие им по праву рабочие места готовым лизать любую белую задницу ниггерам, то ли продать их желтым раскосым азиатам с компьютерами вместо мозгов.

Флетч искоса глянул на Кэрри.

У той от изумления аж рот открылся. Лицо побледнело, несмотря на загар. Даже веснушки поблекли, совсем как звезды после восхода луны. Ее глаза округлились, сверкнули синевой.

Она повернулась к нему:

– Флетч…

Кожа вокруг глаз начала съеживаться.

– Ничего не говори, – предупредил Флетч. – Не плачь.

Ее ногти впились в предплечье Флетча.

– Я не могу этого терпеть.

– Я знаю.

– Почему они пришли за этим сюда, эти ужасные люди? Номерные знаки на их автомобилях… они же не местные.

– Они нынче везде. На севере, юге, западе, востоке – последние подсчеты показали, что в Америке триста сорок шесть организаций фашистского толка – на двадцать семь процентов больше, чем годом раньше, – в Англии, Германии, Франции, Польше, на Балканах, в России. На Ближнем Востоке. В Африке. Они проповедуют этнические чистки. Сепаратизм. – Флетч уже догадался, что Крайгель прибыл в Соединенные Штаты с тем, чтобы объединить местные фашиствующие организации и связать их с аналогичными движениями в других странах.

Арест, суд, приговор за столь мелкое правонарушение, должно быть, разъярили его.

– Дети. – Глаза Кэрри наполнились слезами. – Младенцы.

– Я знаю.

Кэрри слушала еще с минуту.

А затем, нисколько не скрывая своих намерений, вставила в уши затычки.

Подбадриваемый аплодисментами, свистками, криками «Права белых!», Вольф говорил, говорил, говорил… Американцы африканского происхождения сравнивались с грязью, евреи объявлялись отродьями Сатаны. Президентская администрация именовалась не иначе как Е-О-С-О, Еще Одна Сионистская Организация.

Не слыша того, что говорил Вольф, Кэрри чуть расслабилась. Сложила руки на груди. Смотрела она себе под ноги.

Лицо ее по-прежнему оставалось бледным.

Вольф, несомненно, внимательно и не один раз смотрел документальные фильмы, запечатлевшие выступления Муссолини. Движения губ, энергичные кивки головы, подтверждающие истинность произносимых им слов, отвечающие на восторженную реакцию слушателей, – все это он взял у итальянского дуче.

И Флетчу вспомнилось ощущение безмерной грусти, охватившее его в Восточной Африке, когда он и его тогдашняя жена Барбара вместе с Джумой подошли к Шимони, «дыре-в-земле», гигантской пещере на берегу Индийского океана…

* * *

«…Флетч и Барбара не знали, куда их привели. Плотно утоптанная земля уводила во тьму. Пещера источала что-то непонятное, не звук и не запах.

– Вы хотите спуститься в нее? – спросил Джума.

– Почему нет? – откликнулась Барбара.

– Там можно поскользнуться. – Джума посмотрел на рюкзак на спине Флетча.

Флетч снял рюкзак, опустил на землю.

– Там летучие мыши. – Джума посмотрел на волосы Барбары.

– Это пещера, – пожал плечами Флетч.

– Пещера большая? – спросила Барбара.

– Она тянется на двенадцать миль.

– Я что-то такое чувствую? – спросил Флетч.

Джума кивнул.

И первым двинулся вниз.

Они стояли в огромном подземном зале. Свет туда проникал лишь от входа. Барбара с уважением оглядела сталактиты, затем хихикнула. Эхо разнесло ее голос по пещере.

Флетч обратил внимание, что каменный пол, каждый квадратный сантиметр, и стены, до высоты полутора метров, отполированы чуть ли не до блеска.

– Для чего использовалась эта пещера? – спросил он.

Над ними пролетела летучая мышь.

– Под склад, – ответил Джума. – Здесь держали людей. Человеческий склад. Людей, проданных в рабство, держали здесь до погрузки на корабли, которые увозили их за моря.

Где-то капала вода – единственный звук, нарушавший мертвую тишину.

Когда Барбара повернулась к ним, по ее щекам текли слезы.

– Как же им было страшно, – прошептала она.

– И так сотни лет, – добавил Джума.

– Какой ужас! – выдохнула Барбара.

– Запах, пот, испражнения сотен, вернее, тысяч тел. Крик стоял над этой пещерой днем и ночью, год за годом.

В пещеру вел широкий проход, но не столь широкий, чтобы несколько человек с мечами и ружьями, кнутами и дубинками не могли перегородить его. Дальняя часть зала терялась в кромешной темноте. И темнота эта тянулась вглубь на двенадцать миль. Не было из-под земли другого выхода, и никто – ни отчаянный смельчак, ни мудрец – ни при каких обстоятельствах не мог вернуться к свету, воздуху, еде, свободной жизни, любимой женщине. Выйти из пещеры можно было лишь покорным рабом.

– Как вы думаете, ваши предки покупали рабов? – спросил Джума.

– Нет, – ответил Флетч.

– Я уверена, что нет, – ответила Барбара.

Джума провел ногой по гладкому полу.

– Видите, как все получается.

– О чем ты? – спросил Флетч.

– Я-то уверен, что мои предки продавали рабов. Что хуже, продавать людей или покупать их?..»[170]

* * *

…Вновь Флетч стоял рядом с женщиной, потрясенной увиденным, опечаленной, с блестящими от слез щеками. Он тоже грустил, и тогда, и теперь, однако сейчас еще и кипел яростью, ибо до сих пор находились люди, использующие невежество толпы ради своих низменных целей, ради власти, ради…

Под крики «Права белых! Права белых!» Вольф закончил речь и отступил назад, со сложенными на груди руками.

К микрофону шагнул Крайгель.

Голос у него был более пронзительный, чем у Вольфа.

– С этой секунды я нарекаю это место «Лагерь Орания».

Ему ответил рев одобрения.

Флетч сомневался, что многие, да и вообще кто-то из слушателей знал, что означает Орания. В Южной Африке в Орании находилась штаб-квартира Движения сопротивления африканеров.[171]

Без сомнения, Крайгель хотел подчеркнуть, сколь высоко он ценит этот лагерь.

– Эй! – Флетч подтолкнул Кэрри. А когда она повернулась к нему, указал на Джека.

Джек вновь установил видеокамеру на треногу. А сам возился со звуковым пультом на скамейке у крыльца. Он уже надел наушники. И вертел какие-то диски.

Флетч вставил в уши затычки, последовав примеру Кэрри. Затем надел наушники. Свободные болтающиеся концы проводов он засунул за воротник.

Надела наушники и Кэрри.

Губы Крайгеля шевелилась, он энергично кивал, махал руками, но Флетч не слышал ни слова. Руки же слушателей то и дело взлетали вверх, они широко разевали рты, словно утки в пруду, ждущие, пока им бросят хлеба. Флетч ничего не слышал.

И тут Кэрри толкнула его в бок. Он проследил за ее взглядом.

Трех маленьких девочек, стоявших с женщинами, начало рвать.

На глазах у Флетча внезапно вырвало одну из женщин, к полному ее удивлению.

Двое мальчишек уже блевали, опустившись на колени.

Несколько мужчин вдруг схватились за животы. Повернулись. Попытались выбраться из толпы.

Их вырвало.

На крыльце молодой человек в форме повернулся на каблуках и скрылся в бревенчатом доме.

У Крайгеля посерело лицо. Губы его еще двигались, не как у оратора, а как у рыбы, вытащенной на берег.

Рука Вольфа застыла на полпути ко рту. Он изумленно посмотрел вниз. Подошел к поручню, ограждающему крыльцо.

Мощный поток блевотины вырвался у него изо рта.

Несколько мужчин, стоявших внизу, у самого крыльца, отпрыгнули назад. И все-таки не убереглись.

Многие из мужчин рухнули на колени, перед ними образовались лужи блевотины.

Другие блевали стоя, на головы, плечи, спины коленопреклоненных.

Крайгель угодил струей блевотины в микрофон.

Кэрри медленно повернулась к Флетчу. Ее глаза раскрылись еще шире.

Она улыбалась.

В нескольких шагах от них блевал Лири.

Кто-то блевал согнувшись, упершись руками в колени, кто-то катался по земле, прижав руки к животу. Некоторые стояли, застыв в полном изумлении, словно стальные столбы в поверженном ураганом лесу.

Джек повернул на пульте переключатель. Лампочки, перемигивающиеся на панели, погасли.

Джек снял наушники.

Притворившись, что по очереди чешет уши, вытащил затычки. Флетч и Кэрри сделали то же самое.

Кэрри схватила Флетча за руку.

Ее глаза горели огнем.

– Что такое? – спросил Флетч.

Она мотнула головой в сторону поверженных слушателей Крайгеля.

Позади, уставившись на них с отпавшей челюстью, стоял их друг – шериф Джо Роджерс.

Глава 15

– Нет, нет, нет! – Флетч отказывался верить своим глазам.

Он и Кэрри огибали поляну, на которой стояли, лежали, блевали слушатели Крайгеля, подбираясь к Джеку, который по-прежнему возился с электроникой.

Поначалу Флетч направился было к шерифу Джо Роджерсу.

Но тот ретировался за трейлеры, в лес.

– Говорю тебе, Кэрри, шериф здесь по делу. Записывает имена, номерные знаки. Ты знаешь, обычная полицейская работа. Иначе и быть не может.

– Почему же он убежал от тебя?

– Потому что я повел себя глупо. Он не хотел, чтобы я раскрыл его.

– Как бы не так! Я поверю в это, когда зубатка замяукает и залезет на дерево.[172]

– Он здесь по долгу службы.

– Служит он в другом округе, мистер Флетчер, – процедила Кэрри. – В другом округе другого штата.

– Это Крайгель! – обратился к ним с крыльца Джек. – Вот уж кто может развести вонь, не правда ли?

– Кое-кто может, это точно, – ответил Флетч.

Вместе с Кэрри он поднялся на крыльцо.

– Как тебе это удалось? – спросила Кэрри. Похоже, ее мнение о Джеке начало меняться в лучшую сторону.

Каким-то образом, с помощью электроники, он заставил проблеваться едва ли не весь лагерь Орания.

– Удалось что? – Джек скручивал провода, тянущиеся от микрофона к динамикам, от пульта к микрофону.

– Вызвать столь живую реакцию слушателей, – пояснил Флетч.

– Я кое-чему научился. – Джек широко улыбнулся. – Как лишить людей возможности сопротивляться. Сто один способ.

– К примеру, загнать их в ревущий поток, – кивнул Флетч.

– С потоком было все в порядке, верно?

– Ты абсолютно прав.

Тем временем окончательно стемнело.

Флетч огляделся. Шериф был в сапогах, джинсах, рубашке.

Несколько автомобилей выехали из лагеря.

Над алюминиевыми крышами навесов горели лампы. Мужчины на поляне перед бревенчатым домом постепенно приходили в себя, обменивались сердитыми репликами.

– Ты слышал о Джеке Роджерсе? – спросил Флетч Джека.

– Да. Вы говорили о нем в машине. Ваш друг. Шериф. Правильно?

– Правильно.

– Я попытался кое-что выяснить насчет него.

– Выяснил?

– Он у нас по части принуждения. Кэрри повернулась к Флетчу, глаза ее широко раскрылись.

– К чему же он принуждает? – спросил Флетч. – И кого?

– Внутренняя служба безопасности, – пояснил Джек.

– И чем он занимается?

– Если некоторые из наших ведут себя не так, как положено, он с ними разбирается.

– Призывает к порядку?

– В определенном смысле. Это тайная организация. Должна быть таковой. Как вы говорили: «Глупцы не могут хранить секреты».

– Он их убивает? – Флетч почувствовал, что его сердце бьется чаще обычного. – Пристреливает их? Мы говорим о шерифе Джо Роджерсе?

– Да. Полагаю, иной раз и пристреливает. Но обычно душит. С помощью струны. В назидание остальным, знаете ли.

– О боже, – ахнула Кэрри. – Фрэнси!

– Поддерживает дух верности в войсках, – добавил Джек.

Флетч повернулся. Оперся о поручень.

– Флетч… – позвала Кэрри.

Двое мужчин, один в фартуке, второй – без, поднесли пылающие факелы к собранной на краю вырубки куче дров.

Мужчины, стоявшие плотной стеной перед крыльцом бревенчатого дома, разбились на кучки. Их камуфляжные брюки, кители, рубашки, башмаки покрывала блевотина.

Они о чем-то переговаривались, бутылки переходили из рук в руки. Сквозь вонь, идущую от туалетов и луж блевотины, легкий ветерок доносил до Флетча запах марихуаны. От группы к группе то и дело переходили один-два человека.

Флетч догадался, что они обсуждают свое внезапное недомогание. Они приходили в себя чуть ли не час.

По тихим голосам, подозрительным взглядам он догадался и о том, что они ищут «стрелочника», дабы возложить на него вину за происшедшее.

Если бы не привычка этих людей винить во всех своих злоключениях других, отметил Флетч, они бы сюда не приехали.

Так или иначе, алкоголь попадал в пустой желудок, всасывался в ослабленный организм.

Один из мужчин, лет сорока с небольшим, отделился от близко стоявшей группы и направился к крыльцу. Заговорил, глядя снизу вверх на Флетча:

– Ты ел фаршированный перец?

– Нет.

– Совсем не ел?

– Совсем.

– И ты не блевал. Я не видел тебя блюющим.

– Правильно. Я не ел. Меня не тошнило. Я не блевал.

Мужчина повернулся к группе, которую он только что покинул:

– Видите? Он не ел фаршированного перца. Он не блевал.

Из группы раздалось сердитое ворчание.

Мужчина зашагал к своим.

Флетч обернулся.

На крыльце стояли только Джек и Кэрри.

Кэрри, расправив плечи, взявшись руками за поручень, смотрела на вырубку.

Джек подсоединял идущие от динамиков провода к проигрывателю.

– Это еще зачем? – спросил Флетч.

– Мы собираемся потанцевать, – ответил Джек. – Вы любите танцевать?

– Буги-вуги.

– А вы умеете танцевать буги-вуги? – спросил Джек Кэрри. – Я бы хотел пригласить вас на вальс.

– Только не сегодня. – Кэрри бросила взгляд на покрытую лужами блевотины землю. – На такой площадке не растанцуешься.

– А, ерунда, – отмахнулся Джек. – Все равно придется спускаться с крыльца.

– Если я и спущусь, то не для того, чтобы танцевать, – отрезала Кэрри. – Флетч? Не пора ли нам ехать? Прямо сейчас?

– Ну, не знаю.

Из темноты до них донесся мужской голос.

– А кто этот Крайгель? Мне кажется, он иностранец.

– Англичанин, – ответили ему. – Представитель английского отделения нашей организации.

– Немец, – возразил кто-то еще. – Крайгель.

– Южноафриканец, – внес свою лепту четвертый мужчина.

– А по-моему, он просто голубой, – заметил тот, кто говорил первым.

Мужчины потянулись к костру.

– Флетч, давай откланяемся. И уберемся отсюда к чертовой матери.

– Как можно! – воскликнул Флетч, но в голосе его не слышалось веселья. – Танцы ведь только начинаются.

– Я думаю, на это стоит посмотреть, – вставил Джек. – Я про танцы.

Лири по-прежнему держался в нескольких метрах от Кэрри. Он уже пришел в себя.

– Незачем мне на них смотреть, – упорствовала Кэрри. – Я уже навидалась всякого.

– Побудь, пожалуйста, с Джеком, – попросил ее Флетч. – Мне надо отойти на минутку.

– Неужели тебе так приспичило, что ты не можешь потерпеть?

Джек поставил диск на проигрыватель, повернул верньер звука.

– Громкости достаточно?

– Я тебя не слышу, – ответил Флетч. – Музыка все заглушает.

Из динамиков гремел военный марш.

И тут же, словно марионетки на ниточках, несколько мужчин у костра замаршировали, махая руками с зажатыми в них бутылками. Угрюмость, написанная на их лицах, сменилась блаженством.

* * *

Флетч проскользнул между трейлеров и нырнул в лес. Он ничего не слышал, кроме шуршания опавших листьев под ногами да грома военного марша, доносившегося с вырубки.

И тут что-то стукнуло его по голове, повыше уха, из глаз посыпались искры.

Сбитый на землю, он откатился в сторону.

Шериф Джо Роджерс стоял над ним, сжимая в руке толстую палку.

– Дерьмо! – прорычал он, глядя на Флетча. – Зачем ты меня искал?

– А почему нет?

– Тебе не положено искать меня.

– Нельзя же убить меня только за то, что я искал вас, Джо.

– Еще как можно.

Шериф взмахнул дубинкой, целя в голову Флетча.

Но Флетч ловко схватил палку и потянул на себя. Шериф начал падать. Флетч ногой ударил его в низ живота.

И вновь откатился в сторону, чтобы шериф рухнул на землю, а не на него.

Флетч вскочил.

Шериф на мгновение застыл, лежа лицом вниз, широко расставив ноги.

– Ты намеревался убить меня, Джо? – Флетч дал шерифу пинка. – Ты намеревался убить и Кэрри. – Второй пинок по заднице, покрепче первого. – Поднимайся, негодяй. Я хочу видеть твою мерзкую физиономию.

Для мужчины таких габаритов шериф встал на удивление легко. Они оказались совсем рядом.

– Сукин сын! – Флетч кипел от гнева. – Обеспечиваешь, значит, безопасность Клана.

– Не просто обеспечиваю, а возглавляю службу внутренней безопасности, – поправил его шериф. Флетч пренебрежительно хмыкнул.

– Естественно! Как же без громких титулов! Шеф службы внутренней безопасности! В банде психопатов, так и не вышедших из детства.

– Ты здесь только по одной причине, Флетч. Чтобы уничтожить нас. Так или иначе.

– А ты лишь выполняешь свою работу. Верно, шериф?

– Ты совершенно прав.

– Прошлой ночью ты и твои помощники, в дождь, вроде бы искали командора Крайгеля. Это вы дали ему пройти. А что за спектакль ты устроил мне этим утром? Кэрри везла эту образину в кузове грузовика. Я еще подумал: что это ты так легко на все соглашаешься? Ты же притворялся пьяным, верно?

Шериф шагнул к Флетчу. Его кулаки размером могли соперничать с шарами для боулинга.

– Я-то думал, что хорошо знаю тебя, Джо.

– Ты скажешь мне, как ты собирался нас уничтожить, Флетч. Ты скажешь, что ты тут делаешь. Скажешь добровольно, иначе я выбью из тебя все, что мне нужно.

– Попробуйте. Вам уже известно, что у меня крепкая голова.

– Говори, черт побери, пока я не отвернул твою паршивую голову!

На вырубке гремели военные марши.

– Я привез сюда Крайгеля.

– Это точно.

– Вы потеряли его около моей фермы, не так ли?

– Ты привез его не просто так. Ты – не наш.

– С чего такая уверенность, Джо?

– Я абсолютно в этом уверен. Я знаю тебя, Флетч. Я знаю о тебе все, Ирвин Морис Флетчер.

– Такое возможно.

– Ты здесь только по одной причине. Чтобы растоптать нашу организацию. Я занимаю в ней важный пост. Я защищаю этих людей. А ты лжешь. И остановить тебя можно только одним способом – незамедлительно с тобой разделаться.

– Да уж, такие говнюки, как ты, знают только один выход из любого положения – убийство. Так, Джо?

Шериф улыбнулся:

– И здесь ты прав.

– Ты бы мог и не улыбаться.

Шериф двинулся на него, попытался схватить, чтобы повалить на землю и, задрав подбородок, сломать шею.

Но Флетч отреагировал быстрее, чем ожидал Джо. Он ускользнул от рук шерифа, успев ударить его ребром ладони по переносице.

Флетч уже думал, что Джо его не достать, когда что-то огромное обрушилось ему на голову.

У него подогнулись ноги.

Лежа на земле, он увидел перед собой толстую палку, которой ранее ударил его шериф.

Он схватил ее.

И уже успел подняться на колени, когда шериф вновь бросился на него.

Флетч, держа палку обеими руками, вогнал ее свободный конец в живот шерифа.

Затем он вскочил на ноги, пока шериф еще только падал на землю.

И с силой ударил его палкой по затылку.

Шериф затих, не шевелясь.

Флетч прощупал пульс за ухом у Джо Роджерса. Сердце работало. Шериф лишь потерял сознание, но не умер.

Пошатываясь, Флетч направился к бревенчатому дому. Болела голова. Ему казалось, что кровь в мозгу свернулась, не желая течь по венам. Болела шея. Он почти ничего не видел.

Он упал на колени, его вырвало.

– Лагерь Орания, – пробормотал Флетч. – Место, куда весь мир приходит поблевать.

Второй раз он упал у трейлера. Ноги отказывались ему служить. Неимоверным усилием воли он сумел не лишиться чувств. Ему становилось все хуже.

«Я должен ясно мыслить, – говорил себе Флетч, – я должен увезти отсюда Кэрри».

Он привалился спиной к бетонному блоку, подставленному под угол кузова.

Кровь уже свернулась во всем его теле. Ноги не желали двигаться.

Ему нужно время, несколько минут, чтобы вернуть способность мыслить, восстановить зрение.

Теряя сознание, вновь приходя в себя, в какой-то момент он вспомнил, что забыл взять у шерифа маленький пистолет, который тот всегда носил засунутым в сапог.

Он также вспомнил, что оставил шерифу и струну, которой тот душил неугодных.

Глава 16

– Флетч, что с тобой?

В ушах у него гудело, перед глазами все плыло, он не видел и не слышал, как подошла Кэрри.

– Превратился в кокосовый орех.

– Что случилось?

– Меня ударили по голове.

– Чем?

– Шаром для боулинга.

– Ты несешь чушь. И глаза у тебя стеклянные.

– Я столкнулся в лесу с Роджерсом. Захотелось узнать, сказал ли Джек правду. Джо был мне другом.

– Похоже, Джек тебя не обманул.

– Это точно.

– Бедная Фрэнси Я уверена, что она не имеет об этом ни малейшего понятия. – Кэрри вгляделась в темный лес. – Где сейчас Джо?

– Отдыхает. – Флетч показал кулаком, в каком направлении следует искать шерифа. – Я вышиб из него дух.

– Ты избил шерифа? – нервно спросила Кэрри.

– Он даже потерял сознание. И едва ли скоро придет в себя. – Флетч осторожно пощупал шишки на голове. – Я и представить себе не могу, что мы скажем в свое оправдание, когда уедем отсюда.

– Мы можем сейчас уехать?

– Нет. – Флетч потер голову там, где она не болела, чтобы усилить кровообращение. – Я не могу вести машину. Я плохо вижу. Не могу даже ходить. Сядь. Дай мне несколько минут А потом мы уедем.

– Бедный Флетч, – Кэрри вновь глянула на лес, села, взяла Флетча за руку. – Могу я что-нибудь для тебя сделать?

– Да, – ответил Флетч. – Не пой мне маршевых песен.

– Я и не собиралась.

Флетч попытался разглядеть, что происходит на вырубке.

Мужчины кружили вокруг костра, кто по часовой стрелке, кто – против Они напомнили Флетчу испанскую молодежь, юношей и девушек, которые точно так же ходили по городской площади, paseo, не поднимая глаз, искоса поглядывая друг на друга в надежде, что на них обратит внимание особа противоположного пола.

Мужчины шагали все быстрее. Некоторые делали вид, что держат в руке маршальский жезл, другие показывали, что несут на плече ружье. Они начали шлепать по затылкам, по плечам тех, мимо кого проходили. Чувствовалось, что в шлепки вкладывается вся сила.

Флетча передергивало при каждом ударе по голове, который он видел.

«Танец» становился все более неистовым.

Мужчины, похоже, наслаждались собой, своим насилием.

Большинство скинули рубашки. Их потные тела блестели в лунном свете, в свете костра.

Поначалу удары по голове, по плечам наносились открытой ладонью. Потом, раздевшись до пояса, мужчины начали сталкиваться друг с другом, смеялись, затем всем телом ударяли в кого-то еще. Некоторые падали. Казалось, они затеяли веселую, примитивную, глупую игру. Они сшибались головами. Кое у кого на лицах появилась кровь. Они подбегали сзади и с силой пинали друг друга. Один мужчина, чем-то разобиженный, разбил бутылку о голову юноши. Тот, естественно, рухнул на землю. Некоторые мужчины разбились на пары и начали бороться свободным стилем, не соблюдая правил. Соперники схватывались с тем, чтобы выяснить, за кем сила.

А динамики по-прежнему изрыгали марш.

– Что они нашли в этом забавного? – спросила Кэрри, также наблюдавшая за «танцами». – Или они хотят доказать, что главное для мужчины – крепкий кулак?

– Обычная субботняя ночь в летнем лагере, – ответил Флетч.

Лири попал в свою стихию. С безумным смехом он метался по вырубке, сталкивался с людьми, валил их на землю, бил кулаком в лицо.

– Не понимаю, как ему удается просто держаться на ногах, – вздохнул Флетч.

Не успели эти слова сорваться с его губ, как кто-то подскочил к Лири сзади и хватил доской по голове.

Флетч обеими руками схватился за свою голову.

Лири рухнул, как подрубленный дуб.

– Ему и не удается, – ответила Кэрри на предыдущую фразу Флетча.

Некоторые из молодых начали демонстрировать приемы, которые, судя по всему, они видели в фильмах. Не карате, не кикбоксинг, а какие-то неуклюжие удары ногой, направленные то ли в шею, то ли в голову, после которых они сами падали на землю.

Наблюдая за ними, мучаясь от подкатывающей тошноты, едва не теряя сознания, Флетч вспомнил слова Тонинью:

«Орланду, покажем Флетчу, как танцуют капоэйрус, или, по-ихнему, кикеры. Ты и Титу. Постарайтесь как следует. Убейте друг друга».[173]

* * *

Воспоминания приходили и уходили. В этих воспоминаниях Флетч и Тонинью сидели у плавательного бассейна рядом с публичным домом, расположенным в горах над Рио-де-Жанейро.

* * *

– Проснись, – сказал Орланду.

Весьма скоро Орланду и Титу уловили единый ритм, подстроились друг под друга. В такт невидимым барабанам они принялись наносить удары ногами, направленные в голову, плечи, живот, пах, колени противника. Но до контакта дело не доходило, ибо каждый раз нога как бы замирала на расстоянии человеческого волоса от цели. Они ныряли, уходили в сторону, поворачивались, кружились, их ноги выпрямлялись и сгибались, мышцы напрягались и расслаблялись, грудь и спина поблескивали на солнце, волосы растрепались, не успевая за движениями голов. В этом быстром элегантном танце они без труда могли бы убить друг друга.

Ева вышла из двери черного хода, чтобы посмотреть на них. Ее глаза сияли. В окнах верхнего этажа показались головы других женщин.

– Видишь ли, – по ходу объяснял Тонинью, – этот танец создали молодые рабы, чтобы защититься от своих хозяев. Они отрабатывали его элементы по ночам, под бой барабанов, и, если кто-то из господ приходил за женщиной, все выглядело так, будто они просто танцуют. Благодаря… как это будет по-английски… смешению рас кикданс уже не используется по прямому назначению.

Удар – и Титу начал валиться на бок. Орланду подъемом ноги угодил ему в голову. Он мог нанести и более сильный удар. Титу устоял на ногах.

– Я же сказал тебе, проснись. – В голосе Орланду слышались извиняющиеся нотки.

Придя в себя, Титу бросился на Орланду, как разъяренный бык. Они столкнулись, Орланду повалился на спину. Титу уселся на него верхом. Смеясь, потея, ругаясь, они покатились по траве. В какой-то момент их руки, ноги, тела так переплелись, что они словно превратились в единое существо.

Ева величественной походкой направилась к ним.

Наконец Орланду уселся на Титу, колотя того по животу. Титу так смеялся, что мышцы живота закаменели, и удары не причиняли ни малейшего вреда.

Ева остановилась позади Орланду, положила пальцы ему на лоб и потянула его назад и вниз.

Сидя на Титу, Орланду клонился назад до тех пор, пока его спина не улеглась на ноги Титу. Орланду взглянул вверх, вдоль бедер Евы. И закатил глаза.

Вскочил, схватил Еву за руку. Вместе они побежали по травяному склону и скрылись за кустами…

* * *

– Отвратительно, не правда ли?

Произнесший эти слова Крайгель стоял у трейлера, чуть в стороне от Флетча и Кэрри.

Они повернулись к нему.

В мерцающих отблесках костра родимое пятно на переносице Крайгеля то появлялось, то исчезало.

– Это не capoeira, – подтвердил Флетч.

Крайгель на шаг приблизился к Флетчу.

– А что это такое?

– Кикбоксинг, – ответил Флетч. – Искусство, танец, метод борьбы, созданный бразильскими рабами для защиты от своих хозяев.

– Черными рабами?

– Да. Черными рабами. Это красиво. И смертельно опасно.

– Красиво?.. – Крайгель наблюдал за мужчинами, мечущимися у костра, наносящими удары кулаками, ногами.

Несколько человек уже без чувств лежали на земле. У большинства остальных кровь шла из носа, рта, ушей.

– Полагаю, вы разочарованы тем, что увидели в этом полушарии, доктор.

– Они так глупы, – вздохнул Крайгель. – Они все невероятно глупы. Надеюсь, вы понимаете, что у меня нет сомнений в глупости этих животных, мистер Флетчер.

– Животных? Так это не супермены?

– Нет. Вы супермен, мистер Флетчер. Все это я делаю для вас.

– Напрасные старания.

– Никогда не судите о лидере по его последователям.

– Не судить?

– Разве можно мерить одной меркой меня и этих глупцов?

– А разве нельзя?

– Мы лишь используем этих дураков, этих психопатов для достижения поставленной нами цели.

– Используете их, – повторил Флетч.

– Разумеется. Используем. Хотелось бы без этого обойтись, но не получается. Так что по многим причинам вы должны быть мне благодарны.

– Извините, я никогда не ношу с собой чековую книжку.

– Где были бы этой ночью собранные здесь идиоты, чем бы занимались, если б сейчас не вышибали друг другу мозги?

– Может, пекли бы дома пирожки?

– Для них жизненно важно в чем-то участвовать, состоять в чем-то большом, лучше в тайном обществе, которым они могли бы гордиться. Эти болваны по своей сущности члены банды. Они неспособны, вы видите это сами, жить своей собственной жизнью. Это не личности. Мы лишь пользуемся этим. Направляем их энергию. Организуем их. Им необходима вводимая нами дисциплина.

Флетч едва не задохнулся от негодования.

– Дисциплина! – Он потер лоб ладонью. По ходу разговора Крайгель неоднократно пристально смотрел на Флетча, дабы понять, не произошло ли с ним чего. – Странное у вас понятие о дисциплине.

– Да, – кивнул Крайгель. – Дисциплина. Дисциплина в секретности. Пока они принадлежат нам, они сдерживаются, находясь среди обычных людей, хранят втайне сведения о могуществе нашей организации. Дисциплина зиждется на вере в величии нашей миссии. Они понимают, что не должны раскрыть себя до решающей схватки.

Флетч смотрел на округлый животик Крайгеля, его узкие плечи, двойной подбородок.

– К этим дуракам я не испытываю ничего, кроме презрения.

И он растворился во тьме.

– Я тобой горжусь, – сказала Кэрри после ухода Крайгеля.

– Почему?

– Ты и артист. Этот старый дурак так и не понял, что ты не можешь шевельнуть и пальцем.

– Это точно. Я же Зигфрид.

* * *

Джек появился из-за угла бревенчатого дома.

– Я ищу вас обоих. Что вы здесь делаете?

– Приходим в себя, – ответил Флетч.

– Он столкнулся в лесу с шефом службы внутренней безопасности, – пояснила Кэрри.

– Вашей службы, – добавил Флетч. – Шеф по какой-то причине не поверил, что я – один из вас. Я запамятовал сказать ему про Зигфрида.

– Похоже, они схватились, – вставила Кэрри. – Флетч победил.

– Выглядит он совсем не как победитель, – отметил Джек. – А где же наш шеф?

– Надеюсь, мучается ночными кошмарами, – ответил Флетч. – Возможно, ему чудится, что черные захватили власть над миром и заставляют его собирать хлопок и петь еврейские песни.

Кэрри повернулась к Джеку:

– Флетч не может встать.

– Это я понимаю.

– Я скоро оклемаюсь, – пробормотал Флетч. – И мы уедем отсюда.

Джек сел на траву так, чтобы видеть Флетча, Кэрри и костер.

В лунном свете четко выделялись контуры холмов, окружавших вырубку.

– Знаешь, Джек, – подал голос Флетч, – этот лагерь столь же беззащитен, как и Сараево.[174]

Взгляд Джека скользнул по холмам.

– Я знаю. Печально, конечно. Практически ни у кого из этих парней нет военной подготовки.

– Это очевидно.

– Примерно восемьдесят пять процентов из них побывали в тюрьмах и психиатрических клиниках.

– Это меня пугает, – призналась Кэрри. – Столько идиотов, бегающих с автоматами, пистолетами, ножами, цепями, кнутами.

– Я вас тоже пугаю? – спросил Джек.

– Конечно, – с улыбкой ответила Кэрри.

– Я так и думал. Вы же видите, какой я страшный.

– Я, наверное, увижу, – ответил Флетч. – Но сначала мне надо прийти в себя.

– Вы можете не волноваться, – посмотрел на него Джек. – Моя мать в большом долгу перед вами.

– За что?

– За меня. – Джек широко улыбнулся. – Я – самая большая радость ее жизни.

– Естественно, – хмыкнула Кэрри. – Готова спорить, так оно и есть. Ты и клиника, где помогают похудеть.

Джек рассмеялся:

– Только я.

– Может, и так, – согласился с ним Флетч.

– Она думает, что вы можете достать с неба звезду, – продолжал Джек.

– Почему?

– Вы устроили ее жизнь. Карьеру.

– Вот это вряд ли.

– Тот материал, что вы дали ей. Величайшую сенсацию в ее жизни. Благодаря той серии статей все у нее пошло на лад.

– Я не давал ей материала для статей.

– Я говорю о подробностях убийства известного издателя, Уолтера Марча, на конгрессе журналистов на плантации Хендрикса. Благодаря тем статьям она получила постоянную работу в «Бостон стар». Стала лауреатом нескольких журналистских премий.

– Твоей матери вполне по силам написать статью о чем угодно. И получить любую премию.

– Она сказала, что этот материал дали ей вы. От первой и до последней строчки. Она им лишь воспользовалась, чтобы выбиться в люди. Она сказала, что до сих пор не может понять, как вам удалось так быстро связать все свободные концы, не упустив ни малейшей подробности. Особенно если учесть, что вы практически не покидали своего номера.

Флетч вспомнил чемодан, набитый электронными подслушивающими устройствами, который он держал под кроватью на плантации Хендрикса.

Джек хохотнул:

– Мама говорит, что вы дали ей не только ребенка, но и возможность воспитать его, то есть меня. Обеспечить безбедную жизнь, образование.

– Твоей матери всегда нравилось рассказывать обо мне всякие истории. И то, что рассказывает их она, отнюдь не означает, что они соответствуют действительности.

– Джек Сандерс говорит то же самое: именно благодаря вам она получила работу в «Бостон стар». С этого и началась ее карьера.

– Ты знаешь Джека Сандерса? Флетч несколько лет работал под началом Сандерса в редакции одной из чикагских газет.

– Конечно.

– Откуда?

– Они с мамой не забывают друг друга. Я вам говорил, что одно время учился в Бостоне. Тогда-то мы и познакомились.

У Флетча возникло несколько вопросов. Он не задал ни одного.

– Джек уже на пенсии?

– Да, – кивнул Джек Флетчер. – Полагает, что его выперли из газеты. И настаивает на том, что четвертая власть сильно ослабла, потеряв такого испытанного бойца, как он.

– Он прав. Ты слышал, как он отзывается о своей жене?

– О да. Мне кажется, мистер Сандерс тратил немало сил и времени, выдумывая о ней всякие невероятные истории.

– Это точно.

– Я знаком и с ней, – добавил Джек. – Несколько раз обедал у них дома. Она искренне любит его.

– Естественно. И он тоже.

– Он говорит, что вы отлично знали свое дело.

– Неужели?

– Да.

– Мне он такого никогда не говорил.

– Я знаю. Он рассказывал мне о вас всякие истории.

– Все только и делают, что рассказывают обо мне истории, – вырвалось у Флетча.

– Но правды в них нет?

– Нет, – подтвердил Флетч. – Ни в одной. Они помолчали.

Флетчу значительно полегчало. Он посмотрел на Кэрри:

– Я уверен, что этот молодой человек пытается нам что-то сказать.

– Тебе получше? – спросила она.

– Да. – Флетч медленно поднялся.

Постоял, дожидаясь, пока пройдет головокружение.

Джек и Кэрри тоже встали.

– Что ж, позвольте вас покинуть, – сказал Джек.

– С нами не поедешь? – спросил Флетч.

– Нет, – последовал короткий ответ. Джек повернулся и, засунув руки в карманы, зашагал к бревенчатому дому.

Флетч и Кэрри проводили его взглядом.

– И что теперь тебе известно из того, чего ты не знал раньше?

– Теперь я знаю, что нам надо выметаться отсюда. Немедленно.

Глава 17

Следуя за Кэрри, Флетч направился к тому месту, где стояли легковушка и грузовичок.

Шли они между деревьями и трейлерами. Двигался Флетч с трудом, болела голова, ноги едва держали тело. Он боялся, что вот-вот свалится снова.

Падать не хотелось.

– Флетч!

– О-о-о-о, – выдохнул Флетч.

Он почувствовал на шее струну. Кто-то затягивал ее сзади. А он-то уже решил, что ему удастся вывезти Кэрри из лагеря.

Пытаясь засунуть пальцы правой руки под струну, Флетч отмахнулся левой рукой.

Он увидел, что Кэрри сидит на земле, словно тряпичная кукла на магазинной полке.

В ушах зашумело.

Его глаза закрылись. Но внезапно давление на шею ослабло, и он повалился на землю.

Упав, тут же сел.

Пальцами правой руки сорвал с шеи струну.

Рядом лежало тело крупного мужчины.

Над ним стоял стройный юноша.

Присев над телом, юноша перевернул его.

Мужчина застыл в новой позе.

– Джек? – Кэрри приблизилась к лежащему на земле мужчине и склонившемуся над ним юноше.

Подойдя вплотную, положила руку на плечо юноши.

– Джек…

Флетч встал. Шагнул к ним.

– Он мертв, – вздохнула Кэрри. – Бедная Фрэнси. Не вставая, с посеревшим лицом, Джек посмотрел на Флетча:

– Видите? Я убил полицейского.

* * *

Втроем, Джек, Кэрри и Флетч, двинулись к легковушке и грузовичку. Теперь они уже не прятались в тени деревьев.

Поначалу они шли молча.

Шерифа они оставили рядом с опушкой, там, где обычно никто не ходил.

– Я ударил его только раз, – нарушил молчание Джек.

– Похоже, одного раза и хватило, – ответил Флетч. Кэрри всхлипнула.

Уже у самого грузовичка они столкнулись с группой мужчин. Те тащили по земле что-то тяжелое. Как выяснилось, бычка.

– Эй, лейтенант! – воскликнул один из мужчин. – Ты не голоден?

Флетч подошел к мужчинам, остановившимся передохнуть. Они перетрудились, таща бычка за задние ноги.

Бычка они застрелили.

Выстрела Флетч не слышал: его заглушила музыка.

Он взглянул на Кэрри, стоявшую в нескольких шагах.

Она смотрела куда-то в сторону. Крепко сжав кулаки.

– Мы собираемся зажарить его, – добавил другой мужчина.

– Я присоединюсь к вам через несколько минут, – тихо ответил Джек.

Он и Флетч двинулись дальше. Кэрри обогнала их и первой вошла в лес. И закричала.

Когда Флетч подскочил к ней, она лупила кулаками по болтающимся в воздухе ногам мужчины. Она натолкнулась на них. Ноги болтались на уровне ее головы и плеч.

Флетч оттащил ее от болтающихся ног трупа.

Посмотрел вверх.

Узнал грязный фартук.

– Мой бог, – ахнул Джек. – Они повесили повара!

Глава 18

– Ты уже наполнил свой презерватив, сынок?

Ладони его рук легли на голые плечи Джека. Скользнули к шее, начали ласково поглаживать ее.

– Еще нет, сэр.

Ближе к полуночи Джек, без рубашки, сидел за компьютером в одной из комнатенок на первом этаже бревенчатого дома в лагере Орания. Услышав приближающиеся шаги, он засунул принадлежащую Трейси, тому самому юноше, который всюду следовал за командором Вольфом, книжку с паролями в ящик стола, выключил модем, сложил дискеты в стопку и начал печатать, выводя слова на чистый дисплей: «Пришло время всем честным людям прийти на помощь своему Клану».

Члены Клана не дождались, пока бычок зажарится на углях, оставшихся от костра. Они слишком оголодали. Куски мяса едва прогрелись, когда мужчины начали рвать его руками и есть практически сырым.

Две из четырех комнат первого этажа окнами выходили на ту же сторону, что и крыльцо. Маленькая, где работал Джек, служила кабинетом, побольше, с камином, – столовой и кухней. Одну из оставшихся отвели Крайгелю, во второй, полагал Джек, спал Вольф. Трейси достался чердак.

Хотя с поляны и доносились отдельные крики, Джек считал, что все или уже спят, или лежат без сознания, или умерли.

Первым делом он скопировал на дискеты, купленные в торговом центре, все файлы, хранящиеся в памяти компьютера: списки членов с указанием фамилии, адреса, возраста, рода деятельности, кратких биографических данных, фамилии и адреса подписчиков ежемесячного журнала «Клан», фамилии и адреса тех, кто жертвовал Клану деньги, адреса и названия банков, в которых Клан держал деньги, с фамилиями владельцев счетов.

Одним из них, в банке Бирмингема, значился Карстон Вольф. На его счету лежало пятьдесят три тысячи двести восемьдесят пять долларов и двенадцать центов. Воспользовавшись книгой паролей Трейси и модемом, Джек проник в гигантскую компьютерную сеть. По «доске объявлений» ознакомился со всеми посланиями с пометкой «Всем штаб-квартирам! Срочно!» за последние сорок восемь часов.

Главная новость заключалась в том, что преподобный доктор командор Крис Крайгель бежал из федеральной тюрьмы в Кентукки и скоро будет среди своих соратников, чтобы «по праву возглавить международное движение»

Крайгель характеризовался как «основатель и организатор интернационального Клана, известный религиозный лидер, историк, антрополог, философ, профессор, писатель, активный защитник прав белых». Указывалось, что он разыскивается властями Южно-Африканской Республики и полицией нескольких европейских стран.

Ни в одном из сообщений не говорилось о прибытии Крайгеля в лагерь под Толливером, штат Алабама. Зато хватало заявлений о том, что «свобода, жизнь и безопасность Крайгеля должны обеспечиваться любыми средствами, даже ценой жизни членов Клана, принесенной в жертву во благо остальных».

Хватало на «доске» и посланий Крайгелю, вероятно, от различных региональных штаб-квартир Клана, расположенных как на территории страны, так и за рубежом. Большинство из них содержали персональные заверения в стремлении работать плечом к плечу с Крайгелем, дабы «содействовать дальнейшему укреплению интернационального Клана». Автор одного послания, похоже, человек с развитым чувством юмора, прямо указывал, что Крайгель более не должен ставить под удар себя и все движение, а потому ему более незачем «лично душить черных проституток».

Не было на «доске» недостатка в сообщениях о несправедливостях, творимых различными небелыми группами и индивидуумами как в прошлом, так и в настоящее время. Из пренебрежительных прозвищ, которыми нарекались эти группы и индивидуумы, мог бы получиться объемистый глоссарий.

Джек нашел, что с помощью маленького компьютера в лагере Орания под Толливером можно без труда получить списки членов всех групп, разбросанных по стране и миру. Нашел он перечень «намеченных к уничтожению». К его несказанному удивлению, компьютер любезно предоставил ему всю интересующую его информацию по немецкому подразделению организации, называющемуся «Аутономен», члены которой, предпочитая появляться на людях в масках, ставили перед собой задачу «защиты» демонстрантов, выступающих за права белых, от немецких правоохранительных органов.

Клан мог гордиться идеальным ведением документации.

При этом, как подумал Джек, состоящие в Клане свято верили в истинность своих идей и чистоту сердец тех, кто примкнул к Клану, а потому их система безопасности могла соперничать разве что с имеющейся в каком-либо женском монастыре.

Джек все еще копировал файлы на дискеты, когда услышал приближающиеся тяжелые шаги.

Когда командор Вольф вошел в кабинет, Джек печатал на экране: «И упрекали Мириам и Аарон Моисея за жену Ефиоплянку, которую он взял; ибо взял он за себя Ефиоплянку».[175] Лаская шею Джека, Вольф спросил: «Ты наполнил хоть один презерватив, сынок?»

– Нет, сэр.

– Почему нет?

Сидя за компьютером, Джек обильно потел. Дискеты лежали рядом с дисплеем. Оставалось лишь надеяться, что Вольф понятия не имеет, для чего они предназначены.

– Не было времени, сэр.

– Такой красивый арийский мальчик, как ты, не может не интересоваться сексом.

– Секс меня интересует, сэр.

– Над чем ты работаешь? – Вольф продолжал поглаживать шею Джека.

– Печатаю цитаты к утренней проповеди доктора Крайгеля, сэр. – Джек подравнял углы дискет. – И заношу в память компьютера некоторые его записи. Вы понимаете, проповеди, речи… Статьи, которые он готовил в тюрьме. Очень важно сохранить их в памяти компьютера.

– Крайгель в тюрьме пользовался компьютером?

– Конечно. Он работал в библиотеке. Вы знаете о компьютерной «доске объявлений», которой он связал все тюрьмы?

– Да.

– С ее помощью он организовал всех заключенных. Никто не мог остановить его. Его информационные выпуски читали в Вашингтоне, Берлине, Варшаве…

– Да, да. Наш друг Крис Крайгель – гениальный организатор. И как оратору ему нет равных. А это что? – Вольф перегнулся через голову Джека. Прочитал с экрана: – «Пришло время всем честным людям прийти на помощь своему Клану…»

Ощущая на своей шее руки Вольфа, Джек закрыл глаза. Глубоко вдохнул.

– Превосходно! – Вольф хлопнул его по плечу. – Простые, знакомые всем слова! Именно то, что нужно! Скажи людям что-то им знакомое, пусть в новом контексте, и они тебе поверят! Проповедники прибегают к этому приему уже сотни лет.

Джек вздохнул:

– Раз вы это говорите, так оно и есть.

– А это что? «И упрекали Мириам и Аарон Моисея за жену Ефиоплянку, которую он взял; ибо взял он за себя Ефиоплянку». Моисей женился на негритоске?

– Так написано в Библии, сэр. Моисей женился на женщине с другим цветом кожи.

– Да, конечно, – Вольф откашлялся. – Моисей был евреем?

– Это расхожее мнение, сэр.

Джек напечатал: «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе».[176]

– Да, да. – Вольф нахмурился, прочитав последнюю цитату. – Я уверен, брат Крайгель знает, что делает.

– Да, сэр.

Вольф сжал плечи Джека.

– И все-таки уже так поздно. – Пальцы прошлись по руке Джека. – Ты такой потный. Очень потный мальчик. Не думаешь ли ты, что пора наполнить презерватив?

– Сэр?

– Может, тебе нужно возбудиться? А? Хотя бы немного?

– Сексуально возбудиться?

– Да.

– Вы хотите возбудить меня? Сэр?

Джек резко встал. Повернулся к Вольфу.

Вольф был без рубашки, но в брюках и сапогах. На поясе в кобуре висел шестизарядный револьвер.

– Сэр! – воскликнул Джек. – Установления Клана запрещают использование спиртного и других наркотиков!

– Естественно! – кивнул Вольф.

– Сэр! – Джек указал на окно. – Этой ночью в лагере спиртное лилось рекой. Многие курили марихуану!

– Да, конечно, – не стал отрицать очевидного Вольф. – И что такого? Мальчики немного стравили пар. И потом… – он улыбнулся Джеку. – Мы должны завлечь их. Разве можно возлагать на нас ответственность за их пристрастия? Со временем мы, конечно, ужесточим контроль…

– Сэр! – Джек чувствовал, как пот течет по его телу. Он догадался, что действие изрядной порции соли, съеденной им за завтраком, кончилось. И теперь ему предстояло потеть, как всем. – Установления Клана запрещают гомосексуальные отношения.

– Гомосексуальные? – Брови Вольфа взлетели чуть ли не до волос. Правая рука сдвинулась к рукоятке пистолета.

– Все, что попахивает гомосексуализмом. Сэр!

– Черт побери! Ты думаешь, что я склонял тебя… – тяжело задышал Вольф, – …к гомосексу…

– Вы предлагали возбудить меня сексуально. Сэр!

– Это не гомосексуализм! Ты сидел в тюрьме. Только с мужчинами… – Не отрывая глаз от Джека, Вольф достал из кобуры револьвер. – Ты обвиняешь меня в гомосексуализме? Да я тебя сейчас пристрелю! Неужели ты думаешь, что я позволю тебе распускать такие слухи? Я скажу, что зашел в кабинет и увидел, как ты крадешь информацию из компьютера.

Джек взглянул на лежащие на столе дискеты. Сказанное Вольфом соответствовало действительности.

Вольф поднял револьвер. Прицелился в Джека.

– Ты затеял драку. Мне пришлось пристрелить тебя.

– Так стреляйте. – Голос Джек звучал буднично, устало.

Апатично махнув рукой, Джек присел на кушетку у стены. Взял гитару, провел пальцами по струнам.

– Сукин ты сын, – воскликнул Вольф, все еще держа Джека на мушке. – Ты думаешь, что сможешь очаровать меня?

Джек кивнул:

– Так точно.

Джек сыграл и спел командору Вольфу песню Кандел-Эбба «Завтра мир будет принадлежать мне» из мюзикла «Кабаре».

Слушая, командор опустил револьвер. Его глаза заблестели от слез.

– Черт бы тебя побрал! – пробормотал командор Вольф.

Выходя из кабинета, он обернулся:

– Если ты скажешь кому хоть слово, я тебя застрелю! Расшибу тебе коленные чашечки! Оторву яйца!

Джек играл на гитаре, пока командор не улегся в постель.

А затем вновь начал копировать файлы.

* * *

– Привет. – Перед самым рассветом в кабинет всунулся Трейси.

– Доброе утро, – ответил Джек.

Он скопировал все как из памяти компьютера, так и из тех баз данных, в которые смог попасть с помощью книги паролей Трейси. Пометив дискеты микроскопическими знаками ему только ведомого кода, Джек сложил их в бумажные футляры, футляры засунул в пластиковые обертки, дабы они выглядели как новые и неиспользованные.

Он уже собирался прилечь и немного вздремнуть.

– Что поделываешь? – спросил Трейси.

– Думаю, где взять кофе.

– Ты только что встал? – Трейси глянул на кушетку.

– Встал.

– Кофе я сварю. Черный?

– С сахаром.

Трейси ретировался на кухню, а Джек сдвинул покрывало на кушетке, создавая видимость того, что он на ней спал, и вставил в видеокамеру заряженный конденсатор. «Интересно, – подумал он, – отметит ли Трейси в хронике событий, а он вел ее постоянно, таская с собой доску с закрепленными на ней листками бумаги, что ранним утром он сварил две чашки кофе и в одну положил ложечку сахара».

Впрочем, Джек мог лишь благодарить Трейси за педантичность.

Компьютер Трейси содержал образцово. Любая информация выводилась на дисплей с минимумом хлопот.

Идеальные условия для воровства!

– Держи. – Трейси, в одним трусах, протянул Джеку кружку кофе. – Одна ложка сахара.

Потом Трейси сел на кушетку, привалился спиной к стене, подтянул колени к груди. Худощавый юноша с темными глазами, темными волосами.

– Трейси, а какая у тебя фамилия? – спросил Джек.

– Вольф.

– Так ты сын Карстона Вольфа?

– Да.

Хотя вращающийся стул перед компьютером изрядно надоел ему за ночь, Джек вновь сел на него и повернулся к Трейси:

– Вольф – это настоящая фамилия вашей семьи?

– Разумеется, нет. Отец законным способом поменял ее. По очевидным причинам.

– А какая фамилия была у вас раньше?

– Не твое дело, Фаони.

Джек поднес кружку к губам, отпил.

– Спасибо за кофе.

– Ты сидел в тюрьме? – спросил Трейси.

– Да.

– И как там идут дела?

– Ты спрашиваешь о делах нашего движения? Очень хорошо. За последние пять лет Крайгель организовал отделения Клана в каждой федеральной и во всех главных тюрьмах штатов. Почти половина белых, из тех, кто имеет шанс выйти на свободу, вступили в Клан. Разумеется, многие присоединились к нам лишь для того, чтобы остаться в живых в тюрьме.

Трейси выпятил подбородок.

– А кто это начал?

– Начал что?

– Разве не черные начали организовываться по расовым признакам?

– Да, – согласился Джек. – Для защиты.

– От кого им защищаться? Ведь большинство заключенных – черные.

– Нет, – покачал головой Джек.

– А я думал, что их больше.

– Это вопрос сложный. Но, так или иначе, Крайгель собрал немалые силы.

– Да, – улыбнулся Трейси. – Долго это не продлится.

– Есть планы?

– Конечно.

– Какие?

– Не мне рассказывать тебе о них. Крайгель все знает. Мой отец ввел его в курс дела. Сегодня будет проведено совещание. Мне неизвестно, будешь ли ты на нем присутствовать.

– Разумеется, буду.

– Вот там все и узнаешь. Как ты думаешь, Крайгель сознательно пошел на это преступление, чтобы попасть в тюрьму? Ты понимаешь, чтобы создать организацию заключенных?

– О боже!

– Такое возможно. Он удивительный человек.

– Это точно.

– Мой отец разработал действенную программу военной подготовки.

– Ты от нее в восторге?

– Да. Я стал экспертом по ружьям и полуавтоматическому оружию. Аттестован как снайпер. Умею обращаться с ручными гранатами. Сейчас изучаю минометы. Мы упорно готовимся.

– Это заметно.

– Но особенно меня интересует диверсии. Наши диверсионные отряды набирают мощь. Отец говорит, что диверсии – наш шанс.

– А чем занимался твой отец до того, как стал командором Вольфом?

– Продавал страховые полисы.

– Служил в армии?

– В снабженческих частях.

– Понятно.

– Он блестящий коммивояжер. Может продать снег эскимосам. Ты слышал его вчерашнюю речь?

– Да. А где твоя мать?

– Она оставила нас. Не вытерпела дисциплины. Я хочу сказать, мой отец требовал, чтобы все делалось вовремя и как надо, он же взял на себя огромную ответственность, организуя все это. Она не могла понять, почему иногда необходимо бить людей, чтобы они не повторяли одну и ту же ошибку. Ты меня понимаешь? Я хочу подчеркнуть, сколь велика ответственность моего отца. Он – великий человек.

– Откуда вы родом?

– Иллинойс. Штат Линкольна. Я его ненавижу. Освободить всю эту мразь!

– Тебя так воспитывали с детства?

– В каком смысле?

– Ну, в вере…

– В права белых? Конечно. Деда моего отца зарезал ниггер.

– Твоего прадеда зарезал черный?

– Почему ты так говоришь?

– Если бы его зарезал белый, ты и твой отец выступали бы против белых?

– Не нравится мне ход твоих мыслей. Что-то ты говоришь не то.

– Ты куда-нибудь уезжал отсюда?

– Из лагеря? Конечно. Мы ездили в Декатур.

– Развлеклись?

– Да нет.

– Почему?

– Отец не разрешил мне ходить в форме. Там были ниггеры. Они свободно общались с белыми. Они там прямо кишели. Подозреваю, некоторые имели при себе ножи.

– Ты испугался?

– Да нет. Мне было как-то не по себе. Они ненавидят нас.

– Кто?

– Ниггеры. Другого и быть не может!

– Почему?

– Эй, Джек, что ты такое несешь? Ты же лейтенант Крайгеля, его помощник.

– И что?

– Иной раз ты говоришь точь-в-точь, как какой-нибудь паршивый либерал. Джек улыбнулся:

– Я проверял твою мотивацию, Трейси. Мне кажется, тут в основном эмоции. Ты эмоциональная личность, Трейси? Это плохо.

– Хватит! – Трейси опустил ноги на пол.

– Мне кажется, нельзя быть настоящим бойцом за идею, если за этим стоят личностные, эмоциональные мотивы. Разве ты не читал статей Крайгеля? Он говорит, что эмоциональным людям нельзя полностью доверять. Так что относительно тебя у меня есть большие сомнения.

Трейси направился к двери. Повернулся к Джеку. С тем же выражением лица, что и его отец несколько часов тому назад.

– Мой отец – великий человек, – отчеканил Трейси. – И он говорит, что я во всем похожу на него. Я делаю все, о чем он просит! Мы заняты важным делом! Необходимым! Не сомневайся во мне, Фаони! Посмотрим, как ты поведешь себя, когда начнется стрельба. Держу пари, ты затрясешься от страха!

– Не знаю, что тебе и сказать, Трейси. – Джек так и не поднялся с вращающегося стула. – Мне представляется, что тебе надо бы разобраться, почему ты здесь, что ты тут делаешь? У меня такое ощущение, что ты слишком мягок.

Трейси захлопнул за собой дверь.

Джек хохотнул. Небо за окном уже порозовело. Он выключил настольную лампу.

– Новый день. – Джек зевнул. – Опять суета.

Глава 19

– «Блайт-Спирит». Доброе утро.

– Доброе утро. Это Джек Фаони. Могу я поговорить с моей мамой, мисс Кристел Фаони?

– Ваша мать медитирует. Вы знаете пароль, мистер Фаони?

– Здоровье, – ответил Джек.

Этим паролем Кристел пользовалась с самого первого визита в «Блайт-Спирит». Он никогда не менялся.

Джек вернулся в кабинет в бревенчатом доме, служившем штаб-квартирой, после прогулки по лагерю Орания. Когда уже совсем рассвело, он прошелся по окрестностям с видеокамерой. И заснял все. Шоссе, проселочную дорогу, трейлеры, навесы, переносные туалеты, бревенчатый дом, флагшток, флаг, окружающие лагерь холмы, мишени на стрельбище, опечатанный старинный бункер, в котором, как он предполагал, хранились оружие и боеприпасы.

Напоследок он навел видеокамеру на повара, болтающегося на толстой ветви.

Вернувшись в штаб-квартиру, он нарушил завтрак командоров Крайгеля, Вольфа и лейтенанта Трейси, сообщив им о том, что повара повесили. Завтрак командорам готовил Трейси.

Крайгель хлопнул ладонью по столу и рассмеялся.

– Понятно! Значит, они блевали не от моей речи! А я-то уж подумал, что потерял прежнюю хватку! Парни разобрались, что во всем виноват фаршированный перец! И повесили повара!

– Черт! – выругался Вольф. – Хорошего повара не так-то легко найти. Этот готовил неплохо. Из любых продуктов.

– Хорошо, что они повесили повара, а не оратора! – Крайгель вновь рассмеялся. – Другого, наверное, и быть не могло! Парни знают, что не хлебом единым жив человек!

– Извините, что помешал вашему завтраку, – продолжил Джек. – Я нашел еще одного покойника. В лесу, за женскими трейлерами.

– Возьми пару яиц, Джек, – предложил Крайгель. – Что-то у тебя усталый вид. Плохо спал? Я-то отлично выспался. Крепкий сон – лучшее лекарство от всех болезней. Вы, молодые, быстро восстанавливаете силы. Нам на это требуется куда больше времени. Давай я налью тебе кофе.

Завтрак они закончили вчетвером. Вольф и его сын обсудили, где похоронить повара и второго покойника. Трейси получил задание найти повару замену и поручить ему незамедлительно готовить завтрак. Похороны Вольф взял на себя.

– Мы отложим церковную службу, чтение Библии и мою проповедь, – решил Крайгель. – Проведем их через час после того, как этого кулинара зароют в землю. – Он в какой уж раз рассмеялся. – К одиннадцати мы успеем?

– Несомненно. – Вольф поставил на стол кружку из-под кофе. – Я хочу, чтобы все окончательно проснулись до того, как они услышат, что этот чертов еврей Моисей женился на негритоске.

С тем он и его сын вышли из дома.

Крайгель повернулся к Джеку:

– Моисей женился на негритянке? Где этот человек черпает столь безумные идеи?

– Не имею ни малейшего понятия, – ответил Джек.

Единственный в лагере телефон находился в кабинете, так что Джек знал, что его никто не подслушает. Крайгель последовал за Вольфом, чтобы посмотреть, «посинел ли труп»

Телефонистка переключила его на номер Кристел. Она взяла трубку лишь после десятого звонка. Джека это не удивило. Он привык к тому, что его мать еле двигается.

– Привет, ма.

– Джек, как у тебя дела?

– Все ничего. Только хочется поспать и принять душ. Как ты?

– Обычное дело. Потеряла несколько фунтов, – пустыня Сахара потеряла бы столько же, если б кто позаимствовал ведро песка. – Но у тебя все в порядке? Расскажи мне о себе. Ты нашел отца?

– Да.

– И что ты о нем думаешь?

– У него старческий маразм.

– Старческий маразм? – переспросила Кристел. – У Флетча?

– Да. Он не может вспомнить ни одну из историй, которые ты рассказывала о нем…

Глава 20

– Мистер Флетчер. Мы нашли труп! – объявил Эмери.

– Правда?

– Да. Уже раздувшийся.

В воскресенье утром Флетч проверил факс, что стоял у него в кабинете, убедился, что никаких сообщений от Энди Систа не поступало, и с чашкой кофе поднялся на второй этаж, вышел на балкон. Ему нравилось наблюдать, как поднимающееся солнце разгоняет утренний туман. Голова еще болела, саднила шея в тех местах, где струна впилась в кожу.

Из лагеря Орания под Толливером они с Кэрри уехали около полуночи.

Флетч уже сел за руль, когда Джек наклонился к окошку, словно хотел еще что-то сказать. Флетч ждал, не заводя двигатель, но Джек не разжимал губ.

Тут Флетч понял, что Джек все еще в шоке: он убил человека, они наткнулись на повешенного повара.

Так что первой на проселочную дорогу, ведущую к шоссе, выехала Кэрри.

– Интересно мы провели время? – спросил Флетч Джека.

– Да уж, уик-энды выдавались и поскучнее.

– Этот уик-энд еще не закончился. Джек огляделся.

– Почему вы уезжаете? Развязка может наступить в любую минуту.

– У меня есть другие дела, – холодно ответил Флетч.

Джек не поинтересовался, какие именно.

– Я отличаюсь тем, что всегда докапываюсь до истины.

– Не потому ли вас однажды едва не убили?

– Информации, полученной из одного источника, обычно недостаточно даже для написания газетной статьи. Между прочим, спасибо тебе, что взял для нас дробовик. Ты провел нас обоих.

– Наверное, я еще не могу сказать вам: «Верьте мне».

– Да нет, – возразил Флетч. – Можешь. А теперь повторяй за мной.

– Я готов.

– Все бандиты – трусы.

– Все бандиты – трусы.

– Параноики – враги самим себе.

– Параноики – враги самим себе.

– До свидания.

– До свидания.

По пути на ферму, следуя за Кэрри, Флетч заказал билет на самолет.

Потом позвонил Энди Систу домой.

– Энди! Держу пари, за этот день я успел тебе надоесть.

– Нет, сэр. – Энди зевнул. Уже перевалило за полночь, и Энди скорее всего успел заснуть. – Все нормально.

– Дело в том, что я хочу дать материал о людях, которые могут умереть от ожирения. Особенно меня интересует санаторий «Блайт-Спирит» в городе Форварде, штат Висконсин.

– Вы охрипли, мистер Флетчер. У вас болит горло?

– Есть немного.

– Жаль. Когда вы хотите отснять этот материал?

– Завтра.

– Вы хотите сказать, сегодня? В воскресенье?

– Разве уже воскресенье?

– Для меня да. Если я ложусь в кровать, а потом просыпаюсь, как бы мало я ни спал, для меня это уже следующий день Так я воспитан.

– Ясно. Сегодня. В воскресенье.

– К чему такая спешка, мистер Флетчер? Материал-то не сенсационный.

– Согласен.

– Я вас понял. Извините. Таким способом вы хотите добраться до этой Фаони?

– Правильно.

– И вам нужно добраться до нее как можно скорее из-за другой истории, над которой вы работаете.

– В логике тебе не откажешь, особенно если учесть, что ты еще окончательно не проснулся.

– И позвольте мне высказать догадку: другая история имеет непосредственное отношение к беглецам из федеральной тюрьмы в Кентукки. Я не ошибся?

– Сейчас ничего не могу тебе сказать. Я не уверен, о чем эта история. Не уверен, есть ли она вообще. А если и наберется материал для репортажа, я не имею ни малейшего понятия, как его подать.

– Понимаю.

– Энди, откровенно говоря, в этой истории у меня личный интерес.

– Ага! Так я и думал. Фаони – ваша давняя пассия!

– Так что я оплачу свои расходы сам.

– Мы, работающие за жалованье, оценим это, мистер Флетчер.

– Есть сейчас в Чикаго свободная съемочная группа? Смогут Синди и Мак встретить меня в аэропорту от двенадцати до часа дня?

– Я узнаю.

– Комментарии я, разумеется, напишу сам, если…

– Да, сэр, мистер Флетчер. Я распоряжусь, чтобы отдел исследований передал вам по факсу всю информацию о людях, которые не могут оторваться от еды. Вы получите ее еще до рассвета.

– Отлично. И все о «Блайт-Спирит». Кому принадлежит санаторий, кто им руководит, покрываются ли их услуги медицинской страховкой или клиент платит по кредитной карточке.

– Да, сэр. Но, мистер Флетчер…

– Слушаю, Энди.

– Когда я в прошлый раз звонил в «Блайт-Спирит», они изо всех сил оберегали своих клиентов. Почему вы думаете, что воскресным днем они с распростертыми объятиями примут вас, Синди и Мака с его видеокамерой?

– Разумеется, тебе придется их уговорить. Очаровать. Заверь их, что мы ни в коем разе не посягнем на право их клиентов на уединение. Разве что среди них не найдется доброволец, который сам пожелает выступить перед камерой. Мы не будем навязывать им свою волю.

– А не заподозрят они, что мой полуночный звонок, извещающий их о прибытии съемочной группы ГКН, вызван не интересом к санаторию, а чем-то иным?

– Я уверен, что «Блайт-Спирит» – частный санаторий, единственное назначение которого – получение прибыли. Энди, мы же предлагаем бесплатно отрекламировать их. Они просто вцепятся в тебя. Известность означает приток новых клиентов, новые поступления в кассу. И мы дадим им возможность познакомить общественность с их фирменными методами лечения. Будь уверен, они клюнут на такую приманку.

Энди промолчал.

А Флетч, хохотнув, продолжил:

– Ну хорошо, позвони в «Блайт-Спирит» утром. Скажи, что наша съемочная группа случайно оказалась в их округе, так что им предоставляется шанс…

– Я понял.

– Извини, что звоню так поздно в субботний вечер.

– В воскресное утро.

– В воскресное утро.

– Ничего страшного, мистер Флетчер. Всегда интересно наблюдать, как вы работаете. Держу пари, вы напали на сенсационный материал.

– Не делай ставку на то, чего не знаешь, Энди.

Когда они прибыли на ферму, чисто вымытый джип стоял под навесом.

Поэтому Флетч решил, что в некоем деле поставлена точка.

Он подумал, что останки Хуана Морено вывезены с территории фермы.

Мешок для мусора с грязной тюремной одеждой и ботинками стоял нетронутым у двери черного хода.

Телефон работал.

Флетч еще не успел выпить кофе, когда на двор въехал грузовик Эмери. Обычно он не появлялся на ферме по воскресеньям.

Эмери подошел к дому, щурясь от солнечного света.

– Я не знал, что вы с Кэрри вернулись ночью. Поэтому решил подъехать, чтобы накормить лошадей и кур.

– Спасибо, Эмери. Мы вернулись довольно-таки поздно.

– Я понял, что вы дома, лишь увидев ваши автомобили под навесом.

– Мы ездили на танцы. В Алабаму.

– Хорошо повеселились?

– Пожалуй, что да.

– Вы тоже танцевали, мистер Флетчер?

– Нет, только смотрел.

– Много хорошеньких девушек?

– Хорошеньких девушек… – Флетч запнулся, вспомнив потных, обнаженных до пояса мужчин, лупящих друг друга у костра. – Кроме Кэрри, я ни на кого не смотрю.

– В гости к маме вы бы их не позвали, так?

– Кое-кого я бы позвал к судье.

– Такие страшные?

– Ужасные.

– Мистер Флетч, я подумал, что мы потеряли корову. Учуял трупный запах. Нос вывел меня к оврагу. Там лежит человек. Мертвый. Подозреваю, один из сбежавших преступников.

– Возможно. Утром все твои родственники были на месте, Эмери?

Эмери рассмеялся:

– Всех их пересчитать невозможно. Но в трупе я никого из них не признал.

– Это хорошо. – Флетч допил кофе. – Пожалуй, прогуляюсь с тобой к оврагу, прежде чем звонить в полицию.

«Хотя шерифа на месте и не будет», – сказал он себе.

Флетч понимал, что ему нет нужды идти. В овраге лежал труп Хуана Морено, сбежавшего из федеральной тюрьмы в Томастоне, штат Кентукки. Флетч уже видел его. И не хотел лицезреть вновь.

Но журналистская выучка заставила его спуститься вниз, положить чашку в раковину, прогуляться с Эмери до оврага и посмотреть на останки Морено.

Он не мог сообщать о том, чего непосредственно не видел сам.

* * *

– Полагаю, мне придется слетать в Чикаго.

Кэрри, в халате, с чашечкой кофе, вошла в кабинет.

Сидя за столом, Флетч просматривал материалы, полученные по факсу из штаб-квартиры ГКН и от Энди Систа. Методы лечения обжор вообще и применяемые в «Блайт-Спирит» в частности, год основания санатория, его структурные подразделения, фамилии владельца, администрации, ведущих специалистов, расчетное число пациентов, номер лицензии.

Помимо этого Энди сообщал, что Мак в больнице с переломом ноги, но в чикагском аэропорту от двенадцати до часа его будут ждать Синди и Роджер. Администрация «Блайт-Спирит» с радостью согласилась принять съемочную группу ГКН во второй половине дня и со своей стороны пообещала уговорить одного или двух пациентов «сказать им несколько слов о качестве лечения и уровне обслуживания».

– Когда? – Кэрри села на диван.

– Сейчас вот оденусь и поеду.

– Ты собираешься пообщаться с Кристел? Но я думала, что она никого к себе не подпускает.

– Я надеюсь пообщаться с ней.

– Может, она покажет тебе почтовые открытки, которые ее сын посылал из Греции?

– Может, и покажет.

– А что ты предпримешь, если так оно и будет?

– Не знаю.

– «Мы все – загадки, требующие разрешения», – процитировала Кэрри Флетча.

– Что-то в этом роде, – ответил Флетч.

– Не знаю, что еще ты можешь предпринять. Ты должен попытаться встретиться с Кристел, и как можно скорее. Но, чьим бы сыном ни был этот парень, прошлой ночью он спас нам жизнь. В этом сомнений нет. Я практически не сомкнула глаз. Все время ворочалась без сна.

– Я знаю.

– Флетч, я до сих пор сомневаюсь, наяву я это видела или мне все причудилось. Эти жуткие мужики. Эти безумные глаза. Оружие. Грязь, в которой живут их женщины и дети. Эти трое парней, которых разметал старина Лири. Их мерзкие речи. «Ниггеры», «дети Сатаны», «сионистское государство». Бесконечные вопли о «правах белых» до сих пор звенят у меня в ушах. А как они все блевали. Неужели Джек добился этого с помощью электроники? А эти бешеные танцы у костра. Эти глупые люди, сталкивающиеся, словно самодвижущиеся игрушки, лупящие друг друга по головам. Шериф Роджерс, убитый одним ударом. Повар, болтающийся на дереве.

Глаза Кэрри припухли от слез.

– Эта ночь далась тебе нелегко.

– Тебе тоже.

– Пока я ни в чем не уверен. Может, причина в тех ударах, которыми наградил мою голову шериф. Я до сих пор не знаю, почему все это произошло, и что, если такое вообще возможно, мы должны предпринять.

– Я не буду знать, что я действительно видела и слышала, пока окончательно не выяснится, сын тебе Джек или нет. Это логично?

Флетч не спешил с ответом.

– Я хочу сказать, – продолжила Кэрри, – что делает Джек среди этих людей, если он твой сын? Так или иначе, почему он втянул нас в эту мерзкую историю?

– Дети только и занимаются тем, чтобы создавать проблемы родителям. Мне не раз говорили об этом. – Флетч потянулся к телефону. – Я должен позвонить в полицию.

– Бедная Фрэнси, – вздохнула Кэрри. – Я же ей ничего не смогу сказать.

– Это точно.

* * *

– Этна? Почему ты на работе в воскресенье? А как же хор?

– Доброе утро, мистер Флетчер. Все остальные совершенно вымотались после охоты на сбежавших преступников. И от шерифа со вчерашнего дня ни слуху, ни духу. Словно он умер.

Флетч воздержался от комментариев.

– Этна, мы нашли в овраге покойника.

Глаза Кэрри вылезли из орбит.

– Не может быть!

– Может. Судя по тому, как выглядит труп, он пролежал в овраге больше суток. Тело неимоверно раздулось. Лопнули все пуговицы на рубашке, разорвалась «молния» на джинсах.

– О-о-о, – простонала сидевшая на диване Кэрри.

– Готов поспорить, это один из сбежавших преступников, которых вы искали.

– Шерифа это порадует. Парни разочарованы тем, что не поймали хотя бы одного из этих бандитов. Я сейчас же позвоню ему. Возможно, он захочет взглянуть на покойника до церковной службы.

– Позвоните, пожалуйста.

– А Кэрри далеко?

– Сидит рядом.

– Передайте ей трубочку. У меня есть рецепт орехового пирога Энджи Келли, который Кэрри хотела переписать…

Флетч протянул трубку Кэрри:

– Этна хочет поговорить с тобой. Насчет орехового пирога.

– О господи! – Кэрри пересекла кабинет, взяла трубку.

– Доброе утро, Этна, как поживаешь?

Поднимаясь на второй этаж, Флетч бормотал: «Боже ты мой! Наверное, мы никогда не избавимся от этого проклятого трупа!»

Глава 21

– Майами. – Театральным жестом командор Крайгель расстелил карту города Майами, штат Флорида, на квадратном деревянном столе в столовой бревенчатого дома в лагере Орания под Толливером, штат Алабама. Карта покрыла весь стол.

Командор Вольф уставился на карту.

– Майами?

– Майами! – воскликнул Джек. – Фу!

Трейси зарделся, посмотрев на карту.

В воскресенье, в три часа пополудни, они вчетвером стояли у стола.

Совещание началось позже, чем они намечали.

Джек немного вздремнул, а проснувшись, взялся за подготовку системы громкой связи, дабы все могли услышать проповедь преподобного Крайгеля, намеченную на одиннадцать часов.

Разматывая и подсоединяя провода, он увидел возвращающуюся из леса похоронную команду, семь человек с лопатами. Подойдя к бревенчатому дому, они долго пили воду из шланга. Как он понял со слов мучимых жаждой мужчин, они вырыли одну очень большую яму, в которую и сбросили повешенного повара, неопознанное тело Джозефа Роджерса и кости теленка.

Преподобный Крайгель сказал над могилой несколько слов, отметив, среди прочего, к изумлению могильщиков, что они «похоронили повара в обнимку с ростбифом».

Перед церковной службой Джек запустил через динамики военные марши, как и приказал ему Крайгель. После бурной ночи члены Клана вяло подтягивались к бревенчатому дому.

Крайгель и Вольф, каждый с Библией в руках, сидели на раскладных стульях на крыльце.

С ангельским выражением лица, не отрывая глаз от флага, Трейси пригласил к микрофону «нашего фюрера, преподобного доктора командора Криса Крайгеля, провидением божьим освобожденного из когтей сионистского государства».

Паства, рассевшаяся на земле, пробурчала в ответ: «Хайль». Некоторые подняли правые руки до уровня груди.

– Государства, – без преамбулы продолжил Край-гель, – которое предало каждого настоящего белого гражданина этой великой страны, Соединенных Штатов Америки.

– Права белых, – невнятно донеслось с земли.

– Сегодня, – возвестил Крайгель, – мы стоим у истоков новой мировой революции. Некоторые могут назвать ее возрождением национализма. Это революция Кланов, племен! Мы все поднимемся и ринемся в битву. Говорю вам, братья мои, мы должны быть готовы подняться как белая нация! Каждое племя, каждая народность в этом мире стремится к тому же, поэтому мы должны очиститься духовно, очиститься этнически, изгнать из нашей среды всех, кто не наш.

Стоя за электронным пультом, Джек вставил в уши затычки, надел наушники.

Повернул некоторые диски.

К его величайшему сожалению, первой начала блевать беременная женщина, затем двое детей.

А вскоре все мужчины, провеселившиеся едва ли не до утра, стояли на коленях, покрывая землю лужами блевотины. Потом они начали расползаться, в поисках чистого места для новых луж.

Трейси тем временем ретировался с крыльца в дом.

Командор Вольф последовал за ним, но на пороге его согнуло пополам, и он облевал как крыльцо, так и прихожую.

Проповедника Крайгеля на этот раз вырвало, когда он отвернулся от микрофона.

Держась за головы и животы, паства разбрелась. Кто к трейлерам, кто в лес.

Некоторые упали на землю прямо на опушке, едва добравшись до тени.

В итоге отпала необходимость готовить ленч: аппетит у всех отшибло начисто. Лагерь Орания затих.

И совещание командоров Крайгеля и Вольфа началось лишь около трех.

– Вы ему доверяете? – Вольф зыркнул на Джека, вошедшего в комнату.

– О да, – кивнул Крайгель.

– А я вот нет.

Джек улыбнулся Вольфу:

– Разумеется, вы мне доверяете.

– Джек ниспослан мне Богом, – пояснил Край-гель. – Он пробыл со мной недолго, но именно благодаря ему мне удалось бежать.

– М-м-м-м… – Вольфа этот довод не убедил. – Мой сын – это одно…

– А я – другое, так? – спросил Джек.

– Джек для меня как сын, – заметил Крайгель. – Кроме того, вы видели его отца.

– Это одна из проблем, – гнул свое Вольф. – Его отец никоим образом с нами не связан, если судить по его словам.

– Еще как связан, – возразил Крайгель. – Отец Джека очень помог мне. Укрыл от полиции, переодел, провез через полицейские кордоны, доставил сюда.

– Мне не понравились разговоры этого Флетчера.

– Неважно, что человек говорит, – назидательно сказал Крайгель. – Главное, что он делает.

– Пожалуй, я с этим разберусь, – упрямился Вольф. – У меня есть свои источники информации.

– Джек застрелил сотрудника полиции. – Крайгель пустил в ход тяжелую артиллерию. – Женщину.

– Ну хорошо, – согласился Вольф. Вот тогда Крайгель и расстелил на столе карту Майами.

– Господа, присядем.

Они сели с четырех сторон стола.

– Хотя нас только двое, – продолжил Крайгель, – не считая наших лейтенантов, наше совещание войдет в историю. Поэтому я попросил Джека записать все на пленку.

Джек достал из кармана диктофон, положил на карту Майами, включил.

Он все равно намеревался все записать, будет на то желание Крайгеля или нет.

– Трейси, – повернулся Вольф к сыну, – стенографируй.

Трейси уже приготовил доску с несколькими листами бумаги и ручку.

– Я предлагаю трехэтапный план, который позволит нам достичь поставленной цели. Цель эта – выгнать людей из Майами.

– Каких людей? – Вольф уставился на карту, словно хотел найти на ней не названия улиц, а фамилии неугодных. – Почему из Майами?

– Разве вы не слышали, что Майами называют столицей Латинской Америки?

Вольф об этом, похоже, не слышал.

– Довольно-таки большой город.

– Почти все его жители – чужаки, – безапелляционно заявил Крайгель.

– Чужаки? – Теперь уже Трейси вперился в карту, желая увидеть на ней свидетельства пребывания чужаков.

– И как вы намерены атаковать Майами? – спросил Вольф.

– Первый этап – разведка, – ответил Крайгель. – Второй – диверсии. Третий – вооруженное выступление.

– Вы намерены захватить Майами? – спросил Вольф.

– Совершенно верно, – кивнул Крайгель.

– Захватить и удержать?

– Почему нет? Вы думаете о военной мощи сионистского государства Соединенных Штатов?

– Такие мысли приходят на ум.

– Как только мы захватим Майами, весь регион захлестнет поток белых американцев, жаждущих сбросить ярмо так называемой демократии, равенства и прочей белиберды. Контролируемая нами территория будет расширяться, захватывая Техас, Колорадо, Неваду. Майами станет нашей столицей.

– Там прекрасный климат, – отметил Джек.

– Вы мыслите по-крупному. – В голосе Вольфа слышалось уважение.

– Мы это сделаем, – заверил его Крайгель. – Максимум за три года.

– Но как? Где мы возьмем людей?

– Судя по полученному мною докладу, ваша организация насчитывает тридцать тысяч членов. Я на текущий момент контролирую половину заключенных Соединенных Штатов. Вы представляете себе, сколько это народа?

– Много, – ввернул Джек.

– Кроме того, мы имеем немало сторонников среди студентов, безработных… Да, люди у нас будут, если мы привлечем их, подготовим и направим их энергию в нужное русло. Нам нужны новые тренировочные лагеря, много лагерей. И за образец мы должны взять организованный вами, командор Вольф, лагерь Орания. – Вольф расправил плечи. – Я вижу, вы становитесь одним из лидеров нашего движения.

Трейси, раздуваясь от гордости, повернулся к Джеку и скорчил гримаску.

– Разведка. – Крайгель наклонился к карте. – Мы должны знать, где расположены электростанции, снабжающие город электричеством. Как перекрыть поступающую в Майами воду. Вывести из строя канализационные коллекторы. Взорвать основные мосты.

– Там же море, – заметил Джек. – Океан.

– Да. – Крайгель провел рукой по кусочку Атлантического океана, попавшего на карту. – Я полагаю, что чужаки покинут город морем. Уплывут в Латинскую Америку. И в Нью-Йорк.

– Но они могут доставить по морю еду, воду, войска, – указал Вольф.

– Они не успеют.

– Сэр? – вмешался Трейси. – Как мы сможем атаковать город, предварительно взорвав мосты?

– Это изуминка моего плана, – ответил Край-гель. – Вы слышали о пятой колонне? О троянском коне? Наши войска уже будут в городе. После отключения электроэнергии и воды мы захватим аэропорт. А потом будем занимать квартал за кварталом, тесня чужаков в море.

– Но им не хватит кораблей, – обеспокоился Трейси.

– Пусть выбираются из города вплавь, – усмехнулся Крайгель.

– Ты все записываешь? – спросил Вольф сына.

– Да, сэр.

Вольф откинулся на спинку стула.

– План четкий и продуманный. Скажите мне, командор Крайгель, где мы возьмем деньги для всего этого? На подготовку наших людей, закупку оружия?

– Много маленьких Майами, – ответил Крайгель. – Опробуем все на модели. Через шесть недель, я думаю, командор Вольф, этого времени вам хватит, чтобы подготовить первую группу, мы выберем маленький городок на Юго-Западе, Юге, Среднем Западе, Западе, это неважно, проведем детальную разведку, отключим воду и электроэнергию, атакуем и освободим городские банки и прочие деловые и финансовые учреждения от наличности Это миллионы и миллионы долларов.

– М-м-м-м… – Вольф обдумывал услышанное. – Экспроприация. Идея мне нравится. Мы постараемся удержать эти маленькие города?

– Нет, – покачал головой Крайгель. – Только обчистим их. Вы наносите внезапный удар, запираете полицейских и прочих городских тиранов в их же собственных тюрьмах и сматываетесь той же ночью, унося с собой все деньги и ценности.

Вольф стукнул ладонью по столу:

– Великолепно! Я «за»!

– Остальная часть моего плана касается вас и меня, мой дорогой Вольф.

– Не обращайтесь ко мне «мой дорогой», – насупился Вольф.

– Я намереваюсь разместить свою штаб-квартиру здесь, в лагере, который я нарек Оранией.

– Мы будем счастливы принять вас у себя.

– Тогда используйте все ресурсы, которыми вы располагаете, и постройте красивый дом для меня и моих ближайших сотрудников. Большой и роскошно обставленный. С кондиционированием воздуха и бассейном.

Вольф мигнул:

– Будет исполнено.

– Мы должны поддерживать престиж вождей.

– Несомненно.

– Иначе члены нашего общества перестанут нас уважать. И мне потребуется преторианская гвардия, абсолютно верные люди, готовые умереть за меня. Такие дома необходимо построить мне и в других регионах страны, а также подготовить абсолютно безопасные маршруты. Чтобы я мог попасть в любой из них, не привлекая излишнего внимания.

Вольф мигнул несколько раз.

– Послушайте, лейтенант Трейси показывал мне приветствия, полученные из отделений нашей организации как этой великой страны, так и всего мира. Абсолютно ясно, что я – признанный лидер. Я настаиваю на том, чтобы все делалось, как полагается. Я должен иметь все необходимое.

Вольф задумался.

– В том числе вертолеты, – вставил Джек.

– Да, – кивнул Крайгель. – Очевидно, мне придется часто бывать в других лагерях. Вертолеты необходимы.

– Одного не хватит? – спросил Вольф.

– Второй должен быть в резерве.

– И ему нужен по меньшей мере один вертолет эскорта, – добавил Джек. Крайгель рассмеялся.

– Не волнуйтесь. – Он накрыл ладонью руку Вольфа. – У меня большие планы, но это не значит, что надо хвататься сразу за все. С завтрашнего утра вы начнете готовить людей к нападению на маленький город. Чтобы к нам стали относиться с должным уважением! Чтобы расширить наши ряды! Чтобы набить деньгами наши сундуки! Дать мне возможность свободно передвигаться по стране, встречаться с другими командорами, решать организационные вопросы, содействовать реализации наших целей.

– Майами, – напомнил Джек. Крайгель встал:

– На Майами! Трейси вскочил:

– На Майами!

– И последнее. – Крайгель посмотрел в окно. – Надо что-то предпринять для оздоровления этого места. Каждый раз, когда я произношу речь, людей рвет. Причина не в еде. Повара повесили зря. И, разумеется, не в произнесенных мною словах. Должно быть, тут плохая вода.

– Совершенно верно, – поддакнул Джек. – Виновата вода.

Глава 22

– Извините, сэр. Вы мистер Флетчер?

– Да.

Обращался к нему молодой человек в белоснежном халате.

– Одна из наших пациенток, мисс Фаони, выразила желание встретиться с вами. Вы не возражаете?

Флетч улыбнулся:

– Отнюдь. Где она?

– В своей комнате. Если хочешь похудеть, нельзя отвлекаться, думать о чем-то другом, но… – Молодой человек пожал плечами: – Вас не затруднит пройти со мной?

– Разумеется, нет.

Синди и Роджер встретили Флетча в чикагском аэропорту без четверти час. Втроем в микроавтобусе ГКН проехали сто двенадцать миль, разделявших Чикаго и город Форвард, штат Висконсин.

Сначала за рулем сидел Роджер, а Синди изучала материалы, касающиеся санатория «Блайт-Спирит» и применяемых там методов лечения ожирения, переданные Флетчу по факсу. Флетч изучил их в самолете, доставившем его из Нашвилла в Чикаго. Потом, сидя на заднем сиденье микроавтобуса, они написали сценарий передачи.

Покончив со сценарием, Синди сменила Роджера. Сказала, что отдыхает сидя за рулем.

Персонал «Блайт-Спирит» принял их с распростертыми объятиями.

Не попадая в кадр, Флетч помогал Роджеру найти наиболее выигрышные точки для наружной съемки. В корпусе вместе с Роджером и Синди они брали интервью у сотрудников, администрации, пациентов.

Когда Флетча повели в комнату Кристел Фаони, Синди уже усадила пациента на солярии и готовилась задавать вопросы.

Интервью она брала не в первый раз, так что вполне могла обойтись без Флетча. Благо сценарий был у нее под рукой.

Чтобы вовремя попасть в аэропорт Нашвилла, Флетчу пришлось пожертвовать завтраком. В машине он съел яблоко. Не успел перекусить и в аэропорту. В самолете предлагали только спиртное и прохладительные напитки. А в чикагском аэропорту он не хотел задерживать Синди и Роджера.

День уже катился к вечеру.

Флетч очень хотел есть.

Но не знал, как отреагирует персонал «Блайт-Спирит», попроси он что-нибудь из еды.

Они уже подходили к комнате под номером 27, когда молодой человек замедлил шаг.

– Мисс Фаони пожелала во время разговора с вами оставаться за занавеской. Вы понимаете, что это ее право?

– За занавеской?

– Некоторые наши пациенты очень чувствительны, когда дело касается их внешности.

– Понятно.

У Флетча урчало в животе.

* * *

Флетча ввели в великолепно обставленную комнату. Двуспальная кровать, ночной столик, два широких кожаных кресла, сельские пейзажи на стенах, сдвижная стеклянная дверь на балкон.

Занавеска отделяла часть комнаты от кровати до дальней стены. Белая пластиковая занавеска, совсем как та, что задергивают в ванной, моясь под душем.

Через занавеску Флетч различал лишь очертания огромного тела. Тело венчала сфера с аккуратной прической.

Флетч не сразу понял, что он видит сидящего человека.

– По моим расчетам, Флетч, – раздалось из-за занавески, – если взять за точку отсчета встречу с Джеком, тебе потребовалось меньше сорока восьми часов, чтобы найти меня и прорвать мою последнюю линию обороны.

Голос принадлежал Кристел Фаони.

– Привет, Кристел. Жаль, что не могу сказать «как я рад тебя видеть».

– Невелика эта радость, доложу тебе.

– Как ты узнала, что я здесь?

– Услышала твой голос. Наблюдала за тобой из окна.

– Тебе не было нужды приглашать меня к себе.

– Я пришла к выводу, что ты так или иначе доберешься до меня. Но никак не могла решить, хочу ли я тебя видеть…

– Ты ожидала моего появления здесь?

– Я же тебя знаю.

– Да. Знаешь.

– Ты приехал со съемочной группой ГКН?

– Да.

– Ловко. Я уверена, что владельцы и администрация «Блайт-Спирит» рады бесплатной рекламе.

– Они всячески нам содействуют. Так почему ты пригласила меня в свою комнату?

– Как только я увидела тебя… Ты на это рассчитывал, верно?.. Ты почти не изменился. Ты сидишь?

Кристел освещал падающий из окна свет. Он же находился в тени, поэтому она его не видела.

– Нет.

– Присядь, пожалуйста.

Флетч едва не утонул в кресле. И уж, конечно, не смог положить руки на подлокотники. Конструкторы кресла предполагали, что сидеть в нем будут более пышнотелые люди.

– Благодарю. Мне вспоминается, что в свое время мы вывалились из душа аккурат через такую же занавеску.

– Я это тоже помню. Мокрые, голые, как это было чудесно. Та журналистка, не помню ее фамилии, нашла нас на полу, когда мы пытались выбраться из-под занавески.

– Фредди Эрбатнот.

– Мы так смеялись. Я боялась, что ты используешь ее появление как предлог для прекращения того, чем мы занимались. Ты, однако, этого не сделал.

– Нет, не сделал.

– Тебя не так-то легко смутить.

– Джек – мой сын?

– А как ты думаешь?

Перед мысленном взором Флетча побежали образы: молодой человек, весь в грязи, в мокрой тюремной одежде; он же, часом позже, чисто вымытый; Джек, сидящий на заборе, освещенный утренним солнцем; Джек, поворачивающий диски электронного пульта в лагере Орания; Джек, склонившийся над телом шерифа Роджерса; Джек, стоящий у дверцы автомобиля, повторяющий за Флетчем фразы…

– Да.

– Так оно и есть.

– Люди отмечают наше физическое сходство.

– Мозги у вас тоже устроены одинаково. Он чертовски любопытен. И душой весь в тебя. Ты нашел его остроумным?

– Остроумным? Наполовину.

– Тебе он понравился?

– Есть и такое.

– Ты его полюбил?

– Кристел, почему ты не сказала мне, что у нас растет сын?

– Ты сердишься на меня за это?

– Ужасно.

– Почему?

– Ты лишила меня приятных минут. Сама понимаешь, отец и сын, сын и отец. Дни рождения. Футбол.

– Ребенок в доме – это не только дни рождения и футбол.

– Ты считала меня абсолютно безответственным?

– Сколько раз ты женился? Трижды?

– Да.

– У тебя были дети от других жен?

– Ты же не знала моих жен. Я хочу сказать, ты была знакома только со мной. Тогда мы еще не успели повзрослеть. Я до сих пор не знаю, что побудило меня жениться на Барбаре и Линде.

– Ты, бывало, говорил, что веришь в общественные институты.

– Да.

– Меняемся не только мы, но и они.

– А особенно меняет их технический прогресс. Велосипед. Автомобиль. Радио, телевидение, телефон, компьютер. Противозачаточные таблетки. Человеческие отношения меняются куда быстрее, чем сами люди. Мы пытаемся не отставать. Но большинству это не удается.

– У твоих жен не было детей от тебя? Как бы ты воспринял известие о том, что я родила от тебя? Какие бы испытывал чувства?

– Возможно, был бы счастлив.

– Ты женился на принцессе из Восточной Европы. Я читала, что ты называл ее Анни-Магги. Ты ее любил?

– Да.

– Ты хотел иметь от нее ребенка?

– Она была беременна, когда ее убили. Я думал, что об этом известно только нам и одному доктору. Возможно, из-за этого ее и убили.

– О боже! Извини, Флетч.

– Кому-то выпадает длинная жизнь, кому-то – короткая.

– Я оказала тебе большую услугу, Флетч.

– Каким образом?

– Если бы ты воспитывал сына, он бы бунтовал против тебя, спорил с тобой, выступал против всего, что ты считал правильным. Сыновья, они такие.

– Полагаю, не все.

– Твой был бы таким. Я в этом уверена. А Джек обожает тебя, потому что ранее с тобой не встречался.

– Это точно.

– Говорю тебе, обожает. Ему хочется знать о тебе все. У него целый альбом с газетными вырезками. После убийства Анни-Магги я даже намеревалась отвести его к психоаналитику, так он расстроился. Он, наверное, сотню раз перечитал твою книгу об Эдгаре Артуре Тарпе-младшем.

– Правда?

– Я думаю, он выучил ее наизусть. Флетч вспомнил, как они обсуждали биографию Тарпа в его кабинете на ферме.

– Он настоял на том, чтобы поступить в твой колледж.

– Он учился в Северо-Западном университете?

– Только потому, что там учился ты.

– Кристел, ты пичкала его этими глупыми историями обо мне.

– Естественно. Мать, которая не взращивает в сыне уважения к отцу, теряет сына. Так же, как и отца. Есть нормы, которые никогда не меняются. Я рассказала ему, сколько раз и какими способами ты увиливал от получения бронзовой звезды. Он не один год приставал ко мне, пытаясь найти возможность самому получить за тебя эту медаль, чтобы хранить ее у себя. Скорее всего решения он так и не нашел.

– Чья фамилия стоит в его свидетельстве о рождении? – спросил Флетч.

– Твоя.

– Ясно. – Флетч думал о том, когда же ему наконец удастся поесть.

– Другого и быть не могло.

– И зовут его Джон Флетчер Фаони?

– Да.

– Почему Джон?

– Ты хотел еще одного Ирвина Мориса?

– Нет.

– Никакого Джона у меня не было. Не волнуйся.

– Твоя секретарша сказала, что Джон Флетчер Фаони проводит лето в Греции.

– Там его нет. Как тебе известно, сейчас он в лагере в Алабаме.

– В лагере, говоришь… Кристел, Джон Флетчер Фаони никогда не сидел в тюрьме. Ни в федеральной, ни в тюрьме любого из штатов. Мы проверяли.

– И да, и нет. И нет, и да. Он провел пять недель в федеральной тюрьме Томастона, штат Кентукки. Как полицейский агент.

– Агент?

– Как только он бежал из тюрьмы, его досье было уничтожено.

– Он не убивал копа и не стрелял в копа?

– Разумеется, нет. Убийство копа – одно из наиболее ценимых Кланом преступлений.

Флетч вздохнул:

– Розовый «Кадиллак» с откидным верхом. Я знаю, что этот паршивец понятия не имеет, как заряжать пистолет. Кто же устроил его в тюрьму и почему?

– Я.

– Черт побери! Ты засунула симпатичного парня в федеральную тюрьму! Ты представляешь себе, что с ним могло случиться? Что, возможно, уже случилось?

– Ничего с ним не случилось.

– Откуда ты знаешь?

– Джек отлично владеет приемами рукопашного боя.

– И что? Некоторые из этих парней…

– Кроме того, он хорошо играет на гитаре.

– Так ли это важно?

Флетчу хотелось крикнуть: «Я хочу есть!» Но он сдержался.

– Организацией этого дела занималось много людей, Флетч.

– К примеру?

– Джек Сандерс.

– Сандерс? Он же на пенсии.

– Связи-то у него остались. Генеральный прокурор Соединенных Штатов. С нашей последней встречи, Флетч, я приобрела много друзей.

– Друзей?

– Джек всегда хотел идти по твоим стопам.

– Однажды я пытался попасть в тюрьму. Мне этого не удалось.

– Это особый случай. Помощь его оказалась неоценимой.

– Как это?

– Джек учился на факультете журналистики Бостонского университета. Проводил много времени с Джеком Сандерсом и его женой. Джек, я говорю про Джека Флетчера…

– Джека Флетчера Фаони.

– Да, конечно. Джек хотел писать свой диплом о Клане. Секретной организации, о существовании которой он узнал то ли в университете, то ли где-то на улице. Его хотели завербовать в нее. И твой дорогой редактор, Джек Сандерс, предложил провести журналистское расследование, то есть подготовить материал для публикации.

– Сукин он сын.

– Мы обсудили его предложение.

– Ты и Джек Сандерс?

– Джек Сандерс и я.

– Вы не обсудили его со мной. Для кого предназначался этот материал?

Флетч решил, что сможет перекусить по дороге в аэропорт. Бифштекс, бифштекс с кровью…

– Как ты думаешь, он не заинтересует «Глоубел кейбл ньюс»?

– Понятно. Меня поймали на живца.

– Слушай, я думаю, от такой истории никто не откажется. Похоже, нам придется обсудить условия договора. – Кристел рассмеялась. – Потом я переговорила с генеральным прокурором.

– Соединенных Штатов.

– Он перезвонил мне и попросил о встрече с Джеком. Ему понравилась идея использовать Джека. Они намеревались заслать в тюрьму агента ФБР. Но заключенные федеральной тюрьмы особого режима без труда распознали бы его. После встречи с Джеком генпрокурор решил, что ему удастся справиться с этим заданием. Все права на этот материал принадлежат Джеку.

– Так-так.

– Этот человек, Крис Крайгель…

– Мы встречались.

– Вроде бы интеллигентный.

– Говнюк он! – Флетч огляделся. В комнате не было даже кувшина с водой.

– Его посадили в тюрьму за убийство.

– Я знаю.

– Используя гражданские права федерального заключенного, он организовал и взял под контроль организацию белых, которую назвал Клан, с отделениями во всех тюрьмах, как штатов, так и федеральных. Все чаще начали возникать волнения на расовой почве. Тюрьмы захлестнула волна насилия. Контакты Крайгеля не ограничивались тюрьмами. Немалый авторитет он имел и в националистических организациях других стран, в Европе, Африке. Сидя в тюремной камере, он создавал общемировое движение! Его не могли лишить гражданских прав, не вызвав волну протеста. Крайгеля переводили из тюрьмы в тюрьму, но этим лишь усугубляли ситуацию, поскольку он завязывал все новые контакты, укрепляющее его влияние. Его даже не могли посадить в одиночку, поскольку такой шаг вызвал бы одновременный бунт во всех тюрьмах. Крайгель стал предельно опасен. Так что за Джека они схватились, как утопающий – за соломинку.

– И что дальше?

– Дальше Джека отправили в тюрьму, чтобы он вошел в доверие к Крайгелю, организовал его побег, оставался рядом с ним, узнал все, что возможно, о его контактах, планах, Клане, других аналогичных организациях…

Флетч тряхнул головой:

– Да, материал потрясающий. Ничего себе дипломная работа. Неужели он не мог, как все, написать диплом о первой поправке?[177] Зачем высовываться?

– Джек не такой, как все. Он – как ты.

– У меня не было такой сумасбродной мамаши! Послать своего сына в тюрьму!

– Мы все пошли на это. И Джек этого хотел. У него был серьезный довод. Перестань кудахтать.

– Я не кудахчу. – За окном смеркалось, и Флетч остановил свой выбор на пицце. – Я протестую.

– Послушай меня! Если бы ему не удалось сразу привлечь к себе внимание Крайгеля, он бы не провел там и шести часов.

– В тюрьме?

– Ты кое-что забываешь. Никто не решился бы тронуть Джека, если бы Крайгель взял его под свою опеку. Джек был в полной безопасности. Как в собственной постели.

– Ерунда.

– С ним ничего не случилось.

– Ты в этом уверена?

– Да.

– И что же у него был за «серьезный довод»?

– Сам догадаться не можешь?

– Наверное, могу. Скажи мне.

– Встретиться с тобой. На твоей территории. Сделать то, что привык делать ты. И делаешь до сих пор, если судить по передачам ГКН. Он не хотел выглядеть просителем. Хотел встретиться с тобой в ходе подготовки серьезного материала, увлечь тебя, заинтересовать тем, чем он занимается, вызвать интерес к своей персоне. Вероятно, ему это удалось, раз ты здесь. Ему необходимо твое уважение. Надеюсь, ты это понимаешь.

– Ну и мамаша у моего сына.

– Впрочем, есть еще один нюанс.

– Какой же?

– Думаю, он перепугался до смерти, глубоко завязнув в этой истории. И хотел, чтобы ты был рядом.

Флетч вспомнил, как Джек стоял у окна его машины. Он явно хотел что-то сказать, но промолчал.

Неужели Джек знал, что мост между отцом и сыном может навести только мать?

Он лишь сказал: «Верьте мне».

А Флетч ответил в том смысле, что Джек еще не давал повода сомневаться в нем.

Теперь Флетч знал всю правду о Джеке.

И он знал, чего Джек хотел от него.

Флетч шумно выдохнул. Дважды.

– Я… – Флетч откашлялся. – У меня нет достаточного опыта… я не знаю, как вести себя в таких ситуациях.

– Ты хочешь знать, что теперь думает о тебе Джек?

– Нет.

– Он полагает, что у тебя старческий маразм. – Кристел рассмеялась. – Он говорит, что ты забыл все истории, которые я рассказывал а о тебе.

Флетч бросил короткий взгляд на занавеску.

– Ты не можешь этого знать, Кристел, если только он не говорил с тобой. В самое последнее время.

– Он звонил этим утром. Из лагеря Орания.

– Значит, он рискнул позвонить. А каким образом его соединили с тобой?

– Он – мой сын. И знает пароль. А ты – нет.

– Он мог бы облегчить мне жизнь, я бы не мучился от голода!

– Джек говорит, что все у него нормально. Он снял на пленку лагерь и всех, кто в нем находится. Он провел ночь, копируя файлы из компьютерной сети Клана. Днем он намеревался принять участие в каком-то важном совещании. Наверное, на нем обсуждалось что-то интересное.

– Он сказал тебе, что заставил всех блевать, когда Крайгель произносил речь?

– О да. – Кристел рассмеялась. – Совсем как его отец.

Флетч не стал спрашивать, рассказал ли Джек, что ночью убил человека, чтобы спасти его и Кэрри.

– Хватит его нахваливать. Мне и так все ясно.

– Прошлой ночью он даже нашел список лиц, приговоренных Кланом к смерти. И знаешь, кого он в нем нашел?

– Кого же?

– Тебя.

Флетч задумался:

– Вполне вероятно.

– Там значилось: Ирвин Морис Флетчер. Флетч наклонился вперед:

– Эти сволочи знают, что Джек – мой сын.

– Знают?

– Он в опасности! – Флетч вскочил. – Из-за меня! Черт! Пора бежать! Прощай! С тем Флетч и ушел.

* * *

Но мгновением позже вновь возник в дверном проеме.

– Кристел, что ты тут делаешь?

– Худею.

– Джек говорил мне, что ты приезжаешь сюда дважды в год. Уже много лет подряд. Ты похудела?

– На этот раз мне рекомендуют остаться здесь навсегда.

– Ты серьезно?

– Я больна, Флетч. Это серьезно.

– Ты понимаешь, что свое пребывание здесь ты назвала «последней линией обороны»?

– Да. И что такого?

– Против кого ты обороняешься? Против меня? Джека? Жизни? Зачем тебе это надо?

– Ты же знаешь, что такое наркомания. Или ты можешь предложить иное решение?

– Конечно.

– Скажи мне.

– Первое: доверься нам.

– Что это должно означать?

– И второе: поменьше думай о еде.

– О, Флетч. Как ты об этом узнал?

– Я еще вернусь. Тогда и поговорим.

Глава 23

– Пора уезжать, – тихо сказал Флетч. – Больше тут делать нечего.

– Что? – Джек оторвал голову от подушки. Взглянул на стоящего в дверях Флетча. Сел, поставил ноги на пол. – Я готов.

Долго стоял Флетч на пороге маленького кабинета в бревенчатом доме в лагере Орания, глядя на своего сына. Джек спал на кушетке у стены. При свете настольной лампы. В шортах, футболке, носках и кроссовках, уткнувшись носом в подушку. Спал крепко. Флетчу он показался совсем юным. «Как же он выглядел, – подумал Флетч, – когда был моложе, подростком, мальчиком, младенцем, когда спал, просыпался, играл, слушал, смеялся, сердился, скучал». Стоя в дверях, не сводя глаз со спящего сына, Флетч понял, как много он потерял.

Занималась заря, начинался понедельник.

Сидя на краю кушетки, Джек тряхнул головой:

– А я все гадал, как мне выбираться отсюда.

– Туман нам поможет.

Флетчу пришлось лететь из Чикаго в Нашвилл через Атланту. Машину он оставил в аэропорту Нашвилла.

После отъезда из «Блайт-Спирит» он поужинал трижды.

Из-за тумана дорога из Нашвилла до Толливера заняла много времени. Ехать быстрее он не решался, чтобы не попасть в аварию: видимость была практически нулевая.

С трудом нашел он и съезд на проселочную дорогу, ведущую в лагерь Орания. Два раза он проскочил мимо и лишь в третий увидел сторожевую будку, стоящую в нескольких метрах от шоссе.

Флетч остановился у сторожевой будки, приготовившись сказать: «Пароль – Зигфрид». Но никто не вышел, чтобы узнать, что ему здесь надо.

Выехав на вырубку, он задом загнал машину в лес, передним бампером к проселочной дороге.

Свет горел только в одном окне бревенчатого дома. Флетч осторожно поднялся на крыльцо, тихонько открыл дверь в дом, затем – в кабинет.

– Ты меня ждал? – спросил он.

– Не знаю, – ответил Джек.

– Давай сматываться отсюда.

Дневной свет уже пробивался сквозь туман.

С вырубки донесся громкий рев, а может, и смех.

– Похоже, Лири проснулся.

– Да, – кивнул Джек. – Он смешал кокаин, пиво, виски и еще бог знает что.

– Совсем не то, что ему нужно.

– Такой коктейль никому не нужен.

Джек подхватил с пола пластиковый пакет с дискетами, аудио – и видеокассетами.

На вырубке продолжал хохотать Лири. Точно так же он смеялся и перед тем, как ударил лбом в голову другому мужчине.

Потом застрекотал не один, а два автомата.

Флетч выглянул в окно.

Лири стоял у флагштока. С автоматом в каждой руке. Он стрелял из обоих, поливая вырубку свинцовым дождем.

И орал: «Хватайте их! Хватайте их, ребята! Они здесь! Скорее хватайте их!»

Заметив, что Лири поворачивается лицом к бревенчатому дому, Флетч отпрянул от окна.

– Ложись, Джек! Ложись!

– Что случилось?

– Лири расстреливает лагерь.

– Он сошел с ума.

Пули разбили оконное стекло, настольную лампу. Флетч распластался на полу.

Теперь уже стреляли со всех сторон. С разных концов лагеря доносились отдельные крики. Джек схватил со стола видеокамеру.

– «Параноики – враги самим себе», – процитировал он.

И на корточках заковылял к двери.

– Подожди, – попытался остановить его Флетч.

– Некогда.

– Джек!

Джек уже открыл входную дверь и выполз на крыльцо.

– Джек, не надо!

Флетч последовал за сыном, схватил его за ногу.

Флетч увидел на бедре Джека татуировку: маленький широко раскрытый синий глаз. С ресничками.

Раньше он татуировки не замечал.

И рассмеялся.

На крыльцо Флетч выползать не стал. В прихожей, однако, было ненамного безопаснее.

Сквозь туман Флетч повсюду видел силуэты мужчин, стоящих с оружием в руках. То ли врагов, то ли друзей.

Они стреляли по окружающим лагерь холмам.

Они стреляли по трейлерам.

Они стреляли друг в друга.

У флагштока валялся мертвый Лири.

В тумане вооруженные мужчины принимали позы, постоянно повторяющиеся на страницах комиксов. Они стояли, раздвинув ноги, согнув колени, чуть наклонившись вперед. Стреляли от бедра. Пули летели во все стороны. Любой звук, любое движение вызывало выстрел.

Сраженные огнем, они картинно падали, пытались встать, а затем катились по земле, принимая смерть. Некоторые драматически взмахивали руками, отбрасывали оружие, а уж потом падали сами.

Флетчу казалось, что эти люди буквально рвутся навстречу смерти, с нетерпением ожидают ее. Они ничего не делали, чтобы хоть как-то защитить себя.

Лежа на крыльце, Джек снимал все видеокамерой.

Некоторые уже палили по бревенчатому дому. Становилось все светлее.

– Господи! Что за идиоты! – Вольф лежал на полу позади Флетча. – Кретины! Как я их ненавижу! Вы только посмотрите, что они творят. Убитых уже много?

– Примерно двадцать, – ответил Флетч.

Крайгель, в полотенце, обернутом вокруг талии, переступил через Вольфа и Флетча, вышел на крыльцо. Вскинул руки.

– Прекратить огонь! – прокричал он.

– На нас напали? – спросил Вольф Флетча.

– Да. Лири.

– Лири? Почему?

– Полагаю, нанюхался кокаина. Трейси уже лежал на полу рядом с Вольфом. Побледневший как полотно.

– Прекратите огонь! – вопил Крайгель. – Прекратите! Прекратите!

По-прежнему со вскинутыми руками, Крайгель спустился с крыльца. Направился к флагштоку, не прекращая кричать:

– Прекратите стрелять! Прекратите! Слушайте меня! Прекратите стрелять, проклятые свиньи!

Крайгель находился в пяти метрах от бревенчатого дома, когда ему прострелили правую ногу. Выстрелом его крутануло на триста шестьдесят градусов.

Прижимая руку к кровоточащей ноге, он продолжил путь к флагштоку.

Прошел еще два метра – и получил по пуле в грудь и лицо.

На этот раз он рухнул на землю и затих.

– Господи! – простонал Вольф. – Идиоты! Все идиоты!

Стрельба все продолжалась.

Вырубку устилали тела. Некоторые еще шевелились. Кто-то постанывал.

Наконец воцарилась тишина.

На крыльце Джек проверял, осталась ли пленка в видеокамере.

Вольф встал и прошел на крыльцо. Флетч и Трейси последовали за ним.

Засунув руки в карманы брюк, Вольф обозревал пейзаж после битвы.

– Ты все заснял? – спросил Флетч Джека.

– Да.

– Даже сквозь туман?

– У этой видеокамеры отличная фокусировка.

– То есть ты видел их лучше, чем они друг друга. Джек спустился с крыльца. Двинулся по вырубке, снимая каждое тело.

– Как вы думаете, можем мы кого-нибудь спасти? – спросил Флетч Вольфа.

– Да кому это нужно? – ответил тот. Из трейлеров высыпали женщины и дети. Сбились в кучку, не решаясь выйти на вырубку. Джек вернулся на крыльцо.

– Сколько убитых? – спросил Флетч.

– Тридцать шесть. Двое еще дышат. Но спасти их не удастся.

– Сколько мужчин было в лагере? – Флетч повернулся к Вольфу.

– Сорок один.

– Похоже, некоторые проспали.

– Они забились под свои койки, – прорычал Вольф. – Мерзавцы. Ничего с ними я не смог поделать. Какие дураки, беспросветные дураки.

Флетч держал в руке пластиковый пакет Джека.

– Пошли, – сказал он сыну.

Джек нырнул в бревенчатый дом. Вернулся с гитарой.

– Куда? – спросил Вольф. – Куда вы пошли?

Флетч пожал плечами:

– В необъятный мир.

Трейси, в форме, перебегал от одного трупа к другому, долго смотрел на каждого, заламывал руки, печально вскрикивал.

На крыльце Вольф достал из кобуры пистолет. Помахал им.

Флетч не понял, собирается ли Вольф застрелиться или пристрелить его и Джека.

Вольф плюхнулся на раскладной стул. Склонил голову. Зажал пистолет между колен.

Солнечные лучи пробились сквозь туман.

Мертвецы, лежащие на земле, начали отбрасывать тени.

Глава 24

В низинах все еще держался туман, но большая часть дороги в аэропорт Хантсвилла купалась в солнечном свете.

Они еще не свыклись с тем, что слышали, видели, чувствовали несколько минут назад в укутанном туманом лагере, окруженном холмами.

– Мы не сообщим об этом? – спросил Джек, когда они вырулили с проселочной дороги на шоссе.

– В этом суть! Сообщить об этом!

– Я хочу сказать, прямо сейчас. – Джек искоса глянул на телефон спутниковой связи, лежащий на сиденье рядом с Флетчем. – Копам или кому-нибудь еще.

– Ты же сказал, что медицинской помощи не требуется. Так?

– Да. Те, кто умирал, уже умер. Такое оружие, как у них, убивает наверняка.

– Тебе нужно время, чтобы подготовить материалы. В полицию может позвонить и Вольф. Если захочет. Наше дело – порадовать зрителя или читателя интересной передачей или статьей.

– Слышал я о тебе одну историю. Ты сообщил в редакцию об убийстве и попросил прислать фотографов, чтобы они сфотографировали вдову, когда она будет звонить в полицию.

– Неужели?

– Ты только что сказал, что у меня здесь материал для статьи или передачи. – Джек похлопал по пластиковому пакету, лежащему у него на коленях.

– Да, конечно. И ты думаешь, что нет смысла тратить собранный тобой материал на диплом?

– А ты иного мнения?

– Не знаю, что и сказать. Я не писал диплома по журналистике, даже ни одного не читал.

– Кому я могу предложить содержимое этого пакета?

– Ты говоришь о средствах массовой информации?

– Да.

– Выбирать тебе. Пакет-то твой.

– С тобой считаются в «Глоубел кейбл ньюс»?

– Со мной? Ты преувеличиваешь.

– Тебе же принадлежит чуть ли не контрольный пакет акций.

– И что? Они разве что разговаривают со мной.

Джек посмотрел в окно.

– Наверное, придется звонить Джеку Сандерсу. Он подскажет, кого может заинтересовать эта история.

– Да, – кивнул Флетч. – Ему можно позвонить.

– Но у меня видеопленки. Зачем они газете?

– Ты прав. Ладно, попробуем связаться с ГКН.

Сняв одну руку с руля, Флетч нажал на панели телефона спутниковой связи клавишу, вызывающую из памяти телефон Энди Систа.

– Энди! Извини, что разбудил тебя.

– Да, мистер Флетчер, – пробормотал Энди. – Ничего страшного, мистер Флетчер. Честное слово.

– И то правда, Энди. Я не беспокоил тебя со вчерашнего дня.

– Вчера у нас было воскресенье. Позавчера – суббота.

– Как ты думаешь, получится у нас что-нибудь из поездки в «Блайт-Спирит»?

В машине Джек резко повернулся к Флетчу. Голос Энди звучал уже не так сонно.

– Честно говоря, мистер Флетчер, может получиться неплохая передача. Мы добавим к отснятому фильму интервью с другими экспертами, представим на суд зрителей их мнение об используемых в «Блайт-Спирит» методах лечения, да еще за такие деньги! Похоже, мы имеет дело с еще одним случаем высокоученого шарлатанства.

– Отлично, Энди. А я-то думал, все кончится прогоном фильма.

– Еще вот что, мистер Флетчер. Я до двух часов утра занимался этим Кланом. Помните, вы спросили у меня что-то насчет Клана? Так вот, похоже, тут можно накопать много интересного…

– Я звоню тебе как раз по этому поводу, Энди.

– Какому?

– Насчет Клана. Скоро о нем сообщат в информационных выпусках. Но это будет далеко не вся история. Может, Клан даже не назовут Кланом.

– И что сообщат?

– В военизированном лагере Клана в Алабаме тридцать восемь членов этой организации перестреляли друг друга.

– Как это, перестреляли?

– В тумане. Один псих открыл стрельбу, и стрелять начали все. Тридцать восемь убитых. Среди них человек, который называл себя преподобный доктор командор Крис Крайгель.

– Беглец из федеральной тюрьмы в Томастоне, штат Кентукки?

– Он самый.

– Он мертв?

– Мертвее не бывает.

– То есть умер.

– Абсолютно верно.

– Я как раз подбирал его досье прошлой ночью. Вернее, уже этим утром. В разговоре со мной вы упомянули Криса Крайгеля. – Голос Энди уже возбужденно дрожал.

– И другой беглец, Джон Лири, перестал попирать ногами землю.

– Между прочим, вчера найдено тело Хуана Морено. В каком-то овраге в Теннесси.

– Это хорошо.

– Мистер Флетчер, все материалы у вас? Я об этой перестрелке.

– У меня?

– У вас их нет?

– Энди, в половине одиннадцатого утра по вашему времени вы сможете встретить в Национальном аэропорту одного человека?

– Конечно. Кого?

– Одного молодого репортера. Зовут его Джек Фаони.

– Что-то мне знакома его фамилия.

– У него есть все. Дискеты с полным набором файлов Клана как в стране, так и во всем мире, списки членов, списки людей, намеченных к уничтожению… – Джек широко улыбался, не сводя глаз с Флетча. – …Банковские счета, планы на будущее. К тому же он лично знал Криса Крайгеля. Есть у него и видеозапись побоища.

– Однако!

– И все в одном маленьком пластиковом пакете.

– Неужели? Кто этот Фаони?

– Обычный парень, с которым я работал несколько последних дней.

– Вчера вы ездили в «Блайт-Спирит», чтобы встретиться с женщиной по фамилии Фаони.

– Да. Хотел удостовериться, что парень тот, за кого себя выдает. Он возник, словно из-под земли. Я его знать не знал.

– В нем есть репортерская жилка?

– Да. Задатки у него хорошие. Но ему потребуется твоя помощь. Салли свободна? Снимал он в тумане, так что с монтажом придется повозиться. В эфир этот материал надо давать как можно быстрее. Ни одно событие не вызовет большего интереса, если только Калифорния не провалится сквозь землю.

– Да, сэр.

– Я думаю, в будущем вы продолжите эту тему, но не в отдаленном будущем.

– Да, сэр, мистер Флетчер!

– Фаони отдаст вам не все материалы. Это вы должны понимать с самого начала. Генеральный прокурор Соединенных Штатов имеет свой интерес в этой истории.

– Понимаю.

– Права на книгу и фильм остаются за Фаони, если он этого захочет. От вылетает рейсом авиакомпании «Эйр Т» из Хантсвилла и приземлится в Национальном аэропорту Вашингтона в десять тридцать шесть по местному времени.

– Я там буду.

– Энди?

– Да, мистер Флетчер?

– Пожалуйста, не звони мне сегодня. Хорошо? Мне надо отоспаться.

– Ну что вы, мистер Флетчер. Я бы не позволил себе потревожить вас сон. Никогда в жизни.

Отключив телефон, Флетч протянул Джеку билет на самолет.

– Я купил его тебе в два часа ночи в Атланте. За тобой даже закреплено место. – Джек разглядывал билет, а Флетч продолжил: – Одна женщина, Славенка Дракулик, жертва этнических чисток, которыми сопровождается гражданская война в Югославии, написала недавно в «Нью-Йорк тайме санди мэгэзин»: «Мы воюем. Боюсь, винить в этом некого. Мы сами допустили войну. Мы позволили ей начаться. Нет их и нас. Не в счет числа, массы, категории. Есть только один из нас, и да, мы несем ответственность друг перед другом».

– У тебя есть ручка и клочок бумаги? – спросил Джек.

– В бардачке. Я подумал, что эта цитата может сгодиться для твоей истории.

– Скажи ее имя и фамилию по буквам.

– Святой боже! Этот парень владеет и ручкой!

* * *

Флетч остановил машину у входа в здание аэропорта.

– Если ты не возражаешь, я откланяюсь. Мне пора на покой. Спасибо тебе за содержательный уик-энд.

Джек, вместо того чтобы вылезти из кабины, повернулся к нему:

– Ты ездил в Висконсин, чтобы повидаться с моей матерью?

– Она шлет тебе наилучшие пожелания.

– Как она тебе показалась?

– Она сидела за занавеской. Я ее не видел.

– О!

– Такая же умная и проницательная, как и прежде. Джек выскользнул на тротуар.

– Подожди, – остановил его Флетч. Он сам вылез из машины, подошел к сыну. Расстегнул его рубашку.

– Ты в этой рубашке с пятницы. Моя, конечно, тоже не первой свежести, но я надел ее вчера утром и большую часть времени провел в помещениях с кондиционированием воздуха. Я не хочу, чтобы тебя сняли с самолета, потому что от тебя сильно воняет.

– Поменяться рубашками?

– Почему нет?

– Здесь?

– У нас есть выбор? Купить новую рубашку ты не успеваешь.

– Это точно.

Стоя на тротуаре, Джек и Флетч поменялись рубашками.

Рубашка Джека, сальная на ощупь, отвратительно воняла.

– Как ты узнал, что я не стрелял в женщину-полицейского? – спросил Джек. – По тому, что я не знал, как зарядить пистолет, который ты мне кинул.

– Есть и другие признаки.

– Какие же?

– Я сомневаюсь, чтобы ты взялся за дело, которое не смог бы довести до конца. Даже в случае убийства.

* * *

Только десять миль отделяли Флетча от фермы.

Расставшись с Джеком, он завернул в закусочную для водителей-дальнобойщиков, чтобы выпить кофе. Но прежде купил себе новую футболку, а ту, что носил Джек, выбросил в урну.

Грудь его футболки украшала надпись: «ЗАЧЕМ ОБНИМАТЬ ДОРОГУ, ЕСЛИ У ТЕБЯ ЕСТЬ Я?»

На другой футболке, которую он не взял, красовалась реклама пива.

Флетч чувствовал себя одиноко.

Джек подошел к двери аэровокзала в рубашке Флетча, с пластиковым мешком, набитым дискетами, аудио – и видеокассетами с сенсацией и этой глупой татуировкой, синим глазом с ресницами, на левой ноге. Он обернулся, прежде чем войти во вращающуюся дверь, лицо его расплылось в улыбке, он махнул Флетчу рукой, зная, что его отец смотрит на него…

Ему уже недоставало этого парня.

Черт. До пятницы он даже не знал о его существовании.

Флетч нащупал телефон на сиденье и нажал клавишу номера фермы.

– Слушаю, – ответила Кэрри.

– Привет.

– Ты где?

– Буду дома через несколько минут.

– Это хорошо. Догадайся, что я сделала?

– Что?

– Испекла ореховый пирог по рецепту Энджи Келли.

– Так это хорошо! – воскликнул Флетч.

ФЛЕТЧ В ЗАЗЕРКАЛЬЕ

Глава 1

– Фаони. – На самом деле он снял трубку с телефона, стоящего на столе Энди Систа в гигантском здании «Глоубел кейбл ньюс» в Виргинии. Собственного телефона, как и стола, у него не было.

На коммутаторе знали, что он работает с Энди Систом.

– Флетч?

– Кто это?

– Это Флетч? – Молодой женский голос.

– Да. Джек. Фаони. Флетч.

– Я знаю, что тебя зовут Джек Фаони. В уик-энд, который мы провели вместе, ты просил, чтобы я называла тебя Флетч.

– Когда это было?

– Мы катались на лыжах. В Стоу, штат Вермонт. Несколько лет назад. Мы там встретились. В «Хижине». Ты пришел с парнями из поселка лесорубов. Играл на гитаре. Тебя поили пивом, чтобы ты не прекращал играть. Я, можно сказать, похитила тебя. Сначала я похитила твою гитару – Голос низкий, но приятный. – Когда ты выбежал за мной на автостоянку, чтобы вернуть гитару, я схватила тебя. Шел снег. Ты был потный. Я разорвала твою рубашку, сдернула ее с плеч. Помнишь, как снежинки падали на твое мокрые от пота плечи, когда мы целовались? Ты шипел, как раскаленная сковорода.

– Господи! Кем бы вы ни были, девушка, вам и сейчас удалось поднять мою температуру. Мне жарко. – Сунув палец под воротник рубашки, Джек оглядел огромный, ярко освещенный, с системой кондиционирования, уставленный современной оргтехникой зал. – А минуту назад все было нормально.

– Ты оказался таким выдумщиком. Глупый. Неужели ты меня не помнишь?

– Помню…

«Иссиня-черные волосы, широко посаженные черные глаза… Как же ее звали?»

– Я помню, что тебя уже не было, когда я проснулся.

– Мне пришлось идти к отцу. Он без меня не завтракает. Так что мы провели вместе не уик-энд, а лишь несколько часов.

– Я помню, что утро выдалось холодным, а мне пришлось бежать по снегу в порванной фланелевой рубашке. Спасибо, что оставила мне гитару.

– У тебя такие нежные руки.

– Почему ты не вернулась? Не оставила записки? Не нашла способа связаться со мной?

– Отец потащил меня кататься на лыжах. А потом отвез в Погкипси.

– Я ждал…

«Не так уж и долго. Грех упускать возможность пронестись по свежевыпавшему снегу».

– Я даже подумал, а не приснилась ли ты мне.

– В последние дни твоя фамилия постоянно мелькает в передачах ГКН. Эти потрясающие репортажи о Клане.

– Спасибо на добром слове.

– Теперь ты работаешь в ГКН?

– Наверное. Во всяком случае, торчу здесь. Они использовали все мои материалы.

– Здорово. Но они ни разу не показали твоего лица. Если это твои материалы, почему они не поставили тебя перед камерой?

– Вот этого не нужно.

– Не нужно? Многие так и лезут в кадр.

– Люди начинают тебя узнавать. И уже не сделаешь того репортажа, какие я привык делать.

– Понятно. Ты, должно быть, работаешь над каждым много времени.

– Много времени занимает подготовка. А на получение самих материалов уходит совсем ничего. Раз – и готово.

– Догадайся, где я?

– Любишь играть в разные игры?

– Да. Люблю.

– Дай подумать… Ты в тюрьме?

– Нет.

– Ты в больнице с ужасной болезнью, врач настоял, чтобы ты не скрывала от меня диагноза.

– Нет.

– Я сдаюсь. – Джек переложил бумаги на столе Энди Систа. – Почему бы тебе не напомнить, как тебя зовут, если, конечно, при нашей первой встрече ты сочла возможным представиться, не сказать мне, где ты находишься, если эта информация не уведет наш разговор в сторону, а уж в конце поведать мне, чем вызван твой звонок. Мы уже очень долго говорим, и я чувствую, мне пора принять душ.

– В тот раз, насколько я помню, мы совсем не говорили. Набросились друг на друга, как два медвежонка.

– Мне все равно, кто ты. Мне все равно, где ты. Мне все равно, почему ты звонишь. Прощай.

– Штауфель.

– Это имя или приказ?

– Шана Штауфель.

– О да, Шана. И где же ты, Шана?

– Виндомия.

– Знакомое слово. Где-то я его слышал. Это район заброшенных шахт в Аппалачах?

– Одно из самых больших поместий Америки.

– А, ну конечно. В Джорджии? И принадлежит оно…

– Если точно, то я звоню из телефонной будки около бензоколонки и универмага Виндомии. В поместье есть своя деревенька, с церковью, библиотекой и всем прочим.

– Интересно. А принадлежит поместье… парню, который изобрел… э…

– Честеру Редлифу. Он изобрел идеальное зеркало.

– Вот-вот. Этот человек дал нам возможность отличить наше левое от нашего правого, а правое от левого, когда мы смотримся в его зеркало.

– Правильно. Честер Редлиф. Изобретение применяется в различных отраслях науки и техники, в космосе…

– Такое ощущение, что ты цитируешь «Бизнес дайджест».

– Так и есть. Я читала о нем. До того, как встретила.

– Боксеры тоже оценили его зеркало.

– Неужели?

– Нынче они уже не так слепы и пропускают гораздо меньше ударов. Ты не заметила?

– Вроде бы нет.

– Теперь большинство поединков продолжается положенное число раундов, десять или пятнадцать.

– Это хорошо?

– Подумай только о философских, психологических, я уж не упоминаю о поэтических, последствиях появления идеального зеркала. Я о том, что многие столетия мы видели себя не такими, какие есть на самом деле. Не такими, как видели нас другие.

– А теперь увидели?

– Я бы хотел с ним встретиться. Интересный у него образ мыслей. Взять зеркало, простой, известный с незапамятных времен предмет обихода, и осознать, что в нем что-то не так.

– Я собираюсь выйти замуж за Чета.

– Кто такой Чет?

– Честер Редлиф-младший.

– Ясно. И ты позвонила, чтобы сообщить мне о свадьбе? Я пришлю подарок. Лоскут от моей фланелевой рубашки. На память о нашей встрече. При необходимости сможешь стирать им пыль.

– Не совсем.

– Тогда для чего?

– Чтобы пригласить тебя сюда.

– Куда? В Виндомию?

– Да.

– Тебе нужен человек, чтобы замолвил за тебя словечко? Может, написать рекомендательное письмо?

– Я тут в первый раз. Приехала познакомиться с семьей.

– Ничего не понимаю. Зачем я тебе? По-моему, для тебя лучше, если мы в разных штатах.

– Твой конек – журналистское расследование.

– Спасибо за комплимент.

– Какое-то странное здесь место. Да и люди тоже.

– Почему нет? Они очень разбогатели, и быстро-быстро. Кто сказал: «Богатство не так разлагает, как кажется со стороны»?

– Ты?

– Если и сказал, то не первый.

– Я хочу, чтобы ты приехал сюда. Представлю тебя моим кузеном.

– Насколько я помню, мы совершенно не похожи.

– С кузенами такое случается. Ты вроде бы проезжал мимо и решил заглянуть на пару дней.

– Конечно. Ты выходишь замуж за богатенького наследника. Чет привозит тебя домой, чтобы познакомить с мамой, папой и любимой борзой, и тут же заваливается твой дальний родственник и начинает спрашивать, а как пройти к их кладовой. Что они о тебе подумают?

– Поместье такое большое, а людей так много, что на тебя никто не обратит внимания.

– Да, изображать пальму в горшке – мое второе призвание. Ты хочешь сказать, что я смогу найти в поместье интересный материал? Нельзя ли поконкретнее? Об этом парне писали миллион раз. Профессор физики Массачусетского технологического института изобретает идеальное зеркало, между четвергом и пятницей зарабатывает тьму-тьмущую долларов, покупает половину Джорджии, строит особняк в пятьдесят комнат…

– Семьдесят две. В семьдесят две комнаты.

– Правда? Я-то думал, что прибавил с десяток.

– Крыша – пять акров.

– Святой боже! Да, я бывал на фермах меньшей площади.

– Мне сказали, пять акров. Думаю, так оно и есть.

– В особняке живет дружная семья, все превосходно воспитаны…

– Вот тут у журналистов прокол.

– Насчет дружбы или воспитания? Она замялась.

– Так где прокол?

– Я думаю, они хотят его убить.

– Кто? Кого?

– Честера Редлифа. Я думаю, семья хочет его убить. Друзья. Люди, которые работают у него. Все вокруг. Боюсь, один из них своего добьется.

– С чего ты это взяла? Неужели он такой поганец?

– Он чудесный человек.

– Так откуда у тебя такие мысли?

– Точно определить не могу. Многое тут странно. Особенно в мелочах. Вроде бы все очень строго. Служба безопасности всегда начеку. И все-таки какие-то странности то и дело случаются. Мне кажется, Честер, мистер Редлиф, думает, что в кругу семьи, среди людей, которые его окружают, идеальное зеркало ему не нужно. Но они далеко не идеальны… только и ждут удобного момента, чтобы разорвать его на куски.

Энди Сист вышел из административного сектора и зашагал к своему столу. «В зале таких размеров, – подумал Джек, – не помешали бы движущиеся дорожки. Это тебе не редакция городской газеты, это редакция целого мира, вселенной».

Джек убрал ноги с компьютерного столика.

– … вот почему я хочу, чтобы ты приехал, – продолжала Шана. – Разберись с этим. Тут даже воздух вибрирует от напряжения. Боюсь, произойдет что-то ужасное.

Джек расправил плечи. Последние недели, хоть и доставили немало приятных минут, сильно его вымотали.

– Как я уже говорил, мне бы хотелось встретиться с мистером Редлифом, но у меня есть работа, и ты, я думаю, понимаешь, что я не могу все бросить и отправиться в Вальхаллу на земле, чтобы представиться несуществующим родственником будущей невестки. Ты понимаешь?

– Как мне убедить тебя, что ехать надо?

– Заставь поверить, что я найду там интересный материал.

– Неужели «материал» – это главное? Я слышала, как ты играешь на гитаре. Я знаю, каков ты в постели. Весь мир видел, как здорово ты припечатал Клан. И после этого ты будешь говорить, что тебе безразличны людские судьбы?

– Добудь улики. Что тебе известно о заговоре, цель которого – обрушить пять акров крыши на голову Честера Редлифа?

– Я надеялась, что это сделаешь ты. Добывать улики – по твоей части.

– У меня полным-полно дел, женщина.

– Счастливчик.

– Дай мне свой телефон, на случай, если старину Честера отвезут в больницу после того, как он отведает грибков.

Она продиктовала несколько цифр.

– Это коммутатор. Я живу в «Америкен герл роуз сьют».

Энди подошел к своему рабочему месту.

– И что сие означает?

– Номеров у комнат нет. Каждую называют цветком или растением. Мою вот назвали по сорту роз «Американская девушка».

– Ага. Понятно. Звучит мило. А как с шипами?

– Похоже, они только на розах. Так что ты скажешь?

– Не представляю себе, как мне удастся вырваться. Шана Штауфель вздохнула:

– Ладно. Приятно было с тобой встретиться. А теперь вот и поболтать.

– Желаю тебе счастья в семейной жизни.

* * *

– Что-нибудь интересное? – спросил Энди.

– Девушка. Джек встал.

– Алекс Блейр попросил передать тебе, чтобы незамедлительно зашел к нему в кабинет.

– Это кто?

– Его кабинет в центральном коридоре Он тебя ждет. – Энди сел за стол.

– Хорошо.

– Джек?

– Да?

– Ты знаешь, среди моих здешних обязанностей – отвечать на звонки мистера Флетчера. Он владелец крупного пакета акций. Член совета директоров. В прошлом он работал в этой же сфере, кажется, в газете, точно не знаю. Полагаю, пользовался авторитетом. Одни говорят, пользовался, другие – нет. Иногда он звонит мне три или четыре раза за день. Случается, что без звонка проходит несколько недель. Обычно он звонит, когда у него возникают какие-нибудь идеи и надо кое в чем покопаться.

– Похоже, тебя нагрузили на полную катушку.

– Я не жалуюсь. Мне любопытно. Я пытаюсь понять, что он делает, о чем думает, почему формулирует вопросы так, а не иначе. Он практически всегда попадает в десятку. Пустых вопросов не задает. В итоге мы получаем или интересный, или сенсационный материал. Я многому от него научился. Во всяком случае, думаю, что научился. Взять хотя бы эту историю с Кланом. Вопросы он задавал вроде бы не связанные между собой. О побеге из тюрьмы в Кентукки, о женщине с фамилией Фаони. А в результате – цельная и очень хорошая серия передач.

– Меня ждет этот Блейр.

– Как ты познакомился с мистером Флетчером, Джек? Как пересеклись ваши пути?

– Спроси его, – ответил Джек.

Глава 2

– Джек! – Из-за массивного, красного дерева стола поднялся стройный седеющий мужчина в сшитом по фигуре костюме, вроде бы искренне обрадовавшийся его приходу. Улыбаясь, он двинулся навстречу Джеку, крепко пожал его руку. – Уже неделю вижу тебя в конторе, но никак не могу подойти и поздороваться.

Серые глаза не улыбались.

– Вы – мистер Блейр?

Улыбающаяся секретарша, что осталась за открытой дверью, утвердительно кивнула.

– Алекс. – Мужчина не отпускал руки Джека. – Зови меня Алекс.

Возвращаясь за стол, Блейр чуть ли не напевал.

– Какой чудесный материал! Как здорово пригвоздить к стене этих расистов! Как хотелось бы полностью избавить мир от этой мерзости! Мы чертовски рады, что ты принес этот материал в «Глоубел кейбл ньюс»! – Он уселся в кожаное вращающееся кресло с высокой спинкой. – Присаживайся, Джек, присаживайся!

Джек огляделся. Везде красное дерево, во всяком случае, на первый взгляд. Ранее Джек видел в ГКН только стекло, сталь и пластик, разумеется, высококачественный пластик. А здесь телевизоры в несколько рядов стояли на полках из красного дерева.

– Значит, вы ремонтируете телевизоры? – спросил Джек.

– Что? – Блейр проследил за взглядом Джека, все еще рассматривающего ряды телевизоров. – А! – Он хохотнул. – Ты у нас шутник.

Джек улыбнулся, как бы показывая, что согласен со старшим коллегой.

Блейр переложил на столе несколько бумажек.

– Нам нужен твой номер в реестре службы социального обеспечения.[178]

Джек полез за бумажником.

– Я уж думал, что не услышу этих слов. Куда вы намерены меня направить?

– Как это куда? – Блейр не отрывал взгляда от стола.

– Я могу поехать и в другую страну. Не женат. Не связан никакими обязательствами.

– Тут вот записано, что звать тебя Джон Фаони. – Он прочитал фамилию по буквам. – Все так?

– Да. А имя – Д-Ж-О-Н.

– У нас нет даже твоего адреса.

– В Вашингтоне я еще таковым не обзавелся. А он мне понадобится? Пока вы определили меня в мотель.

– Да, да. Тебе там удобно?

– Не знаю. Я день и ночь проводил в этом здании, готовя материалы к эфиру. Это утро – первое, когда мне нечего делать.

– Как-то раз я заезжал в этот мотель на ленч.

– Остались довольны?

Блейр чуть покраснел.

– Скорее на бранч.[179]

– А, так вы любите утром поспать. Джек протянул Блейру карточку службы социального обеспечения, продиктовал адрес матери в Индиане.

– Как получилось, что ты вышел на мистера Флетчера? – спросил Блейр. Ответа не последовало, и он продолжил: – Нам повезло, что вышел. Мистер Флетчер – добрый друг ГКН. Входит в совет директоров, занимает пост редактора-консультанта. Но методы работы у него своеобразные, он старается держаться вне нашей системы, сторонится текучки, поэтому и идеи у него всегда свежие. И мы, как говорится, тянемся за ним. Как бы то ни было, познакомиться с ним для тебя большая удача.

– Да уж, – буркнул Джек. – Повезло.

– Он работал с тобой над материалом о Клане, однако авторство отдал тебе. Джек промолчал.

– Что связывает тебя с мистером Флетчером?

– Связывает?

Джек скорее провалился бы сквозь землю, чем сказал, что «связывает» его с членом совета директоров «Глоубел кейбл ньюс», консультантом-редактором Ирвином Морисом Флетчером.

Не будет он говорить каждому надутому индюку, особенно тому, кто может оказать самое непосредственное влияние на его карьеру, что вышеупомянутый Ирвин Морис Флетчер – его настоящий и единственный отец, о котором он столько слышал, столько читал, столько мечтал о встрече…

Что встреча эта состоялась всего неделю назад…

Что выставить Клан напоказ задумал Джек…

Что Джек нашел способ завлечь упирающегося старшего Флетчера в проводимое им расследование, чтобы посмотреть, каков отец в деле…

И чтобы его отец смог увидеть, каков из себя он, Джек.

Нет, рассказывать об этом он не собирался. Он в такие игры не играл.

– Да. Я хочу сказать, нас удивило, почему он передал тебе все материалы по Клану, работал с тобой, а уж потом направил тебя сюда. Почему не привлек наших сотрудников?

– Это мои материалы, – ответил Джек. – Я все подготовил. А мистер Флетчер подключился на завершающем этапе расследования.

– Ясно, – покивал Блейр. – Ты привлек его, чтобы получить доступ в «Глоубел кейбл ньюс». Джек промолчал.

– Очень великодушно с его стороны. Впрочем, для него это норма.

Блейр протянул Джеку сложенный лист из плотной бумаги.

– Нам повезло, что вы встретились. И тебе повезло. Меня просто тошнит от вида этих подонков.

Джек развернул лист. Чек на очень приличную сумму. Выписанный Джону Фаони.

– Как мило.

– Ты заработал эти деньги. Материалы о Клане вызвали живой отклик по всей стране. Не удивлюсь, если они принесут тебе престижные премии.

– Будем на это надеяться. – Он недоумевал, что означает столь большая сумма. – Значит… Я буду получать такой же чек каждую неделю?

– Простите?

– Что, что… – Джек уже спрашивал, чем ему придется заниматься, но ответа не получил. – А сколько мне будут платить в год?

– Платить где?

– В «Глоубел кейбл ньюс».

– Вы не сотрудник «Глоубел кейбл ньюс», мистер Фаони.

– Но…

– Мы просмотрели ваши материалы только из уважения к мистеру Флетчеру. Так уж случилось, что они пошли. В этот раз.

– Вы не предлагаете мне работы?

– Разумеется, нет. Мы даже вас не знаем. Вы появились ниоткуда, принесли сумку видеокассет и дискет, которые мы смогли использовать. Насколько мне известно, насчет вас мистер Флетчер позвонил один раз. А без его звонка вас бы и на порог не пустили.

– Я принес сенсационный материал!

– И мы помогли вам донести его до зрителя. И… – серые глаза Блейра многозначительно уставились на чек, – …заплатили.

Взглянул на чек и Джек.

– Вы от меня откупаетесь?

– И благодарим за сотрудничество. Вроде бы Энди говорил мне, что вы учитесь на факультете журналистики?

– Вернуться к учебе я не могу. Во всяком случае, сейчас.

– Ничего страшного, подождете до начала следующего семестра. Деньги у вас есть, устройте себе веселые каникулы. Мы вот с женой недавно ездили по Канаде. На поезде. Превосходные экскурсии. Великолепное обслуживание.

– Вы не предлагаете мне работы?

– Времена сейчас трудные, Джек. Конкуренция жесткая. Нам очень непросто убедить американских бизнесменов, что они должны тратить на рекламу восемьдесят процентов прибыли. Некоторые упираются. Мы не увольняем сотрудников, но и не берем новых, если кто-то уходит по собственному желанию. Если нам кто и нужен, так это молодые люди с опытом работы. Один материал не означает, что у вас есть опыт.

– Это мой материал. В нем указана моя фамилия. Отличный материал. Вы сами сказали, что он тянет на премию.

– Да, – Блейр улыбнулся. – Мы очень благодарны мистеру Флетчеру.

Джек вскинул голову. Очень уж ему хотелось… Но он напомнил себе, что не играет в такие игры.

– Разумеется, – продолжил Блейр, – мы надеемся, что и с другими материалами, того же уровня, что и репортажи о Клане, вы прежде всего придете к нам. Может, не на заключительном этапе расследования, а чуть раньше… У нас классные специалисты. Я хочу сказать, что такие репортажи должны делаться командой.

– Командой? – Джек попытался представить себе съемочную бригаду в лагере Клана. Не получилось. Это не журналистика. Это реклама.

– Мы бы наверняка согласовали некоторые вопросы с нашим юридическим отделом. Нам остается только надеяться, что ваши репортажи не вызовут судебных исков. Меня вот информировали, что имело место нарушение некоторых законов, касающихся частной собственности.

– Вы боитесь, что белые расисты подадут на вас в суд за то, что я нарушил их право на уединение и рассказал всем, чем они занимаются вдали от посторонних глаз?

– Вы проникли на территорию, являющуюся частной собственностью. Ознакомились со сведениями, хранящимися в памяти компьютера, принадлежащего…

– А что мне оставалось делать? Или вам хватило бы только видеозаписи?

– Да еще начали готовить этот материал, сидя в тюрьме?

– Вы что, не поняли? Меня посадили в тюрьму, чтобы…

– Я говорю о том, что слышал. И никто не знает, где правда, а где – ложь.

– Никто? – Во рту у Джека пересохло. – А я-то думал, журналисты только этим и занимаются, отделяют правду от лжи.

– Да, разумеется, – усмехнулся Блейр. – Именно это я и хотел сказать, Джек. Тебе недостает опыта. Возвращайся на факультет журналистики. Иди в люди, туда, где ты столкнешься с реалиями жизни. Заработай себе репутацию. А пока… бросить учебу… попасть в тюрьму… контакты с белыми расистами… как узнать, кто ты на самом деле… Может, необработанный алмаз…

С чеком в руке Джек поднялся.

– Приятно было с вами познакомиться, мистер Блейр. – Он протянул руку над столом из красного дерева. Блейр встал, пожал протянутую руку.

– Надеюсь, ты не откажешься выслушать отцовский совет. Репортаж сделал ты, но теперь он принадлежит нам. Мы его купили. Вопрос закрыт. Повторюсь, тебе недостает опыта. Один раз тебе повезло. Но на этом уже поставлена точка. Вокруг большой мир, в котором никто тебе ничего не должен. Закончи учебу, найди работу, женись, у тебя появятся дети, возможно, твое призвание совсем в другой сфере…

Не выпуская руку Блейра, всматриваясь в его серые глаза, Джек процедил:

– Жаль, что вы выпали за борт. Теперь моя дверь всегда закрыта для вас.

– Что? – поперхнулся Блейр.

– Прощайте.

Глава 3

– Виндомия. Доброе утро. Чем я могу вам помочь?

– Пожалуйста, соедините меня с «Америкен герл роуз сьют», – попросил Флетч.

– Соединяю.

Вновь Джек воспользовался телефоном Энди Систа.

– К сожалению, сэр, в «Америкен герл роуз сьют» никто не берет трубку.

– Я хотел бы поговорить с мисс Шаной Штауфель.

– Сомневаюсь, что мисс Штауфель будет сидеть в своей комнате в половине двенадцатого утра, сэр. Подождите. – Джек ждал. Теперь он уже не волновался, в какую сумму обойдется его телефонный разговор «Глоубел кейбл ньюс». – Сэр? Я связалась с бассейном, столовой, тиром, полем для гольфа и конюшней. Как вы думаете, где еще поискать мисс Штауфель?

– Попробуйте телефон-автомат у бензозаправки в деревне.

– Извините, сэр. Это платный телефон. Он не подсоединен к нашему коммутатору.

– Могу я оставить ей послание?

– Разумеется, сэр.

– Звонил Джек Фаони. Передайте ей следующее: «Подготовьте „Кактус сьют“. Кузен».

* * *

– Флетч. Слушаю?

– Привет, папа.

– Г-р-г-м.

– Что там у тебя?

– Ничего. Вдруг заложило уши.

«Привыкну ли я к слову „папа“, – подумал Флетч. – Наверно, можно найти способ обойтись без него. А вот этому молодому человеку слово „папа“ очень уж нравится».

А ведь неделей раньше Флетч понятия не имел, что у него есть сын.

И до сих пор у него не было доказательств того, что Джон Флетчер Фаони действительно его сын.

– Где ты? – спросил Джек.

– Приближаюсь к городу Форвард, штат Висконтин, с юго-востока.

– Я удивлен, что ты решился вновь сунуться в эту клоаку.

– Подумал, что необходимо вызволить оттуда твою мать. Сегодня все пациенты должны покинуть «Блайт-Спирит».

– Из-за твоего репортажа по ГКН закрыли любимый мамин санаторий?

– Журналист не должен уподобляться белочке, которая думает, что солнце встает только потому, что она крутит колесо.

– И что ей теперь делать?

– Санаторий закрывает правительство штата Висконтин, потому что лечения там никакого не проводилось. А все сотрудники отдаются под суд за мошенничество.

– И ты собираешься забрать ее?

– Да.

– Как же ты сможешь забрать женщину, которая весит больше шестисот фунтов?

– Я взял напрокат грузовик-фургон технической помощи с гидроподъемником.

– Она будет зла на тебя. «Блайт-Спирит» стал для нее домом вне дома.

– И основным источником расходов. А пользы не приносил никакой. Ты знаешь, сотрудники «Блайт-Спирит» убедили твою мать, что она должна остаться в санатории до конца своих дней.

– Не может быть.

– Может. Одной рукой они кормили ее от пуза, другой внушали, что, кроме как у них, ей нигде не похудеть, и при этом умудрялись обчищать ее карманы. Твоя мать – умная женщина. Просто удивительно, что им удалось задурить ей голову.

– Понятно, папа. Как ее сын, должен предупредить, что она может отвесить тебе оплеуху, если, конечно, дотянется. Только не позволяй ей упасть на тебя.

– Ты хотел сказать, опять упасть.

– Опять?

– Сам знаешь, что случилось после того, как она упала на меня.

– Да. Случился я. Ты не рад?

– С этим еще надо разобраться.

– Я уверен, что рад.

– Теперь я знаю, почему у тебя такая легкая походка.

– Другой и быть не может у того, чья мать весит больше шестисот фунтов. Тут уж поневоле научишься быстро уходить в сторону.

– В тебе гибнет второй Нижинский.

– Кто такой Нижинский? – переспросил Джек.

– Один тип, который все время кружил вокруг женщин.

– Ясно. Между прочим, репортажи о Клане нашли отклик по всей стране. Так мне сказали. Ты видел хоть один на ГКН?

– Тебе известно, у нас на ферме нет кабельного телевидения. Я читал насчет твоих репортажей в прессе. И горжусь тобой. Но ты ни разу не появился в кадре, так?

– В каком смысле?

– Не показывали ни тебя, ни твоих фотографий.

– Не показывали. Хотя очень хотели. Посмотрите, мол, на молодого журналиста, рисковавшего жизнью. Я не разрешил. Знаешь ли, беру на вооружение некоторые из твоих принципов.

– Твоя мать многому тебя научила.

– Понимаешь, папа, не так-то легко наступать на горло собственному тщеславию.

– Безусловно. Однако, как говорил проповедник дочери: «Береги себя. Всегда будет завтра».

– Ага. Я с такой однажды встречался. Кстати, сегодня я пообщался с твоим мистером Блейром.

– Алекс Блейр? Этот напыщенный кретин.

– Знаешь, папа, я поначалу подумал, что он – отличный парень.

– По-другому и быть не могло.

– Такой искренний.

– Да уж, с искренностью у него все в порядке.

– Он дал мне чек на приличную сумму.

– Понятно. – Флетч искал глазами указатель поворота на Форвард. – Сие означает, что работу тебе в ГКН не предложили.

– Зато денег отвалили выше крыши.

– Засранцы. О том, что ты – мой сын, от тебя они не узнали. – Флетч улыбнулся. – Так?

– Слушай, папа, а я – твой сын?

– До получения уведомления об обратном – да.

– Ты не собираешься провести экспертизу ДНК?

– Что за мерзкий вопрос? Я даже не понимаю, почему тебе хочется быть моим сыном. Тебя воспитала мать, она напичкала тебя лживыми историями обо мне… Я всего-то написал одну книгу, которая тебе не понравилась.

– Я смотрю на это иначе. У тебя еще есть возможность прославиться. Возможно, мое благотворное влияние…

– Ты собрался переделывать меня? Что ж, флаг тебе в руки.

– Слушай, я даже могу приобщить тебя к современной журналистике.

– И чем ты теперь решил заняться? После того, как в ГКН тебе указали на дверь?

– Собираюсь навестить давнюю подругу в Джорджии.

– С чего бы это?

– Она надумала выйти замуж. Не за меня.

– Благоразумная девушка.

– Мы провели вместе лишь один уик-энд. Вернее, несколько часов из уик-энда.

– Я понял. Вы встретились в «Мотеле разбитых сердец». Так почему ты возвращаешься в ее жизнь накануне свадьбы? Она тебя отвергла, а ты не можешь этого пережить?

– Она пригласила меня. Она думает, что у ее жениха какая-то странная семья.

– Так это обычное дело. Правда, большинство невест осознают это после свадьбы. Она подрядила тебя выяснить, какие у нее будут родственники?

– Что-то в этом роде.

– Зачем тебе это? Едва ли твои находки заинтересуют читателей и зрителей.

– Неужели во всем надо искать сенсацию?

– Иначе придется перебиваться с пепси на пиццу.

– Ты еще не спросил, с кем она собирается породниться.

– С кем же?

– С профессором и миссис Честер Редлиф.

– Ага! Он изобрел идеальное зеркало. Джорджия. Не он ли построил…

– Виндомию. Туда я и еду.

– Ясно. Полагаю, я бы не отказался от встречи с парнем, который изобрел колесо.

– Возможно, я действительно наковыряю что-нибудь интересное. По какой-то причине Шана думает, что жизнь профессора в опасности.

– Если не выйдет ничего путного, возвращайся на Прайори-Фарм. Хорошо? Кэрри утверждает, что ты ей понравился, и какое-то время она готова тебя терпеть. Кроме того, заборы давно пора покрасить. Жалованье мы можем предложить минимальное, но у тебя будет крыша над головой, а по субботам тебе разрешат принимать душ.

– Не приеду, – отказался Джек. – У нас и так сложились очень теплые отношения. Какие и должны складываться у отца с сыном.

– А разве могло быть иначе? Я видел тебя два или три раза, мы провели вместе несколько часов.

– Дело не в количестве проведенного вместе времени, а в качестве.

– Да уж… – Флетч заметил указатель поворота на Форвард и сбросил скорость. – Пока мы были вместе, ты безраздельно владел моим вниманием.

– Как Кэрри?

– Разве я не сказал? Чокнулась. Ты ей нравишься. Меня она любит.

– Я хотел, чтобы ты знал, где меня искать. Пожалуйста, скажи маме, куда я поехал.

– Обязательно. – Флетч перестроился в левый ряд, включил поворотник – Позвони, если найдешь работу.

* * *

– Как насчет ленча? – спросил Энди Сист.

– Дельная мысль, – ответил Джон Флетчер Фаони.

– Пойдем в столовую для сотрудников. Сегодня там подают лазанью.[180]

– Нет, – покачал головой Джек. – Я бы съел итальянский сандвич с моллюсками.

– И где ты его найдешь?

– В Сабс-Роуз.

– Где это?

– В Северной Каролине.

– Однако.

Джек пожал руку Энди.

– Рад был познакомиться. Спасибо за помощь.

– Блейр не взял тебя на работу?

– Он дал мне «отеческий совет»: пшел вон.

– Эй, Джек! – крикнул вслед Энди. – Мы еще увидимся?

Шагая к выходу «Глоубел кейбл ньюс», Джек обернулся и помахал Энди рукой.

– Возможно. Когда я научусь не заканчивать предложение вопросом.

Глава 4

– А теперь скажи мне, кому мы всем этим обязаны, – прорычала Кристел, увидев Флетча.

Она лежала на кровати в своей комнате на втором этаже санатория «Блайт-Спирит». Наволочки, простыни, одеяла, даже занавеска отсутствовали.

Огромную гору жира, в которую превратилось ее тело, прикрывали ночная рубашка и халат.

«Какая она беспомощная, – подумал Флетч, – прямо-таки жертва автоаварии, лежащая посреди шоссе».

Если не считать силуэта за занавеской, который Флетч лицезрел неделей раньше, он не видел Кристел много лет. И его поразили невероятные габариты ее тела.

– Привет, – выдохнул Флетч.

– Они забрали даже лампы, – пожаловалась Кристел. – Настенные бра.

– Да. Сегодня у них суетливый день. – На подъездной дорожке сгрудились автомобили, пикапы, микроавтобусы, фургоны как частных лиц, так и медицинских учреждений. Из кабинетов тележками вывозили документацию. Флетч откашлялся. – Хочу увезти тебя отсюда.

– Никуда я с тобой не поеду, – отрезала Кристел. – Это ты натравил на нас законников. Твой чертов репортаж по «Глоубел кейбл ньюс».

– Ты же знаешь, что я поступил правильно.

– Ничего такого я не знаю. Здесь обо мне заботились.

– Здесь тебя держали только затем, чтобы чистить твои карманы.

– Где Джек?

– В Виргинии. Я только что говорил с ним.

– Он едет сюда?

– Нет. В Джорджию.

– И что он тебе сказал? Флетч улыбнулся:

– Он посоветовал мне быть поосторожнее, чтобы ты вновь не упала на меня.

Коротко взглянув на Флетча, Кристел рассмеялась:

– На этот раз я размажу тебя по полу.

– Это уж точно.

– Оба вы говнюки. Отец и сын. Не следовало мне рассказывать одному о существовании другого. Выметайся отсюда. Кому ты тут нужен?

– Тебе.

– Черта с два.

– Ладно. И каковы твои планы?

Лежа на кровати, Кристел нетерпеливо махнула рукой. Флетч понял, что женщина таких габаритов скорее всего не сможет и сесть без посторонней помощи.

– Какое тебе дело? – пробурчала она. – За то, что будет со мной, ты ответственности не несешь.

– Я знаю, – кивнул Флетч. – Но в воскресенье я обещал тебе вернуться.

Он по-прежнему стоял посреди палаты, между кроватью и дверью в коридор.

– Да уж, – горестно воскликнула Кристел. – Проник сюда под личиной репортера, шпионил за мной, шпионил за людьми, которые обо мне заботились, раззвонил обо всем по «Глоубел кейбл ньюс», натравил на «Блайт-Спирит» все правоохранительные учреждения, адвокатов, политиков, отправил под суд весь персонал, начиная с поваров и секретарей, в считанные часы добился закрытия санатория, а в итоге я лежу, прикованная к постели, всеми забытая. Не могу пошевельнуться, с утра маковой росинки во рту не было, нет даже салфетки, чтобы бросить в тебя! Ты вернулся, это правда. Вернулся, словно вторая половина тайфуна, накрывшего морской курорт.

Флетч улыбнулся.

– Язычок у тебя все такой же острый.

– Почему не приехал Джек?

– Подозреваю, он хочет дать нам еще одну возможность притереться друг к другу.

– Да не хочешь ты ко мне притираться.

– Может, и нет.

– Я ужасно выгляжу?

– Скорее ты в ужасном положении.

– Это не твоя вина.

– Кто говорит о вине?

– Ты меня не бросал. Ты даже не знал, что я родила тебе сына. Я специально ничего тебе не говорила, чтобы воспитывать его самостоятельно.

– Я знаю.

– Тогда я не нуждалась в твоей помощи, не нуждаюсь и теперь.

– Однажды моя помощь все-таки потребовалась. На чуть-чуть. Всего на несколько минут.

– Я не виню тебя за то, что ты меня ненавидишь. Так поступить со мной! Обрушить «Блайт-Спирит», словно карточный домик. Ты всегда знал, как ударить по больному, а, Флетч?

– Я тебе не мстил.

– Разумеется, мстил. Ты узнал, что у тебя есть сын, Джек, что я долгие годы скрывала его, и не прошло и четырех дней, как я лежу, всеми брошенная, умирающая от голода, униженная.

– Слушай, давай не будем жаловаться на судьбу.

Кристел вновь взглянула на Флетча, сухо улыбнулась:

– Сам-то небось позавтракал.

– В самолете, когда летел в Чикаго. Кофе с булочкой.

– Кофе с булочкой! – фыркнула она. – Какой булочкой?

– С черничным джемом.

– И ты называешь это завтраком?

– Разумеется, нет. Пожалуй, на завтрак я бы съел половину грейпфрута, глазунью из двух яиц, бифштекс с кровью, несколько ломтиков бекона, жареную картошку, возможно, пару копченых сосисок…

– Замолчи!

– … и гренок с… да, с клубничным мармеладом…

Взгляд Кристел уже не отрывался от него.

– Ты все это съедаешь? За завтраком?

– А ты собираешься встать с кровати?

– Я не могу! Неужели ты этого не видишь?

– Я вижу удивительно толстую женщину, которая лежит на кровати в псевдолечебном учреждении, только-только закрытом властями. У нее отняли простыни, одеяла, бра, салфетки, она намекает на то, что голодна, и при этом ничем не может себе помочь. Кристел, ты собираешься здесь умереть? Чего я уж точно не смогу, так это нести твой гроб. В могилу тебя придется опускать подъемным краном.

– Я о себе позаботилась.

– Неужели? Послала гонца в китайский ресторан?

– Ты меня убиваешь.

– Ты убиваешь себя сама. Что ты сделала ради собственного спасения?

– За мной приедет машина «Скорой помощи».

– Ты ее вызывала?

– Нет.

– И куда она тебя отвезет?

– В больницу.

– В какую больницу? Кристел, на тебя денег налогоплательщиков не хватит. Как не хватает их на школы, полицию и пожарные команды.

– Они, наверное, упрячут меня в психиатрическую лечебницу. – Кристел всхлипнула. Повернулась к окну. – У меня не хватит денег на мое содержание.

– Возможно и такое.

– А ты мне не нужен.

– Хорошо.

– Ты мне не нужен. И Джек не нужен. Мне никто не нужен.

Флетч вздохнул:

– Кристел, уезжая в воскресенье, я обещал вернуться. Если я уйду сейчас, то больше уже не вернусь.

– Уходи.

– Ноги моей не будет в этой комнате.

– Вот и убирайся.

– Как скажешь.

И Флетч ушел.

* * *

– Привет, мистер Мортимер. Это Флетч.

– Кто?

– Это я, Флетчер.

– О, только не это.

– Я позвонил в неудачный момент?

– Да. Я еще не умер.

– Разве могло быть иначе? – Флетч звонил с телефона, установленного в кабине грузовика-фургона. Последний стоял на подъездной дорожке «Блайт-Спирит».

– И у меня еще хватит сил, чтобы положить трубку.

– Не делайте этого!

– Почему?

– Вдруг я скажу вам что-нибудь интересное.

– Другого от тебя не услышишь. Поэтому я кладу трубку. Я слишком стар, чтобы интересоваться тем, что ты можешь мне сообщить.

– Подождите.

– Я ведь и постарел только потому, что в последний раз послушал тебя. До того я был молод. Густые волосы, прямая спина, много друзей. Я послушал тебя, и мои волосы поседели и вылезли, зубы выпали, спина согнулась, я потерял источник доходов, потерял друзей, и все за каких-то три месяца после того, как я тебя послушал Так чего мне опять слушать тебя?

– На этот раз после разговора со мной вы помолодеете.

– Конечно. На этот раз дело кончится тем, что меня усадят в инвалидное кресло.

– Послушайте, я…

– Никаких «послушайте»! Хватит, Флетчер! Ты уговорил меня стать главным свидетелем обвинения. Все остальные, все мои друзья и партнеры, угодили в тюрьму. А меня отправили в Вайоминг, ради моего же блага. Ха! Я бы лучше сел в тюрьму. Я бы хоть знал, за что сижу. А вот что я делаю в Вайоминге? В тюрьме у меня было бы куда больше знакомых. Нашлись бы темы для разговора. В Вайоминге я никого не знаю. А говорят здесь только о мясных бычках и двенадцати смертных грехах.

– Семи.

– Семи что?

– Я думаю, смертных грехов только семь.

– В Вайоминге их двенадцать.

– Действительно, это же большой штат.

– До сих пор не могу понять, то ли Вайоминг большой, то ли просто пустой.

– Мистер Мортимер, вы стали свидетелем обвинения после того, как вашего подопечного, наиболее вероятного претендента на звание чемпиона мира по боксу в среднем весе, нашли насаженным на острия железных прутьев ограды Греймерси-Парк.[181]

– Да, меня это взбесило. Я очень любил этого парня.

– Вы можете писать письма друзьям, которых отправили в тюрьму.

– Я и пишу. Некоторым. Хорошие ребята, знаете ли. Переписываюсь с теми, кто говорит: «Я не сержусь за то, что ты разрушил мою семью и отправил меня за решетку до конца моих дней». С теми, кто подошлет ко мне наемного убийцу. Я посылаю им по письму каждую неделю. Рассказываю, как здорово коротать дни, наблюдая горы Вайоминга.

– А разве плохо жить в прекрасном штате Вайоминг? Вы заслужили право на отдых. Вам же семьдесят два.

– Семьдесят четыре. Благодаря тебе. Если б мы не встретились, мне бы по-прежнему было сорок семь.

– Джейк Бургер говорит мне, что вы тренируете двух перспективных парней.

– Мясные бычки. Двуногие мясные бычки. Иного тут нет: только мясные бычки. Четвероногие мясные бычки, двуногие мясные бычки.

– Если б вы не верили в них, то не стали бы тренировать. Может, они выиграют первенство округа.

– Никогда в жизни.

– А сколько им лет? По двадцать?

– Одному шестнадцать. Второму – восемнадцать. Я не доживу до того дня, когда хоть один из них оторвется от пола при счете десять.

– Готов спорить, они себя еще покажут.

– Старший, которому восемнадцать, зовут его Хэджа, полагает, что главное в боксе – злиться на себя. Он бы отправил себя в нокаут, если б я показал ему, как это делается. Второй, шестнадцатилетний, Рики, думает, что у него великолепная мускулатура. Можешь ты в это поверить?

– В шестнадцать лет в этом уверены все.

– Единственный соперник, который его интересует, – зеркало. И особенно он любит сходиться с ним в ближнем бою. Они оба пользуются дезодорантом. Можешь ты себе такое представить? Слышал о благоухающих боксерах?

– По-моему, неплохая идея.

– Я то и дело повторяю: «Откуда здесь запах петуньи?» Фу!

– И кто обычно берет верх в спарринге?

– Никто. Молодой не устает танцевать, словно босоногий городской мальчишка на горячем асфальте. И все для того, чтобы ему не подпортили физиономию. Старший ужасно злится на себя за то, что не может дотянуться до молодого. У него даже поднимается давление. И это чистая правда.

– Я бы хотел приехать и взглянуть на них.

– Нет, сэр. Не трать попусту мое время.

– И привезти с собой даму.

– Незачем ко мне ехать. Даже если сейчас ты стоишь у моих ворот. Я тебя не приму.

– Она – тяжеловес.

– Нет, сэр! Нечего ей делать в моем тренировочном лагере!

– Но ей надо потренироваться.

– Нет, сэр. Я до этого не дорос. И никогда не дорасту! Только не в моем лагере! Видел я эти журналы. Порнография, да и только.

– Через несколько дней мы будем у вас.

– Не будете. Только сунь сюда свой нос, Флетч, и я натравлю на тебя обоих. И Хэджу, и Рики.

– Их я не боюсь.

– И напрасно.

– Отнюдь. Я же знаю их недостатки.

* * *

Флетч остался в кабине.

Два санитара, которых он «подмазал», вкатили огромное кресло-каталку с Кристел Фаони на платформу гидроподъемника. Платформа пошла вверх. Грузовик чуть накренился под весом Кристел. В кузове они помогли Кристел перебраться на большую кровать. Изголовье находилось аккурат за спинкой сиденья Флетча. Санитары выкатили кресло на платформу, Флетч опустил ее на землю, затем поднял вновь, завел в кузов. Санитары закрыли борт грузовика.

Один из них подошел к кабине:

– Все в порядке, приятель. Можешь увозить ее отсюда.

Грузовик медленно покатил по подъездной дорожке, маневрируя между стоящими автомобилями. Их еще хватало. Выехав из ворот, они повернули направо, к автостраде.

Он услышал, как Кристел высморкалась. Похоже, где-то достала пачку салфеток.

– Куда вы меня везете? – спросила Кристел.

– В Вайоминг Последовала долгая пауза.

– Флетч? Это ты, Флетч?

– А ты думала, Харон?

– Я думала, ты уехал.

– Я сказал, что больше не вернусь в твою палату. Надоело с тобой спорить.

– Ты всегда уезжаешь.

– Не уезжаю, если кому-то нужен. Ты же не хотела, чтобы я уехал, верно?

– Нет. – Она рассмеялась. – А что мы увидим в Вайоминге?

– Ничего интересного, если верить мистеру Мортимеру.

– Кто такой мистер Мортимер?

– Вредный старикашка по фамилии Мортимер, который требует, чтобы все звали его мистер Мортимер.

– Твой приятель?

– Да. Меня он ненавидит. Я уверен, что возненавидит и тебя.

– Так почему мы к нему едем?

– Меня осенило. Он, возможно, сам этого не осознает, но всю жизнь он занимался коррекцией веса человеческого тела. Он тренер. По боксу.

– Тренер по боксу?

– Да.

– Ты везешь меня в тренировочный лагерь для боксеров?

– Да. Я подумал, что стоит попробовать. Если не получится, придумаем что-нибудь еще. Пусть он поставит тебе апперкот.

– Что такое апперкот?

– Рубец над бровью.

– Не надо мне этого!

– Изголовье твоей кровати поднимается и опускается.

– Понятно.

Зажужжал электрический моторчик, поднимающий изголовье.

– Можешь посмотреть в окно. Прекрасный вид, верно?

– Да. Обратные стороны рекламных щитов.

– Спереди написано: «СОХРАНИМ КРАСОТУ АМЕРИКИ».

– Господи, он решил сделать из меня чемпиона по боксу!

– Знаете, дамочка, в вашей весовой категории соперников не найдется.

– Флетч? А мы не можем остановиться, чтобы ты купил мне что-нибудь из еды?

– Почему нет. Я тоже проголодался.

– Занятия боксом отнимают много сил. Так что мне надо подкрепиться.

Глава 5

Женщина в черном бикини, пришедшая поплавать в пятидесятиметровом открытом бассейне, то и дело поглядывала на Джека.

В белых шортах с вертикальными синими полосами, униформе, ношение которой оговаривалось при поступлении на работу, Джек чистил бассейн.

Плыла женщина кролем и при каждом повороте у бортика бросала на Джека любопытный взгляд.

На работу в Виндомию Джека взяли, но ознакомили с длинным перечнем условий, нарушение которых приводило к незамедлительному увольнению.

Прибыв в искомую часть Джорджии, он, к своему изумлению, узнал, что Виндомия – то ли деревня, то ли городок – находится на территории одноименного поместья и попасть туда можно только по пропуску. Три тысячи пятьсот акров поместья окружал забор с единственными воротами, у которых постоянно дежурила охрана.

До отъезда из Виргинии Джек потратил часть денег, заработанных в «Глоубел кейбл ньюс». Купил кое-какую одежду и подержанный синий автомобиль с откидным верхом. «Миату». Маршрут его пролегал через Сабс-Роуз, что в Северной Каролине.

Ближайшим к Виндомии городком оказался Ронктон. Там он перекусил в кафетерии. Спросил, где можно найти работу. Женщина за стойкой ответила без запинки: «Только в поместье». И направила его в бухгалтерскую контору на другой стороне улицы.

– Ты должен соответствовать строгим требованиям, предъявляемым владельцем поместья к обслуживающему персоналу, – первым делом сообщил ему Кларенс Доунс, бухгалтер поместья. Он только что вернулся с ленча. – Присядь. Давай поговорим. Сидел в тюрьме?

– Нет, сэр.

– Мы это проверим.

– Разумеется.

– Чем-нибудь болеешь?

– Ребенком перенес ветрянку. Сейчас мне гораздо лучше, благодарю вас.

– Плавать умеешь? – Бухгалтер, крупный мужчина, прошелся взглядом по мускулистому телу Джека. Увиденное ему явно понравилось.

– Да, сэр.

– Я в этом не сомневался. В теннис играешь?

– Да, сэр.

– Хорошо?

– Отлично, сэр. Доунс улыбнулся:

– Ты по каким-то причинам решил прервать обучение в колледже?

– Пытаюсь заработать немного денег, сэр.

– Разумно. У меня двое детей в колледже. Хорошо, что я дипломированный бухгалтер-аудитор. Поток счетов никогда не иссякнет. Мне не приходилось химичить с личными счетами, пока мои дети не поступили в колледж. А чем занимаются твои родители, Джон?

– Мать серьезно больна, сэр. У отца небольшая ферма.

– Понятно. А ты, значит, не хочешь пахать в поле. Утомительная работа, согласен с тобой. В молодости сам удрал с фермы. – Он шлепнул себя по животу. – Всегда хотел ходить в белой рубашке и иметь толстый живот. – Он рассмеялся. – Видишь? Мне это удалось!

– Да, сэр.

– Гм-м. – Доунс нахмурился. Согласие Джека его, похоже, не порадовало. – Работать будешь в поместье Виндомия. Ты о нем слышал? Принадлежит и непосредственно управляется доктором Честером Редлифом. Поместье очень большое, определяет экономическое положение близлежащих территорий. Им нужен молодой человек… «приличного вида», так мне сказали. Его задача – поддерживать чистоту в бассейнах, на кортах, в спортивном зале, выполнять обязанности спасателя, если придут поплавать маленькие дети, сыграть партию в теннис, если у кого-то не окажется партнера, помогать садовникам, если возникнет такая необходимость, патрулирование поместья, когда…

– Патрулирование поместья?

– Да. Доктор Редлиф помешан на безопасности.

– С револьвером и собакой?

– И рацией. Справишься?

– Скорее всего.

– Если потребуется, когда соберется уж очень много гостей, придется надевать белый смокинг и разносить напитки.

– Улыбаться – тоже моя обязанность, или за это полагается надбавка к жалованью?

– И каждое утро ты должен являться к секретарю доктора Редлифа и докладывать обо всем необычном, что тебе довелось заметить.

– Что сие означает?

– Я же говорю, доктор Редлиф помешан на безопасности. Он хочет знать все… обо всех, – пожал плечами Доунс. – Такая вот у него странность.

– Шпионить за гостями? За родственниками?

– Таковы условия приема на работу. – Доунс водрузил на нос очки, взял со стола лист бумаги. – Тебе не разрешается курить, пить, принимать наркотики, приносить их на территорию поместья. Возражений нет?

– Как насчет жевательной резинки?

– Цвет поместья – белый и синий. Тебе выдадут одежду, которую ты будешь носить. Другой одежды носить в поместье не разрешается, вне зависимости от того, на службе ты или нет. Понятно?

– Конечно. Хорошо хоть, что не требуют особых татуировок.

– Старик Редлиф управляет поместьем, словно это британский броненосец XIX века.

– А что случилось с тем парнем, что занимал мое место?

– В мусорной корзине в его комнате нашли две пустые банки из-под пива.

– И его уволили?

– Моментально.

– Не повесили на рее?

– Тебе не разрешено приглашать в поместье гостей. Не разрешено приводить женщин в свою комнату. Если женщина попросит тебя показать, как пользоваться тем или иным тренажером в спортивном зале и пригласит сыграть партию в теннис, ты не вправе вступать с ней в более близкие отношения.

– Однако. А почему старина Редлиф не нанимает роботов?

– Я думаю, нанял бы, если б мог. Тебе выделят половину коттеджа, с отдельным входом, комнатой, ванной и кухней. Ожидается, что все продукты ты будешь покупать в супермаркете, расположенном в деревне Виндомия.

– От меня ждут, что я продам душу лавке компании?[182]

– Между прочим, выгодное условие. Супермаркет – заведение бесприбыльное. Все товары продаются по ценам поставщиков. Опять же, доктор Редлиф лично следит за калорийностью продуктов. Продаются только самые лучшие.

– Значит, никаких чипсов?

– Отнюдь, чипсы он очень любит. Ты можешь пользоваться спортивным залом, бассейном и прочим, но не одновременно с членом семьи или гостем. При появлении члена семьи или гостя ты должен удалиться, если только нет причин для твоего присутствия. Машина у тебя есть?

– Да.

– По прибытии поставишь на охраняемую стоянку и отдашь ключи. Редлиф не жалует автомобили на территории поместья. Тебе выдадут велосипед. Отдыхать будешь сутки в неделю, начиная от полуночи со среды на четверг. Если в это время ты захочешь уехать из поместья, машину тебе, разумеется, выдадут.

– Сегодня у нас четверг.

– Совершенно верно. – Доунс сказал Джеку, сколько он будет получать каждую неделю. Протянул ему густо исписанный лист бумаги. – Тебя это устраивает?

– Где мне расписаться?

Покончив с формальностями, Джек поехал в поместье.

Столбы, к которым крепились кованые ворота, поднимались на тридцать пять метров. В обе стороны уходил десятиметровый оштукатуренный забор. Сторожка скорее напоминала административное здание в пригороде.

– Здесь Волшебная страна? – спросил Джек охранника в бело-синей униформе.

– Ты не ошибся, – ответил охранник. – А пропуск у тебя есть?

– Да, – Джек протянул охраннику ламинированный прямоугольник. – Винни-Пух потерял, а я нашел.

Розовый цвет пропуска, как объяснил Доунс, указывал, что он – наемный работник.

В миле от ворот, на холме, возвышался особняк. Под синим шифером крыши белые стены сверкали в солнечном свете, словно улыбка киноактера. Над крышей реяли на ветру несколько бело-синих флагов.

Охранник сказал, как найти автостоянку.

– Поезжай прямо туда, – предупредил он. – Я позвоню. Тебя будут ждать через шесть минут. Максимальная разрешенная скорость – тридцать миль в час.

– А что мне делать с выхлопом? Охранник улыбнулся:

– Собирай в полиэтиленовый мешок.

Когда Джек въехал в ворота, ему сразу вспомнился разговор с Алексом Блейром. Он же сказал, что не женат и ничем не связан, так что готов поехать за границу.

Едва он оказался на территории Виндомии, у него возникло ощущение, что он попал в чужую страну. Совсем чужую.

«Наверное, таким Бог создал бы мир, если б у Него были деньги», – подумал Джек.

Со стороны особняка ехала машина, каких в натуре видеть Джеку не доводилось: «Инфинити» с удлиненным корпусом.

На заднем сиденье сидела женщина средних лет в красивой шляпке. Она держала у носа платок. Плакала?

Лимузин проскользнул мимо со скоростью тридцать миль в час.

«Ух, – сказал себе Джек. – Здесь, пожалуй, не стоит принимать яблок от женщин, а не то меня сразу отправят далеко на восток…»

* * *

Наплававшись, девушка в черном бикини приблизилась к бортику, на котором стоял Джек. Высунулась из воды, руки положила на бортик, подбородок – на руки.

Джек собирал грязь со дна бассейна через длинную металлическую трубу, шлангом соединенную с компрессором.

Ему уже надоело хлопанье огромных флагов, развевающихся над особняком.

Кроме них двоих, у бассейна никого не было.

– Привет.

– Доброе утро, мисс.

– Позволь-ка взглянуть сзади на твою ногу.

– Это входит в мои обязанности?

– Повернись.

Джек повернулся.

Он знал, что она хочет посмотреть на маленький синий глаз, вытатуированный на его левой ноге.

– То-то мне показалось, что я тебя уже видела.

– Такое со мной случается. Даже слишком часто.

Она еще долго смотрела на Джека, потом вылезла из бассейна.

– Флетч.

– Джек Фаони, мисс. Рад, что запомнили меня, мисс.

– А можно было забыть? – низкий, приятный голос.

– Я не забыл.

– В ту ночь мы отлично повеселились.

– Да, мисс.

– Все было так хорошо. А гитару ты привез?

– Да, мисс.

– Ты здесь работаешь?

– Да, мисс.

– Когда ты приехал?

– Вчера вечером, мисс.

Стоя в метре от него, она посмотрела на особняк.

– Я думала, ты назовешься моим кузеном.

Джек понизил голос:

– Ничего бы не вышло. Для этого мне пришлось бы заранее встречаться с тобой, узнавать массу подробностей о твоей семье…

– И ты решил, что лучше наняться на работу, чем быть гостем?

– Так у меня больше свободы. Не нужно двадцать четыре часа в сутки источать вежливость. Я, случается, пукаю.

– Вот это ты загнул.

Шана Штауфель уселась в шезлонг в двух метрах от Джека. Он продолжал работать, стоя спиной к ней. И они продолжали разговаривать, полушепотом.

– Хорошо, что ты смог приехать.

– Я только не понимаю, зачем?

– Как я и говорила, тут творится что-то странное. У людей, которые здесь живут, есть все: приятная внешность, ум, здоровье, престиж, любой их каприз тут же выполняется, и при этом напряжение столь велико, что его можно пилить пилой.

– Не зря утверждают, что на богатых не угодишь.

– Я хочу сказать, Джек, что жестокость, ненависть, неудовлетворенность направлены на одного человека.

– Кого же?

– Честера Редлифа:

– Капитана корабля.

– Я боюсь, что напряженность перерастает в насилие. Скрытое насилие.

– Давно ты здесь?

– Десять дней. Сначала я подумала, что все обожают старика, добродушно над ним подшучивают. Потому что шептаться они начинали, как только он уже не мог их услышать Но потом я поняла, что никаким добродушием и не пахнет. Если и шутили, то зло. Для них Честер говорит не то, делает не так. Если он скажет, что сегодня вторник, все хмыкают и пожимают плечами и твердят, что сегодня – понедельник или среда, хотя на самом деле – вторник. Надеюсь, ты меня понимаешь. Это несправедливо.

– Кто эти «все»?

– Его жена. Его дети. Он много работает, не выезжая из поместья, но у него есть аэропорт, здесь же живут его ближайшие помощники. Взять, к примеру, его заместителя Эрика Бьювилля. Ситуация аналогичная. В лицо одни улыбки, за глаза – та же ненависть.

– Доктор Редлиф – гений. Напрасно ты думаешь, что окружающие могут понять гения. Разумеется, без трений не обойтись.

– Говорю тебе, добром это не кончится. Ты же знаешь, когда варишь яйца или спагетти, а в кастрюле слишком много воды или горелка чересчур раскалена, кипящая вода перехлестывает через край.

– Да, я как-то сжег спагетти.

– Если не уменьшить расход газа, вода выплеснется, испачкает плиту, зальет горелку. Здесь то же самое. Вода уже начинает перехлестывать через край.

– Что ты подразумеваешь под «скрытым насилием»? Что-то определенное?

– Да.

Он услышал, как она тяжело вздохнула.

– Так что же?

– Каждое утро, на рассвете, Честер мчится по холмам на своем огромном жеребце. Скорее всего таким способом он снимает накопившееся напряжение. Утром того дня, когда я позвонила тебе, когда он выезжал из конюшни, жеребец упал замертво. Говорят, он умер от сердечного приступа.

– Лошади умирают от сердечных приступов.

– Трехлетний жеребец? Я думаю, его отравили.

– Доказательства?

– Честер отказался сдать кровь жеребца на анализ. Думаю, он не хочет знать, что жеребца отравили. Лучи летнего солнца жгли Джеку плечи.

– Немного.

– У Честера есть маленький коттедж в лесу. Он называет его «Домик для раздумий». Каждый день ровно в четыре он уединяется там на полчаса. Размышляет, слушая Гайдна. Вчера в самом начале пятого коттедж взорвали. Его разнесло по бревнышкам. Нам сказали, что взорвался обогреватель.

– Обогреватель? – Весь в поту, Джек искоса глянул на солнце. – Кому нужен обогреватель в такую жару?

– И я о том же.

– С этим кто-нибудь разбирается?

– Я.

– Как я понимаю, в тот момент доктора Редлифа в коттедже не оказалось.

– Он туда ехал, но сломалась передняя ось джипа.

– Гм-м. Если бы передняя ось сломалась на обратном пути, он мог бы получить травму.

– Скорее всего погиб бы. Там же проселок, очень извилистый, местами проходит по самому обрыву. А вчера еще прошел дождь.

– Ты насчитала три возможные попытки покушения на его жизнь.

– Была и четвертая, этим утром. До рассвета Честер пьет кофе в маленькой комнате, примыкающей к спальне. В то утро он обнаружил, что штепсель вытащен из розетки. И мокрый. Естественно, он взялся за провод, чтобы вставить штепсель в розетку. Но кто-то снял с провода изоляцию.

– Откуда тебе это известно?

– Он пожаловался, что утром остался без кофе.

– Бывают совпадения.

– Но не так много.

– Я заметил, ты зовешь его Честер.

– Да.

– Ты же его будущая невестка. Вроде бы тебе следует называть его доктор Редлиф, профессор Редлиф.

– Я познакомилась с Честером до того, как встретила Чета.

– О?

– Когда он ездил в Европу, я работала у него переводчиком.

– Путешествовала с ним?

– С его свитой. Я сопровождала его на культурные мероприятия и светские приемы. Мне сказали назвать его Честер. Он полагал, что обращение доктор или профессор возведет барьер между ним и другими гостями.

– Понятно.

– В Виндомию я приехала этой весной вместе с его командой. Он вел переговоры с немецкими и скандинавскими промышленниками и министрами. Тогда я и встретила Чета.

– Любовь с первого взгляда?

– Я увидела, что ты остановил свой выбор на журналистском расследовании, и подумала, а почему бы тебе не позвонить? Я не знаю, что мне делать. Я волнуюсь. – Она помолчала. – Извини, воспользовалась нашим знакомством, пусть и очень коротким.

– Я тоже не знаю, чем я могу помочь тебе, – ответил Джек. – Не могу я мельтешить у него перед глазами, проверяя пульс его жеребца и втыкая в розетку штепсель кофеварки.

– Разве репортеры, занимающиеся расследованием, не расследуют?

– Теперь я сожалею, что прибыл сюда не гостем. Я слишком далеко как от него, так и от родственников.

– Что-то менять уже поздно.

– Доктор Редлиф – профессор физики. Он наверняка изучал теорию вероятности. Что он сам думает об этих совпадениях?

– Он все отметает Однако какие-то мысли у него все-таки возникают.

– Как я понимаю, он человек привычки?

– Живет по часам. У него есть распорядок, которому он и следует, минута в минуту. У него идеальная самодисциплина.

– Это опасно. Если у тебя будет возможность поговорить с ним, предложи ему менять распорядок дня. Пусть его появления в тех или иных местах станут менее предсказуемыми.

– Есть ли смысл просить зебру снять полосатую пижаму?

– Или предложи ему ненадолго уехать из Виндомии.

– Здесь его дом. Его лаборатория. Его сотрудники. Все его игрушки. Увезти его отсюда – все равно что вынуть начинку из пирожка.

– Он наверняка должен что-то знать. И непременно примет какие-то меры. И здесь ему нужны куда более серьезные помощники, чем я.

– Он оберегает семью.

– Это я заметил.

– Не думаю, что он позволит хоть в чем-то обвинить родственников, даже заподозрить.

– Но ты, человек посторонний, встревожена.

– Вероятно, я здесь для того, чтобы родственники узнали меня, я – их, чтобы я узнала на практике, каково жить в Виндомии…

– Так тебе здесь нравится?

– А кому нет? – Она выдержала паузу. – У меня-то семьи не было. Отец женился четыре раза, мать трижды выходила замуж. Он – адвокат в Олбани. Берется за любые дела. Вождение в пьяном виде, подделка документов. Знает, кому и сколько надо дать в суде. Мать теперь целыми днями сидит на диване, уставившись в никуда. Сестра перепробовала все наркотики, какие только поступают из Южной Америки. Брат в тюрьме. За изнасилование. В моей семье никто не знал, что такое дисциплина. Кроме меня. Я – исключение.

– Ты уважаешь дисциплину?

– Да.

– А потому восхищаешься доктором Редлифом?

– Естественно. В нем есть все, что должно быть в мужчине.

– И ты любишь Чета?

– Наблюдая, слушая, ты не сможешь выяснить, кто за всем этим стоит, кому это выгодно?

– Я в этом сомневаюсь. Все, кто здесь живет, знает поместье куда лучше меня. Всем известен его распорядок дня и ночи. – Джек повернулся к огромному особняку. – Я и представить себе не мог, что он такой большой. Я, конечно, предполагал, что меня ждет, но это уже перебор. Через несколько минут у меня встреча с секретарем доктора Редлифа, а я знать не знаю, где ее искать. И спросить не у кого.

– Она в административном корпусе, около аэропорта. Возьми велосипед.

– А где карта?

– Тебе ее не дали?

– Наверное, не хотели, чтобы я путешествовал по поместью.

– А ты попытаешься?

– Я буду наблюдать. Слушать. И думать.

Мужчина лет двадцати пяти, в одних плавках, появился у бассейна. Стройный, мускулистый. Помахал рукой Шане.

– Едва ли я что-нибудь выясню.

Мужчина взобрался на верхнюю площадку вышки для прыжков. Без задержки прыгнул, двойной винт спиной вперед, вошел в воду практически без брызг.

– Это Чет? – спросил Джек.

– Да. На выпускном вечере в университете выступал с речью от курса, лучший четвертной студенческого первенства.

– Я ожидал чего-то другого.

– Получил приглашение от Национальной футбольной лиги. Разумеется, он может купить себе целую команду. Оксфорд предложил ему стипендию аспиранта.

– Может, он купить Оксфорд?

– Если его папочка поставит в договоре вторую подпись.

Непринужденно, словно продолжая плыть, Чет выскочил из бассейна, встал, широко расставив ноги, набычившись. С него капала вода.

– Пора идти, – бросил он Шане. Вроде бы он не заметил, что Джек и Шана разговаривали.

– Куда?

– Ты слишком долго сидишь на солнце.

– Отдыхаю после заплыва. Я тут лишь несколько минут.

Чет протянул Шане руку, повернулся к Джеку. Оценивающе оглядел его с ног до головы.

– Хорошо. – Шана лениво поднялась с шезлонга.

Уходя от бассейна, Шана и Чет держались на расстоянии метра друг от друга. Чет говорил о каком-то танцевальном па. В какой-то момент показал, о чем, собственно, речь.

У ворот Чет оглянулся.

Нахмурившись, Джек вновь принялся чистить дно бассейна. От взгляда Чета ему стало не по себе.

Глава 6

Вместо того, чтобы сказать в трубку стоящего на переднем сиденье телефона, когда тот зажужжал, обычное: «Привет», Флетч запел: «Привет, Америка…»

– Мистер Флетчер? Это Энди Сист.

– Как поживаешь, Энди?

– У меня все хорошо, мистер Флетчер. Как ваши дела?

– Нормально. Еду вот, пою.

– У вас отличное настроение, мистер Флетчер.

– А каким еще оно может быть у современного мужчины, несущегося по автостраде со скоростью урагана?

– Вы правы, мистер Флетчер.

– Фантастика, не правда ли?

– Раньше я никогда не слышал, как вы поете, мистер Флетчер.

– Теперь ты знаешь, как много потерял.

– Я подобрал информацию по Честеру Редлифу, как вы и просили. Вы где-то на северо-западе?

– Еду в Вайоминг.

– Честер Редлиф живет в Джорджии.

– А, в штате, где поначалу запретили практиковать адвокатам. И рабство. Сначала разобрались с адвокатами. Потом с рабством. С тех пор изменилось там немногое.

– Поместье называется «Виндомия». Насколько я понял, очень большое. Есть поле для гольфа, деревня для проживания обслуживающего персонала. Ближайший город – Ронктон. Вы на отдыхе, мистер Флетчер?

– На отдыхе от чего?

– Я хотел сказать, вы сейчас около Джорджии?

– Просто помогаю с переездом одному знакомому, который когда-то подвозил меня. – С кровати донесся смех Кристел. Динамик на щитке позволял ей слышать весь разговор.

– Понятно, – Энди, глубоко вдохнув, перешел к делу: – Честер Редлиф, пятьдесят восемь лет, второй сын Рендолфа и Мелиссы Редлиф, родился в Линкольне, штат Массачусетс, в хорошо обеспеченной, уважаемой американской семье.

– И кто же уважал эту семью?

– Общество. Предки Редлифа показали капитану «Мэйфлауэра», где бросить якорь. Или что-то в этом роде.

– Ага! Стопроцентные американцы!

– Из его семьи выходили то министры, то банкиры.

– А в чем, собственно, разница?

– Профессором он стал в Массачусетском технологическом институте, но диплом и ученые степени магистра и доктора получил в Оксфорде. Во время учебы увлекался фехтованием и бейсболом. Преподавал в Гарварде и Оксфорде, прежде чем перейти в МТИ.

– Значит, он образованный, не чурающийся спорта ученый.

– Гармоничная личность. Вы понимаете, знает что-то обо всем и все о чем-то.

– И ничего ни о чем.

– Он изобрел идеальное зеркало. Как это? – спросил Энди Сист.

– Наверное, научился превращать два негатива в позитив.

– Что?

– Я не знаю.

– Теперь обычные зеркала кажутся анахронизмом.

– Они всех устраивали не одну тысячу лет.

– А теперь от них развивается косоглазие.

– Мы не знаем, чего нам не хватает, пока нас не ткнут носом. Верно?

– У него хватило денег, чтобы запантентовать идеальное зеркало, наладить производство и продажу. Вот почему он так разбогател.

– Как?

– У него миллиарды долларов.

– Действительно, богатый человек.

– Его заводы разбросаны по всему миру. В Джорджии он купил огромное поместье. Там находятся его семья, лаборатории, работает он сам и его ближайшие помощники. Поместье он покидает довольно редко Он коллекционирует произведения искусства. Скупает все лучшее, что-то оставляет, что-то продает. В Виндомии он пытается вывести новую породу коров. И мулов.

– Мулов?

– Да. В двадцать шесть лет он женился на двадцатитрехлетней Амалии Хьюстон.

– Тоже ученой?

– Она работала операционисткой в банке его отца в Бостоне. Ученые степени? Нет. Несколько лет назад, когда она входила в совет директоров молодежного исправительного центра, она выступила с речью, в которой предложила кастрировать всех юношей до восемнадцати лет, виновных в насильственных действиях.

– Почему только до восемнадцати лет?

– Потому что в молодежных исправительных центрах они находятся до восемнадцати лет. Вероятно, она боялась перегнуть палку.

– Скорее слишком много времени провела среди мулов. А как насчет девушек?

– Она сказала, что со стороны девушек насилие допустимо, поскольку иначе им себя не защитить.

– От юношей, которых еще не кастрировали.

– Миссис Редлиф потом заявляла, что ее неправильно процитировали.

– Действительно, неправильно?

– Нет. После этого она не занимала никаких должностей. Судя по всему, Редлифу небезразлично, что думают о нем в обществе.

– Жаль. Если б ей развязали руки, она бы быстро разобралась с американскими мужчинами.

– Об этом не говорят вслух, не сообщали в прессе, но, насколько мне известно, ее неоднократно лечили от депрессии, в том числе и с применением электрошоковой терапии.

– Однако.

– Возможно, это всего лишь слухи, но я так не думаю. Она считается эксцентричной особой, на людях появляется только в компании мужа и всегда улыбается. Если она что и говорит, то обязательно невпопад. Как-то в Белом доме она сказала жене президента:

«Знаете, дорогая, вам должны платить за все, что вы тут делаете».

– Ее приглашали вновь?

– Разумеется. Она жена Честера Редлифа. У них четверо детей. Старшая дочь, Эми, ей двадцать девять, трижды выходила замуж. У нее семь детей.

– Похоже, Эми кастрирование явно не по нутру. Она живет в поместье?

– Да, со всеми детьми. Сейчас не замужем. Следующий по списку – Честер-младший. Один из лучших футболистов студенческого первенства, член «Фи-Бета-Каппа».[183]

– Номер сорок один, – вспомнил Флетч. – Чет Редлиф. Никогда не связывал его с идеальным зеркалом.

– Он обручен с Шаной Штауфель. Она окончила Брин Мор[184] и работала переводчиком в европейском отделении «Редлиф миррор». Вроде бы старик проталкивает сына в палату представителей от избирательного округа в Джорджии, где расположено поместье. Написана книга, в которой разбираются противоречия между первой и четырнадцатой поправками к американской конституции Автором указан молодой Честер.

– Он закончил юридический факультет?

– Да. Но его первая попытка вступить в коллегию адвокатов провалилась. Он не сумел сдать экзамены.

– Значит, книга будет опубликована, как только он преодолеет этот барьер.

– В конгрессе ходят слухи, что нынешнему члену палаты представителей от этого самого округа предложена огромная сумма, если он согласится удалиться от дел. Источник денег неизвестен.

– Все сокрыто мраком.

– Молодому Честеру двадцать пять. Его сестре Аликсис – двадцать три Из колледжа ее попросили. Киностудия «Объединенные фильмы» выпустила мюзикл «Заноза в сердце», где она исполнила главную роль. Слышали о нем?

– Нет.

– Действительно, успеха он не имел. Съемки обошлись в тридцать два миллиона. В прошлом апреле в один из уик-эндов состоялся его показ в ограниченном числе кинотеатров. Самый добрый эпитет, которым его наградили, – «старомодный». Один критик написал… цитирую: «Это последний, очень на это надеюсь, фильм о соседской девочке, которой следовало бы там и остаться – я про соседний дом».

– Очень грубо. Некоторые из критиков недостойны цитирования.

– И самый младший, Дункан. Ему двадцать один год. Только что окончил университет Вандербильда, по успеваемости один из последних в выпуске. Увлекается автогонками. Мнит себя отличным пилотом и механиком. Следующей осенью вроде бы начнет учиться на магистра по специальности «Управление бизнесом», но никто не знает, где именно.

– Старик прочит Дункана на свое место.

– С другой стороны, он заплатил вступительный взнос в нескольких гонках, намеченных на следующий год, чтобы сын смог в них участвовать. Для него разработан «Зеркальный автомобиль». Изготовлено уже несколько модификаций.

– Он выигрывал хоть одну гонку?

– Да. Одну. В Юте. Призовые составили пять тысяч долларов.

– Должно быть, окупил расходы.

– Разве что на горючее.

– Видать, все живут в свое удовольствие.

– Правда?

– Во всяком случае, тратят, сколько хотят.

– Мистер Флетчер, вы думаете, что о Редлифе и его семье можно сделать интересный репортаж?

– Тебя интересует, Энди, почему я попросил подготовить эту справку?

– Вы же неподалеку от Джорджии.

– Оставь все в памяти компьютера. Вдруг пригодится.

– Между прочим, мистер Флетчер, помните этого парня, что готовил с вами материалы по Клану? Джека Фаони?

– Что с ним?

– Он уехал пару дней назад.

– И куда он направился?

– Сказал, что в Северную Каролину. На ленч.

Флетч улыбнулся:

– И что тебя смущает? Мог же он проголодаться.

– У него даже нет автомобиля.

– Знаешь, Энди, иной раз ради ленча стоит прогуляться и пешком. Спасибо за помощь, старина. Созвонимся.

Он отключил телефон.

– Разве Джек поехал не в Виндомию? – спросила Кристел.

– Именно туда.

– И что он собирается там делать?

– Хочет повидаться с девушкой, на которой решил жениться молодой Честер Редлиф.

– Рискованный шаг.

– Он взял с собой гитару. Музыка успокаивает.

– Редлиф, – произнесла Кристел десять миль спустя. – Сначала создает идеальное зеркало, потом пытается создать идеальный образ. Первое технически возможно…

– Второе – несбыточная мечта, – закончил за нее Флетч.

Глава 7

– Я стара, как мир, и совсем слаба.

Очень старая женщина в чепчике коротко взглянула на Джека, когда тот перешел на бортик бассейна, еще находящийся в тени. Она стояла на коленях и выдергивала редкие сорняки, затерявшиеся среди азалий. В земле она копалась голыми пальцами. Не пользовалась лопаткой или тяпкой. Поначалу ему показалось, что она разговаривает с растениями.

– Цветы, сорняки, – продолжала бормотать старуха. – Совсем как дети. – Она схватила опавший лист. – Поливай некоторые цветы, подкармливай удобрениями, давай им все, что им нужно, а в итоге они скукоживаются вместо того, чтобы распускаться. А сорняки… Сколько с ними ни борись, все равно лезут и лезут. Если б мы уважали характер, то выращивали бы сорняки, а цветы выдергивали. – Она вновь подняла голову, повернулась к Джеку: – Привет.

– Добрый день, мэм.

– А ты сорняк или цветок?

– Думаю, сорняк, мэм.

– Это хорошо. Вроде бы ты достаточно силен, чтобы быть сорняком. Ты тут новенький. Я – миссис Хьюстон.

– Простите, мэм. Не расслышал фамилию.

– Я – мать Амалии Редлиф, миссис Редлиф. Бабушка больших засранцев, что живут здесь, прабабушка – маленьких. Это я про детей Эми. Я зову их «Шустрая семерка». Стоит мне отвернуться, как они тут как тут.

– Может, они – сорняки, – предположил Джек.

– Было бы неплохо. Да я сомневаюсь. Здесь, в Виндомии, их слишком хорошо кормят и поят. Сорнякам такое ни к чему.

– Чуть-чуть хорошего сорнякам не повредит.

– Вот в этом я не уверена.

– Мне вот не повредило. Я по-прежнему сорняк.

– Да уж, кормили тебя, во всяком случае, неплохо. – Синие глаза старухи задержались на Джеке. – Так как тебя зовут?

– Джек.

– И ты быстр и проворен?

– Для сорняка – да.

– Я тебе верю. Не положено мне возиться в земле, я знаю. Ты не возражаешь?

– Отнюдь.

– Но надо хоть что-то делать. Нельзя же день и ночь бить баклуши. Я, по крайней мере, так не могу. Если не работаешь, забываешь, что у тебя есть руки и ноги. Ты согласен?

– Пожалуй, да.

– Я даже не хочу в рай. – Пальцы миссис Хьюстон зарылись в землю. – Если мне не найдется там какой-нибудь работы.

– Виндомия не очень-то отличается от рая, правда? – спросил Джек.

– Все эти люди, которые курсируют между бассейном, теннисным кортом, спортивным залом и конюшней, тревожатся только о фигуре, тонусе кожи, блеске волос. Ты знаешь, на лошадях они лишь ездят. Не представляют себе, как подтянуть подпругу.

– Я этого не знал.

– И ты думаешь, они счастливы? Как бы не так. Они только жалуются и плачут. Я говорю им: «Застели кровать, приготовь завтрак, оседлай лошадь, вымой автомобиль, вскопай огород – и тебе сразу полегчает». Потому-то они и жалуются. Им не дают ударить пальцем о палец. – Миссис Хьюстон нацелила перепачканный землей указательный палец в грудь Джека. – Подозреваю, скоро они перестанут понимать, кто они такие. Всякий раз, когда Честер просит их что-то сделать, ждет, что они это сделают, они думают, что он их третирует. Они думают, что не должны выполнять свои обязанности. Знаешь, что говорит моя дочь?

– Не имел чести встретиться с ней.

– Она вопрошает: «Почему я должна раз в неделю общаться с поваром? Почему я должна разговаривать с домоправительницей? Почему я должна быть рядом с Честером, когда он принимает всех этих зануд?» Можешь ты себе такое представить? Я ей на это отвечаю: «Потому что это твоя работа, дочь». Она говорит: «Но иногда мне не хочется улыбаться людям. Почему же я должна страдать?» Я пыталась ей объяснить, что за все в жизни надо платить Она – жена Честера Редлифа, живет здесь, за это и должна платить. И цена – выполнение возложенных на нее обязанностей. А уж улыбнуться важным людям, которых принимает Честер, – невелик труд, если учесть, что она тут как сыр в масле катается.

– Поговорить с вами – одно удовольствие, миссис Хьюстон, но через несколько минут я должен предстать перед очами секретаря доктора Редлифа.

– Что почем, не узнаешь, если только своим горбом не заработаешь все, что у тебя есть. Как заработала я. Когда мой муж умер от переутомления и отчаяния, я с шести утра до трех работала горничной в отеле, а потом шла в прачечную. И все для того, чтобы воспитать Амалию, оплатить ей учебу на курсах секретарей. Это была моя обязанность, и я ее выполняла. Мои внуки думают, что иначе и быть не может. – Она махнула рукой в сторону особняка. – Все падает с неба, бесплатно, как дождь и солнечный свет Они недовольны своим отцом, он, видите ли, что-то от них требует. Я говорю: «А если бы родились в трущобах? Если б каждый день мучились от голода? Стали бы вы жаловаться на отца?» Они отвечают: «Такого быть не могло».

Джек коротко взглянул на часы, что украшали раздевалку. Двадцать минут первого. В секретариате его ждали через десять минут, а он еще не знал, как туда добраться.

– И вот что еще. – Миссис Хьюстон обращалась то ли к Джеку, то ли к азалиям. – Честер – святой человек. Всего он достиг своим умом и трудолюбием, дал всем все и что получил в ответ? Они никогда не улыбнутся ему, не скажут доброго слова. Какие уж там признательность или уважение! Хотела б я посмотреть, чтобы хоть кто-то из них сделал десять процентов того, что уже сделано Честером. Так нет же, они видят в нем строгого учителя только потому, что он ждет от них достойного поведения и выполнения своих обязанностей. Такие вот дела.

– Доктор Редлиф, должно быть, очень требователен и к себе, – вставил Джек.

– Естественно.

– Может, он требует от них слишком многого?

– Что-то он должен требовать.

– Мне надо идти. Иначе меня уволят в первый же день.

Миссис Хьюстон его не слышала.

– И вот я прячусь за кустами, копаюсь в земле, в которой копаться не надо. Цветы и так ухожены, но я не могу без работы. Будь я проклята, если превращусь в такую же петунью, какими стали они. Ты никому не расскажешь о том, чем я тут занимаюсь?

– Никому и никогда, – заверил ее Джек.

– Дело в том, что я знаю, что такое признательность. Уважение. Я уважаю Честера и очень ему признательна. Но я уважаю и себя.

– Это видно, – кивнул Джек. – Спасибо за помощь.

На велосипеде, выданном ему в первый же вечер на стоянке, куда он загнал свою машину, Джек катил вниз по холму к разлапистому, удачно вписанному в ландшафт зданию, в котором, по его мнению, он мог найти секретаря. Заметил он здание по верхушке трансляционной башни и теперь держал курс на ее основание.

За зданием протянулась взлетно-посадочная полоса. Упиралась она в большой ангар, соседствующий с диспетчерской вышкой.

Парковочная площадка размерами больше напоминала автостоянку, однако служащие приезжали в основном на велосипедах.

Джек затормозил у парадного входа, обратив внимание на отсутствие вывески, определяющей функциональное назначение здания. Поставил велосипед в свободную ячейку стойки, рядом с остальными. Поскольку велосипеды ничем не отличались, Джек отметил, что его ячейка – тринадцатая слева.

– Эй, Джек!

Двое мужчин вышли из здания. Один из них днем раньше принимал его на работу.

– Доброе утро, мистер Доунс. Сложенную футболку Джек засунул за пояс.

– Познакомься с Эриком Бьювиллем, Джек. Человек, который правит миром. Главный управляющий чуть ли не всех компаний, в названии которых упомянута фамилия Редлиф.

Пожимая руку Джеку, Бьювилль не улыбался.

– Я не правлю миром. Я исполняю приказы, как и все остальные. Каждое утро, в шесть часов, на мой стол ложится компьютерная распечатка новых приказов.

– Да уж. – Доунс подтянул брюки. – Работая у доктора Редлифа, всегда знаешь, чего от тебя ждут.

– В шесть утра, в половине седьмого, в восемь, в одиннадцать, – продолжал Бьювилль, – в два часа дня, в четыре, в восемь, в одиннадцать вечера.

Доунс рассмеялся:

– Это точно.

– Включая субботы и воскресенья, – закончил Бьювилль.

– Приехал повидаться с мисс Данбар? – спросил Доунс.

– Боюсь, я опоздал. Я…

– Оправдания не принимаются, – оборвал его Бьювилль. – Когда Честер приказал вырыть здесь озеро, он распорядился сделать его достаточно глубоким, чтобы в нем хватило места всем оправданиям. Поэтому больше он не желает их слышать.

– Ты вспотел, – отметил Доунс. – Почему бы тебе не обойти здание с другой стороны? Внутри холодно, работает система кондиционирования, ты можешь простудиться. Кабинет Честера в центральной части. Мисс Данбар увидит тебя через окно.

– Она, наверное, уже приготовила розовый листок, – буркнул Бьювилль. – Опоздавшего на две минуты сразу увольняют.

– Я опоздал минут на семь.

– Тогда мы больше не увидимся. Пошли, Доунс. – Бьювилль направился к серому «БМВ». – После ленча возвращайся в город и ищи ему замену. Куда его определили? Чистить бассейн?

– Сначала ленч. – Доунс последовал за Бьювиллем.

– Да. – Бьювилль открыл дверцу. – Как можно пропустить ленч с Честером. Нарезанная половинка груши, кусочек сыра и ледяной чай.

– Потом съем в городе чизбургер, – ответил Доунс. Обращался он, похоже, к себе. – С кетчупом и луком.

* * *

– Ты опоздал.

Обходя административное здание, Джек достиг его средней части. Затемненные зеркальные стекла не позволяли заглянуть внутрь.

В них он видел лишь свое отражение.

Открылась сдвижная дверь.

– Извините. Мне оправдываться?

– Необязательно. – Фигуркой Нэнси Данбар могла гордиться, а вот с лицом ей не повезло. Низкий лоб, вздернутый подбородок, маленькие, близко посаженные глаза, широкий нос. – А тебе есть чем оправдаться?

– Я не мог найти человека, который сказал бы мне, куда ехать. У вас есть карта?

– Да. – Она отошла от двери. – На работу выходишь не вовремя. Не являешься к указанному часу. Можешь простудиться в кондиционированном помещении. Весь потный. Без рубашки. – Она вышла из здания, закрыв за собой дверь. С листком бумаги в одной руке. На другой болталась сумочка. – Пойдешь со мной.

Она протянула Джеку карту. Он сложил ее, убрал в задний карман.

Они зашагали по дорожке, ведущей, как полагал Джек, к другому зданию. Прошли через арку в стене.

И оказались в японском садике, окруженном сплошной стеной. Скалы, тут и там торчащие в выровненном граблями песке, каменные скамьи, расставленные вдоль извивающейся каменной дорожки, грациозные деревца с редкими листочками.

– Однако, – вырвалось у Джека. – Как красиво!

– Ты художник. – Нэнси опустилась на первую же каменную скамью. – Каждый день будешь выравнивать граблями песок. – Она достала из сумочки сигарету, закурила. Глубоко затянулась. – Старайся варьировать следы, которые грабли оставляют на песке. Если они будут повторяться, доктор Редлиф это заметит и скажет мне, что ты зануда с граблями.

– Пусть зануда, главное – чтобы работал. Нэнси коротко взглянула на него:

– Юморист.

– Я не уволен?

– За опоздание? – Она выдохнула облако дыма. – На этот раз нет.

– Я так и думал. Вы курите.

– Правильно. Здесь курение под запретом. Хочешь сигарету?

– Нет, благодарю.

Пепел она сбрасывала в маленький пакетик, который достала из сумочки.

– Как я понимаю, Доунс рассказал тебе, что на этой работе можно, а чего нельзя.

– Главным образом, нельзя, – уточнил Джек.

– Ты отвечаешь за этот сад, должен поддерживать чистоту в открытом бассейне, закрытом бассейне, спортивном зале, саунах, душевой, на теннисных кортах. Если твоя помощь потребуется садовникам, они тебя позовут. Иной раз придется помочь и официантам, если на вечеринку соберется много гостей. Следующая намечена на субботу. Ты же не откажешься надеть белый смокинг и разносить закуски?

– Только сначала я их попробую. Чтобы чувствовать себя с гостями на равных.

– Ты уже с кем-нибудь общался?

– С миссис Хьюстон. Нэнси улыбнулась:

– Чуть ли не единственный нормальный человек в этих краях. Моя хорошая подруга. Что она тебе сказала?

– Возможно, она разговаривала с азалиями.

– Ага! – Нэнси вновь улыбнулась. – Так она ввела тебя в курс дела.

– Или азалий.

– Можешь забыть то, что услышал от нее.

– Хорошо.

– Ее верность не вызывает сомнений. Кто еще говорил с тобой?

– Молодая женщина, которая утром плавала в бассейне. Потом к ней присоединился молодой мужчина. Он со мной не говорил. Ее зовут Шана?

– И Чет. Честер-младший. Что тебе сказала Шана?

– Спросила, работаю ли я здесь, когда приехал, обычное любопытство.

– Они обручены.

– То есть собираются пожениться?

– Да. Именно так. Кто еще?

– Никто. Вечером я нашел свою комнату. Съел сандвичи. Немного погулял. Никого не встретил, кроме охранника, который открывал мне ворота.

– Одиночества ты не почувствуешь. Ты еще не нашел зал отдыха для персонала?

– Нет.

– Пинг-понг. Стерео. Бильярд. Телевизор с широким экраном. Все удобства.

– Здорово!

– Главное, не мельтешить перед глазами членов семьи и гостей, если, конечно, тебя не позвали. С другой стороны… – Она затушила окурок о подошву туфельки. Ни единой частички пепла на землю не упало. Сказывалась богатая практика. Окурок она бросила в пластиковый мешочек. И тут же закурила новую сигарету. – …Если ты заметишь, что кто-то ведет себя странно, говорит что-то не то, ты должен немедленно найти меня и доложить об этом.

– Вы хотите сказать, если кто-то нарушает установленные правила?

– И это тоже. Но я имею в виду не только сотрудников, но и членов семьи, и гостей.

– В том числе, миссис Хьюстон?

– Кроме миссис Хьюстон. Она – исключение. Если ты услышишь об их планах, мы хотим это знать. Если увидишь людей, которым, на твой взгляд, вместе делать нечего, мы хотим это знать. Мы хотим знать, что говорят сотрудники друг о друге, о мистере Бьювилле, обо мне, о докторе Редлифе. И все такое.

– Почему?

– Доктор Редлиф не любит сюрпризов.

– Другого ответа не будет?

– Нет.

– А как же право человека на личную жизнь?

– Эта информация не становится достоянием общественности. При необходимости я ставлю в известность доктора Редлифа, он же никому ничего не говорит.

Джек предпочел промолчать. Действительно, в поместье что-то происходило, вроде бы на жизнь доктора Редлифа четырежды кто-то покушался. Но Нэнси Данбар незачем знать, что он в курсе событий. Возможно, принимаемые меры предосторожности более чем уместны.

Однако шпионить больно уж не хотелось.

С другой стороны, для этого он сюда и прибыл.

– С этим все ясно? – спросила Нэнси.

– Да.

Заревела сирена.

У Нэнси округлились глаза.

– Боже мой!

Она быстро затушила о подошву недокуренную сигарету, отправила ее в пластиковый мешочек, его – в сумочку, щелкнула замком, поднялась и побежала к своему кабинету.

Джек последовал за ней.

Яркий солнечный свет японского садика сменился холодом и темнотой кабинета. Какое-то время глаза Джека привыкали к резкой смене освещенности. Наконец он увидел Нэнси.

Она стояла у стола, прижав к уху телефонную трубку.

– Да… да… А доктор Редлиф еще не приходил?. Понятно… Благодарю. Я об этом позабочусь.

– Что случилось? – спросил Джек, когда она положила трубку на рычаг.

– Доктор Джим Уилсон надышался в лаборатории каким-то газом. Машина «Скорой помощи» уже выехала.

Зазвонил телефон.

– Да? – бросила она в трубку. – Да?.. Понятно. Я об этом позабочусь.

Вновь трубка легла на рычаг.

– Джим Уилсон мертв, – сказала она то ли к Джеку, то ли к себе. Джек молчал.

– Странно, – вырвалось у Нэнси Данбар.

– Что странно? – спросил Джек.

– Обычно доктор Редлиф приходит в лабораторию первым. Чтобы побыть одному. А Джим появляется ровно в два, – она взглянула на часы. – Сейчас только половина второго. Обычно в это время в лаборатории только доктор Редлиф.

– Пятая попытка, – выдохнул Джек.

* * *

Поставив одну ногу на педаль велосипеда, вторую – на асфальт, Джек наблюдал за толпой, собравшейся у здания лаборатории, больше похожего на большую гасиенду. От административного корпуса лабораторию отделяла дорога.

У входа, с раскрытыми задними дверцами, стояла машина «Скорой помощи».

Джек предположил, что санитары ушли в лабораторию, чтобы вынести оттуда тело доктора Джима Уилсона. Он заметил, что в некоторых окнах разбиты стекла: помещения освобождали от смертоносного газа.

К лаборатории на велосипеде подъехал мужчина.

Под шестьдесят лет, высокий, худощавый, широкоплечий. В очках. С черными волосами, заметно тронутыми сединой.

Джек увидел язычок пламени, вырвавшийся из разбитого окна на первом этаже.

– Смотрите! – Джек указал на огонь. Мужчина бросил велосипед на лужайке и побежал к входной двери.

– Смотрите! – На Джека никто не обращал внимания.

Из окна уже валил дым.

Мужчина столкнулся в дверях с санитарами, выбегавшими из лаборатории.

Попытался протиснуться мимо них.

Один из санитаров схватил его за руку.

– Нельзя, доктор Редлиф, – крикнул он. – Пожар!

Редлиф вырвался.

– Джим Уилсон! Он мертв?

– Доктор Редлиф, туда нельзя! – крикнул санитар. – Пожар!

Редлиф оттолкнул санитара.

– Джим Уилсон! Он мертв?

Второй санитар рухнул на колени, закашлялся.

– Дым! – кричал санитар. – Дом горит. Туда нельзя. Редлиф исчез в здании.

– Господи, нет, – воскликнула женщина, стоявшая на дорожке. – Доктор Редлиф! Нет!

Санитар, пытавшийся остановить Редлифа, пятился от дыма, вырывавшегося через дверной проем.

На какое-то мгновение повисла тишина, нарушаемая разве потрескиванием чего-то горящего.

А затем прогремел взрыв. Люди, стоящие у горящего здания, отпрыгнули назад, прикрыли головы.

С крыши полетели в воздух куски шифера.

Стену первого этажа, выходящую к дороге, разнесло взрывом, стена второго этажа, лишенная опоры, рухнула вниз.

– Нет, нет! – кричала женщина. Обвалилась и крыша, вверх поднялся столб дыма и пыли.

– Доктор Редлиф! – Плачущая женщина повернулась к разрушенному зданию спиной. Обняла другую женщину. – Босс…

Джек взглянул на часы.

Без десяти два.

Дым со стороны одной из боковых стен лаборатории клубился как туман.

В дыму появился мужчина.

На руках он нес обмякшее тело другого человека.

После того как рухнула крыша, огонь практически погас.

Однако дыма и пыли хватало.

Тяжело шагая, весь в копоти, Редлиф нес тело доктора Джима Уилсона к машине «Скорой помощи».

Остальные молча наблюдали за ним.

Редлиф осторожно опустил тело на пол заднего салона «Скорой помощи». Согнутые в коленях ноги трупа касались асфальта.

Редлиф повернулся:

– Он мертв.

Медленно поднял с травы велосипед. Даже не взглянув на разрушенную лабораторию, покатил велосипед через дорогу. Поставил в ячейку.

Вошел в административный корпус.

«Шестая попытка?» – спросил себя Джек.

Глава 8

– С вами все в порядке? – спросил Джек.

– Аллергия, – сдавленным голосом ответила кассирша. – Вы должны показать мне удостоверение личности.

Джек достал из кармана розовый ламинированный прямоугольник, врученный ему Доунсом, и протянул ей.

– Посмотрю, что здесь есть.

Она вернула ему виндомийское удостоверение.

– Пожалуйста, проходите.

Через окно супермаркета Виндомии Джек увидел белый катафалк, припаркованный у тротуара. Из кабины вылезали двое мужчин в черных брюках и белых рубашках…

Когда он ехал на велосипеде от административного корпуса, мимо проплыл спортивный автомобиль. Скорость его ненамного превышала скорость Джека. Всю поверхность автомобиля, от ступиц колес до окон, покрывали зеркала Отражающиеся от них солнечные зайчики несколько раз ослепляли Джека, прежде чем автомобиль не повернул и не исчез в идеально ухоженном лесу. Шума двигателя Джек не расслышал.

На границе деревни Джек выехал на перекресток. Дорога, уходящая налево, через квартал поворачивала под прямым углом направо. Дорога, уходящая направо, через квартал поворачивала под прямым углом налево. Домики по обеим сторонам дороги, каждый на своем участке, отличались друг от друга только в мелочах. Роднили их белые стены, синие крыши, лужайки и огородики. Некоторые коттеджи, как тот, где поселили его, предназначались для двоих. Подъездные дорожки и гаражи отсутствовали. Миновав перекресток, Джек пришел к выводу, что сверху деревня смотрится идеальным квадратом.

А центральная часть деревни Виндомия занимала один квартал. Благодаря использованию рельефа местности центр казался более масштабным. Все дома стояли именно на том месте, где их хотел видеть проектировщик.

Мостовую покрывал черный асфальт, тротуары – белая плитка. За исключением зеленых лужаек и аккуратно подстриженных кустов, цветов на клумбах и синих крыш, все остальное, включая несколько пожарных гидрантов, сверкало на солнце ослепительно белым цветом.

Повсеместно стояли металлические стойки с ячейками для велосипедов…

– Фунт болонской копченой колбасы, пожалуйста.

– Милый, у нас нет болонской копченой колбасы. – Женщина за кассой закашлялась. Кашляла она долго, из глаз даже потекли слезы. – Нарезанная ветчина. У нас есть нарезанная ветчина.

– Она же значительно дороже.

Женщина чихнула. Жидкие каштановые волосы. Мешки под глазами. Серая кожа.

– У нас только здоровая пища. – Она вновь закашлялась. – Высшего качества.

– А мне нравится болонская копченая колбаса. – Он заглянул в список. – У вас есть тунец в масле? Люблю сандвичи с консервированным тунцом.

– Консервов не держим. – Она все кашляла…

Автомобилей в деревне не было.

В конце главной улицы, ведущей к единственному выезду из поместья (примерно в миле от его границы), располагался пожарный пост. Две пожарные машины – одна большая, вторая маленькая – проехали мимо Джека. Направлялись они к лаборатории со скоростью тридцать миль в час. Супермаркет примыкал к пожарному посту, тут же находились колонки с бензином и дизельным топливом, три воздушных насоса, три розетки электрических зарядных устройств и телефонная будка. Напротив стояла церковь, с коротким шпилем и колокольней. Иные признаки храма отсутствовали. Ни вывески, ни таблички. С ней соседствовала библиотека, длинное низкое здание, окруженное рододендронами, и школа с наглухо закрытыми окнами из затененного стекла. Из школы не доносилось ни звука. Во дворе Джек увидел качалки, качели, стенки. Далее футбольное поле и бейсбольную площадку. Футбольное поле окружала гаревая дорожка. Идеально ровного изумрудного газона на поле и площадке, похоже, не касалась нога человека.

Через дорогу от этих зданий находилась зона отдыха. Гандбольные площадки, за ними – пятидесятиметровый открытый бассейн. Далее – отделенные живой изгородью четыре теннисных корта. Фонтанчиков для питья хватало, однако автоматов по продаже прохладительных напитков Джек не обнаружил ни одного. За спортивными сооружениями высилось здание с широкой верандой, уставленной синими шезлонгами и креслами-качалками. Джек предположил, что к веранде примыкает большой спортивный зал, а за ним находятся раздевалки и душевые, мужские и женские. Бара или закусочной Джек не заметил. В два часа дня стоянка у спортивного зала, естественно, пустовала.

Рядом со спортивным залом разместилась маленькая больничка. При ней гараж для машины «Скорой помощи». Тоже с открытыми воротами.

А над этими зданиями высилась башня, самое высокое сооружение в деревне, с огромными часами, цифры которого показывали час, минуту, секунду и миллисекунду. Безумный бег миллисекунд казался единственным проявлением активности в застывшей под ярким солнечным светом деревне.

Вращая педали велосипеда, Флетч думал о том, что впервые попал в спланированное поселение. Предварительно возникшее на чертежной доске, в ярко освещенном, снабженном системой кондиционирования зале, при помощи карандаша и линейки, возможно, не без участия компьютера. Поселение, в котором с инженерной дотошностью учтено все: где людям обниматься, драться, смеяться, кричать, спорить, трахаться, плакать, прятаться. Несколько птиц на деревьях, несколько загорелых, слоняющихся без дела малышей, но ни собак, ни кошек, ни белочек. Если б не хлопанье большущего бело-синего флага, тишиной деревня могла бы сравниться лишь с подводным царством…

Толкая тележку вдоль рядов с товарами, Джек услышал, как двое мужчин, что приехали на катафалке, вошли в магазин.

– Привет, Мари, – поздоровался один.

– Привет, Фрэнк. – Чих. – Привет, Младший.

– Как твоя аллергия?

– С каждым днем все здоровее, – ответила женщина и высморкалась. – Она все здоровее, а я все болезненнее.

– Приехали за доктором Уилсоном. Отравился газом.

– Слышали. – Мари вновь чихнула. – Понятия не имела, что здесь есть и смертельный газ.

– В лаборатории, – ответил Фрэнк.

– А что это за газ? – спросила Мари.

– Понятия не имею. Но его хватило и на пожар. А потом там все взорвалось.

– Я слышала, как где-то грохнуло.

– Вот-вот. Взорвалась лаборатория.

– По-моему, кто-то думал, что в момент взрыва Редлиф будет в лаборатории, – вставил тот, кого назвали Младшим. – А его там не оказалось.

– Жаль, – отозвалась Мари.

Джек обратил внимание, что овощи и фрукты, продающиеся в магазине, не обрабатывались химикалиями, улучшающими их внешний вид. Апельсины не оранжевые, а желтые, помидоры – желтовато-зеленые, а не красные, бананы – зелено-черные, а не желтые, яблоки – желтые и зеленые, а не блестящие и красные. Только морковь имела привычный цвет.

– Уилсон у вас в катафалке? – спросила Мари.

– Да.

На полках не было не только консервов, но и супов быстрого приготовления и коробок с овсяными хлопьями. Зато стояли пакеты с чипсами. Сухая горчица – пожалуйста, кетчуп – извините, оливки – да, маринованные огурчики – нет, ореховое масло – будьте любезны, зефир – не держим.

Кондитерские изделия вообще отсутствовали.

– А чего вы, собственно, пришли? – спросила Мари. – Табаком и пивом мы не торгуем, а если б и торговали, вам бы не продали.

Зубная паста только на меловой основе. Мыло имелось, аэрозольные баллончики – нет.

– Слушай, а немного говядины у тебя купить нельзя? – спросил Фрэнк.

– Ты же знаешь, Фрэнк, я ничего не могу тебе продать.

– Я все-таки женат на твоей сестре, Мари.

– За это я тебе очень признательна, но товар отпускается лишь сотрудникам и гостям, Фрэнк. Тебе это известно.

Растворимый кофе без или с пониженным содержанием кофеина. Чай только травяной.

– Я – близкий родственник сотрудника, Мари, – настаивал Фрэнк. – Твой родственник.

– Родственники не в счет. – Мари чихнула.

Из лекарств один байеровский аспирин. А витаминов, фруктовых экстрактов, травяных сборов хоть пруд пруди. С подробными описаниями достоинств каждого.

– А ты купи как бы для себя, – предложил Фрэнк.

Мари закашлялась.

– Не могу. У этих стен есть уши. И белого хлеба не было.

– И что? Нас допускают в поместье, лишь когда надо забрать покойника, в том числе и отравленного, но в инструкции сказано, что я не могу выехать из поместья, взяв к ужину лучшую в округе говядину?

– В инструкции сказано другое. – Мари высморкалась. – Обслуживаются только сотрудники.

Мясной прилавок радовал глаз: антрекоты, вырезка, отбивные. Куры разделанные, без кожи. Цены ниже, чем за пределами деревни. Из рыбы только зубатка. Ни сосисок, ни бекона, ни прессованной ветчины.

Зазвонил телефон.

– Слушаю? – Трубку, естественно, взяла Мари. – Да, он здесь. Я ему скажу, – она положила трубку. – Это Нэнси Данбар.

– Сука, – вырвалось у Фрэнка.

– Я об этом позабочусь, – передразнил Младший Нэнси. – Я обо всем позабочусь.

Интонациями он скорее напоминал попугая, а не Нэнси Данбар.

Джек наполнил тележку доверху: салат, морковка, сельдерей, банка майонеза, галлоновая бутыль со смесью овощных соков, апельсины, яблоки, бананы, горчица, нарезанная ветчина, вырезка, половина бескожей курицы, двухпроцентное молоко, масло, яйца, сыр. Картофельные чипсы он брать не стал.

– Мари, когда ты отправишься на тот свет, кто, по-твоему, приедет, чтобы увезти твои бренные останки? – спросил Фрэнк.

– Очень надеюсь, что не ты. Ты заходишь в магазин, оставляя труп разлагаться на жаре.

– Кроме меня, некому.

– Я переживу тебя на сто лет.

– Не переживешь, если будешь чихать и кашлять. Я не уверен, что ты доживешь до следующей выплаты жалованья, Мари. Или все-таки дотянешь?

В скобяном отделе супермаркета лежали только простые инструменты, ни одного с электроприводом.

Джек бросил в тележку синий рюкзак.

– В воскресенье ко мне на спагетти не приходи, – донесся от кассы голос Фрэнка.

– Меня приглашала моя сестра. Не ты.

Мужчины направились к выходу.

На журнальной стойке Джек нашел только публицистику да немного научной фантастики. Ни светской хроники, ни моды, ни гороскопов, ни комиксов. Книги в мягкой обложке – исключительно классика. Даже детективы, и те перешедшие в разряд классики.

Мари начала подсчитывать сумму купленных им товаров.

– Ты Джек Фанни, так?

– Джек Фаони.

– Вот-вот. – Мари чихнула, вытерла нос тыльной стороной руки, в которой держала завернутые в целлофан отбивные. – Тебе звонила мисс Данбар. Ты должен явиться на теннисные корты у особняка. Мисс Аликсис хочет поиграть с тобой.

– Интересно. А кто такая мисс Аликсис?

– Наша кинозвезда. Хочешь поиграть с кинозвездой? – Она усмехнулась.

– А у меня есть выбор?

– Вторая дочь, – продолжила Мари. – Аликсис Редлиф. Снималась в кино. Назывался фильм «Заноза в сердце». Она прогуливается в пижамке среди деревьев, поет, и тут с одного из них буквально ей на голову сваливается этот Хитлифф. Ломает шею или что-то еще, ей приходится за ним ухаживать, возвращать к жизни. Лечит она его главным образом песнями, поселив в своем коттедже у озера. Я фильм видела. Жуткое дерьмо.

– А я вот пропустил.

– Жуткое дерьмо. Его показывали в поместье Отвратительный фильм. Но мы все говорили, что очень ею гордимся.

– Так она – одна из дочерей доктора Редлифа? Кинозвезда? – Джек перекладывал покупки в рюкзак. Мари чихнула.

– Как ты думаешь, избавлюсь я от насморка, если буду ходить под деревьями в коротенькой пижамке?

– Возможно, – ответил Джек. – Если только на вас не свалится голодный гробовщик.

– Я знала, что ты подслушиваешь.

Снаружи, закинув рюкзак на спину и усаживаясь на велосипед, Джек заметил лежащую у бордюрного камня обертку от шоколадного батончика.

Глава 9

Невысокая, загорелая женщина с короткими черными волосами, в короткой теннисной юбке наблюдала за приближающимся Джеком. Несмотря на яркое солнце, она не щурилась Стояла она у сетки одного из теннисных кортов. Компанию ей составляли три прислоненные к сетке ракетки для тенниса и лежащая у ног коробка мячей.

Она просто стояла, не отрабатывая подачу или удар слева. Даже не соизволила взять в руки ракетку.

– Шана рассказала мне о тебе. За ленчем.

– Я – Джек.

– Знаю.

Он взял одну из ракеток.

– Мы ждем кого-то еще? Сыграем в канадскую пару?[185]

– Нет Я просто хотела, чтобы ты мог выбрать более удобную ракетку.

– Благодарю.

Отъезжая от супермаркета деревни Виндомия, Джек обратил внимание на охранника, разговаривающего по телефону-автомату.

Прежде чем пойти на корт, он заехал домой, выложил покупки в маленький холодильник и шкафчик Съел сандвич с ветчиной, выпил стакан молока.

– Разомнемся? – спросил Джек.

– Хорошо – В голосе Аликсис слышались скука и безразличие.

Наблюдая за игрой Аликсис, Джек отметил, что у нее были отличные тренеры И ноги девушки ему понравились, стройные, мускулистые, пружинистые.

Но то ли она очень устала, то ли ее замучила лень: если только мяч не приземлялся в одном-двух шагах от нее, она и не пыталась его достать.

– Сыграем партию? – спросил он несколько минут спустя.

– Нет, – ответила она. – Давай лучше посидим. Мне жарко.

– Как скажете.

Она села на освещенную солнцем лавочку рядом с кортом.

– Теперь я смогу сказать отцу, что днем поиграла в теннис.

– Этого от вас требуют?

– Требуют? – Легкий ветерок ерошил ей волосы. – Как тебе сказать. Вроде бы я не обязана. Но, с другой стороны, упоминание о пребывании в бассейне, в спортивном зале, на корте, в библиотеке встречается отцом очень благожелательно.

– Почему?

– Если мы там не бываем, то, по мнению отца, не следуем его жизненной философии, заключающейся в том, что каждый день надо уделять время своему физическому и духовному развитию. Он сердится. Говорит, что мы тратим жизнь попусту, отпускает в наш адрес шпильки… Выказывает свое неудовольствие.

– Я слышал, что незадолго до моего приезда на территории поместья сгорел коттедж.

– Да. Отцовский «домик для раздумий».

– Как могло такое случиться?

– Наверное, когда он отвлекся, загорелась одна из его идей.

– Зачем обогревать коттедж в такое время года?

– А его обогревали?

– И передняя ось джипа сломалась, когда он сидел за рулем.

– Вроде бы сломаться она не могла. Джип совсем новый.

– И доктора Уилсона сегодня отравили в лаборатории каким-то газом.

– Ты думаешь, причина в том, что он афроамериканец?[186]

– Но чем-то его убийство обусловлено?

– Я об этом ничего не знаю.

– И зачем ученый держал в лаборатории смертоносный газ?

– Сомневаюсь, что он там его держал.

Джек помялся.

– Лаборатория взорвалась. Я при этом присутствовал. Мы все думали, что ваш отец в здании. И погиб при взрыве.

Аликсис поправила прическу.

– Но он не погиб.

– Вышел из клубов дыма с телом доктора Уилсона на руках. Как настоящий герой.

– Да, на отца это похоже, – кивнула Аликсис.

– Вам не кажется, что кто-то пытается убить вашего отца?

Аликсис пожала плечами:

– Что мне с того?

Она зевнула.

– Вам без разницы?

– В общем-то, да.

– Он же ваш отец.

– Зато на меня не будут давить.

– Давить?..

– Постоянные вопросы, что я делаю, чего я не делаю.

– Вы сыграли главную роль в фильме?

– Его отсняли в конце прошлого лета.

– Должно быть, незабываемое время.

– Отнюдь. Такое занудство эти съемки. То все сидят и ждут, то куда-то спешат.

– Значит, вы актриса. Хотите играть?

– Нет. Это мой отец решил, что я должна быть актрисой. У него это идея фикс. Весь мир должен знать, что его дети многого добились в этой жизни.

– Может, он действительно хочет, чтобы его дети реализовали себя.

– Он хочет, чтобы широкая общественность думала, что у него все идеально, в том числе и дети.

– Но зачем ему финансировать съемки фильма, если…

– Меня вышибли из колледжа. Какой позор! Как будто других не вышибают. Не нравится мне учеба. Слишком много работы. Вечно над тобой что-то висит То зачет, то контрольная. А если ты сбавишь обороты, так учителя набрасываются на тебя, как стая голодных волков, будто это их дело. Какая им разница, занимаешься ты или нет!

– Это точно.

– Вот мой отец и решил, что путь у меня один – в кинозвезды. Как-то раз я сыграла Питера Пэна в школьном спектакле. Не так уж и хорошо, однако он уверял меня, что замечательно. Вот он и решил протолкнуть меня в кино. Нашел сценарий, нанял режиссера, даже трех. Первые двое уволились по ходу съемок. Сказали, что я им ничем не помогаю. Он потратил массу денег, раздавая взятки направо и налево, лишь бы мой фильм взяли в прокат, с одной лишь целью: чтобы люди забыли, что меня вышибли из колледжа. Наверное, он думал, что съемки пробудят во мне интерес хоть к чему-либо и я займу в жизни более активную позицию.

– А вы не заняли?

– Какая уж тут активность, если двенадцать часов в сутки каждый считает своим долгом сказать, что ты должна делать. Постановщик танцев, учитель пения… Как же они все мне надоели! И эти чертовы репетиции, дубли. Ничем они не помогали. И в пятый раз я играла в любом эпизоде ничуть не лучше, чем в первый. Да еще отвратительный, слюнявый сценарий. Фильм вышел в апреле, и его сразу положили на полку. Все знали, что фильм оплачен и куплен моим отцом. Я не хотела в нем сниматься. Отец меня заставил. Я попыталась сказать об этом. Но мне заявили, что я избалованная дочка богатого папика. И деньги надо тратить на другое, жилища для бездомных, еду для голодных. А в кино место тем, у кого действительно есть талант. Разговоры эти очень меня расстроили. С тех пор я практически не покидаю Виндомию. Теперь ты понимаешь, почему я говорю, что на меня постоянно давят? Кому это понравится?

– А чем бы вы хотели заняться? – спросил Джек. Впервые ее глаза вспыхнули. Чуть разошлись губки.

– Сексом. Мне очень нравится секс.

Она посмотрела Джеку в глаза, затем ее взгляд опустился ниже.

– А тебе нравится секс?

– Конечно.

– Я хочу сказать, что лучше ничего нет. Если можешь заниматься сексом, зачем тратить время на что-то еще? – Аликсис облизала губы. – Почему людям этого не хватает? Любое телодвижение требует энергии, которую я с большим удовольствием потратила бы на секс.

Аликсис придвинулась к нему. Джека опалило жаром.

– Это правильно. – Джек встал. – Пожалуй, мне пора в спортивный зал. Там надо прибраться.

– Понятно. – Она смотрела на свои загорелые колени.

Джек подмел корт, собрал теннисные мячи. Она сидела на скамье, наблюдая за ним. Когда он вернулся, поднялась:

– Пожалуй, пойду с тобой. Чтобы вечером сказать отцу, что заглядывала и в спортивный зал.

* * *

– Привет, толстяк, – крикнула Аликсис.

Молодой парень не ответил. Только бросил на сестру сердитый взгляд.

Толстый, дряблый, с нездорового цвета кожей.

Они столкнулись у входа в спортивный зал. Аликсис, Джек и двое мужчин в замасленных комбинезонах. Они подъехали на грузовичке, какими обычно пользуется служба технической помощи.

– Мой брат Дункан, – представила толстяка Аликсис. – А это Джек – Дункан посмотрел на форменные шорты Джека и не сказал ни слова, не протянул руки.

Джек переложил три ракетки в левую руку.

– Человек, который помогает Дункану тратить деньги на автомобили, – продолжила Аликсис. – Альфред?

– Альберт, – поправил ее Альберт.

– И на все остальное. Чего это тебя сюда занесло, братец? Не для занятий же спортом.

– Мы в сауну.

– Нет, Дункан, – твердо заявила Аликсис.

Джек задумался, всегда ли у Дункана такие злые глаза.

– Дункан, ты же большой любитель белого порошка. Нельзя тебе в сауну. Для тебя это плохо кончится.

– И что? – Дункан открыл дверь. – Кого это волнует?

– У тебя будет сердечный приступ. – Аликсис последовала за братом.

– Заткнись.

– Лучше б ты занимался на тренажерах… Дункан повернулся к сестре:

– Да заткнешься ты или нет?

– … а уж потом нюхал это дерьмо. Сопровождаемый Альбертом, Дункан прошел через вращающуюся дверь.

– Делай, что хочешь, – крикнула вслед Аликсис. – Мне без разницы.

Джек оглядывался: ему надоело таскаться с ракетками и мячами. Увидел дверцы стенного шкафа. Подошел, открыл. На полках лежали теннисные ракетки, бейсбольные биты, волейбольная сетка, мячи. Все новенькое, неиспользованное.

– В борцовском зале дверь закрывается на засов, – раздался за спиной голос Аликсис.

– Что?

– Ты знаешь, что. Мы об этом говорили. У Джека забилось сердце.

– О чем мы говорили?

– О сексе.

– Вы и я?

– Вроде бы больше тут никого нет.

– Нет, – покачал головой Джек. – Не сейчас. Может, позже. Я на работе.

– Ты согласился!

– Согласился?

– Да пошел ты…

– Послушайте, я же здесь работаю.

– Ты мне совсем не нравишься, Джек!

– Извините.

– Да пошел ты…

– Ну что вы меня все посылаете и посылаете.

Аликсис развернулась и зашагала к двери. Ноги у нее были потрясающие.

* * *

– Мне нужны еще шестьсот пятьдесят тысяч долларов. – Чтобы перекрыть шипение пара, приходилось говорить громче. Но они думали, что за пределами сауны, отделенной толстой деревянной дверью и выложенными теплоизолирующими плитками стенами, ничего не слышно – Я уже столько раз говорил об этом старику! Почему он не дает их мне?

Джек осмотрел тяжелоатлетический манеж. Чинить ничего не надо. Он разложил гири и гантели по полкам, пропылесосил ковер. Штанги, блины, зеркала во всю стену, идеальные условия для тренировок. Он протер влажной тряпкой пол на баскетбольной площадке. Прошелся по всем комнатам, собирая грязные полотенца, некоторые еще не высохли.

Ящик для полотенец стоял у двери в сауну.

– Он велел мне написать запрос, – негодовал Дункан. – Можешь ты себе это представить. Я должен писать запрос на эти жалкие шестьсот тысяч! Я написал. Знаешь, что он сделал? Исправил ошибки красными чернилами и вернул мне! Каков говнюк!

– Тебе следовало писать на компьютере, – вставил Альберт. – Там есть программа «Корректор». Исправляет ошибки.

– Я и писал на компьютере. Но «Корректором» не воспользовался. Торопился. Говнюк! Никакой резолюции. Ни да, ни нет! Да за кого он меня принимает?

Дункан и Альберт оставили комбинезоны и ботинки на полу рядом с дверью в сауну. В душ они, похоже, не заглядывали.

– Сколько ты уже потратил на машины? – спросил Альберт.

– Всего? Не так уж и много. Миллион, может, полтора. – Альберт промолчал. – Я же победил в Юте!

– Твоя зеркальная машина была единственной в своем классе.

– Но я победил, ведь так?

– Победил.

– Я хочу сказать, нет смысла участвовать в гонках, если у тебя нет возможности тратить деньги. Это же понятно и ежу.

– Шестьсот пятьдесят тысяч долларов – большие деньги. Во всяком случае, для меня.

– Но не для моего отца. Он совсем мне не помогает. Всякий раз, когда мы видимся, он спрашивает, в какую школу бизнеса я подал документы. Словно я обязан делать то, что хочет он, а мои желания в расчет не принимаются.

– А в какую школу бизнеса ты подал документы?

– Ни в какую.

– А я думал, что подал.

– Я солгал.

– Он хочет, чтобы ты изучил управление бизнесом и потом помогал ему.

– Да кому нужен его бизнес? Он его создал, пусть сам им и управляет.

– Но он платит по счетам.

– У него столько денег, что нам нет нужды работать. И так хватит до конца дней. Дисциплина! Да пошел он со своей дисциплиной!

– Автогонщики – люди дисциплинированные, – напомнил Альберт.

– А я что – нет? Я же закончил Вандербилт. Как он того и хотел.

– Да. – Собирая полотенца, Джек услышал, как хохотнул Альберт. – Ты нанимал студентов, чтобы они сдавали за тебя экзамены.

– Но я получил диплом, так? Он же этого хотел. А теперь я хочу модернизировать мой автомобиль. Я уже подал заявки на участие в десятке гонок, а у меня нет достойного автомобиля.

– У тебя отличный автомобиль. Иной раз я даже боюсь, что он выскочит из-под тебя.

– Я с ним совладаю. И что же мне теперь делать?

– Потрать свои деньги. Когда тебе исполнился двадцать один год, ты же получил от него акции стоимостью в десять миллионов.

– Почему я должен тратить собственные деньги? Я назвал автомобиль «Редлиф миррор кар». Платить должен отец. Это же реклама. И потом, нам не разрешено продавать акции компании. Но я продам, если придется.

– Зеркальный автомобиль слепит. Других гонщиков. Его могут не допустить к гонкам.

– Для своих денег я найду другое применение.

– Засунь их себе в нос.

– Лучше я их засуну в твою задницу.

– Валяй. Я знаю, что я с ними сделаю. Уеду из этого сумасшедшего дома. От тебя.

Джек покатил ящик с полотенцами в прачечную, загрузил их в большущую стиральную машину.

Позже он намеревался вернуться к супермаркету и позвонить отцу по телефону-автомату.

«Как приятно позвонить отцу, – подумал Джек. – Совсем недавно у меня такой возможности не было».

Ему всегда хотелось, чтобы у него был отец.

Теперь же Джеку надо было посоветоваться с ним по конкретному вопросу.

Что он обо всем этом скажет?

Глава 10

– Хочешь пива?

Молодой человек, живший в том же коттедже, что и Джек, в соседней квартире, стоял в дверях с двумя невскрытыми банками пива в руках.

Джек поздоровался с ним, вернувшись с работы в начале шестого. Молодой человек, в башмаках, синих джинсах и рубашке в белую и синюю клетку, прибыл чуть раньше и уже открывал дверь, когда Джек ставил велосипед в ячейку.

– Почему нет? С удовольствием выпью.

– Меня зовут Пеппи, – представился молодой человек.

Высокий, стройный, с черной кожей и вьющимися волосами.

– Джек, – ответил Джек – Откуда ты берешь пиво?

– Из сумки, что стоит под моей кроватью. – Улыбаясь, Пеппи вскрыл одну банку, передал Джеку. – Покупаю на неделю в выходной день. Оно не холодное.

– Просто теплое.

– И что? – Пеппи открыл свою банку и одним глотком осушил наполовину. – Это же пиво. – Он рыгнул.

Он стоял в дверях, ветер дул с улицы, так что на Джека пахнуло животными.

– А что ты делаешь с пустыми банками?

– Убираю обратно в сумку. И увожу в город.

– А люди на автостоянке не замечают, что ты тащишь сумку с жестянками?

– Я прячу ее в кустах. Забираю по пути к воротам. И снова прячу перед тем, как заехать на стоянку.

– Ты занимаешься контрабандой пива.

– Да, – сознался Пеппи. – Какими только глупостями не приходится тут заниматься.

Джек сел на раскладывающийся диван.

– Ты работаешь на конюшне?

– Как ты догадался? От меня пахнет конским навозом? Это мой естественный запах. От моего папашки пахло точно так же. – Пеппи сел на один из двух стульев у стола. – Я работаю с лошадьми, прибираюсь в стойлах, вывожу навоз.

– И сколько здесь лошадей?

– Сейчас восемнадцать.

– Так много?

– На большинстве никто не ездит. Только старик. Да еще один или два из его подчиненных, желающих привлечь к себе внимание босса. Ты бы видел, как выглядит на лошади японец, вице-президент не знаю чего. Голова у него так болтается, что вот-вот оторвется. Сразу видно, бедняга ненавидит верховую езду. Но он считает своим долгом следовать примеру руководителя «Редлиф миррор». Старик пытается организовать коллективные прогулки, но его никто не поддерживает, даже родственники. В последнее время Чет составляет ему компанию. Между прочим, он устроил меня на это место. Иногда на лошадях ездят гости, некоторые знают в этом толк. Я должен каждый день прогуливать лошадей, чистить их и так изо дня в день. Такие вот у меня обязанности. Ты ездишь верхом?

– Нет. Обязанности приятные, если ты любишь лошадей.

– Очень тут одиноко, – пожаловался Пеппи. – Никогда так остро не чувствовал одиночества. Не с кем пообщаться. Я вырос в Оклахоме, жил среди лошадей, спал рядом с ними. Не могу с ними расстаться. Наверное, я один из них.

– В смысле?

– Лошадь.

– И давно ты здесь?

– Три месяца. Четыре. Пять. Должен же я где-то быть. Что-то делать.

– А где ты познакомился с Четом?

– В баре. В Нью-Йорке.

– Не лучшее место для лошади. И что ты там делал? Пеппи ответил после долгой паузы.

– Старался уйти от лошадей? Старался перестать быть лошадью? Старался избавиться от одиночества? – Пеппи повернулся к Джеку. Большие глаза, длинное лицо. – Я похож на лошадь, правда? Движения у меня, как у лошади.

– Ну, не знаю.

– Я – лошадь. – Пеппи отпил пива. – Я ржу. Джеку осталось только гадать, сколько пива уже выпил Пеппи.

– Я слышал, на днях умерла одна лошадь. Пеппи кивнул:

– Под стариком. Жеребец. Умер, еще не упав. Едва не прибил старика. Если б не отменная реакция, жеребец как минимум сломал бы ему ногу…

– И все?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Всего лишь сломал бы ногу?

– Если б это случилось на всем скаку или во время прыжка, а старик обожает прыгать через изгороди, он бы сломал себе шею. А так он просто больше не появляется.

– Кто?

– Старик. Док Редлиф. С того раза ни разу не ездил верхом. Меня это удивляет. Я думал, он вернется на следующее утро и вскочит на другую лошадь. Их же еще восемнадцать. Но я все равно прихожу в конюшню каждое утро и седлаю для него лошадь. Вдруг придет.

– А он больше так и не показался?

– Нет.

– Почему? Как ты думаешь, он испугался, когда под ним умер жеребец?

– Наверное. – Пеппи пожал плечами. – Он в последнее время не такой активный, как всегда. Я слышал, его чуть не сбросил и джип. Все его игрушки ломаются. Он проводит большую часть времени в кабинете и лаборатории.

– Его лаборатория сегодня взорвалась.

– Правда?

– Погиб человек. Доктор Уилсон.

– Будь я проклят. Еще один взрыв?

– Смертоносный газ. Потом взрыв.

– Будь я проклят. Старика загоняют в угол, верно? Еще чуть-чуть – и ему крышка.

– А чем болел жеребец?

– Ничем. Взял и упал. Говорят, у них тоже случаются инфаркты, но этот был абсолютно здоров.

– Ты уверен?

– Всякое, конечно, бывает. Только этот жеребец был покрепче остальных. Взлетал на холм, словно птица. Поэтому старик и любил его. И ноги у него никогда не болели. Здоровый трехлетка.

– Ты думаешь, жеребца убили? Отравили?

– Возможно. Нам этого не узнать. Мне велели сразу же захоронить его.

– Такого хорошего коня. Ничего не понимаю. Я бы на месте старика сделал вскрытие.

– Я бы тоже. Вдруг он умер от какого-нибудь вируса, инфекция могла перекинуться на других лошадей. Это же надо знать. Но нет. «Захорони его до того, как он успеет остыть, Пеппи», – сказал старик. Я и захоронил. Какими только глупостями не приходится тут заниматься!

– Значит, после смерти жеребца доктор Редлиф в конюшне не появлялся. Пеппи, ты думаешь, кто-то пытается добраться до него?

– До дока Редлифа? – Пеппи допил пиво. – Только круглый идиот может этого не замечать.

– А почему никто ничего не предпринимает? Почему он не уедет отсюда?

Пеппи пожал плечами:

– Откуда мне знать? Я всего лишь лошадь.

– А кто, по-твоему, мог отравить жеребца?

– Кто угодно. Здесь же ничего не запирается. Ты не заметил? – Пеппи указал на входную дверь. – Даже двери без замков. Надеюсь, ты оставил бриллианты дома.

– То есть даже в постели мы не можем чувствовать себя в безопасности.

– Ты, я вижу, все понял.

– А кто здесь может знать, как отравить лошадь?

– Кто угодно. Отравить лошадь – не проблема. Лошади – глупые, бедные существа, совсем как мы. Они могут лягнуть тебя, сбросить на землю, сломать тебе ногу о жердь, прыгая через изгородь, но если ты действительно замыслил что-то плохое, они перед тобой совершенно беспомощны.

Чей-то силуэт возник в дверном проеме.

Лицо находилось в тени, так что Джек не мог понять, кто к нему пожаловал.

– Я пришел на урок верховой езды, – послышался мужской голос. Пеппи встал:

– Да, сэр, кабальеро.

– Без седла. – Мужчина хохотнул.

– Вам потребуется хорошая лошадь. Которая вас не сбросит.

Джек поднялся, направился к двери, чтобы получше рассмотреть незваного гостя.

– Будешь буянить, я тебе уши оборву, – добродушно пробасил Чет.

Прыгнул к Пеппи. Схватил его за уши. Наклонил голову, поднял колено. Осторожно поводил носом Пеппи по своему бедру. Рассмеялся и отпустил парня.

– Пошли. – Он вернулся к двери. Посмотрел на Джека: – Хочешь составить нам компанию?

Густо покраснев, Пеппи взял пивную банку из руки Джека. Попытался одновременно смять обе. Из недопитой банки Джека выплеснулось наружу пиво.

– О, извини.

Чет уже прошел в соседнюю дверь.

– Какими только глупостями не приходится тут заниматься! – повторил Пеппи.

Джек слушал, как возились за стеной Пеппи и Чет Потом сунул плавки в карман шорт и отправился на велосипедную прогулку.

Проехал мимо административного корпуса, аэропорта, поля для гольфа с девятью лунками.

В ранних сумерках в клубе горел свет. На стоянке Флетч насчитал несколько дорогих автомобилей.

Не слышалось ни музыки, ни смеха.

До него донеслись запахи готовки. Жарили рыбу.

Дорога вывела его к красивым домам, искусно вписанным в ландшафт. Они сильно отличались от маленьких коттеджей деревни. Каждый был с подъездной дорожкой.

Он объехал большой особняк с тыла. Остановился на холме. Оглядел постройку. Действительно, площадь крыши никак не меньше пяти акров. Над ней реяли десять огромных бело-синих флагов. Они хлопали даже под легким ветерком.

Джек посмотрел вниз, на большой сад, благоухающий красными, желтыми, белыми, даже синими розами. Никого там не увидел.

Слез с велосипеда, покатил его к саду.

На скамье сидели мужчина и женщина.

В мужчине Джек узнал доктора Редлифа.

Говоря, тот держал руку женщины в своих.

Это была Шана Штауфель.

Она, вскинув голову, повернулась к Джеку. И улыбнулась одними губами.

Мужчина Джека словно и не заметил.

Джек сел на велосипед и быстро уехал.

В деревне Виндомия он прошелся по Центру отдыха. Юноша и девушка играли в пинг-понг. Дети, за дисплеями, – в компьютерные игры. Четверо подростков смотрели видеоконцерт на экране огромного телевизора.

На него никто внимания не обращал.

На веранде две пары сидели в синих креслах-качалках. На столике стояли высокие стаканы, судя по всему, с ледяным чаем.

Отдыхающие посмотрели на проходящего мимо Джека, но не сказали ни слова.

Возможно, они не разговаривали и между собой. Джек переоделся в плавки и один поплавал в пятидесятиметровом, ярко освещенном бассейне.

Глава 11

– Видишь ли. – Флетч говорил с Кристел, сидя на складном стуле у грузовичка. – Я тоже долго не знал о том, что у меня есть отец. Наверное, поэтому я испытываю противоречивые чувства по отношению к Джеку и тебе. Ты же не сказала мне о существовании Джека, две недели назад я и понятия не имел, что он есть… Вот я никак и не могу определиться, как мне на него реагировать.

– Твой отец умер при родах, – ответила Кристел из грузовичка. – Ты так всегда говорил.

– Не совсем.

– Не умер?

– Нет.

Уже стемнело.

Грузовичок стоял на автостоянке мотеля, рядом с номером, который снял Флетч.

Кристел сидела на кровати, подложив под спину подушки. Флетч откинул задний борт, сдвинул боковую дверь, чтобы Кристел обдувал легкий ветерок.

Люди, проходившие мимо, с удивлением поглядывали на сидящего на складном стуле мужчину, о чем-то беседующего с женщиной, устроившейся на кровати в грузовичке, но никто ничего не говорил.

Кристел и Флетч поужинали жареными курами, картофельным салатом, шинкованной капустой и запили все чаем со льдом.

Днем Флетчу то и дело приходилось останавливать грузовичок, чтобы купить Кристел еды. За раз она съедала больше, чем он мог съесть за неделю, а через несколько минут начинала жаловаться на голод. Он послушно останавливал грузовичок, никак не комментируя ее аппетит, но изумлялся объемам поглощаемой пищи. Он не считал себя вправе хоть в чем-то ограничивать ее. Ограничения, полагал он, заставят ее страдать, а она и так натерпелась в этом псевдосанатории.

В компании Кристел и Флетч стал есть больше, чем всегда. Он постоянно сидел за рулем, практически не двигался, и полный желудок вызывал у него неприятные ощущения. Его клонило в сон, ремень все сильнее впивался в живот, и ему это совсем не нравилось.

Не доставляли удовольствия и остановки в зонах отдыха, где он помогал Кристел подняться с кровати, на платформе гидроподъемника опускал на землю и сопровождал к женскому туалету, где она могла облегчиться. В грузовичке соответствующие удобства отсутствовали. Впервые Флетч осознал, сколь далек путь от автостоянки до туалетов. Кристел всеми шестьюстами фунтами наваливалась на Флетча, каждый шаг давался с трудом, потому что одно ее бедро зацеплялось за другое. Люди, особенно женщины и дети, в изумлении таращились на них. От такого унижения Кристел плакала. Тяжело дыша, она снова и снова повторяла: «Флетч, как я могла до такого дойти? Флетч, как я могла?»

На этом долгом, изнурительном пути Флетч оглядывал народ в поисках крепкой, сильной женщины, в глазах которой читалось сочувствие. Такую женщину он мог попросить помочь Кристел в женском туалете. Некоторые качали головами, отвечали «нет» и уходили, отводя взгляд.

В мотеле, где они провели прошлую ночь, ему пришлось самому отводить ее в ванную вечером и утром и помогать ей. Он, конечно, пытался обратить все в шутку, но удовольствия никакого не получил.

Флетч обожал человеческое, особенно женское, тело и пришел в ужас, увидев, во что оно может превратиться, если им не пользоваться.

Обе ночи он спал в номере, а Кристел – на кровати в грузовичке. В первую ночь она много читала, не забывая опустошать пакеты с едой, купленной им в придорожном магазинчике.

Если не считать вышеуказанных неудобств, путешествие Флетчу нравилось. Он мчался по прекрасным автострадам Америки, он беседовал с Кристел, лежащей на кровати за его спиной. Их головы разделял какой-то метр, но лежала она затылком к нему, так что иногда ей приходилось повторять то, что он не услышал с первого раза.

Они говорили о Джеке. Флетч засыпал ее вопросами о сыне. Кристел отвечала подробно, зачастую остроумно. Чувствовалось, что она любит Джека, восхищается им.

Они говорили о газетах, в которых работали вместе, о материалах, которые готовили, о людях, с которыми встречались.

– Так ты говоришь, твой отец не умер? – спросила Кристел.

– Нет. Это выдумка моей матери. Полагаю, она думала, что так мне будет легче.

– И ты с ним встретился.

– Скорее, наткнулся на него.

– Как интересно.

– Более чем.

Зажужжал спутниковый телефон Флетча. Он взял трубку.

– Слушаю?

– Папа! Папа! – Он услышал детский голос.

– О боже. – Флетч сразу понял, что это Джек. – Неужели другой сын?

– Нет, тот же самый, – ответил Джек уже своим голосом. – Как мама?

– Хочешь с ней поговорить?

– Конечно.

Пока они разговаривали, Флетч собрал пакеты, коробочки и прочую упаковку, оставшиеся после обеда, и отнес в мусорный ящик. «Понимают это американцы или нет, – думал Флетч, – но мы поедаем наши деревья».

– Флетч… – Кристел протянула трубку. Флетч взял трубку, уселся на раскладной стул.

– Бип.

– Когда ты доставишь маму в то место, куда ты ее везешь?

– Завтра. – Он не сказал, что не знает, удастся ли ему оставить Кристел в тренировочном лагере мистера Мортимера. В глубине души он понимал, что идея, пусть и блестящая, но из разряда безумных.

– Я вот думаю.

– Это хороший признак.

– Тут действительно творится что-то странное.

– В Виндомии?

– Да.

– Поэтому ты и приехал туда, верно?

– Я говорю из телефона-автомата у супермаркета деревни Виндомия.

– А я на автостоянке мотеля в Вайоминге. Что из этого?

– Я думаю, на жизнь доктора Редлифа покушались по меньшей мере пять раз, возможно, шесть. Вчера одна попытка удалась, правда, убили другого человека.

– Кого?

– Ученого, работающего в его лаборатории.

– Рассказывай.

– Первым умер трехлетний жеребец доктора Редлифа, на котором тот любил прыгать через изгороди.

– Это ничего не значит. Лошадь обычно делает то, чего от нее не ждешь. Смерть лошади от сердечного приступа – далеко не редкость.

– Конюх думает, что лошадь могли отравить.

– Ладно. А что показало вскрытие?

– Доктор Редлиф не разрешил делать вскрытие.

– Вот это уже непонятно.

– Кто-то оголил и облил водой провода его кофеварки. Обычно он сам вставлял штепсель в розетку. В темноте. И только чудом заметил, что провода оголены и мокрые.

– От этих домашних приборов только и ждешь какой-нибудь пакости.

– Сами провода оголиться не могли. Как и искупаться.

– Может, доктор Редлиф и зачистил провода. А потом полил водой.

– Коттедж, в котором он обычно предавался раздумьям в четыре часа дня, взлетел на воздух в четверть пятого.

– М-м-м. Инцидент расследовался?

– Думаю, нет. Сказали, что взорвался обогреватель.

– Может, так оно и было.

– Чтобы в Джорджии летом включали обогреватели?

– Может, он встроен в систему кондиционирования.

– Когда он ехал в гору, сломалась передняя ось его нового джипа.

– Возможно, заводской дефект.

– И, наконец, после того, как доктора Джима Уилсона отравили смертоносным газом, когда Редлиф вбежал в лабораторию, пытаясь спасти доктора Уилсона, лаборатория взорвалась. Я при этом присутствовал. Я все видел. Я не сомневался, что Редлиф погиб.

– Газ вспыхнул от искры.

– С чего такая задержка? Газ вспыхнул бы гораздо быстрее. И потом, зачем физику держать в лаборатории смертоносный газ?

– Кто знает? Мало ли какие идеи могли возникнуть у Редлифа.

– Папа…

Флетч поежился от холодного ветерка.

– Такое ощущение, что у доктора Редлифа пошла черная полоса. Может, он разбил одно из своих идеальных зеркал?

– Шана ничего не выдумывала, когда просила меня приехать. Я думаю, его хотят убить.

– А как ты? Ты соблюдаешь осторожность?

– Да, конечно Никто не подозревает, кто я такой. Я получил работу.

– Какую же?

– Приглядываю за бассейнами, теннисными кортами, спортивным залом, инвентарем. Мне платят больше, чем я того заслуживаю.

– Это хорошо.

– Но я слишком далеко от эпицентра событий. Редлифа видел лишь дважды Мы не знакомы. Я не могу защитить его. Я не могу выяснить, что происходит.

– А что тебе удалось выяснить?

– Он построил рай на земле для себя, семьи и сотрудников. Они в полной безопасности, у них есть все, чего они только пожелают.

– Звучит неплохо.

– Они разбалованы до крайности, особенно его дети.

– Само собой.

– Они его ненавидят.

– Естественно.

– Больше чем ненавидят. Терпеть не могут. Не могут терпеть его существования.

– Ты думаешь, детки стараются избавиться от своего папаши?

– С другой стороны, доктор Редлиф желает держать под полным контролем всех и вся. Кто где живет, с кем, что делает, говорит, думает, ест, пьет. И так все двадцать четыре часа в сутки. На проезд от единственных ворот поместья до автостоянки мне отпустили ровно шесть минут.

– Ты приехал на машине? У тебя есть своя машина?

– Я ее купил. В Виргинии.

– Какая модель?

– «Миата». Подержанная.

– Похоже, в «Глоуб кейбл ньюс» тебе тоже переплатили. Придется поговорить с Алексом Блейром. Большие гонорары негативно отражаются на моих дивидендах, знаешь ли.

– Я думаю, Шана права. Кто-то пытается убить Честера Редлифа.

– Шана – девушка, которая собирается выйти замуж за молодого Честера?

Джек помялся.

– Не уверен, что она собирается за него замуж.

– Как так? Неужели твое появление в двухместном кабриолете так потрясло ее, что она передумала?

– Я думаю, кое в чем она все-таки ошиблась.

– Слушай, я вот складываю два и два, и…

– Надеюсь, что получается у тебя пять. Так оно и есть. Ты не хотел бы приехать в Виндомию?

– Меня не приглашали.

– Ты должен признать, что совпадений слишком уж много.

– Действительно, многовато.

– И тебе проще говорить на равных с Честером Редлифом.

– Мне? Маленькому человечку? Да как я могу говорить на равных с изобретателем идеального зеркала? Или ты думаешь, что я тоже что-то изобрел?

– Перестань, папа. Я всего лишь мальчишка. – От холодного ветерка Флетч вновь поежился. – Какой у меня жизненный опыт?

– Прежде всего, я должен устроить твою мать.

– Я пытаюсь предотвратить убийство и не думаю, что в моем распоряжении много времени.

– Ну, не знаю. Посмотрю, что можно сделать.

– Хорошо. Мама не страдает отсутствием аппетита?

– Старайся не бить зеркал, – напутствовал его Флетч.

* * *

– Флетч? – Прошло уже много времени, но Кристел и Флетч – последний уже клевал носом – все еще разговаривали на стоянке мотеля. Из ресторана мотеля доносилась музыка. – В чем разница между толстыми и тощими?

– Толстые больше весят? – вопросительно ответил Флетч.

– Я серьезно. Дело, наверное, не в широких костях. Вот у меня кость узкая. И не в железах. Тут можно воспользоваться хирургией.

– Генетическая наследственность?

– Среди моих родственников толстяков не было. Таких, как я.

– Я думаю, тут есть несомненная связь с тем, что человек кладет в рот. Ты согласна?

– Это я знаю. Но почему ты кладешь в рот одно, а я – другое.

– Мне не по себе от ощущения сытости. А вот тебе это нравится.

– Я понимаю. Тебя тошнит от всех этих пакетов с едой, которыми заставлен кузов. Ты морщишь нос всякий раз, открывая для меня очередной пакет.

– Морщу?

– Именно. Морщишь и отводишь взгляд. Почему еда, которая так нравится мне, вызывает у тебя отвращение?

– Привычка, наверное Мы все рабы наших привычек.

– Я думаю, причина глубже.

– Однажды я слушал лекцию одного известного профессора Северо-Западного университета, специалиста по вопросам питания. Так он говорил, что у людей в голове пищевой регулятор. И вопрос лишь в том, настроен он или нет.

– И что сие означает?

– Если он настроен, мы становимся более разборчивы в еде, соображаем, сколько и чего нужно съесть, а что уже лишнее. Мы едим высококалорийную пищу, которая вырабатывает много энергии, а мы ее тратим, сжигаем своей активностью. Нужно есть ровно столько, сколько необходимо для выработки этой энергии. Что-то в этом роде. – В углу автостоянки гудел двигатель восемнадцатиколесного трейлера, иной раз перекрывая музыку. – Точно не знаю. А почему ты спрашиваешь меня?

– Я задавала этот вопрос специалистам.

– Ты им платила, а потому их ответы нельзя считать объективными.

– Флетч? У меня психическая болезнь?

– Кристел, уж с головой-то у тебя все в порядке. Умная, рационально мыслящая женщина.

– Тогда почему же я такая? Что рационального в моей прожорливости? Какой в этом смысл?

– Не знаю.

– Я хочу сказать, неужели тощим известно что-то такое, о чем не знают толстые?

– Думаю, тощие что-то такое знают.

– Пожалуйста, скажи, что именно.

– Тощие иначе определяют голод. Я думаю, они знают, что зачастую голод в твоем понимании на самом деле является пищевым похмельем. Ты замечала, что, поев плотнее, чем обычно, ты вскорости начинаешь испытывать голодные спазмы?

– Да. Постоянно замечаю.

– Я думаю, если съедаешь больше, чем всегда, выделение организмом желудочного сока, ферментов увеличивается, и, перерабатывая пищу в желудке, все эти вещества посылают сигнал в мозг, сообщая, что готовы к переработке новой порции. По-моему, толстые воспринимают этот сигнал как голодный спазм. Тощие испытывают то же самое, но знают, что они не голодны, так как уже съели больше, чем следовало.

– То есть голод, который я ощущаю, ненастоящий?

– Нет. Ложный. Тебе просто кажется, что он настоящий.

– А в действительности я не голодна?

– Разумеется, нет.

– Ты это где-то вычитал?

– Нет. Просто мне часто приходилось не обращать внимания на голод, и я пришел к выводу, что первые голодные спазмы не настоящие. Они ничего не значат.

– Синдром китайской пищи.

– Китайская пища очень сытная. Поэтому через час ощущаешь голодные спазмы. Но в действительности в дополнительной еде необходимости нет.

– А как можно определить, что ты и впрямь голоден?

– Можно. Ты начинаешь испытывать недостаток энергии. Вот тогда надо что-нибудь съесть, но не сладкое, а калорийную пищу, чтобы восстановить запас энергии. Надо знать, сколько и чего необходимо съесть, чтобы произвести ровно такое количество энергии, которое потрачено за день, и именно столько и съедать.

– И забыть о чувстве голода.

– Что-то в этом роде Я не знаю, о чем говорю Я об этом думал, пока мы ехали, думал о тебе. Может, причины того, что ты такая толстая, надо искать в психологии. Я знаю, что ты не чокнутая. Но, возможно, все идет от головы. Ты неправильно оцениваешь свои ощущения Именно это имел в виду профессор, говоря о регуляторах.

– Пищевых регуляторах.

– Вот-вот Мы по-разному думаем о еде. Возьмем человека, который вечером перебрал спиртного, а утром с похмелья вновь берется за стакан. Это же бессмысленно. Совсем не обязательно пить только потому, что печень или другие органы готовы к переработке алкоголя.

– Голодные спазмы – пищевое похмелье, – подвела итог Кристел. – Наверное, это я и хотела услышать.

– Ты спросила – я ответил. Я ничуть не лучше тебя. Только смотрю на еду иначе.

– Может, потому, что в прошлом тебе пришлось испытать настоящий голод.

– Может.

– Интересно, а я вот была хоть раз по-настоящему голодна?

– Скорее всего нет.

– Зато мне постоянно хочется есть.

– Это не голод.

– Может, тебе написать книгу о диетах, Флетч?

– Думаешь, ее кто-нибудь купит?

– Книги о диетах продаются лучше всего. Наряду с поваренными книгами.

– Я об этом ничего не знаю.

– Других это не удерживает от написания книг по диетам.

– Я лишь размышлял об этом. О тебе. Может, за тебя.

Зажужжал телефон. Он взял трубку.

– Слушаю.

– Флетч, опять звонил этот мистер Мортимер.

– Это Кэрри, – объяснил Флетч Кристел. – Звонит с фермы.

– Он настроен очень решительно.

– Это его обычное состояние, – согласился Флетч.

– Он требует, чтобы ты держался от него подальше. Ты далеко от его тренировочного лагеря?

– Да нет. Три часа езды. Около девяти утра будем на месте.

– Флетч, он не хочет, чтобы ты приезжал.

– Наоборот, хочет. Меня все любят. Я тебе об этом говорил.

– Он тебя ненавидит!

– Это все выдумки.

– Он считает, что ты загубил ему жизнь.

– Как я мог такое сделать? Я лишь помог ему отправить за решетку всех его друзей. Чего ему из-за этого расстраиваться?

– Он говорит, что ему пришлось бежать, чтобы остаться в живых. Из мира бокса в коровий рай. Из Нью-Йорка в Вайоминг. Его тошнит от коров и бычков. Он одинок, обозлен…

– И настроен решительно. Это мне известно.

– Флетч, он позвонил уже в седьмой или в восьмой раз. Предупреждая, что ты должен держаться от него подальше. Слышал бы ты его голос!

– Слышал.

– Я думаю, тебе следует отнестись к этому серьезно.

– Полностью с тобой согласен.

– Это же безумная идея – везти толстую женщину в тренировочный боксерский лагерь.

– Многие мои безумные идеи реализовывались на практике.

– Флетч, он говорит, что занял у соседей три ружья. Если ты приедешь к нему, он и двое его парней…

– Хэджа и Рикки.

– Он обещает, что они снесут тебе голову.

– Боксеры умеют целиться лишь в объект, находящийся на расстоянии вытянутой руки.

– Пожалуйста, Флетч. Он не шутит, я это чувствую.

– Если он позвонит снова… – Флетч помялся.

– Что?

– … скажи ему, что мы подъедем к девяти. Оставь зажженную лампу на окне, дорогая. Домой я вернусь с головой на плечах или зажатой под мышкой, но обязательно вернусь.

Он положил трубку.

– Сколько весит Кэрри? – спросила Кристел.

– Сто двадцать три фунта.

– Ты не знаешь, сколько вешу я?

– Нет.

– Это хорошо.

Глава 12

– Кто…

Джек оторвал голову от подушки. В комнате царила темнота. Спал он на животе. Его нога лежала на ногах другого человека. Упругих, с очень гладкой кожей. Его правая рука – на чьем-то животе. Он убрал руку. Уперся локтями в кровать. Ему казалось, что он грезит. Убрал ногу, повернулся на бок. Осторожно провел рукой по груди лежащего рядом.

К нему в кровать забралась обнаженная девушка.

Дыхание его участилось. Он прислушался к мерному гудению кондиционера.

В последний раз женщина побывала в его постели много недель тому назад.

Вернувшись домой, он полчаса тихонько играл на гитаре, думая о разговоре с отцом, о решении властей разоблачить Клан, о пяти неделях в тюрьме строгого режима в Кентукки, о лагере в Алабаме, о каторжном труде в Виргинии, о Виндомии, очень напоминающей концлагерь со всеми удобствами.

Думал он и о сексе. Сколько времени прошло с тех пор, когда он ласкал женщину, а женщина ласкала его. Думал о тех, с кем предавался любовным утехам. Думал о том, где, когда и как это было. Оставалось только удивляться, что в этой динамичной жизни юноши и девушки, мужчины и женщины находили друг друга, сливаясь не только телами, но, случалось, и душой, и разумом, отдавая себя полностью, беря то, что дают, любя и учась друг у друга. А потом их разводили обстоятельства, семьи, школы, работа, расстояния. Поколению Джека всегда внушали, что длительные отношения – пережиток прошлого, им не место в современном мире, рассчитывать на них – абсурд.

А ему недоставало многих из тех, с кем он встречался. Каждая оставила маленькую зарубку на его сердце.

Он провел рукой по женскому телу.

– Шана?

Последовал взрыв негодования.

Простыня взлетела в воздух, подкинутая ногой. Крепкий кулачок забарабанил по члену. Пальцы второй руки впились в бедро.

Джека свалили на спину.

Женщина оседлала его.

Начала лупить обеими руками по голове, лицу, плечам.

В темноте он пытался поймать ее руки, схватить, защитить голову.

Наконец ему удалось оторваться от кровати, свести руки за спиной женщины, потянуть ее на себя.

Она не возражала, вытянула ноги.

Он перекатился на нее.

Она широко развела ноги и загнала его конец, куда положено, обхватила ногами его спину.

Их неистовый танец продолжался недолго.

Женщина шумно выдохнула.

– Аликсис, – соблаговолила представиться. И тут же добавила: – Еще.

Джек подчинился.

* * *

Он и не подозревал о глубокой царапине на спине, пока не встал под горячий душ.

Кровь смешивалась с водой на полу.

Вытершись, он повернулся спиной к зеркалу, чтобы посмотреть, как сильно она его расцарапала.

Потом вернулся в комнату, сел на краешек кровати.

– Что с тобой случилось? – спросила Аликсис.

– Ты меня поцарапала.

– Бедный Джек. – В темноте она безошибочно пробежалась кончиками пальцев по царапине. То есть точно знала, где ее искать.

Царапина еще кровоточила, так что она испачкала пальцы в крови.

– Бедняжка. Красная кровь. Кровоточащий мальчик.

– Я вот думаю…

– И о чем думает бедный мальчик? О сочащейся крови? Не волнуйся, много не вытечет.

– Если б я вот так поступил с тобой, меня бы посадили на двадцать лет.

– Ерунда, – отмахнулась Аликсис. – Я не первая девушка, которая залезла к тебе в постель и качественно тебя оттрахала.

– Не первая, – признал Джек.

– Парни это любят, всегда и везде. Или это не так?

Джек промолчал.

– В вас словно вставлены батарейки «Эвереди».[187] Я это знаю. Знаю, что у тебя есть. Что ты можешь отдать. Все равно ведь отдаешь, правда?

– Да.

– И ты не можешь забеременеть.

– О чем ты говоришь?

– Общепринято, что женщины могут дать, продать или не дать. Выбор всегда за ними.

– А у парней выбора нет?

– Нет, если женщина хочет. Парни сексуальны. Они сливают, сливают и сливают. В женщину или в сторону. И женщина выбирает, брать ей или нет.

– Понятно.

– Парням не больно. – Она прижалась к его спине, обхватила руками грудь, щекой накрыла темечко. – А бедному Джеку больно?

– Ты же только что сказала, что парням не бывает больно.

– Извини, что поцарапала тебя. – Она начала тереться о его спину, размазывая кровь по груди и животу.

– Ничего страшного.

– Болит?

– Щиплет.

– Значит, жаловаться не на что?

– Я не жалуюсь.

– Ты же не можешь сказать, что тебе не понравилось.

– Мне понравилось.

– Парням это всегда нравится.

– Безусловно.

– Безусловно. Парни не могут сдерживаться. Им всегда это нравится. Хороший парень – сперматозавр. Только и делает, что трахается. И ни на что не жалуется.

– Никогда и ни на что, – поддакнул Джек.

Она запустила пятерню в его волосы, запрокинула голову назад. Второй рукой провела по шее. Ее губы нашли его рот. Горячий язык проскользнул мимо зубов в глотку.

Ему удалось повернуться к ней лицом, завести ее руки за спину.

– Еще, – потребовала Аликсис.

Джек не возражал.

Глава 13

– У тебя царапина на спине.

– Я знаю – Джек граблями разравнивал песок в японском саду, когда появилась Нэнси Данбар, секретарь Редлифа, с чашечкой кофе в руках Она села на скамью, на которой днем раньше сидела вместе с Джеком, достала сигарету, закурила.

– Береги спину от прямых солнечных лучей, – посоветовала Нэнси. – А не то шрам останется на всю жизнь.

– Я знаю.

Ранним субботним утром Джек работал в тени, отбрасываемой стеной.

– У тебя есть что сказать? – спросила Нэнси.

Джек впервые разравнивал песок граблями, так что старался оставить на нем интересный рисунок.

Есть ли ему что сказать? На что просила обращать внимание Нэнси? Прислушиваться к людям, составляющим какие-то планы, обращать внимание на тех, кому в Виндомии не место, запоминать, что говорят люди друг о друге, о мистере Бьювилле, докторе Редлифе, Нэнси Данбар.

Несколько часов тому назад он слизывал собственную кровь с грудей младшей дочери доктора Редлифа.

Он слышал, как та же самая дочь говорила, что ей без разницы, убьют ее отца или нет. Он слышал признания Дункана Редлифа в том, что тот обманом сдавал экзамены, солгал отцу насчет поступления в школу бизнеса, собирался продать акции «Редлиф миррор», чтобы добыть денег на модернизацию своего гоночного автомобиля и, как догадывался Джек, на наркотики.

Он видел, как старший сын доктора Редлифа, Чет, обрученный с Шаной Штауфель, занимался сексом с конюхом.

Он знал, что под кроватью Пеппи стоит сумка с банками пива.

Он видел, как доктор Редлиф и Шана в сумерках сидели в розовом саду, держась за руки.

Он слышал, как местные жители насмехались над Нэнси Данбар.

– Нет. Сказать мне нечего.

– Ты видел или слышал что-нибудь такое, что может заинтересовать нас? – не унималась Нэнси.

– Нет.

– Очень уж резкие у тебя линии, – прокомментировала она рисунок на песке. – Надо бы мягче.

– Мягче?

– Да. Расслабь руки. Представь себе, что держишь не грабли, а кисть.

– Никогда не держал в руке кисть. Один раз, правда, красил гараж.

– Думай об абстрактной живописи, – наставляла его Нэнси. – Широкие мазки, кривые линии, прямые, проведенные под необычным углом.

– Понятно.

– У тебя все очень уж резко.

Он принялся вновь разравнивать песок. Особенно ему досаждали торчащие из него скалы. Он чувствовал, что оставляемые граблями следы не должны утыкаться в них, а плавно их огибать.

– Сегодня суббота. Еще нет восьми часов.

– Да. – Нэнси взяла новую сигарету.

– Вы работаете семь дней в неделю?

– Я свободна в субботу после обеда и в воскресенье.

– Вы используете выходные?

– Может, раз в месяц. Это же не работа, а образ жизни. Мозг доктора Редлифа никогда не отдыхает. Если ему что-то нужно, то немедленно. Он работает постоянно, не делая различий между днем и ночью, будними днями и выходными. Поначалу к этому трудно привыкнуть.

– Но вы привыкли, и вас это устраивает?

– Меня устраивает. Потому что я уеду отсюда еще молодой, но уже очень богатой.

– Это хорошо.

– Между прочим, вечером большой прием.

– Вы об этом говорили.

– Тебе придется подавать спиртное.

– Спиртное? Здесь? В Виндомии?

– Разумеется. Честер не может навязывать свои законы всему миру. Подойдешь на кухню особняка в половине шестого. В белых шортах и белой рубашке. Там тебе дадут синий галстук-бабочку.

– Хорошо.

– Скажешь мне, если вечером услышишь или увидишь что-то необычное.

– Хорошо.

– После полудня можешь отдыхать.

– Премного вам благодарен.

– Только не покидай Виндомии, вдруг ты кому-то понадобишься. Погуляй, поплавай, позагорай.

У входа в японский садик возник Эрик Бьювилль в цветастых шортах и розовой рубашке с короткими рукавами. В руке он держал конверт из плотной бумаги.

– Нет, плавать тебе не стоит, – добавила Нэнси – Ты же не хочешь, чтобы на спине остался шрам.

– Производственная травма? – спросил Бьювилль.

– Зацепил ветку, – ответил Джек.

– Конечно, – кивнул Бьювилль. – И это же дерево поставило тебе синяки на шее и груди?

Глаза Нэнси Данбар превратились в щелочки. Смеясь, Бьювилль сел на скамью рядом с Нэнси.

– Бог наградил меня дальнозоркостью.

– Кто?.. – начала Нэнси.

Бьювилль толкнул ее локтем.

– Дай сигарету.

Опадала, чиркнула зажигалкой.

– Как хорошо, что у женщин есть сумочки. – Бьювилль глубоко затянулся. – Если б старина Честер заметил у меня пачку сигарет, он бы поминал мне это не одну неделю да еще втрое увеличил бы мне ежемесячный взнос по медицинской страховке. – Еще одна затяжка. – Из этого чертова логова я и уехать-то не могу, даже к врачу, потому что Честер держит врача в поместье.

– Я думала, этим утром ты играешь в гольф на Си-Айленде.

– Собирался играть – Бьювилль выпустил струю дыма. – Но наш вождь позвонил мне поутру, в четверть шестого, и сказал, что желает внести поправки в завещание, а также определиться, сколько у него свободных денег, а сколько вложено в различные фонды, трасты и корпорации.

– Завещание? – переспросила Нэнси.

– Вот-вот. Николсон летит сюда из Атланты. Кларенс едет из Ронктона.

– Может, я тут лишний? – спросил Джек.

– Нет. Даже не заглянув в завещание, я знаю, что ты там не упомянут.

– Рад это слышать.

– Мне нравятся твои узоры. – Бьювилль указал на песок. – Красивые, резкие.

– Благодарю.

– И ты совсем не похож на японца.

– Так уж вышло, извините.

– Очень резкие, – вставила Нэнси.

– Наверное, этим мне удастся зацепить Честера, – задумчиво произнес Бьювилль. – Я ему так и скажу. Если у тебя японский садик, почему ты не завел садовника-японца? Намекну, что его могут обвинить в дискриминации по расовому признаку.

– Он воспримет твои слова на полном серьезе, – заметила Нэнси.

– Знаю. Он меня уже достал, почему мне не отплатить ему той же монетой.

– Для этого у тебя не хватит ума, Эрик, – ответила Нэнси.

– Попытаться-то можно, – возразил Бьювилль.

– Что он задумал? – спросила Нэнси скорее себя, чем Бьювилля. – С чего вдруг озаботился завещанием? Бьювилль затушил окурок о подошву.

– Может, его натолкнула на эти мысли внезапная смерть Джима Уилсона. Он умер, надышавшись смертоносного газа, которого раньше в лаборатории не было. – Бьювилль протянул окурок Нэнси.

– Джим, должно быть, проводил какие-то свои эксперименты. – Окурок Нэнси сунула в пластиковый мешочек. – А может, их проводил кто-то другой.

– Конечно, – кивнул Бьювилль. – Всему можно найти объяснение.

– Всякое случается, – пожала плечами Нэнси. Бьювилль повернулся к ней:

– Честер не хотел, чтобы сегодня утром я играл в гольф. Он вообще не хочет, чтобы я покидал Виндомию. Он боится, что какой-нибудь нормальный человек предложит мне возглавить нормальную компанию и жить нормальной жизнью.

– У тебя не получится.

– Еще как получится.

Бьювилль поднялся.

– Пошли. Поможешь мне достать бумаги из подземного сейфа, которому не страшно прямое попадание бомбы.

Она взяла сумочку и пустую чашку из-под кофе.

Бьювилль критически оглядел следы от грабель, появившиеся на песке по ходу их разговора.

– Слишком размазанные линии. Прежде у тебя получалось лучше.

Высказала свое мнение и Нэнси Данбар.

– Линии все равно чересчур резкие.

Глава 14

– Приехали! – воскликнул Флетч. – Мне так кажется.

Указатель у поворота на пустую, уходящую вдаль проселочную дорогу отсутствовал. С обеих сторон тянулись поломанные изгороди.

– Какое счастье! – отозвалась с кровати Кристел. – Наконец-то я увижу мистера Мортимера, самого злобного человека на свете. Как, по-твоему, он повесит меня головой вниз за кончики пальцев?

– Может. – Через полмили слева показались несколько домиков, прячущихся в тени высоких деревьев. Флетч искренне пожалел Мортимера. Попасть в такую глушь с многолюдного Северо-Востока. Даже появилось чувство вины – Очень даже может.

Они прибыли к тренировочному лагерю мистера Мортимера раньше, чем предполагал Флетч. Часы показывали пять минут девятого. Ночью и он, и Кристел спали плохо. Выехали еще до зари. Дважды останавливались, чтобы купить еды, в туалет не заглядывали ни разу. Первый же человек, к которому обратился Флетч в маленьком вайомингском городке, дал им абсолютно точные указания, следуя которым они без проблем добрались до тренировочного лагеря. Местный абориген только спросил: «Вам нужен тот сердитый сукин сын, что приехал из Нью-Йорка?»

– Он может повесить нас обоих, – добавил Флетч.

Флетч прибавил скорости. Грузовичок сильно затрясло на ухабистой дороге.

– Флетч, ты хочешь скинуть меня с кровати? – пожаловалась Кристел.

– Я решил преподнести старикану сюрприз.

Глядя на тренировочный лагерь, Флетч думал о том, что у Мортимера есть веская причина встретить его пулями.

– Флетч, помедленнее!

– Держись крепче!

– Ты уверен, что поступаешь правильно, доставив меня сюда?

– Разумеется, нет.

– Помогите! Выпустите меня отсюда!

– Хватит, Кристел, – одернул ее Флетч. – Если б не эта ухабистая дорога, ты бы и не поняла, что находишься в Вайоминге.

Поджарый старик вышел из-под деревьев. В руке он держал ружье. Выстрелил в воздух.

Паренек в одних шортах возник в нескольких метрах от старика Опустился на одно колено. Тоже с ружьем. Прицелился в грузовичок.

Выстрелил.

Фонтанчик пыли поднялся в воздух перед капотом.

– Флетч! – заорала Кристел. – Они стреляют!

– Они стреляют, – согласился Флетч, – но не попадают.

Он вывернул руль.

– Зигзаг!

– Флетч! Хватит зигзагов! Меня стаскивает с кровати!

В зеркале заднего обзора Флетч увидел взлетевшую в воздух простыню. Он понял, что она подняла ноги.

Но не знал, почему.

Мортимер, перезарядив ружье, выстрелил в грузовичок. Пуля прошла выше.

Флетч съехал с дороги и погнал грузовичок прямо на Мортимера, прибавив скорости.

Ухабы вне дороги не исчезли, а выросли в размерах.

Грузовичок немилосердно бросало из стороны в сторону.

– Флетч! – донесся с кровати сдавленный крик Кристел – Ты меня убьешь!

Мортимер отпрыгнул в сторону.

Паренек, держа ружье за ствол, словно дубинку, побежал за грузовичком.

Флетч затормозил около домов, под деревьями.

Паренек остановился в метре от дверцы кабины со стороны Флетча.

– Привет, – поздоровался Флетч через открытое окно. – Ты Хэджа или Рикки?

– Рикки.

– Это ж надо Рикки.

– А в чем дело?

– Наверное, никогда не слышал такого имени. Здорово ты его произносишь.

У шестнадцатилетнего парня была идеальная боксерская фигура.

Но голос у него был особенный. Казалось, что он доносится из глубокой пещеры.

Рикки, держа ружье за ствол, осторожно опустил приклад на землю. И позу он принял необычную. Вроде бы готовность к действию и одновременно полная расслабленность.

Чуть склонив голову, юноша измерил взглядом расстояние между ними, потом медленно поднял глаза на Флетча.

У последнего создалось ощущение, что Рикки согласен с любым поворотом событий, придется ли ему слушать или драться, смеяться или стрелять во Флетча.

– Однако. – Флетч покачал головой. – Потрясающе.

И отвлекся от Рикки, вспомнив про старика Мортимера.

Тот орал в полный голос.

– Сукин ты сын! Я же говорил тебе, держись от меня подальше. Я предупреждал, не появляйся здесь, я тебя пристрелю! И пристрелю, обещаю!

От переполнявшей Мортимера ярости дрожали руки. Он даже выронил патрон, которым хотел зарядить ружье.

Еще один юноша, мускулистый, ростом за шесть футов, куда более темнокожий, чем Рикки, стоял у ближайшего дерева.

– Как поживаешь, Хэджа? – спросил Флетч.

– Все отлично.

По потным лицам и запыленным носкам юношей Флетч догадался, что с утра они пробежали не одну милю.

Он им позавидовал.

Пока Мортимер поднимал патрон, Флетч выпрыгнул из кабины.

– Ужасные тут места. Просто удивительно, что мы не вернули их американским индейцам.

Он направился к Мортимеру, и тот снова выронил патрон. Нацелил незаряженное ружье в живот Флетчу.

– Я говорил твоей чертовой женщине, которая подходит к телефону в Теннесси, что снесу тебе голову, если ты появишься здесь!

– Флетч? – донесся из грузовичка голос Кристел. – Флетч?

– Она не чертова женщина и она не моя, – ответил Флетч. – Она подходит к телефону, когда он звонит. И мне не нравится, что вы ругаетесь, как последний городской забулдыга, разговаривая с хорошо воспитанной дамой!

Глаза Мортимера метали молнии.

– Будь я проклят! – Он бросил ружье на землю. – Я покажу этим парням, что могу разорвать тебя голыми руками!

Флетч попятился.

– Они и так знают, что вам это по силам.

Мортимер принял боксерскую стойку. Сухой, подтянутый, он и в семьдесят четыре года мог преподать Флетчу хороший урок.

– Расслабьтесь. Я сделал из вас героя.

– Героя! – взорвался Мортимер. – Для кого?

– Для всего мира.

– Единственные люди, которые мне дороги в этом мире, благодаря тебе загремели в тюрьму!

– Плохие люди, и вы это знаете.

– Мои друзья!

Флетч повернулся к Мортимеру спиной. Вдохнул полной грудью.

– Свежий воздух. Неужели он вам не нравится?

– Свежий воздух! – передразнил его Мортимер. – Что в нем хорошего? Он ничем не пахнет! Ты знаешь, как давно я не вдыхал запаха пекарни?

Флетч заметил, что Рикки куда-то исчез.

А Хэджа так и стоял под деревом.

– Я пришлю вам ломоть бруклинского ржаного хлеба. Будете его обнюхивать.

Гибкий, как пантера, Мортимер прыгнул на Флетча.

– Я оторву тебе нос!

Не поднимая рук, Флетч ушел в сторону.

– Прекратите!

Мортимер надвинулся на него.

– Я вырву твое сердце! Я…

Отступая, Флетч споткнулся о брошенное Мортимером ружье. Упал. Приподнялся на локтях.

– Вы же не будете бить лежащего.

– Мистер Мортимер? – Низкий голос Рикки требовал немедленного внимания. Юноша стоял у грузовичка.

– Мистер Мортимер. Пожалуйста, подойдите сюда. – Голос обволакивал, как туман. – Тут есть, на что посмотреть.

Не разжимая кулаков, Мортимер повернулся к юноше:

– Разве ты не видишь, что я занят. Я должен превратить в отбивную этого… – Он посмотрел на Флетча. – Поднимайся, жук навозный, жалкий журналистишка!

– Если я поднимусь, вы меня ударите. Так зачем мне подниматься? Чтобы вновь очутиться на земле.

– Пожалуйста, мистер Мортимер.

– Ладно. – Мортимер пнул ногу Флетча. Не так чтобы сильно. – Что там еще?

Он плюнул на землю и зашагал к грузовичку. Флетч тут же поднялся и последовал за ним. Рикки открыл сдвижную дверь.

– Что ты хотел мне показать? – прорычал Мортимер.

Движением головы и взглядом Рикки предложил Мортимеру заглянуть внутрь грузовичка.

Мортимер заглянул. Потом уставился. Подался вперед.

– Что это?

Из груди Кристел вырвалось рыдание. Мортимер залез в грузовичок.

Пристально посмотрел на лежащую на кровати Кристел. Ахнул.

– Дорогая моя. – Он взял ее за руку. – Как такое могло с вами случиться?

– Мистер Мортимер! – По лицу Кристел катились слезы. – Я не знаю!

* * *

– Я рад, что ты привез ее сюда, – процедил Мортимер. – А теперь убирайся.

Он появился за спиной Флетча, выйдя на крыльцо.

Флетч стоял там, оглядывая бескрайнюю равнину. Более его услуги не требовались. Миссис Роббинс, которую он отыскал на кухне, снабдила его чашкой кофе.

По пути к мистеру Мортимеру они любовались красотами Вайоминга, но эти края наводили тоску. Флетчу даже показалось, что трава прямо на корню становится сеном. Конечно, одной корове требовалось пастбище площадью не в один акр. Но на здешних равнинах и коровы выглядели очень уж одинокими.

Увидев, кого привез Флетч, мистер Мортимер немедленно начал подготовку к приему гостьи.

Пока Кристел ждала в грузовичке, Хэджа и Рикки разобрали двуспальную кровать Мортимера, перенесли ее в спортивный зал, собрали и задвинули в угол, рядом с дверью в раздевалку. Застилал кровать лично мистер Мортимер.

Зал не поражал размерами, но в нем имелось все необходимое для тренировок: деревянный пол, боксерский ринг в центре, самые современные тренажеры у дальней стены, груши для отработки ударов в корпус и голову.

Удивляли разве что зеркала, старомодные, обычные, а не идеальные.

К раздевалке примыкали сауна, контрастный душ, обычная душевая, ванная, туалет.

Имея небольшой опыт, Флетч попытался помочь перевести Кристел к новой кровати. Но Мортимер, Хэджа и Рикки молча и решительно оттеснили его. Ему дозволили лишь опустить на землю платформу гидроподъемника, на которой они стояли…

– У вас ведь нет ко мне ненависти? – спросил Флетч, повернувшись к Мортимеру.

Плевок Мортимера перелетел через поручень.

– Конечно, нет. Ты поступил правильно, Флетч, с моей точки зрения. Как и я. Я видел, что в боксе неладно, никогда не влезал в эту грязь, но и ни во что не вмешивался. А когда моего парня насадили на штыри железной ограды Гремейси-парк…

– Его звали Шейн…

– Голдблум. Шейн Голдблум… У меня внутри все перевернулось. И тогда…

– Я оказался рядом и показал вам, как вывести их на чистую воду.

– Видишь ли, мои друзья в тюрьме, я с ними переписываюсь и обвиняю тебя во всем. Во всем, что я им сделал.

– Они этого заслужили. Они – плохие люди.

– Да, но они не просто плохие люди, а мои близкие друзья. Мы выросли вместе, работали вместе. Кого еще я знаю, что умею? Верность, возможно, одна из добродетелей, но она и облегчает жизнь. Конечно, я тебя ненавижу. Ты заставил меня подняться над собой, вот я тебя и ненавижу. А чего ты ожидал? Мои лучшие боксеры возненавидели меня. Я им помогал, я убеждал, что лучше их нет, а они оказались никому не нужны, их отшвырнули, как использованную туалетную бумагу. Они винят в этом меня и соответственно ненавидят. Большинство людей, как я понимаю, не совершают выдающихся поступков, плывут по течению, не обличают коррупцию, потому что боятся одиночества, изоляции. – Синие глаза Мортимера обежали равнину, на которую смотрел Флетч. – Я вот хочу завести голубей. Как думаешь, приживутся они здесь?

– Едва ли. Мало пакетиков из-под ленча.

– Да. Пакетиков из-под ленча тут явно не хватает.

– Хэджа и Рикки – отличные парни. Потенциальные чемпионы.

– Естественно.

– А Рикки еще умеет и подать себя.

– Подать себя?

– Ты не заметил?

– Что ты такое говоришь?

– У него особое чувство времени, пространства, света, звука. Он поневоле притягивает внимание.

– Он просто влюблен в себя. Действительно, он заставляет окружающих смотреть на него, наблюдать за ним, даже если он ничего не делает. Получится ли из него боксер? Не знаю.

– Как по-вашему, вы сможете помочь Кристел?

– Ты говорил, что она – тяжеловес.

– Да.

– Работать с тяжеловесами сложно, но интересно.

– Тогда позвольте откланяться.

* * *

– Уезжаешь? – спросила Кристел. – Оставляешь меня здесь?

– Мистер Мортимер выгоняет меня.

– Это точно, – подтвердил Мортимер.

– Куда ты едешь?

– Туда, где ландшафт не столь однообразный.

– Убирайся отсюда! – завопил Мортимер. – Рикки, проследи, чтобы этот мерзкий тип немедленно убрался.

– Я позвоню, – пообещал Флетч Кристел.

– Скажи Джеку, где я, – попросила она.

Когда Флетч в сопровождении Рикки выходил из спортивного зала, Мортимер уже объяснял Кристел, что ее ждет.

– А теперь слушайте меня внимательно. Вы не сразу начнете сбрасывать вес. Сначала мы постараемся укрепить ваши мышцы. Вы будете терять жир, но ваш вес останется прежним, потому что удельный вес у мышц больше, чем у жира. Так что не надо огорчаться.

– Главное, чтобы я получала необходимую для этого еду, – пробормотала Кристел.

– Вы совершенно правы, – покивал Мортимер. – Это действительно главное.

Глава 15

– Эй, ты!

Джек поднял голову. Он катил велосипед по дорожке, огибающей особняк. С балкона его позвала пожилая женщина. Ветер раздувал ее легкий халатик, ерошил седые волосы.

– Иди сюда! – Она указала на арку под балконом. – Иди сюда. Поднимись по ступеням.

Джек прислонил велосипед к стене, вошел в арку, поднялся по каменным ступеням.

Кажется, эта женщина плакала на заднем сиденье длиннющего лимузина, который он видел в день прибытия.

– Я тебя знаю? – спросила она. – Я хочу сказать, мы с тобой это уже проделывали?

– Что?

– Мне нужен человек, который выбросит мой мусор.

– Ясно.

– Люди постоянно забывают выносить мой мусор.

– Понятно.

– Мне надо помочь.

– Хорошо.

– Ты похож на того парня, который в последний раз выносил мой мусор.

– Мы все взаимозаменяемы.

– Я рад, что ты это понимаешь. Он был моим другом. – Она сунула купюру в карман шорт Джека. – Ты будешь моим другом?

– Конечно.

– Вот этот мешок. – Она указала на зеленый пластиковый мешок, стоящий у дверей в дом. – Про него вечно забывают.

– Понятно.

– Ты сможешь его выкинуть?

– Нет проблем. – Джек подхватил мешок. Внутри что-то звякнуло.

– Это все. – Глядя прямо перед собой, она раскрыла двери и ретировалась в дом.

За кухней Джек нашел маленький дворик, где на деревянных подставках стояли такие же пластиковые мешки.

Джек поставил свой рядом.

Раскрыл его.

Много бутылок из-под водки, несколько из-под шерри, портвейна, бренди. Все пустые.

Пузырьки из-под таблеток, тоже пустые. Названия лекарств ничего Джеку не сказали. Указывалось, что принимать их следует утром, когда встанешь, и перед сном. Выписывали лекарства разные врачи: Макмастерс, Донован, Гаррисон, Чайлз.

Предназначались лекарства Амалии Редлиф.

Джек было решил, что женщина очистила аптечку от пузырьков, копившихся там долгие годы, но потом отметил, что выписывались лекарства в последние три недели.

Он вновь завязал мешок.

Возвращаясь к велосипеду, достал купюру, которую засунула ему в карман миссис Редлиф.

Пожалуй, он не смог бы предложить более легкого способа заработать пятьдесят долларов.

Глава 16

– Ты выходишь замуж за Чета?

– Да, – кивнула Шана.

– Почему?

* * *

Он подкатил велосипед к бассейну и оставил у стены.

Шана Штауфель плавала в бассейне.

Одна.

Джек подождал, пока она отмеряет положенные метры. Он сидел в шезлонге, который поставил в тенек у стены дома, невидимый из окон. Этому нехитрому приемчику он научился от Нэнси Данбар. В японском садике она садилась так, чтобы ее не видели из окон административного корпуса.

Маленький реактивный самолет сделал круг над Виндомией, заходя на посадку.

Выйдя из воды, Шана не заметила Джека.

– Эй, – шепотом позвал он.

Вытирая голову полотенцем, она направилась к нему. Сегодня она плавала в желтом бикини.

* * *

– Значит, о Чете ты все знаешь.

– Что я знаю о Чете?

– Он любит мальчиков.

– А девочек он тоже любит?

Она покачала головой.

– Ни в коем разе.

– Тогда почему ты выходишь за него замуж?

– Это соглашение.

– Соглашение?

– Да. Разве ты не слышал о договорных браках?

– Когда каждый имеет выгоду?

Она кивнула:

– Совершенно верно.

– И в чем же она состоит?

– В возможности реализовать честолюбивые замыслы. Чет сдаст вступительные экзамены в коллегию адвокатов, начнет практиковать, сначала будет баллотироваться в палату представителей конгресса США, потом… ты понимаешь.

– Покупать сердца и умы американских обывателей.

– Он очень умен. У него будут прекрасные помощники. Для него уже написали книгу, в которой разбираются противоречия между первой и четырнадцатой поправками…

– За него.

– Ее опубликуют под его именем. Тем, кто написал книгу, хорошо заплатили как за их труд, так и за молчание.

– Прекрасно.

– Конгрессмен, представляющий этот округ, намерен закончить политическую карьеру и не выставлять свою кандидатуру на следующий срок.

– Сколько ему лет?

– Около пятидесяти.

– Почему он сходит с дистанции?

– Потому что денег ему теперь хватит до конца жизни. И даже останется.

– Заботами Честера Редлифа-старшего.

– Да.

– Ему заплатили, чтобы он вышел из игры. Дали взятку.

– Некоторые люди серьезно относятся к своему финансовому благополучию. Других активов, кроме выборной должности, у этого конгрессмена не было.

– И он решил ее продать.

– Да.

– Редлифу и сыну.

– Да.

– Почему нет? Не вечно же конгрессмену сидеть в этом кресле. Кого снедает честолюбие? Редлифа или сына?

Шана вздохнула:

– Честер уверен, что надо творить добро, если есть такая возможность. С поддержкой отца Чет сумеет сделать гораздо больше для этого округа, страны, мира, чем нынешний конгрессмен.

– Это мне понятно. А для успешной карьеры Чету необходима респектабельная супруга.

– Она перед тобой.

– Теперь в конгресс выбирают и «голубых».

– Только не от Джорджии. Законы, карающие гомосексуализм, лишь недавно изъяли из уголовного кодекса.

– Если движущей силой является честолюбие доктора Редлифа, почему Чет идет у отца на поводу?

– Почему нет?

– Негоже жить во лжи.

– Ему предлагают беспроигрышный вариант. Чета любят. Известный футболист. Видный мужчина. Умница. Должен же он как-то распорядиться своей жизнью. Нельзя же до старости играть здесь в пинг-понг с младшей сестричкой.

– Ему необязательно идти в политику.

– Этого всегда хотел его отец. А Дункана Честер видел во главе семейной корпорации Редлифов.

– Удачи ему.

– Да, – вздохнула Шана. – Удачи ему.

– Значит, Чет соглашается на этот брак.

– Соглашается? Да. Соглашается. Мы нравимся друг другу. Не вижу в этом ничего удивительного. Он умный, симпатичный парень. Женившись на мне, он сможет покинуть Виндомию.

– В Вашингтоне он не сможет высказать собственного мнения…

– А кто может?

– По конституции, конгрессмен не должен отстаивать точку зрения одного человека.

– Честер – гений. Так что его интеллектуальный потенциал, пожалуй, выше, чем у населения всего округа.

– Значит, доктор Редлиф знает, что его сын – гей.

– Да. Эта одна из причин, побудивших его заключить соглашение с Четом.

– Это не просто соглашение. Это сделка.

– Пусть сделка.

– Что будет, если Чет не примет условий сделки? Шана устроилась в шезлонге поудобнее.

– Неизвестно.

– А предположительно?

– Чет опасается, что его вычеркнут из завещания. И ему придется торговать карманными зеркалами на каком-нибудь островке в южной части Тихого океана.

– Ерунда. У него же есть голова на плечах.

– Ты понимаешь, что я имею в виду.

– Как раз я тебя не понимаю.

– Все или ничего. Если Чет хочет быть сыном Честера Редлифа – со всеми полагающимися благами, – он должен вести себя так, хотя бы для посторонних, как и положено сыну Честера Редлифа. Это разумно?

– А тебе известно, какие чувства вызывает это разумное требование у Чета?

Шана замялась Откашлялась.

– Ярость.

– Что?

– Ярость. Он в ярости. Его все время толкали в спину. Отец решил, что он будет спортсменом, точнее, футболистом. Чет и стал им. Одним из лучших в студенческой лиге. Отец решил, что он будет хорошим студентом. И Чета приняли в Фи-Бета-Каппу. Отец послал его в юридическую школу. Видишь ли, поначалу Чет с отцом не спорил. Он, кстати, всегда осознавал, что он – гей. И не стал скрывать этого от отца. Когда Чет узнал, что для него написали эту книгу, он пришел в ярость. Известие о том, что для конгрессмена приготовили запасной аэродром, разъярило его еще больше. Вот он и завалил экзамен в коллегию адвокатов. Я уверена, он сделал это нарочно. Чет никогда ничего не заваливал. И теперь он знает наверняка: каких бы успехов он ни добился, отец скажет, что этого мало. Гомосексуальные наклонности отнюдь не тревожат Чета. Его волнует другое: ненасытные требования отца, который гонит и гонит сына. И Чет должен поступиться всем, если хочет, чтобы отец от него отстал. Это тебе ясно?

– Вроде бы.

– У тебя есть отец, Джек?

– Да.

– У вас такие же отношения? Джек покачал головой:

– Он ничего от меня не требовал. Никогда и ничего.

– Это хорошо.

– Но, наверное, необычно. Я хочу сказать… Даже не знаю, что я хочу сказать.

– Отцы – странные люди.

– Похоже на то.

– Я говорила тебе насчет моего отца.

– Да.

– Мелкий мошенник, всегда готовый обменять правду на «Мерседес».

– Значит, доктор Редлиф выбрал тебя в жены Чету.

– Да. Он привез меня сюда прошлой весной, вроде бы по делу, и сказал Чету, что он, Чет, должен жениться на мне.

– Как отреагировал Чет?

– Он отдает предпочтение мальчикам с конюшни.

– Шана? – спросил Джек. – У тебя роман с доктором Редлифом?

– Да.

– Понятно. Я хочу сказать, ты с ним живешь?

– Да. Честер любит доводить дело до конца.

– Это заметно.

– Мы стали любовниками больше года назад. В один уик-энд, который провели вдвоем в Берлине. Никто из нас этого не планировал, не ожидал, что так получится. Во всяком случае, я. Для меня Честер был Большим Боссом. И я представить себе не могла, что он проявит ко мне какие-то чувства. Шел сильный снег. Его деловые партнеры не прибыли к обеду. Мы пообедали вдвоем. Много смеялись. Потом бросались снежками на улице. Слизывали снежинки с лиц друг друга. Перебрались в постель. Ты уже общался с миссис Редлиф?

– Лишь несколько минут.

– Она не выдержала испытания славой. Она думала, что вышла замуж за преподавателя колледжа. А попала в императрицы. Ее это ввергло в депрессию. Некоторые люди терпеть не могут перемен. Честера ее болезнь очень печалит. Развестись с ней он не может. Я это понимаю. Правда, теперь он обращает на ее болезни меньше внимания.

– С тех пор, как у вас начался роман.

– С тех пор, как ему стало ясно, что такова ее сущность и с этим ничего не поделаешь. – Она помолчала. – Да, с тех пор как у нас начался роман.

– Чет знает, что ты живешь с его отцом?

– Нет. Он думает, что я выхожу за него замуж ради денег и социального положения.

– Шана, насчет всего остального ты говорила правду. Ты это делаешь ради денег, положения в обществе?

– Я действительно люблю Честера.

– Я тебе верю.

– Очень его люблю. Понятия не имела, что можно так любить. Я представить себе не могла, что есть такой замечательный человек. Как и то, что этот человек будет любить меня, что я буду ему нужна.

– Ситуация начинает прорисовываться, – кивнул Джек. – Чет – в Вашингтоне, ты – в Виндомии.

– Меня бы это устроило.

– У тебе будут дети от Честера?

– Мы об этом говорили. Я – «за».

– Но тогда Чет узнает, что ты – любовница его отца.

Шана улыбнулась:

– Я полагаю, дети будут вылитые Редлифы.

– Да уж. Мне кажется, все останутся довольны этим браком.

Она вновь улыбнулась:

– Естественно. Итак, тебе известно насчет Чета. И меня. И Честера. Действительно, в журналистском расследовании ты мастер. Что еще ты выяснил? Кто угрожает Честеру?

– Теперь я понимаю, с чего такая озабоченность.

– Я думаю, его благополучие заботит только меня.

– Не только. Еще и миссис Хьюстон.

– Очень милая старушка. Послышались детские крики.

– Печальная история, – вздохнул Джек. – Миссис Редлиф пьет и пригоршнями глотает таблетки.

– Не без этого.

– Дункан отдает предпочтение другим наркотикам.

– Так вот в чем дело? Я думала, он просто болван.

– Есть и такое. Он лжет. Обманывает. Ему нужны шестьсот пятьдесят тысяч долларов на новый автомобиль.

– Нет бы ему ездить на велосипеде.

– Аликсис полагает, что без отца ей бы жилось лучше.

– Без отца Аликсис стояла бы на углу в белых сапогах и кожаной мини-юбке.

– Бьювилль…

– У нас гость, – прервала его Шана. Мальчик лет девяти в одних плавках появился у бассейна. Уставился на них.

– Честер Третий, – пояснила Шана. – А вот второе имя забыла. У Эми семь детей от трех мужей. Поневоле запутаешься.

– Как я понимаю, нам с тобой общаться не положено, – заметил Джек. – Но вроде бы здешние правила придуманы лишь для того, чтобы их нарушали.

– Правила нарушать нельзя, – возразила Шана.

За первым ребенком один за другим появились еще четверо. Загорелые, крепенькие здоровенькие.

За ними к бассейну вышла худая женщина с двухлетним малышом на руках Ее сопровождала няня, которая несла младенца.

Джек поднялся:

– Пожалуй, мне пора.

– Мне тоже.

– Куда ты идешь? – спросил он. – Что ты собираешься теперь делать?

– А что такое?

– Спрашиваю из любопытства. Интересно, что ты тут делаешь, как проводишь время? Что значит для тебя Виндомия?

– Я иду в спортивный зал, поработаю на тренажере.

– Чтобы потом упомянуть об этом в разговоре с доктором Редлифом?

– Потому что мне этого хочется.

Джек подошел к бортику бассейна. Худая женщина опускала двухлетнего малыша в воду.

– Я вас не знаю, – обратился он к худой женщине.

– Эми Макдоуэлл.

– Пожалуй, я пойду. Раз уж вы здесь.

– Лучше останьтесь. – Она помахала рукой уходящей Шане. – Лишняя пара глаз нам не помешает. И спасатель тоже.

– Как скажете.

Джек вернулся к шезлонгу. Дети радостно плескались в бассейне. Энергии у каждого хватало на двоих.

Эми унесла младенца в тень. Расположилась в шезлонге рядом с Джеком, в том самом, где только что сидела Шана.

Начала кормить малыша.

– Вы мне не представились.

– Джек.

Она указала на одного из мальчиков:

– Его зовут Джек. Джон. Как и его отца.

«Из семерых детей четверо мальчики», – отметил Джек.

– Это все ваши дети?

– Да. Красавчики, не правда ли?

– Да.

– Это я делать умею.

– Что?

– Рожать детей. Мне, правда, потребовались три мужа, но все красивые, здоровые, умные.

– Вам еще нет тридцати?

– Двадцать девять.

– Однако. Семеро детей, а вам еще нет тридцати. Простите, пожалуйста. Впервые вижу такую женщину.

Она рассмеялась:

– Хотите еще иметь детей?

– Да. И много.

– Как хорошо, что вы богаты.

– Это точно. Вам никто не говорил, как это приятно, кормить грудью ребенка.

– Догадываюсь.

– Завидуете маленькому Роберту?

– Есть немного.

– А вас кормили грудью?

– Понятия не имею.

– Тогда, боюсь, что не кормили. Я считаю, что дети растут более здоровыми, если кормить их грудью.

– А ваши мужья?.. Впрочем, это неважно.

Она рассмеялась:

– Столько детей я могла родить только здесь, в Виндомии, где мне всегда помогут. Мужчины, за которых я выходила замуж, думали, что в Виндомии их ждет райская жизнь. Но со временем выясняли, что им тут не так уж и хорошо. Каждый приходил к выводу, что в Виндомии ему тесно.

– Я их понимаю.

– Здесь они могли работать на моего отца или вообще не работать. Ничего другого им не оставалось. В итоге они говорили, что Виндомия действует им на нервы, и уезжали, чтобы жить так, как им хочется. Мы остаемся добрыми друзьями, я и мои экс-мужья.

– Вы очень хотели иметь детей?

– Да. Если ты богата, на кого тратить деньги, как не на детей?

– Тратят и на другое, – ответил Джек.

Как бы между прочим, без нажима, Эми выяснила, где Джек родился, рос, учился. Он постарался ответить на все ее вопросы.

– По возрасту вам пора жениться. Еще не успели?

– Нет.

– Я полагаю, к семейной жизни вы относитесь скептически.

– Если не иметь детей…

– А вы хотите иметь детей?

– Не знаю.

– Вы правы. Жениться надо лишь для того, чтобы рожать детей.

– Разводы с тремя мужьями, должно быть, обошлись вам в некоторую сумму.

– Ерунда. Мне есть чем прижать моего отца.

– Чем же?

– Если он не пойдет мне навстречу, я расскажу всему миру, что он сексуально домогался меня, когда я была еще ребенком.

– Это правда?

– Разумеется, нет Но он манипулирует людьми, хочет контролировать все и вся. Поэтому приходится искать способ манипулировать им, верно? Его слабое место – репутация. Ему хочется быть идеальным человеком, идеальным мужем, отцом идеальных детей. Это единственное оружие, которое у меня есть.

– Как-то это не по-честному.

– Зато срабатывает.

– И вы действительно воспользуетесь им? Скажете такое об отце?

– Разумеется. И он это знает.

Старший из мальчиков, лет девяти, подошел к Джеку:

– Как тебя зовут?

– Джек.

– Джек, не хочешь поиграть с нами?

Играть с детьми особо не хотелось. Он бы с большим удовольствием поговорил с Эми Макдоуэлл. Внезапно прекрасный день, прекрасные цветы, прекрасный бассейн, прекрасные дети стали не такими уж прекрасными, словно их заплевали грязью.

– Идите, – кивнула Эми.

Джек встал:

– Если я коснусь ваших обнаженных детей в бассейне, будет мое деяние классифицироваться как сексуальное домогательство? – Вопрос получился излишне резким.

– Разумеется, нет, – хохотнула Эми – Какой смысл вас в этом обвинять?

Играть с детьми Джеку понравилось.

Он сцеплял пальцы под водой, дети один за другим становились на импровизированную подставку, он поднимал руки вверх, и они плюхались спиной об воду, оглашая бассейн восторженными криками.

Потом они поиграли в короля горы, забираясь ему на плечи В итоге волосы у него встали торчком, а уши покраснели.

Дети копошились вокруг, словно маленькие обезьянки.

Игра затянулась.

– Джек, – позвала Эми, подойдя к бортику – Вам бы лучше выйти из воды. У вас кровоточит спина.

Джек коснулся рукой спины, убедился, что так оно и есть.

– Не подставляйте спину под прямые лучи, – посоветовала Эми – А не то останется шрам.

Джек надевал носки и кроссовки, когда Эми вновь подошла к нему.

– Никому не говорите о том, что я вам сказала. Мне бы не хотелось, что бы Аликсис прижала отца тем же. Вы меня понимаете?

Глава 17

– Какие нежные звуки вы извлекаете из этого ящика со струнами.

Джек сидел в лесу, привалившись спиной к дереву, и наигрывал на гитаре. Велосипед он прислонил к другому дереву.

Сначала на небольшую полянку выскочил боксер. Затем на тропинке появился высокий, в возрасте, мужчина в шортах и роговых очках. С очень прямой спиной.

– Не вставайте, – остановил Джека доктор Редлиф – И продолжайте играть. Мне нравится. Можно мне присесть Джек?

Джек вновь привалился спиной к дереву.

– Это ваш лес доктор Редлиф.

– Лес принадлежит Богу. Как и весь мир. Мы лишь арендаторы – Редлиф опустится на траву, скрестил ноги по-турецки. Хохотнул. – Будь я Богом, я бы всех нас предал огню. А вы?

– Если б вы были Богом, вы сожгли бы себя? – спросил Джек.

– Я пытался не сходить с пути истинного. – Редлиф оглядел растущие вокруг деревья. – В основном мне это удалось. Как можно научиться играть на гитаре?

– Я учился так давно. – Джек прошелся по струнам. – Главное, не мешать пальцам играть.

* * *

Вернувшись в коттедж, Джек съел пару сандвичей, запил их молоком, закинул за спину гитару, оседлал велосипед и проехался по Виндомии.

Около административного корпуса в субботний день стояли лишь несколько автомобилей. В том числе «БМВ» Бьювилля.

Около взлетно-посадочной полосы замерли с десяток маленьких самолетов, как с реактивными, так и турбовинтовыми двигателями. Пока Джек их считал, приземлился еще один, древний, двухместный, выкрашенный желтой краской биплан. Пилот, правда, прилетел один, без пассажира.

Несколько машин стояли и у клуба. Теннисные корты, бассейн, площадка для гольфа пустовали.

Когда Джек катил к аэропорту, его обогнал серый седан «Инфинити» с тонированными стеклами. Еще один проехал мимо, у клуба.

Джек предположил, что гости прибывают на самолетах, а потом их отвозят в особняк, где вечером хозяева устраивали прием.

За клубом Джек обнаружил проселочную дорогу, уходящую в лес. Тут и там ее пересекали пешеходные тропинки. Он свернул на одну, которая и вывела его на полянку. Джек думал, что там он сможет побыть один.

На гитаре он играл минут двадцать.

* * *

Еще один самолет пролетел низко над головой, заходя на посадку.

Доктор Честер Редлиф разглядывал деревья.

– Гости все прибывают, – он улыбнулся Джеку. – Самое время погулять в лесу.

– Вы знаете и мою фамилию? – спросил Джек. Редлиф кивнул:

– Джек Фаони.

Собака забралась на скрещенные ноги Редлифа, улеглась, положив голову ему на колено.

– Этого типа зовут Архи. Он думает, что я – его собственность.

– Архи?

– Архимед.

– А, понятно.

– Хотел так назвать сына, но миссис Редлиф встала на дыбы.

– Назвать сына в честь винта?[188] – улыбнулся Джек.

– Неважно. – Редлиф сменил тему. – Несколько дней назад мой старший сын, Чет, удивил меня. На заре встретил меня в конюшне. С двумя оседланными лошадьми. Мы отлично провели время.

Джек ждал продолжения.

Но Редлиф молчал.

– А где был в то утро Пеппи? – спросил Джек.

– Не знаю.

– А через сколько дней умер ваш любимый жеребец?

– Дней? – переспросил Редлиф. – Через три или четыре. – Он потрепал собаку по голове. – Такое случается не так часто, как я мог бы ожидать.

– Случается что?

– Когда хотя бы один из детей составляет мне компанию в верховой прогулке.

Джек наигрывал какую-то мелодию, думая о Редлифе.

Никогда еще он не встречался с таким человеком. Всемирно признанный гений, а в последних фразах слышалось что-то детское. Или он просто не понимал, что ему хотят сказать.

Редлифа удивляло, что его дети не ездят с ним верхом.

Редлифа удивляло, что только один сын однажды составил ему компанию.

Отсюда следует… что?

Когда Джек спросил Нэнси Данбар, в чем необходимость столь суровых мер безопасности и почему в Виндомии все должны шпионить друг за другом, она ответила: «Доктор Редлиф не любит сюрпризов».

Может, доктор Редлиф мыслил категориями, недоступными среднему человеку, поэтому все деяния обычных людей удивляли его.

Редлиф не сводил глаз с пальцев Джека, перебиравших струны.

– Интересно.

– Так что необходимо для того, чтобы изобрести идеальное зеркало? – спросил Джек.

Редлиф пожал плечами:

– Тот самый случай, что и с вашими пальцами. Не мешать мозгу играть. Пусть думает о чем хочет. Что-то и получается. – Он помолчал. – Иногда.

Глядя на пальцы, лежащие на грифе, Джек спросил:

– Что происходит с черной дырой, когда она исчезает?

Редлиф улыбнулся.

– Вы хотите спросить, что происходит с информацией, которая находится внутри.

– Я не знаю, о чем я хочу спросить.

– Было бы забавным, если б она растягивалась в столь тонкую нить, что ее срез становился бы невидимым.

– А что тут забавного?

– Потому что нам это поможет определять неопределенности, которые пока мы воспринимаем исключительно как неопределенность.

– Ага. – Джек, конечно, ничего не понял, но почувствовал, что доктор Редлиф знает, о чем говорит. Человеческие существа могли удивлять Редлифа своим поведением, он, возможно, говорил с ними на разных языках, но вот исчезновение черных дыр его нисколько не удивляло.

– Вас не затруднит ответить, какие идеи вы сейчас обдумываете? – спросил Джек.

– Отнюдь. Космические перемещения.

– Космические полеты?

– Пожалуй. Мне представляется, люди еще не задумывались, а так ли фундаментальны основные физические принципы.

– Я – нет, – честно признал Джек.

– Вас этому не научили.

– Нам предлагалось учить известное, а не придумывать что-то свое.

– Дело в том, – Редлиф его, похоже, и не услышал, – что основные законы физики универсальны во всей вселенной. Принимая во внимание период ее существования, мы, люди, познаем эти законы очень короткое время. И я не уверен, что мы уже успели докопаться до истины. Боюсь, что знания наши полностью определяются нашим интеллектуальным уровнем и не могут считаться абсолютными. Эти же самые физические законы, увиденные с другой планеты, сквозь призму интеллектуального уровня тамошних обитателей, могут толковаться иначе. Скорее всего и толкуются.

– Понятно.

– Однако, когда будут познаны истинные, абсолютные, универсальные физические законы, выяснится, что их сущность неизменна для любой планеты.

– Наверное, мне лучше и дальше играть на гитаре, – вздохнул Джек.

– Это одно и то же. Вы оказались в той пространственно-временной системе, которая позволяет вам играть на гитаре. Мы же должны прийти в ту пространственно-временную систему, еще недостижимую для нас, которая позволит нам путешествовать в космосе.

Редлиф столкнул боксера на землю, поднялся:

– Пошли, Архи. К гостям опаздывать нехорошо. Видите, думать можно о чем угодно. – Последнее относилось уже к Джеку. – О любых глупостях. Кто знает, что из этого выйдет.

Доктор Редлиф выпрямился во весь рост, потянулся.

– Почему бы, к примеру, не предположить, даже не имея никаких теоретических обоснований, что вытянутая в нить черная дыра может послужить транспортным туннелем, по которому мы сможем мгновенно перемещаться из одной точки пространства в другую?

Джеку, сидящему на земле, Редлиф казался гигантом.

– Я полагаю или надеюсь, что все происходящее имеет какую-то цель. – Он наклонился, почесал Архи за ухом. – Искать цель и не видеть ее, видеть и не стремиться к ней – непростительная ошибка.

– Сэр?

Редлиф улыбался, ожидая продолжения.

– Почему вы решили поговорить со мной? – спросил Джек. – Зачем вы мне все это сказали? И о ваших теориях.

Брови Редлифа взлетели вверх.

– Я пытался отблагодарить вас за вашу заботу. Когда-нибудь вы, возможно, об этом вспомните.

И ушел, оставив Джека в полном замешательстве.

Он даже подумал, уж не пришелец ли Честер Редлиф с другой планеты.

Глава 18

В сумерках, с синим галстуком-бабочкой под воротником, с серебряным подносом в руках, Джек подошел к группе гостей в вечерних туалетах на одной из террас особняка Виндомии.

– Не желаете hors d’oeuvre,[189] сэр?

Резко повернувшись, мужчина одной рукой крепко схватил поднос, дабы он не выскользнул из разжавшихся пальцев Джека.

– Ага! Печенка, завернутая в ломтик бекона! Мое любимое блюдо!

– П.! – начал Джек.

– Вы чуть не выронили поднос, юноша. – Флетч убрал руку. – Или вы хотели, чтобы мы в парадной одежде, ползая на карачках, ели печенку с пола? Хорошенький мы имели бы вид!

Две женщины, с которыми разговаривал Флетч, захихикали.

Потом Флетч наклонился к Джеку и прошептал: «Сможешь сказать по буквам?»

Доктор Честер Редлиф вместе с женой направлялся к Флетчу.

– Что?

– Hors d’oeuvre.

– Конечно.

– Хорошо. А твоя бабушка не могла.

– Моя бабушка? Та, что писала триллеры?

– Твоя бабушка, которая писала детективы.

– Мистер Флетчер. – Редлиф протянул руку. – Я – Честер Редлиф.

– Позвольте поблагодарить вас за то, что вы сразу откликнулись на мою просьбу. – Флетч пожал Редлифу руку.

– Я давно хотел встретиться с вами, – ответил Редлиф. – Мне очень понравилась ваша биография Эдгара Артура Тарпа-младшего.

Бросив короткий взгляд на Джека, Флетч дернул щекой.

– Некоторым она нравится.

– Моя жена, – представил даму Редлиф. – Амалия.

– Приятно познакомиться с вами, доктор Флетчер.

– Не доктор, – поправил ее Флетч. – Даже не пациент. Зовите меня Ирвин.

– Ирвин? – пробормотал Джек. – С каких пор он стал Ирвином?

– А откуда вы родом? – с полным безразличием в голосе спросила Амалия.

Джек обратил внимание, что Амалия сделала себе прическу. Седина пропала, каждый волосок теперь знал свое место. На лице оставалась припухлость, но кожа разгладилась, приобрела здоровый цвет.

– Из Монтаны.

– Монтана! – пробурчал Джек за спиной Флетча. – Чего вдруг он назвал Монтану?

– Мистер Флетчер, я думаю, что Бьерстадта я покажу вам утром Он в спортивном зале. А освещение там лучше утром.

– Как скажете.

– Что за Бьерстадт? – недоумевал Джек за спиной Флетча.

– Хотя я нахожу странным, что вы повесили такую дорогую картину в спортивном зале.

– А, – понял Джек, – картина.

– Вы не видели нашего спортивного зала, – улыбнулся Редлиф. – Картина там в полной безопасности. Температура и влажность контролируются. А по размеру, мощи, энергии ей самое место в спортивном зале.

– Мой муж – человек эксцентричный. – Амалия улыбнулась, потом спросила Флетча: – Скажите, вы разговариваете на языке койотов?

На террасе гостей развлекали Чет, Эми, Доунс, Бьювилль, Нэнси Данбар. Аликсис и Дункан отсутствовали.

– Не смогли бы вы после обеда побеседовать со мной в моем кабинете? – спросил Редлиф Флетча. – Полагаю, это единственное место, где мы сможем поговорить о вашей книге. Читая ее несколько лет назад, я делал кое-какие пометки, но и представить себе не мог, что нам доведется встретиться.

– С удовольствием, – ответил Флетч.

– Тогда в десять вечера.

– До встречи, – кивнул Флетч.

Чета Редлифов отбыла. Флетч повернулся к Джеку:

– Избавься от подноса Нам надо поговорить.

– Как ты сюда попал? – спросил Джек.

– У Редлифа есть картина, которую он хочет продать. Мне, конечно, такая покупка не по средствам, но он этого не знает.

Джек сунул поднос Пеппи, вдобавок к тому, что у него уже был. Теперь он держал по подносу в каждой руке.

– Я тебе помогу – Флетч взял тарелочку с одного из подносов – Так будет легче.

– Благодарю вас, – ответил Пеппи, – сэр.

– Какие пустяки!

Флетч и Джек спустились с террасы.

– Я покажу тебе мои находки, – предложил Джек.

– Думаю, я могу пойти с тобой, но к обеду должен обязательно вернуться. – Они уже огибали подсвеченный бассейн. Около него тусовалась молодежь. Кое-кто проводил взглядом высокого мужчина в белом смокинге, шагающего рядом с юным официантом. – Расскажи мне все, что знаешь.

По вымощенным кирпичом дорожкам они направились в темный сад.

– Здесь больше правил, регулирующих повседневную жизнь, чем в военной академии. Или в монастыре. Они всеми и повсеместно нарушаются.

– Значит, давление на обитателей Виндомии слишком велико? Пробка намертво загнана в бутылку?

– Дело идет к бунту, – кивнул Джек. – Даже Эрик Бьювилль, здешний управляющий, говорит, что чувствует себя тут заключенным.

– Рассказывай, рассказывай.

– Бунтуют не в открытую. Но чуть ли не все силы тратятся на то, чтобы нарушить установленные правила. На то, чтобы жить и работать, просто ничего не остается. Такая вот здесь обстановка.

– Рай в клетке. А могло ли быть иначе? Я всегда подозревал, что Адам и Ева согрешили исключительно от скуки.

Джек рассказал, что главный управляющий, Эрик Бьювилль, и личный секретарь Редлифа, Нэнси Данбар, тайком курят; все, начиная от жены Редлифа до конюха Пеппи, прячут и тайком пьют спиртное; дочь Аликсис обожает случайные половые связи; сын Дункан врет, мошенничает и наркоманит.

– Все, однако, приделе, – прокомментировал Флетч.

– Редлиф знает, что другой его сын, Чет, голубой.

– Голубой, – повторил Флетч.

– Девушки Чета не волнуют. А Пеппи, которому ты помог, взяв с его подносов одну тарелочку, – конюх и любовник Чета.

– Но Шана…

– Любовница доктора Редлифа.

– Ага! И при этом играет роль невесты Чета, дабы создать ему должный имидж в преддверии избирательной кампании.

– Кое-что ты и сам знаешь.

– Спасибо Энди Систу. Я думал, ты говорил, что интересного материала тут нет.

– Ничего такого, что можно рассказать широкой аудитории.

– Согласен с тобой, – кивнул Флетч.

– Заходи. – Джек открыл дверь в свою половину коттеджа.

– У тебя на двери нет замка, – отметил Флетч.

– Знаю.

– Наверное, когда поместье обнесено забором, а войти в него можно только через охраняемые ворота, нет нужды запирать каждую дверь.

– Мы защищены ото всех, кроме наших охранников. У нас даже есть паспорта, которые мы должны предъявлять при входе в поместье.

– Паспорта?

– Должны предъявлять их даже в магазине компании, если хотим купить там еду. Мой – розовый.

Флетч оглядел маленькую гостиную-столовую, кухоньку.

– Ты полагаешь, все прослушивается?

– А есть ли разница?

– Ага. Как, однако, просто сподобить тебя на бунт Мне надо помнить об этом, когда ты навестишь меня в следующий раз и я попрошу тебя принять душ.

– Одного человека уже убили. В этом не может быть никаких сомнений. В лаборатории, где не проводится экспериментов с ядовитыми газами, доктор Джим Уилсон погиб, надышавшись именно газом. В это время он обычно в лаборатории не появлялся. А вот доктор Редлиф, наоборот, приходил.

– Расследование проведено?

– Должно быть. Все-таки насильственная смерть. Но я ничего не заметил.

– Редлиф не мог не пустить полицию на территорию поместья.

– Копов я не видел, только местных охранников.

Прохаживаясь по комнате, Джек рассказал обо всем, что он видел, слышал, думал, чувствовал после прибытия в Виндомию.

– Достаточно, Джек – Флетч удобно развалился на диванчике. – Ты пробыл здесь какое-то время. Кто мог покушаться на жизнь доктора Редлифа?

– Мне воспользоваться методом исключения? – спросил Джек. – Сделать упор на мотив? Возможность?

– Классификацию оставляю на твое усмотрение.

– Теща не могла. Милая старушка, которая искренне любит и безмерно уважает доктора Редлифа. Она действительно думает, что он – само совершенство.

– Совсем старенькая, так? В ее возрасте противозаконные деяния уже не совершают?

– Сомневаюсь, что за этими попытками стоит и миссис Редлиф. Ты только что с ней познакомился. Амалия.

– Слушай, она и впрямь думает, что у койотов есть язык? Или просто старалась показать, что свихнулась?

– Мозги у нее наполнены маленькими таблеточками, сталкивающимися друг с другом в луже спиртного.

– Она могла содрать изоляцию с проводов электрокофеварки, чтобы ее мужа хорошенько тряхнуло.

– Да, могла бы, – согласился Джек. – Для этого много ума не надо. И доступ в ту комнату у нее был. Но взрыв в коттедже, сломанная передняя ось джипа…

– Я как раз об этом думаю, – прервал его Флетч. – Получается, что это работа разных людей. Редлиф не взорвался в коттедже, потому что сломалась передняя ось джипа. То же произошло и в лаборатории. Один человек заполнил ее ядовитым газом, другой подложил в здание бомбу. Ты прав. Слишком много прошло времени между отравлением доктора Уилсона и взрывом.

– Дочь Эми – единственная, кого доктор Редлиф не подмял под себя. Она сказала ему, что обвинит его в сексуальных приставаниях к ней, когда она была ребенком, если не получит, чего хочет.

– Изумительно.

– Похоже, срабатывает. Поэтому ей не нужно убивать отца. У нее семь детей, которые живут здесь, и папа оплатил три ее развода.

– Некоторые женщины готовы на многое, лишь бы не подпадать под власть мужчин. В старину ради этого становились ведьмами. Потом стали покупать велосипеды и начинали работать.

– Мне кажется, у него больше причин, чтобы убить ее, чем у нее – его. И Пеппи говорит, что кто угодно мог отравить лошадь если лошадь отравили.

– Яд достать легко, особенно на ферме. А использовать могли любой яд, от стимулятора до депрессанта.

– Миссис Редлиф принимает депрессанты. И стимуляторы. Сегодня я забирал ее мусор. Но я не могу представить себе, как она на заре пробирается в конюшню.

– А вот ядовитый газ – это другое дело. Я думаю, его путь можно проследить. Определить, как и откуда он попал в Виндомию.

– Короче, я считаю, что на жизнь доктора Редлифа покушались как минимум два человека.

– Согласен с тобой. – Флетч встал. – Ты исключил очень мало людей. Поэтому осталось много подозреваемых. Слишком много. – Он похлопал себя по животу. – После нескольких дней с твоей матерью я все время хочу есть.

– Так уж она воздействует на людей. Ты хорошо провел время?

– Более чем Твоя мать – мудрая и остроумная женщина. Всегда такой и была Полагаю, за последние двадцать лет мне следовало хоть раз заглянуть к ней.

– Ты сожалеешь о том, что не заглянул? Флетч всмотрелся в своего сына.

– Теперь – да.

– У тебя нет причин сожалеть об этом. Ты же не знал о моем существовании Она ничего тебе не сказала Более того, прятала меня от тебя.

– Нехорошо так думать.

– И потом, люди часто выпадают из круга общения.

– Итак, вопрос поставлен: как нам быть с доктором Редлифом? Ты позвал меня сюда…

– Спасибо, что приехал.

– Я все рано хотел посмотреть на этого Бьерстадта. В том, что на его жизнь несколько раз покушались, сомнений нет. Одна попытка закончилась смертью постороннего человека. Способы убийства разнообразны, иной раз несогласованность действий покушавшихся спасала жизнь самому доктору Редлифу.

– Много попыток – много подозреваемых.

– Различные орудия убийства, от бомб до ядов. И один удачливый убийца. А знаешь, я не считаю, что доктор Редлиф заслуживает смерти.

– Этим днем от посидел со мной в лесу. – Джек улыбнулся. – Разговаривал со мной. Такое ощущение, что рядом с тобой атомный авианосец. Но если не считать этого, он – милый человек.

– Я хочу сказать, он не повинен в массовых убийствах, не насиловал собственную дочь, не накачивал наркотиками жену и сына, не обирал бедняков…

– Скорее, наоборот.

– Ладно. – Флетч посмотрел на часы. – У меня встреча с Редлифом в десять вечера.

– Может, дело в том, что никто с ним не говорит, – предположил Джек. – Я хочу сказать, не говорит откровенно, по душам. Сегодня мне показалось, что очень уж он далек от людей, если ты понимаешь, что я имею в виду.

У двери Флетч обернулся:

– Знаешь, Джек, в конце концов даже Георг Третий[190] услышал глас народа.

Глава 19

– Послушайте, милая моя, – добродушно вещал Мортимер, сидя на кровати Кристел. – У каждого из нас только два источника энергии. Один – сон. Второй – еда.

Зазвонил телефон, стоявший в углу спортивного зала.

– Нельзя читать всю ночь напролет. Не литературой единой сыт человек. Вам необходим сон.

– Я проголодалась. От голода не могла спать, – ответила Кристел. – Я хочу сказать, я привыкла думать, что голодна.

– Вот это хорошо. Ваши мысли двинулись в правильном направлении.

Мортимер снял трубку.

– Алле? Господи, неужели опять Флетчер? А я-то думал, мы избавились от Флетчера. Пожалуйста, по крайней мере скажи, что ты покинул пределы штата Вайоминг.

– Из штата я выехал, – признал Флетч.

– Это первая приятная новость о Вайоминге с той поры, как я здесь поселился – ты уехал.

Разговаривая по сотовому, Флетч шагал по извилистым дорожкам к особняку.

– Просто захотелось узнать, как вы двое поладили.

– Без тебя нам гораздо лучше.

– Вы еще не убили друг друга?

– Я наслаждаюсь общением с Кристел.

– Неужели?

– Давно уже не получал такого удовольствия. Очаровательная женщина! А какие она рассказывает истории!

– Да. Я знаю.

– Правда, ничего о боксе. Эти истории рассказываю я. Для нее это терра инкогнита.

– Значит, вы благодарны мне за то, что я привез Кристел?

– А потом уехал.

– Утром, однако, ваш прием не показался мне радушным.

– Все так.

– Я хочу сказать, вы нас очень уж холодно встретили.

– Ты и такого не заслуживал. Скажи спасибо, что мы тебя не застрелили. Да, мы стреляли в тебя, но не попали, о чем до сих пор сожалеем.

– Вы не попали бы в меня и с расстояния вытянутой руки, даже если бы вам и удалось перезарядить ружье.

– Вроде бы ты лежал на спине.

– Зацепился за что-то ногой, вот и упал.

– Именно так и говорил Шмелинг.

– И что из этого вышло?

– Получил нокаут, а потом о нем не слышали.

– Ладно, сдаюсь. Кристел далеко от телефона? Я хочу убедиться, что она еще среди дышащих и говорящих.

– Близко. И дышит, и говорит. Правда, я не понимаю, чего ей говорить с тобой.

– Флетч? – спросила Кристел. – Ты где?

– В Виндомии.

– Как такое возможно? Это же в Джорджии. Ты же утром уехал отсюда.

– Мистер Мортимер дышал в мои паруса.

– Джека видел?

– Только что. У него все хорошо. Как ты?

– Превосходно. Кто подсказал тебе, что именно мистер Мортимер может мне помочь?

– Я всегда стараюсь разглядеть в человеке что-то хорошее, хотя для меня это и чревато.

– Я тренируюсь!

– Как это?

– Он привязал грузы к моим запястьям и щиколоткам. Я поднимала руки и ноги, лежа в постели.

– Поднимала грузы в постели? Я этим тоже занимался.

– А до этого я сделала пять приседаний. Потом три. Осталось еще одно. Я чувствую, как кровь побежала по венам.

– Ты, должно быть, вымоталась.

– Он дает мне высококалорийную пищу. От такой еды просто хочется тренироваться. Он говорит, что от нее и живот подтягивается.

Шагая по дорожке Виндомии, Флетч представил себе, как подтягивается огромный белый живот Кристел. Все равно что тает полярная шапка.

– Это хорошо.

– И парни, которые здесь тренируются, меня вдохновляют. Господи, сколько же они расходуют энергии! Прыгают со скакалкой, часами поднимают тяжести, бьют грушу, бьют друг друга. Я и представить себе не могла, что юноши обладают таким количеством энергии.

– Потому-то и выдумали войны.

– Думаю, я тоже их вдохновляю. Всякий раз, когда они смотрят на меня, огромную гору жира, они прибавляют скорости. А у меня, когда я вижу, что они выделывают, появляется желание еще несколько раз поднять руки и ноги. Мы стимулируем друг друга.

– Мистер Мортимер ведет себя достойно?

– Он такой милый. Настоящий джентльмен.

– Если он – джентльмен, то я – форель.

– Ты – форель. Он такой заботливый, обходительный. Говорит, что через пять дней я уже буду делать те же упражнения стоя, а через семь начнутся пробежки.

– Только не разнеси груши, Кристел. От сильного удара они могут и разлететься.

– И мне не надо думать о том, чтобы сбавить вес. Все получится само собой.

– Так это хорошо.

– Моя цель – не сгонка веса. Главное – изменить образ жизни, образ мышления.

– Иначе взглянуть на свое будущее.

– Как Кэрри? Ты ее видел?

– Днем заскочил на ферму, чтобы переодеться. У нее все в порядке. Одна кобыла должна вот-вот разродиться.

– Флетч, ты, часом, не обратил внимания на одного здешнего юношу?

– Рикки? Обратил.

– Есть в нем что-то такое.

– Что-то… Что?

– Не знаю. Даже когда он просто стоит, из него идет какая-то энергия.

– Секс?

– Нечто большее. Так и хочется слушать его, наблюдать за ним.

– Он симпатичный, красивый, какой?

– Дело не только в этом…

– Харизма?

– Я читала ему после полудня книгу, которую принес мне мистер Мортимер. «Из мышей и людей» Стейнбека.

– Мистер Мортимер читает Стейнбека?

– У него очень много книг.

– Неужели?

– Сначала я просто читала Рикки. Он сидел на моей кровати. Потом я начала чувствовать идущие от него флюиды.

– От Стейнбека? Естественно.

– Нет. От Рикки. Потом, читая, начала наблюдать за ним. Он сидел, положив ногу на ногу. Я не видела, как двигались мускулы плеч, груди, предплечий, рук, даже лица, но они двигались. Я чувствовала, что они в движении. Я не слышала и не видела его дыхания, но могу точно сказать, что дыхание у него под контролем. И глаза пульсировали. Это правильный термин?

– Не знаю.

– Я хочу сказать, он растворялся в книге… ощущал ее, каждое слово… реагировал на нее… но я не понимала, что он делает и как ему это удается.

– Другими словами, пока ты читала Стейнбека, Рикки каким-то образом заставлял тебя наблюдать за ним.

– Да. Что-то в этом роде. Можешь ты это объяснить?

– Нет. Да.

– Мистер Мортимер корчит мне рожицы. – До Флетча донесся бубнеж. – Он говорит: «Чертов парень так долго смотрится в зеркало, что может слиться с ним. А теперь он хочет, чтобы и остальные составили ему компанию». – Кристел рассмеялась.

– Мистер Мортимер так и сказал?

– Так где твое объяснение?

– Нет объяснения. Только вопрос.

– Какой вопрос?

– В кого ты влюбилась, Кристел? В мистера Мортимера? Или Рикки? Или в обоих?

– Ты думаешь, я влюбилась? Возможно. Я люблю Вайоминг. О, я погорячилась! Мистер Мортимер говорит, что надо заканчивать. Мне пора приседать.

Разговор с Кристел Флетч заканчивал на самой высокой точке сада, которая находилась практически на одном уровне с большой террасой особняка Виндомии. Там толпились мужчины в белых смокингах и женщины в нарядных летних платьях.

Расположившись у края террасы, напротив бара, струнный квартет играл Гайдна.

Доктор Честер Редлиф, в очках в роговой оправе, стекла которых поблескивали в электрическом свете, приглашал гостей на обед.

Флетч заметил фонари, встроенные в стены дома, выходящие на террасу, и в окружающий ее парапет. На террасе хватало света не только в дни торжественных приемов.

Несколько секунд Флетч не отрывал глаз от богатого, умного мужчины, гостеприимного хозяина, с улыбкой приглашавшего своих многочисленных гостей к столу.

Богатого, умного, приятного в общении человека, которого пытались убить.

Сунув сотовый телефон в карман смокинга, Флетч присоединился к гостям.

Глава 20

– Закройте дверь.

Доктор Честер Редлиф стоял между огромным столом красного дерева и книжными, до потолка, стеллажами в своем кабинете в особняке Виндомии. Перед ним на специальной подставке красовался большой глобус.

Часы показывали десять вечера.

Флетч закрыл дверь.

– Не желаете коньяку? – спросил Редлиф.

– Вы пьете коньяк? – спросил Флетч, направляясь к хозяину кабинета.

– Бывает.

– С удовольствием.

Бутылка и две стопки стояли на полочке у окна, разделяющего стол и стеллажи. Редлиф разлил коньяк. На столе лежала книга Флетча «Пинто». Флетч взял стопку.

– Благодарю.

– Мистер Флетчер. – Редлиф понюхал коньяк. – Я хочу поблагодарить вас и вашего сына за проявленную ко мне заботу… за то, что нашли время приехать, чтобы помочь разрешить, как вам представляется, возникшие у меня затруднения.

– Моего сына?

– Да. Юношу, что приставлен к бассейну. Джека Фаони. Молодого человека, который перед обедом обносил гостей закусками.

– Вам известно, что он мой сын?

– Вы вдвоем кружили по террасе, перешептывались, всем своим видом показывая, что знать друг друга не знаете. Такое захватывающее зрелище даже в театре увидишь нечасто.

Джек говорил Флетчу, что рядом с Редлифом чувствуешь себя, как в компании атомного авианосца: жалкой букашкой.

– Вы не можете знать, что Джек Фаони – мой сын. Даже вашей любовнице, Шане Штауфель, это неизвестно.

Редлиф улыбнулся:

– Проживающие в Виндомии уверены, что все телефоны прослушиваются, за исключением того, что у супермаркета.

– А прослушивается только он, – кивнул Флетч.

– Дешевле и эффективнее прослушивать один телефон, а не несколько десятков. Уж вы-то это понимаете.

– Да, понимаю. – Значит, Редлиф слышал каждое слово Джека, сказанное ему, когда он двигался по дороге в Вайоминг. – Вы пригласили меня, чтобы я вам что-нибудь спел под аккомпанемент Джека?

– Я пригласил вас, чтобы поблагодарить. И заверить, что все в полном порядке.

– Отнюдь.

– Вы уже успели поговорить с сыном, и он выложил вам все, что узнал обо мне и моем окружении.

– Совершенно верно.

– Шана позвонила Джеку без моего ведома или разрешения. Я очень удивился, прочитав распечатку ее разговора с Джеком по телефону у…

– …магазина.

– Эта распечатка подтвердила то, что я уже знал о ней, и открыла кое-что новое. Подтвердила, что она действительно меня любит и боится, как бы со мной чего не случилось. И не догадывался я о том, что ее возбуждает снег.

– Простите?

– Судя по всему, несколько лет назад, в снежную ночь, она набросилась на вашего разгоряченного, вспотевшего сына в Стоу, штат Вермонт, разорвала на нем рубашку и затащила в постель, где они несколько часов предавались любовным утехам.

– Однако.

– Он вам этого не рассказывал?

– Пока еще нет.

– Год назад, в Берлине, в снежную ночь, мы с Шаной на улице играли в снежки, пытались насыпать свежего снега друг другу за шиворот. – Редлиф застенчиво улыбнулся. – Кончилось это тем, что остаток той ночи мы провели в одной кровати. На основе этой, новой для меня информации следующей зимой в Европе я буду проводить деловые совещания исключительно в Сен-Морице.

– Шана действительно вас любит, – вставил Флетч. – Вы говорите об этом?

– Со всей страстью. Это же хорошо, правда?

– Изумительно.

– Итак, она позвонила Джеку. Джек приехал. И позвонил вам. Приехали вы. Между прочим, я читал «Пинто». Мне понравилось.

– Никаких пометок на полях?

– Разумеется, пометки есть. Нет вопросов. Во всяком случае, тех, что запомнились.

– Это хорошо. Я боялся, что этим вечером мне придется держать экзамен.

– Экзамена не будет, – ответил Редлиф. – Я лишь хотел поблагодарить вас и заверить, что никаких проблем нет.

– Проблемы есть.

– Вас действительно интересует Бьерстадт?

– Я бы хотел взглянуть на него.

– Отлично. Я покажу вам его утром, как и планировалось, до вашего отъезда.

– Доктор Редлиф, кто-то, и не один человек, пытаются вас убить.

– И что? – Пальцы Редлифа потирали грудь.

– Разве этого мало?

– Сколько попыток покушения на мою жизнь насчитали вы, Джек и Шана? Четыре?

– Кофеварка, взорванный коттедж, сломанная ось джипа, отравленная лошадь…

– Остановитесь на восемнадцати. Хорошее число. Или на двадцати четырех.

– Неужели их было так много?

– Я ничего не знаю о полученном вами образовании, мистер Флетчер, но, думаю, понятие научного метода вам не чуждо. – Редлиф поднял левую руку. Согнул, разогнул. – Когда вам известно о четырех или пяти попытках покушения на мою жизнь, у вас есть все основания для тревоги. Если же вы знаете о двух дюжинах, причем ни одна не удалась…

– Одна удалась. И я не думаю, что доктор Джим Уилсон думал о главенстве научного метода, умирая от ядовитого газа, который ждал вас в вашей же лаборатории.

– Согласен, меня. Но кого вы подозреваете? Мою жену? Вы знаете, что я и Шана Штауфель – любовники.

– За обедом я сидел рядом с вашей женой. Она все говорила о «доминирующих страстях». Спрашивала, есть ли такие у меня. Она уверена, что всеми, кто ее окружает, движет какая-то страсть, за исключением ее самой.

– Да, – кивнул Редлиф. – Амалия иной раз зрит в корень.

– Как раз вашу жену я не обвиняю.

– Вы обвиняете моих детей? Полагаю, вы уже догадались о том, что я в курсе страстей, которые ими движут.

– Доктор Редлиф, вы создали в Виндомии очень необычную среду обитания.

– Необычную? – Редлиф посмотрел в потолок. – Разве это не идеальная среда для моих сотрудников, друзей, родственников? Разве вам не нравится в Виндомии,[191] мистер Флетчер.

– Вы создали диктатуру.

– Неужели вас не учили в школе, что лучшая форма управления – милосердная диктатура?

– Меня учили, что милосердными диктатуры остаются очень недолго.

– Моя вот остается. Мне не надо собирать налоги. Наоборот. Мне не надо вести войны.

– Но вы предъявляете требования. Вы загоняете одного сына в политику, другого – в бизнес, дочь – в кинозвезды…

– Я имею полное право требовать. Посмотрите на все то, что я им дал. Получив так много, они должны что-то и отдать, если не мне, то миру. Формула проста. – Он тряхнул левой рукой, словно хотел сбросить с нее капельки воды. – Я ненавижу вторые поколения, которые транжирят свои ресурсы.

– Должен ли я напомнить вам результаты, к которым привело практическое использование этой «формулы»?

– Я знаю, знаю. Моя дочь, Аликсис, прошлой ночью забралась в постель вашего сына.

– Забралась?

– В вашем сыне есть что-то магнетическое.

– Он играет на гитаре.

– Я его слышал. Хорошо играет. Полагаю, молодой человек, умеющий использовать пальцы, несомненно, обладает сексуальной привлекательностью.

Флетч вздохнул. Он выпил только капельку коньяка, а его уже потянуло в сон.

Очень уж длинным выдался день.

– И мой сын, герой футбольных полей, член «Фи-Бета-Каппа», Чет, трахает соседского мальчика. В смысле, соседа вашего сына. А Дункан со следующего понедельника будет проходить курс лечения. В одном из коттеджей, здесь, в Виндомии.

– И ваша трижды замужняя дочь шантажирует вас.

– Это процесс взросления, мистер Флетчер. В наши дни.

– Вам это так представляется.

– Безусловно. Детский бунт. Они делают именно то, что меня повергает в ужас. К сожалению, повод для бунта у них только один… я. А я терпеливо жду, когда они вырастут, повзрослеют, добьются уважения окружающих, начнут приносить пользу обществу, чего я от них и жду.

– Вы рассчитываете дожить до этого времени?

– В Виндомии у них есть все шансы выжить. – Отблеск ламп на очках доктора Редлифа не позволял Флетчу заглянуть ему в глаза. – Они повзрослеют. Должны.

– Доктор Редлиф, кто-то убил, мы думаем, по ошибке, доктора Джима Уилсона.

– Я не желаю слышать ни одного плохого слова о моей семье, жене, теще, сыновьях или дочерях. То, что вы и ваш сын здесь узнали, не должно стать достоянием широкой публики, или я гарантирую вам…

– Что?

– Что ваш сын вновь отправится в федеральную тюрьму за преступление, которое он не совершал, только на этот раз он проведет за решеткой всю жизнь. Я могу это устроить.

– Уверен, что можете.

– Тем не менее утром мы насладимся мастерством Бьерстадта. Мне очень понравилась ваша книга. И я благодарен вам за стремление оказать мне посильную помощь.

– Эрик Бьювилль…

Редлиф вскинул правую руку:

– Достаточно. К моим сотрудникам я питаю те же чувства, что и к родственникам.

– Речь идет о том, какие чувства питают они к вам, идиот!

Редлиф рассмеялся:

– Меня никогда не называли идиотом. Как свежо это прозвучало!

– Извините. С вами очень трудно сохранить хладнокровие. Вы – не Господь Бог, доктор Редлиф.

– Мне это уже говорили. Я никогда не претендовал на Его лавры. Никогда не полагал себя Богом. Просто…

– Что?

– Если у человека есть большие способности…

– Почему не употребить их на контроль людей с меньшими способностями? Так?

– Почему не помочь другим полностью реализовать себя? Именно этим я и занимаюсь, мистер Флетчер.

К примеру, вы упомянули Эрика Бьювилля. Никто другой не назначил бы его главным управляющим. Голова у него не очень, работоспособность тоже хромает. Он – вечно второй, первым ему не быть нигде. Однако он думает, что где-то еще он будет счастливее, чем в Виндомии. Не будет.

– И вы блокируете каждую его попытку уйти от вас.

– Для его же блага, для блага его семьи. Здесь они счастливы. И денег в семью он приносит больше – Редлиф улыбнулся. – Опять же, выкуривает в день всего две сигареты.

Флетч покачал головой:

– Джек просил меня поговорить с вами. Я поговорил.

Редлиф кивнул:

– Спасибо, что заехали.

Флетч поставил стопку с остатками коньяка на стол. Помялся, но добавил:

– Того, кто убил доктора Джима Уилсона, найдут. Это я вам гарантирую.

– Я уже договорился, что расследование будет вести местное отделение ФБР. Этим вечером в Виндомию должен прибыть лейтенант Корсо.

– Вы потратили много времени для того, чтобы подобрать человека, которою можете контролировать. Так?

– Так или иначе, мистер Флетчер, я позабочусь, чтобы справедливость восторжествовала. Увидимся утром. В семь в спортивном зале.

– Хорошо. – Флетч направился к двери.

– Мистер Флетчер?

Флетч обернулся:

Редлиф стоял на том же месте, что и в тот момент, когда Флетч вошел в кабинет.

– Одну минуту, пожалуйста. – Пауза. – Мистер Флетчер, у меня сейчас будет обширный инфаркт.

– Что?

Редлиф повалился вперед. Грудью, головой ударился об стол. Его отбросило в сторону. Падая на пол, он сшиб с подставки глобус.

Перекатился на спину, застыл между столом и сваленным глобусом.

– Боже мой! – выдохнул Флетч.

И поспешил к Редлифу.

Отставив глобус в сторону, опустился рядом с ним на одно колено.

Веки Редлифа дернулись. Замерли.

Флетч попытался прощупать пульс у него на шее, потом на запястье.

– Вы опять правы, Редлиф! – воскликнул Флетч.

Глава 21

– Джек?

Оставив дверь открытой, Флетч вошел в ту половину коттеджа, которую отвели Джеку, и зажег лампу на прикроватном столике.

Джек сел, щурясь, посмотрел на Флетча:

– Который час?

– Сорок пять минут первого.

Джек тряхнул головой.

– Я спал.

– Не самый плохой способ проводить время в постели.

– В чем дело? – спросил Джек. – Ты еще в смокинге.

– Редлиф умер.

– Доктор Честер Редлиф?

– Он самый.

– Кто его убил?

– Я.

– Что?

– Я убил Честера Редлифа, – уточнил Флетч.

– Лучше скажи мне, зачем черепахе пересекать дорогу.

– Чтобы добраться до автозаправки «Шелл».

– Ты шутишь.

– Отнюдь.

– Чем ты его убил? Как?

– Словами. Ты попросил меня поговорить с ним. Я поговорил. Думаю, ты не ошибся: с Честером Редлифом давно уже никто не говорил откровенно, по душам. Разговор получился нервным. Теперь-то я понимаю, что поставил под сомнение его modus vivendi.[192] Назвал его диктатором. Даже идиотом.

– Ты назвал доктора Честера Редлифа идиотом?

– Вырвалось, знаешь ли. Упрямый человек, каким бы умным он ни был, – идиот.

– Он умер от того, что его назвали идиотом?

– Умер он or обширного инфаркта. Но сказал, что его никогда не называли идиотом.

– Сердечный приступ?

– Да.

– Его отравили?

– Нет. В комнате мы были вдвоем. Оба пили из одной бутылки коньяка. У него случился инфаркт. Он даже это понял. Его личный доктор подтвердил, что Редлиф умер от инфаркта.

– Так он умер от инфаркта?

– Наконец-то до тебя дошло.

– Ты его не убивал?

– Я ненавижу упрямство.

– А я ненавижу картофель-фри, который выглядит как лобковые волосы.

– И вот что интересно. Прибыл детектив Корсо, присланный отделением ФБР в Джорджии.

– Уже?

– Не для того, чтобы расследовать смерть Редлифа. Как я понял, Редлиф настоял, чтобы именно ему поручили расследование убийства доктора Джима Уилсона.

– Какой смысл самому выбирать детектива?

– На тот случай, если убийцей окажется член семьи. Вот тут власть и влияние можно употребить с тем, чтобы убийцу определить в клинику и не доводить дело для суда…

– Такое возможно?

– Можно привести примеры.

– Почему Редлиф хотел защитить тех, кто пытался его убить?

– Я только что говорил с ним.

– Я знаю, – кивнул Джек. – И поклялся не давать тебе повода даже подумать, что я – упрямец.

– Это хорошо.

– Я быстро учусь.

– Он считал своим долгом оберегать семью, что бы ни вытворяли его ближайшие родственники. Они не могли сделать что-либо дурное, во всяком случае, в глазах общественности. Он настаивал, что все преступления, включая и попытки убить его, не более чем болезнь роста, проявление детского протеста.

– Это не так.

– Он не желал признавать, что у каждого из них свой характер. Не верил, что в конце концов этот характер возьмет верх над всем остальным.

– Разве святые в это не верили?

– В своей гордыне он уверовал в то, что никому не удастся причинить ему вред. А в доказательство, исходя из того, что он называл научным методом, привел тот факт, что ни одна из попыток не стала успешной.

– То есть пришел к выводу, что в действительности они убивать его не хотели, раз все попытки закончились неудачей.

– Что-то вроде этого.

– А потом появился ты.

– И добился успеха там, где провалились другие… – Флетч откашлялся. – В последние мгновения своей жизни он, возможно, что-то да понял.

– И споткнется гордыня, и упадет он.[193]

– Аминь.

– Он упал.

– На глобус его мира.

Джек повернулся к двери.

На пороге босиком, в одних трусах, стоял Пеппи.

– Что случилось? – спросил он. – Кто это?

– Мой отец, – ответил Джек.

Пеппи подозрительно посмотрел на мужчину средних лет в белом смокинге и черном галстуке, потом на обнаженного юношу на кровати.

– Понятно.

– Доктор Редлиф умер от сердечного приступа, – пояснил Джек.

– Сердечного приступа?

– Естественная смерть, – добавил Флетч.

– Вы уверены? – спросил Пеппи.

– Уверен.

– Дерьмо, – вырвалось у Пеппи. – Дерьмо, дерьмо, дерьмо…

– Аминь, – выдохнул Флетч.

– Теперь такое начнется… – предрек Пеппи.

* * *

– Кто?..

Джек проснулся, как от толчка, в собственной кровати, на боку, в чернильно-черной комнате. Чьи-то пальцы касались его шеи. Во сне он выставил вперед правое колено, которое теперь упиралось в чье-то гладкое бедро.

Он отпрянул к стене.

– Аликсис?

– Аликсис? – переспросила Шана.

– Шана.

– Честер умер.

– Я знаю. – Кончики его пальцев прошлись по ее мокрой от слез щеке – Мне очень жаль.

– Обними меня, Джек Хорошо?

– Хорошо.

– Обними меня покрепче.

– Хорошо.

* * *

– Алле?

– Флетч?

– Да, Кристел.

– Извини, что звоню тебе в столь поздний час.

– Я не сплю. – Сидя на краю кровати, Флетч оглядывал стены спальни в «Манки грасс сьют» на третьем этаже особняка Виндомии.

– У Джека все в порядке?

– Да. Он позвонит тебе утром.

– Флетч?

– Да, Кристел?

– Я думаю, что голодна.

– Понятно.

– Я лежу в полной темноте в углу громадного спортивного зала. Почему-то лампа не включается. Я думаю, мистер Мортимер что-то с ней сделал. Как, по-твоему, мог мистер Мортимер перерезать провода?

– Он очень злобный.

– Я не могу даже читать.

– Почему бы тебе не поспать?

– На ночь он оставил мне высокий стакан с обезжиренным молоком.

– Глотни молока и засыпай.

– Я его выпила.

– Все?

– Давным-давно.

– Ясно.

– Флетч, вместо овец я считаю тарелки с макаронами. Ты знаешь, в томатном соусе. С сыром. Чесночным хлебом. Когда вместо макарон на тарелках появились вареные лобстеры, я решила позвонить тебе.

– Правильно. Лобстеры нынче дороги.

– Запеченные в духовке и фаршированные креветками.

– Хватит. Я чувствую, что проголодался.

– Извини. Дурные привычки заразительны.

– Поверишь ты мне или нет, но эту ночь ты переживешь.

– Скажи мне еще раз, что я действительно испытываю.

– Это не голод.

– А по ощущениям голод.

– Это то, что ты всегда полагала голодом, на что реагировала, как на голод.

– А что же это?

– Пищеварительные боли.

– Я ощущаю пищеварительные боли, не голодные боли?

– Поверь мне на слово.

– Это правда?

– Откуда мне знать Это моя идея. И мне представляется, что тебе лучше бы в нее поверить.

– Ладно. Я верю Почему ты так поздно не спишь?

– Доктор Редлиф умер после обеда.

– Как? Его кто-нибудь убил?

– Да. Я.

– И как тебе это удалось?

– Я с ним поговорил.

– Мистер Мортимер как раз этим вечером сказал, что тебя ни в коем случае нельзя слушать.

– Полагаю, он прав.

– Пищеварительные боли, не голодные боли. – Кристел шумно выдохнула. – Никогда такого не слышала, Флетч. Поговори со мной.

Флетч не смог подавить зевок.

– Постарайся уснуть, Кристел.

– Пищеварительные боли свидетельствуют о том, что я поела. Эта правильно?

– Абсолютно.

– Что ж, я действительно поела. – Тяжелый вздох. – Спокойной ночи, Флетч.

– Крепкого тебе сна. И не попади в клешни лобстерам.

– Спасибо, Флетч.

Флетч вновь зевнул.

* * *

– Джек?

Они лежали на боку, вытянувшись во весь рост, тесно прижавшись друг к другу. Он всю ночь не выпускал Шану из объятий.

Она тихо плакала.

В какой-то момент Джек заснул.

Теперь за окном забрезжила заря.

– Джек? Люби меня. Только осторожно. Нежно. Медленно.

– Ты этого хочешь?

– Да. Пожалуйста.

* * *

Солнце давно взошло, когда Джек брился в маленькой ванной.

Над его левым плечом в зеркале появилось лицо Шаны.

Ее глаза сузились, превратились в щелочки. Смотрела она на шрам на спине.

– Аликсис, – прошипела Шана.

Исчезла из зеркала.

К своему изумлению, Джек услышал, как закрылась входная дверь. Прежде чем он успел стереть с лица пену.

Глава 22

– Тут все развалится в мгновение ока, – сказала Джеку миссис Хьюстон.

Он не мог с ней не согласиться.

Виндомия рушилась на глазах.

Позавтракав в одиночестве в коттедже, Джек оседлал велосипед и объехал поместье.

Несмотря на раннее воскресное утро, автомобили так и сновали по дорогам Виндомии. Об ограничении скорости никто не вспоминал. Принадлежали автомобили не только тем, кто работал и жил тут. Несколько раз нетерпеливые гудки сгоняли Джека на обочину. Спасаясь от пошедшей на обгон машины, он нырнул в кювет.

Он увидел, что ворота Виндомии широко распахнуты. Сторожевая будка, сложенная из камня в фут толщиной и делившая дорогу пополам, пустовала. Телефонный аппарат утащили, провода вырвали из стены с корнем. Въезжая в Виндомию, Джек видел в сторожевой будке телемонитор. Утащили и его.

Пустовал и домик охранников. На первом этаже разбили окно. На втором из открытого окна свешивались занавески. С черного входа сорвали сетчатую дверь.

Обернувшись, Джек взглянул на особняк.

Над крышей не реяли десять бело-синих флагов. Никто не удосужился поднять их, даже до середины стойки.

Джек понял, что ему недостает хлопанья флагов на ветру.

Он покатил обратно в деревню.

На улицах автомобили стояли практически перед каждым домом. Некоторые хозяева припарковали их прямо на лужайках. Во дворах везде валялись детские игрушки.

Легковушки и пикапы заполнили стоянку перед супермаркетом. Женщина, которую он видел за кассой, стояла на крыльце в домашнем халате и шлепанцах. Посмотрела на подъехавшего на велосипеде Джека. Закашлялась. Двое мужчин вышли из магазина с полными корзинами, прошли мимо женщины, спустились по лестнице, начали перекладывать продукты в багажник малолитражки.

На дорожке перед восстановительным центром кто-то написал большими буквами: «ДАЙ МНЕ ЧЕГО-НИБУДЬ СЛАДЕНЬКОГО, СЭНДИ».

На цифровых часах на башне в конце улицы бежали секунды. Флаг на башне тоже не подняли.

Легко сообразив, что все это значит, Джек покатил к охраняемой автостоянке.

Цепь с замком срезали. Ворота оставили открытыми. Так же, как дверь в сторожку.

На автостоянке остались считанные машины, включая и «Миату» Джека. В сторожке он нашел ключи, висевшие на гвоздике, сунул в карман.

Только несколько самолетов, два маленьких реактивных, с надписью «РЕДЛИФ МИРРОР» на борту, старенький двухместный биплан и еще один, реактивный бизнес-класса. Джек слышал, как самолеты гостей взлетали рано утром, некоторые еще до рассвета.

Стоянка у административного здания пустовала.

Джек поехал к клубу. Вот где хватало машин. Судя по всему, веселье было в самом разгаре. В воздухе стоял запах жарящегося мяса. У первой лунки выстроились в ряд гольфовые тележки. Джек и не подозревал, что в Виндомии живет столько людей. Все улыбались, смеялись, от ярких тонов одежды слепило глаза.

На нескольких тележках для гольфа подростки гоняли по зеленому полю. Некоторые пытались одновременно тормозить и ускоряться, дабы развернуть тележку. Одна тележка чуть не слетела со склона в пруд, вызвав веселый смех.

Возвращаясь к особняку, Джек наткнулся на бредущую по обочине миссис Хьюстон. В руке она держала толстую трость. Но не опиралась на нее.

Джек слез с велосипеда, чтобы поговорить с ней. Они встали в тени деревьев, растущих вдоль дороги.

– Знаешь, когда мы впервые приехали сюда, когда Честер начал строить Виндомию, он попытался завести огород. Я его уговорила.

Ничего у него не вышло.

Он окружил его забором, три фута под землей, шесть – над ней, с калиткой, которая запиралась на замок. Я тогда еще спросила, неужели он думает, что зайцы, олени или кабаны разбираются в технике и могут открыть калитку с обычной щеколдой.

Он поливал огород дважды в день. Ежедневно подкармливал удобрениями. Подчистую вывел все сорняки. Как только я увидела, что он делает, я предложила ему умерить пыл, оставить огород в покое. Если какое-то растение, по его мнению, заболевало, он его выдирал.

Он погубил огород. Своей заботой.

Пока они разговаривали, по дороге проехал пикап. Двое мужчин сидели в кабине, третий стоял в кузове. Через заднее стекло кабины Джек увидел стволы двух ружей.

Ехал пикап очень медленно.

Мужчины, что сидели в кабине, помахали им руками.

Когда пикап миновал их, мужчина в кузове улыбнулся.

– Милое у вас тут местечко.

Ни миссис Хьюстон, ни Джек не взмахнули рукой, не улыбнулись, не произнесли ни слова в ответ.

На повороте из окна кабины вылетела пустая банка и прыгала по асфальту, пока не замерла.

Джек взглянул на миссис Хьюстон: по щекам старушки текли слезы.

– Такой уж был Честер, – продолжала она. – Думал о том, что нужно людям, чтобы те были счастливыми и здоровыми, могли реализовать себя, принести пользу, и щедрой рукой им давал все. Оберегал их, даже от них самих, если ты понимаешь, о чем я. И вместо того, чтобы получать положительные эмоции, видя, что они здоровы, счастливы, покоряют одну вершину за другой, добиваются признания и уважения, он сталкивался лишь с завистью, негодованием, злобой, ненавистью. Все хотели убить его или хотя бы увидеть его смерть.

Ему следовало отказаться от этой затеи.

Почему огород его ничему не научил?

Глава 23

– А вот и он. – Флетч приветственно вскинул руку.

Подъезжая к особняку, Джек заметил Флетча и какого-то мужчину, выходящих на автостоянку с другой стороны. Этого мужчину Джек видел впервые.

– Джек, это лейтенант Корсо из местного отделения ФБР.

Не слезая с велосипеда, но поставив ноги на асфальт, Джек пожал мужчине руку.

– Я рассказывал лейтенанту все, что знаю о здешних происшествиях. – Флетч многозначительно посмотрел на Джека. – Сказал ему, что и ты выложишь все, что знаешь.

Корсо изучал шорты Джека.

– Ты здесь работаешь?

– Да, сэр.

– Синее и белое, синее и белое, все здесь только синее и белое. – Он взглянул на свои брюки. – Какое счастье, что я надел зеленый костюм!

– Флаги не подняты, сэр, – отметил Джек.

– Никогда не был в таком месте. Представить себе не мог, что такое место может существовать.

– А я был, – поделился воспоминаниями Флетч. – В нескольких. Человек, который строит такое поместье, думает, что строит его для семьи, которая будет здесь наслаждаться жизнью.

– Ворота распахнуты, – добавил Джек.

Автомобили медленно проезжали мимо особняка.

– Я рассказывал лейтенанту о ядовитом газе. Который никоим образом не мог находиться в лаборатории. Значит, кто-то его откуда-то принес. Мы как раз возвращаемся из лаборатории.

– Кто знает? – Корсо сощурился. – Такая большая лаборатория. Совершенно незнакомое мне оборудование. Все эти компьютеры. Кто знает, что там исследовали? Для меня все это темный лес. Кто угодно мог принести туда что угодно. Этот парень, как его фамилия… Уилсон?.. мог проводить с ним какой-нибудь эксперимент. А может, он нюхал его. В средней школе у меня был учитель химии, который на большой перемене что-то нюхал у себя в кабинете. Я сам видел.

Флетч коротко взглянул на Джека. Вздохнул.

– Что ж, думаю, мне надо опросить людей, – продолжил Корсо. – Задать им несколько вопросов обо всех этих инцидентах, падающих лошадях, оголенных проводах кофеварки и всем прочем, что здесь, по вашим словам, произошло. Вы хотите пойти со мной? Думаю, что, послушав ответы, вы потом сможете сказать мне, кто, по-вашему, говорил правду, а кто – лгал. Понимаете, о чем я?

– Конечно, – кивнул Флетч.

– Я попросил всех собраться в гостиной. – Корсо открыл огромную парадную дверь особняка и прошел в дом.

Джек прислонил велосипед к колонне.

– Будет от этого парня толк? – спросил он отца.

– К сожалению, более тупого фэбээровца я еще не встречал.

Они последовали за Корсо.

– Свобода – прекрасная возможность для демонстрации самодисциплины, – изрек Флетч. – Поглядим, воспользуется ли кто такой возможностью.

– Кто это сказал? – полюбопытствовал Джек.

– Некий генерал Эйзенхауэр. Может, он сказал: «Демократия – прекрасная возможность для демонстрации самодисциплины».

– Ты про президента Эйзенхауэра?

– Ты знаешь этого адвоката, Николсона? – спросил Флетч.

– Нет.

– Судя по всему, личный адвокат Редлифа. Его выдернули из Атланты. Вроде бы вчера утром у Редлифа возникло желание изменить последнюю волю.

– Это правда, – кивнул Джек. – Я слышал, как об этом говорили Бьювилль и секретарь Редлифа.

Гостиная в действительности состояла из нескольких гостиных, в каждой из которых могли разместиться со всеми удобствами никак не меньше двадцати человек.

– Уютно, – прокомментировал Флетч. – Так и подмывает спросить, когда вылетает в Талсу мой самолет.

– Разве авиакомпании еще выдают такую информацию?

– Добровольно – нет, – ответил Флетч. – И с достоверностью не все гладко.

В одной гостиной, у камина, стояли Бьювилль, Доунс и третий мужчина, как предположил Джек, Николсон. Все трое, несмотря на воскресное утро, в строгих серых костюмах и при галстуках.

Миссис Амалия Редлиф, в черном платье, шляпе и перчатках, сидела в кресле с высокой спинкой. Черная вуаль скрывала ее лицо.

Дети Редлифа расположились на максимальном удалении друг от друга.

Эми Макдоуэлл в другом кресле с высокой спинкой кормила младенца.

Аликсис в черных шортах развалилась на диване. Чет в брюках цвета хаки и синей рубашке устроился на другом диване.

Дункан, небритый, нечесаный, в замасленном комбинезоне и футболке, расположился на ковре.

Нэнси Данбар сидела на диване рядом с Четом.

Миссис Хьюстон отсутствовала. Джек только что говорил с ней на обочине дороги.

Не было и Шаны. Джек не видел ее с тех пор, как поутру она выскочила из его коттеджа.

– О, Джек… – Аликсис подняла на него заплаканные глаза. – Я потеряла своего папочку.

– Что-то ты раньше так его не называла.

Николсон обращался ко всем сразу.

– Я хочу вас заверить, что денег, разумеется, предостаточно. Имущество будет разделено между наследниками. Каждый из вас будет очень хорошо обеспечен. Но…

– Но что? – спросил Чет.

– Но для нас всех это неожиданность. Чудовищная неожиданность.

Дункан фыркнул.

– Наследство огромное, – вставил Доунс.

– С огромными проблемами, – добавил Бьювилль.

– Нет, – возразил Николсон. – Серьезных проблем быть не может.

– Разумеется, они есть, – гнул свое Бьювилль. – Иначе не бывает.

– Как вы знаете, – обратился Николсон к детям, – ваш отец во главу всего ставил порядок.

Джек видел, что Флетч внимательно наблюдает за Корсо. Лейтенант не пытался вмешаться, тем паче взять инициативу на себя, поставить дискуссию под свой контроль, начать допрос. Он просто сидел в углу, полностью удовлетворенный тем, что ему предоставили возможность лицезреть человеческую комедию.

Аликсис громко чихнула.

– Но он был относительно молод, никогда не жаловался на здоровье и не знал, что ему суждено умереть в прошлую ночь, – продолжал Николсон.

– К чему вы клоните? – спросил Чет. Младенец на руках Эми захныкал.

– Урегулирование всех вопросов, связанных с наследством, займет много времени, – ответил Николсон. – Два, а то и три года.

– Пока вы, адвокаты, будете выдаивать нас, – фыркнула Аликсис.

– Точно, – поддержал ее Чет. – Пока вы будете набивать свои карманы. Вы бы урегулировали эти вопросы до конца вашей жизни. Беря, естественно, почасовую оплату. Плодили бы ненужные бумаги, которые потом сами бы и теряли или подавали не по назначению. Ничего у вас не выйдет. Я вам этого не позволю.

– Сколько я получу? – спросил Дункан. – Когда я получу мои деньги? У меня много дел.

– Дункан, мы все хотим вырваться отсюда, – напомнила ему Аликсис.

– Вы хоть собираетесь остаться на похороны? – осведомилась из-под черной вуали миссис Редлиф.

Джек, услышав за спиной всхлипывание, обернулся.

Там стояла Шана.

Сверкая глазами, с закаменевшим лицом.

Стоя позади Флетча, Корсо и Джека, она смотрела на людей, собравшихся в гостиной, внимательно слушала, что они говорят.

Джека она не удостоила и взглядом.

– Я думаю, мы должны похоронить его на прачечном дворе. Вы знаете, где горничные проветривают простыни.

– Дело в том, что наличными есть только сто тысяч долларов, – возвестил Николсон. Аликсис ахнула:

– Сто тысяч долларов.

– Они мои, – заявил Дункан. – Они мне нужны для нового гоночного автомобиля!

– Черта с два, Дункан, – возразила ему Эми. – Мои дети важнее!

– Я уже должен восемьдесят пять тысяч! – взвизгнул Дункан.

Эми устроила младенца поудобнее.

– Мои дети – единственные внуки Честера Редлифа. Так что деньги прежде всего получат они. И так будет всегда.

– Вы же знаете, как Честер любил спать на проветренных простынях.

– Оба вы идите к черту. – Аликсис оправилась от шока. – Мне надо обустроить дом в Калифорнии.

– Мне без разницы, что вам надо, – гнул свое Дункан. – Я должен оплатить счет, иначе автомобиль не успеют подготовить к гонкам.

– А пока вы все будете получать пособие из наследуемых вами денег, – пояснил Николсон. – Вполне приличную сумму. Но потребуется какое-то время, чтобы оформить необходимые документы.

– Пособие, – передразнил его Чет. – Велика радость. Вы хотите, чтобы мы оставались здесь?

– Почему нет? – спросил Доунс. – Пока все не определится.

– Нет уж, я перебираюсь в квартиру в Нью-Йорке. А остальные могут оставаться здесь.

– Никто и не собирается жить с тобой в одной квартире, крошка Чет, – повернулась к нему Аликсис. – Но мне нужны деньги, чтобы купить дом в Малибу. Я пообещала себе, что буду жить там.

Покраснев как рак, Бьювилль заговорил, обращаясь к полу:

– Здешней жизнью я сыт по горло. И не думайте, что я и дальше буду управлять компанией. Уйду, как только получу достойное предложение.

Зазвонил телефон. Нэнси Данбар потянулась, взяла трубку, не вставая с дивана.

– Алле?

– Мы тут все настрадались, – покивала Аликсис. – Кругом одни шпионы.

– Понятно. – Нэнси Данбар положила трубку, не сказав: «Я обо всем позабочусь».

– Ребенок только что попал под машину у супермаркета. Шестилетний мальчик. Умер на месте.

– Пошла ты к черту со своим отродьем! – рявкнул Дункан на Эми. – И ты! – он повернулся к Аликсис: – Скорее бы избавиться от тебя. Ты еще говоришь о шпионах! Не получишь ты моих денег на дом в Малибу. Обойдешься без тамошних жеребцов!

Аликсис хихикнула:

– Не твоего ума дело.

– Проклятая нимфоманка.

– Наркоман.

– Где сейчас Честер? – вопросила Амалия Редлиф. – Куда его положили?

– Я не знаю, что вам еще сказать, – вырвалось у Николсона.

– Вы и так все сказали. – Честер встал. – Я ухожу. Самолет оставлю в аэропорту Атланты, если кого-то это волнует.

– Нам нужна помощь, понимание наших проблем, – взмолился Николсон. – Мы должны найти способ решить все по-доброму.

Тут Шана, обойдя Флетча, Корсо и Джека, выступила на середину гостиной.

Ее лицо раскраснелось, как заходящее солнце.

– Вы убийцы! – выкрикнула она. Правый кулачок взметнулся над головой. – Вы все убийцы! Каждый из вас! Каждый из вас убивал Честера! Вы разве что не воткнули нож ему в сердце!

Чет с любопытством поглядывал на нее.

– Заткнись, – буркнул Дункан.

– Почему она так кричит? – спросила Амалия Редлиф. – Она же разбудит мертвых.

Шана повернулась к ней:

– Ты сделала все, что могла, чтобы испортить ему жизнь. Никогда не пыталась понять его! Сидела в своей комнате, глотала таблетки, запивала их спиртным, твердила всем, какая ты несчастная! Любовь? Черт! Ты никогда не брала на себя такую ответственность. Ты когда-нибудь пыталась научить своих детей уважать отца? Понимать его?

– Я сама никогда его не понимала, – призналась Амалия. – Очень уж это тяжело. Просто невозможно. Этот человек мог говорить о чем угодно, от космических кораблей до муравьев.

– Ты когда-нибудь слушала его?

– Да. Вначале. Безумно уставала. Вы думаете, в космосе есть муравьи? Они есть везде.

– Вы все пытались убить Честера, – понизив голос, продолжала Шана. – Каждый из вас.

– Я не пыталась, – возразила Эми. – Я достигла в жизни, чего хотела. – Она повернулась к Николсону: – Виндомию ведь не продадут?

– Кто ее купит? – спросил Дункан. – Кому она понадобится?

– Я думаю, новое руководство корпорации перенесет штаб-квартиру куда-нибудь еще, – вставил Бьювилль. – Кому охота жить в этой дыре?

– Мне, – ответила Эми. – Моим детям. Я рассчитываю, что тут все останется по-прежнему.

– Тебе будет тут одиноко, – усмехнулся Чет.

– Со мной останется мама. Куда она еще пойдет?

– Я как раз про это. Тебе будет одиноко.

– Прежде всего надо расплатиться со слугами, – вставил Николсон.

– Трое уже уволились, – уточнила Нэнси Данбар.

– Неужели? – спросил Доунс.

– Ждут своих чеков на кухне. Забыла тебе сказать.

– Никто не получит чеков из этих денег, – воскликнул Дункан. – У меня чрезвычайные обстоятельства! Я написал отцу служебную записку.

– Я ее видел, – усмехнулся Доунс. – Ты закончил колледж, но не можешь написать правильно слово «дерьмо».

– Это не твое дело, Доунс!

– Никогда не видел такой вопиющей неграмотности. Я и представить себе не мог, что Вандербилт[194] торгует дипломами. Как тебе удалось получить диплом, Дункан?

– Я ушел, – сказал Чет.

– Ужасней вас никого нет. – Шана закрыла глаза. – Никто из вас ничего не заслуживает! Вы не давали Честеру ни минуты покоя! Вы ценили его куда меньше, чем он – свою собаку.

– Сейчас я его очень даже ценю, – ответила ей Эми. – Он мертв.

– Наконец-то свобода. – Аликсис потянулась. – Никто больше не будет говорить мне, что я должна делать.

– Он всегда смешивал меня с дерьмом. – Дункан уставился в ковер. – Хорошим мог быть только он.

– Ты сам превратил себя в дерьмо! – крикнула Шана. – Ты и есть дерьмо! Никчемное дерьмо! Вы все не стоите и волоска на голове Честера.

– Где Архи? – спросила Амалия. – Я с утра его не видела.

– Я его пристрелил, – ответил Дункан. – Давно об этом мечтал.

– Вы даже понятия не имеете, как много он работал. – Шана, похоже, разговаривала сама с собой. – Сколько делал для вас, старался сделать, как сильно он вас любил.

– Конечно, конечно, – закивала Аликсис, – пока мы выполняли все ею требования.

– Если б была справедливость… – Шана по-прежнему не открывала глаз, – за дверью стоял бы автобус, чтобы отвезти вас всех в тюрьму. Вы все убийцы, это ясно как божий день.

Сжав пальцы в кулаки, опустив голову, Шана повернулась, чтобы выйти из гостиной.

– Шана, ты покидаешь нас в гордом одиночестве. – Дункан с трудом встал. – Попутного тебе ветра. Чету, похоже, ты больше не нужна. Или ты этого не заметила?

– Справедливость… – сорвалось с губ Шаны.

– Мы не решили, где нам положить Честера, – напомнила Амалия. – Кто голосует за прачечный двор? Надгробные камни должны стоять у всех на виду.

Аликсис поднялась с дивана.

– Пойду паковать бикини. Залог за дом в Малибу будет побольше ста тысяч.

Дункан нацелил палец ей в лицо.

– Я говорил тебе, что это мои деньги!

– Засунь его себе в нос, Дункан.

– Он и засунет. – Эми убрала грудь в бюстгальтер. – Деньги пойдут слугам и на содержание дома. Надо подумать и о бабушке.

– Конечно, – фыркнул Дункан. – Вот и думай о полоумной старухе. Гораздо дешевле определить ее в детскую, не так ли, корова? А тебя мы сможем определить на молочную ферму. – Он повернулся к Николсону: – Мой отец хотел, чтобы я участвовал в этой гонке. Я беру эти деньги.

– Твой отец, между прочим, – заметил Бьювилль, – хотел, чтобы ты с завтрашнего дня начал лечиться от наркомании.

И без того бледное лицо Дункана побледнело еще больше.

– Хрен тебе.

– Конечно, – кивнула Аликсис. – Я уверена, что он распланировал жизнь для каждого из нас. Планы, планы и планы… – Она двинулась к двери. – Что ж, он умер. Как и его планы. Слава богу.

Молча Эми вынесла ребенка из гостиной.

Позеленевшие Николсон и Доунс все стояли у камина. А Бьювилль, наоборот, раскраснелся.

– Что-нибудь решили? – спросила Амалия из-под вуали.

– Ничего, – отчеканил Николсон. – Могу только вас пожалеть. Ваши дети – ужасные эгоисты.

– Вот и хорошо. А то я что-то устала. – Амалия поднялась и нетвердой походкой направилась к двери. – Хорошо, наверное, что я смогла сдержать слезы.

– Чей ребенок попал под машину? – спросил Доунс у Нэнси Данбар.

– Видите ли, здешние дети не привыкли к машинам на дорогах, – пояснил Бьювилль Николсону. – Вы понимаете, какая глупость это поместье.

– Думаю, я тоже сыта им по горло, – заговорила Нэнси, не вставая с дивана. – Полной уверенности у меня не было, пока я не послушала этих людей. Меня от них тошнит. Я тоже уезжаю сегодня.

– Это великолепно! – Голос Бьювилля переполняла злоба. – Оставляешь все на меня?

– Мне без разницы. – Высокие каблучки Нэнси зацокали по паркету. – В отличие от остальных я уже получила все, что хотела.

Корсо повернулся к Флетчу:

– Наверное, этот день – не лучшее время для вопросов.

– Вам этих людей больше не собрать. Никогда.

– Я даже не знаю, что они могут сказать.

– Вроде бы мы услышали предостаточно, – ввернул Джек.

– Инцидент в лаборатории. – Корсо покачал головой. – Газ мог храниться там не один год. Это самый простой ответ.

– А вы ищете самые простые ответы? – спросил Флетч.

– Кто-то должен был выпустить газ, – добавил Джек.

– Да, конечно. Возможно.

– Как насчет ленча? – спросил Джек Флетча.

– Ленч. Что у тебя на ленч?

– Сандвичи. Сыр.

Буду у тебя через несколько минут. Вроде бы я видел дату изготовления на наклейке этой канистры. Только вернусь в лабораторию и проверю.

– Да, проверьте, – кивнул Корсо. – А потом дайте мне знать.

Глава 24

Флетч возвращался от лаборатории к особняку, когда в кармане зазвонил сотовый телефон.

– Алле? – Остановившись на подъездной дорожке, он поднес трубку к уху.

– Флетч…

– Привет, Кристел. Как у тебя настроение? Ночь пережила?

– Я спала.

– Это хорошо.

– Должно быть, в молоко что-то подмешали.

– Едва ли. Молоко – прекрасное успокаивающее средство.

– Позавтракала я грейпфрутовым соком с размешанным в нем протеиновым порошком, чашкой кофе, витаминами и таблеткой аминокислот, которая называется «Карнитин-Л». Таблетку я приняла до завтрака.

– Отлично.

– Я чувствую прилив энергии. Уже сделала пять приседаний, двадцать минут поднимала грузы, привязанные к лодыжкам и запястьям.

– Следующую ночь ты тоже будешь спать.

Маленький реактивный самолет, поднявшийся с взлетной полосы Виндомии, проревел над головой Флетча.

По его борту тянулась надпись: «РЕДЛИФ МИР-POP».

Флетч предположил, что Чет Редлиф покинул Виндомию, семью, невесту, покинул, не дожидаясь похорон отца.

– Каким образом тебе удалось пригнать рабочих в этот богом забытый уголок в воскресное утро? – спросила Кристел.

– Я не пригонял. Каких рабочих?

– Они меняют обычные зеркала на идеальные. Говорят, что заказ поступил от Ай-Эм Флетчера. Насколько я понимаю, ты по-прежнему Ай-Эм.

– Да. Но я не просил привозить зеркала именно в воскресное утро.

– Так они привезли. В восемь утра. И до сих пор работают.

– Очень мило Выходит, мне придется оплачивать их работу в двойном размере.

– Может, и нет. Может, они знают о тебе. Может, они слышали, как ты разобрался с этим гадюшником, «Блайт-Спирит».

– Прости?

Рев реактивного двигателя заглушал голос Кристел.

– «Блайт-Спирит» – это клоака, Флетч. – Кристел говорила очень тихо. – Я рада, что ты вытащил меня оттуда. Вся их помощь, которая обходилась мне так дорого, приводила лишь к тому, что я чувствовала себя совершенно беспомощной. Я рада, что ты разобрался с этими негодяями.

– Мистер Мортимер доволен? – спросил Флетч. – Я про новые зеркала.

– Он никогда тебе не скажет. Нет, он все утро возмущается. Сначала появление рабочих нарушило тренировочный ритм. Прежде всего он заявил: «Почему этот Флетчер все время лезет в чужие дела?» А уж когда увидел Рикки, изучающего свое отражение в новом, от пола до потолка, идеальном зеркале, просто взорвался: «Теперь этот чертов парень не захочет боксировать с кем-либо, кроме себя! А на парня, который боксирует только со своим отражением, в зеркале, не продать билета и монахине». Но я заметила, что назад он зеркала не отослал.

– Я знал, что они ему понравятся.

– Я звоню по поводу Рикки.

– Рикки? Тот, что помоложе? Что он такого натворил?

– Я его раскрыла.

– Он прятался за зеркалом?

– Ты знаешь «Листья травы»?

– Конечно. Уитмен.

– Нет.

Листья травы, зерна песка,

Солдат закаленный, парень крутой,

Я такой, говорили мне…

– Такого вроде бы не слышал.

– Я нашла это стихотворение в антологии. И только что прочитала ему Рикки. Потому что из-за твоих рабочих этим утром они не могли тренироваться. Послушай. Передаю ему трубку.

– Кристел. – Чего Флетч в этот момент не собирался делать, так это слушать шестнадцатилетнего боксера из Вайоминга, декламирующего стихи по сотовому телефону.

Листья травы, зерна песка,

Солдат закаленный, парень крутой,

Я такой, говорили мне

Голос, доносящийся из маленькой трубки, завораживал.

Пить грязь, есть траву

Считай меня саддамовой жопой

Мы разных столетий, ты и я

Меня учили – губы за губы,

Глаз за глаз,

Тогда как ты думаешь битами,

Рука, глаз и мозг.

Флетч зажал второе ухо указательным пальцем свободной руки, чтобы лучше слышать. Голос не умолкал.

…Мусульманин, христианин и еврей…

В голосе шестнадцатилетнего боксера из Вайоминга слышались властность, уверенность, обаяние, ритмика, свойственные великим Оливье, Бартону…

– Ух ты! – выдохнул Флетч.

Зажав второе ухо пальцем, слушая Рикки, находящегося за тысячу миль от него, Флетч чувствовал электрические разряды, бегущие по его спине, поднимающиеся все выше, чтобы взорваться где-то между ушей.

…Базар сражается с аркадой,

Естественно, аркада побеждает

Вы пользуетесь благами нашей нефти,

Когда моя мать и я ничего не имеем…

Декламация сменилась паузой. Затем послышался вопрос, заданный не в трубку.

– Все правильно, миссис Фаони?

Кристел взяла у него трубку.

– Флетч? Ты слышал?

– Да.

– Ты слышал то же, что и я?

– В мальчике что-то есть.

– Флетч, Рикки не боксер. Он актер.

– О, Кристел! Мистер Мортимер задушит тебя собственными руками.

Тут Флетч заметил какое-то движение на одном из балконов верхних этажей.

– Я прочитала это стихотворение Рикки этим утром, один раз, и он тут же продекламировал его мне. Дело не только в голосе. Он сразу все запомнил! Даже не читая текста! Разве это не удивительно?

– Фантастика.

Кто-то привязывал простыню, белую простыню к парапету балкона.

Кто именно, он не видел.

Простыни. Сегодня уже говорилось о простынях. Простыни не проветривают на балконах особняка. Для этой цели существует прачечный двор.

– Кристел, ты не можешь отнять у мистера Мортимера одного из его двух боксеров.

– Такой талант нельзя зарывать в землю. Чтобы этого мальчика били по голове? Никогда! Я этого не допущу. Очень хорошо, что ты привез меня сюда, Флетч. Кто бы мог подумать, что талантливого актера можно найти в спортивном зале на краю света?

– А почему это тебя удивляет? – На балконе все затихло. Оставшаяся часть простыни так и не появилась. – И что ты собираешься предпринять, Кристел? Насчет Рикки?

– Какое-то время позанимаюсь с ним сама. В актерском искусстве я не сильна, но все-таки разбираюсь в нем лучше, чем мистер Мортимер. Почитаю ему, попрошу его почитать мне. У меня есть видеозаписи хороших спектаклей, фильмов, я ему их покажу. Он не видел и не слышал ничего, кроме «Терминатора». Свяжусь со своими знакомыми в региональном театральном…

Что-то большое и черное появилось на парапете. Судя по размерам – тело.

Слетело с парапета. Или его сбросили.

Когда черная масса полетела вниз, от нее отделились взметнувшиеся вверх руки.

Нижний конец простыни обвивал шею сброшенного с балкона человека.

– Кристел! – закричал Флетч. – На моих глазах кого-то повесили!

– Что?

Тело, подвешенное на простыне, покачивалось, словно маятник. Руки упали. Дернулись. Бессильно повисли.

Черная шляпа свалилась с головы, полетела на землю.

Из-за парапета никто не выглянул.

– Миссис Редлиф! – крикнул Флетч в трубку. – Амалия! Ее повесили! Пока!

Флетч уже бежал к дому. На ходу сложил телефон и без особого успеха попытался засунуть его в карман.

Взбежал по лестнице, проскочил террасу, оказался на огромном солярии.

– Меня зарезали!

На солярии Флетч столкнулся с Эми и Аликсис. Последняя была лишь в нижней половине бикини.

Всхлипывая, она закидывала за спину то одну руку, то другую, словно щенок, старающийся ухватить себя за хвост.

Всякий раз, когда одна из рук оказывалась у нее перед глазами, она с изумлением таращилась на покрывающую пальцы кровь.

Кровь была и на полу: Аликсис размазывала ее босыми ногами.

Эми ходила вокруг вертящейся на месте сестры, пытаясь осмотреть ее спину.

– Стой смирно! Тебя не зарезали. Поцарапали вилкой для барбекю.

По спине Аликсис тянулись две параллельные, довольно-таки глубокие царапины.

– Кто это сделал?

Аликсис повернулась к Флетчу:

– Я спала у бассейна. Кто-то ударил меня по голове.

Флетч уже направлялся к двери, ведущей в дом.

– Кого-то повесили на балконе.

– Что? – Эми двинулась за Флетчем.

– Я истекаю кровью! – завопила Аликсис.

– Заткнись! – рявкнула на нее старшая сестра. – Тебя давно пора зажарить, никчемный шматок мяса.

Вместе с Эми Флетч поднялся на третий этаж. Открыл дверь одной из комнат, заглянул в нее. Не увидел простыни, привязанной к парапету балкона.

– Вы сошли с ума? – спросила Эми. Флетч вытолкнул ее в коридор.

– Я думаю, это ваша мать.

Эми не отставала от него ни на шаг.

– Я знаю, что она чокнутая.

Следующая дверь, слева по коридору, была открыта. Флетч рысцой проскочил через комнату на балкон.

Увидел привязанную к парапету простыню.

Перегнулся через парапет.

Четырьмя футами ниже висела Амалия Редлиф, в длинном черном платье и перчатках; черная шляпка с вуалью упала с ее головы на землю.

Лицо полиловело.

Флетч предположил, что у нее сломана шея.

Тело висело кулем.

Эми заглянула вниз… как ребенок смотрит на воду с высокого моста.

– Мама…

– Мне очень жаль. – Флетч оттащил Эми от парапета.

Где-то в поместье громко взревел двигатель.

Флетч даже подумал, что взлетает очередной самолет.

– Она мертва? – Из спальни на балкон вышла старуха.

– О, бабушка. – Эми попыталась обнять старуху, но та резко отбросила руки внучки.

– Вы – миссис Хьюстон? – спросил Флетч. – Ее мать?

– Да.

Миссис Хьюстон перегибаться через парапет не стала.

– Как только смерть приходит в гости… Она же не повесилась.

– Нет, – качнул головой Флетч. – Думаю, что нет.

– Я это знаю. Амалия была такой несчастной, потому что понятия не имела, что есть любовь и ненависть, надежда и отчаяние. Ее убили. Вы собираетесь вытащить ее на балкон?

Двигатель ревел все громче.

Эми вскинула голову.

– Дункан.

– Да, – кивнула миссис Хьюстон – Дункан на своем гоночном автомобиле выгоняет чужаков из Виндомии. По крайней мере, думает, что выгоняет. Глаза у него слишком уж ярко блестят, поэтому не знаю, что он там себе представляет А чужаки думают, что это какая-то игра. Поэтому я и ушла в дом.

– Вы видели, как вешали вашу дочь? Миссис Хьюстон было закашлялась, но подавила приступ.

– Да. Ее сбросили с парапета, верно? – Маленькая старушка руками оттолкнула воздух от груди. – Вернее, скатили.

– Я тому свидетель.

– Амалия не была бойцом. Ей никогда не приходилось бороться за то, что у нее есть, хранить, оберегать. Не защищала она и свою жизнь.

– Наверное, наглоталась таблеток, – предположила Эми. – Транквилизаторов.

– В этом я с тобой полностью согласна, – кивнула миссис Хьюстон.

– Приглашу-ка я лейтенанта Корсо. – Флетч уже поворачивался к балконной двери, когда увидел на полу вилку для барбекю С запекшейся на зубцах кровью.

– Нет. – Флетч все смотрел на вилку. – Эми, я думаю, нам лучше пойти к вашим детям. Втроем.

Прогремел мощный взрыв. Рев двигателя тут же оборвался. Флетч оглянулся.

В миле от особняка в безоблачное небо поднимались клубы дыма.

Инцидент произошел посреди дороги.

Гоночный автомобиль врезался в сторожевую будку, которая на въезде делила дорогу пополам.

Средь языков пламени Флетч вроде бы разглядел осколки стекла, отброшенные к каменной стене.

Гоночный автомобиль начало затягивать черным дымом.

– О, Дункан… – выдохнула Эми. Миссис Хьюстон вздохнула:

– А ведь все могло быть так хорошо. Для всех.

Глава 25

– Что это за шум? – спросил Пеппи.

– Дункан, – ответил Джек.

Вернувшись к себе, Джек нашел дверь своей половины коттеджа открытой.

Пеппи сидел на его кровати с банкой пива в руке. Четыре пустые банки валялись на полу у его ног.

– Никогда не слышал такого ревущего двигателя. Только на треке. – Тренировочный трек Дункана находился на задворках Виндомии, далеко от особняка. – Неужели он вырулил на дорогу?

– Он гоняется за пикапами.

– Гоняется? – сухо переспросил Пеппи. – И что он будет делать, если кого-нибудь поймает? Поплачется в жилетку?

– Я режу сандвичи для себя и отца. Тебе сделать?

– Будет жаловаться на несправедливость жизни? Винить во всем отца?

– Сколько тебе сандвичей? – повторил Джек. – Все равно ты расположился здесь как дома.

– Какие у тебя сандвичи?

– С сыром. Больше ничего нет.

– Несколько.

– С хлебом у меня напряженка. Его здесь продают только в маленькой расфасовке.

– Джек, твой отец – шишка?

– Шишка?

– Важный человек. Все-таки его пригласили на вечеринку.

– Журналист.

– С телевидения?

– Нет, на телевидении он никогда не работал.

– Пишет в газеты?

– Можно сказать, да.

– Потому что мне нужна помощь.

– Ты знаешь, что Чет покинул Виндомию?

– Да. – Пеппи уставился в пол. – Я не хочу садиться в тюрьму из-за этого сукиного сына.

Джек на кухне раскладывал нарезанный сыр по кусочкам хлеба.

– О чем ты?

– Твой отец сможет мне помочь?

– Если сумеет.

– Чет заставил меня кое-что сделать. Тогда я не знал, зачем ему это нужно.

– Естественно, – кивнул Джек.

– Ты же не знаешь, о чем я говорю.

– Нет, – согласился Джек. – Не знаю.

– Тут творилось столько странного.

– Ты мне уже это говорил.

– Ты убедился, что я тебе не лгал?

– Пожалуй.

Пеппи наклонился вперед. Уперся локтями в колени. Потер глаза.

– Чет сказал мне, что встанет пораньше и отправится с отцом на конную прогулку. Он пришел в конюшню до зари, оседлал лошадей, очень удивил старика, знаешь ли.

– Да. – В лесу, сидя на земле, поглаживая боксера Архи, доктор Редлиф сказал Джеку, что его удивляет, почему его дети никогда не ездят с ним верхом; выходит, в одно утро Чет удивил отца, отправившись с ним на конную прогулку.

– Хочешь пива? – спросил Пеппи.

Прогремел взрыв.

– Черт! – Джек отпрыгнул от столика. – Что это?

Тут же рев двигателей смолк.

– Понятно что! – Пеппи поднялся. – Старина Дункан куда-то врезался. – Он подтянул джинсы. – Да, сэр. Полагаю, старина Дункан отправился в ад, а то и подальше. – Он улыбнулся Джеку. – Наверное, его ослепил солнечный зайчик, отразившийся от зеркальной обшивки. Как думаешь?

Глава 26

– Недисциплинированные люди разбегаются, – заявил Джек.

– Или дисциплинированный человек убегает, – ответил ему Флетч.

– Мы оба правы? – осведомился Джек.

– Империи рушатся; потом все люди разбегаются.

Служанка сказала Джеку и Пеппи, вошедшим в особняк, что она видела мистера Флетчера в детской, когда случайно проходила мимо. Объяснила, как туда пройти: детская располагалась на третьем этаже, в глубине дома.

Флетч сидел в кресле, что стояло в предбаннике детской.

Кресло это многое повидало. Похоже, няньки и кормилицы, младенцы и подросшие дети активно его использовали. Ели в нем, спали, играли.

Чувствовалось, однако, что Флетчу в кресле исключительно удобно.

За двойными дверями нянька и Эми Макдоуэлл возились с детьми.

Миссис Хьюстон устроилась в кресле-качалке. Сидела лицом к окну, сложив руки на коленях.

– Джек, – тихим голосом спросил сына Флетч, – можешь ты мне сказать, почему кому-то потребовалось царапать спину Аликсис?

– Ей поцарапали спину? – спросил Джек.

– Да. Вилкой для барбекю.

– Аликсис не знает, кто это сделал?

– Она загорала у бассейна. Лежала на животе. Может, даже спала. Кто-то ударил ее по голове. Пришла в себя уже с расцарапанной спиной. В полном одиночестве.

– Ты спрашиваешь, кто мог это сделать? – Джек искоса посмотрел на Пеппи, который стоял с полузакрытыми глазами. Словно лошадь, решившая поспать стоя.

– И почему.

Джек повернулся спиной к отцу. Стянул со спины рубашку.

– Понятно. Это работа Аликсис?

Джек вернул футболку на место, вновь повернулся, теперь уже лицом к Флетчу.

– Пустяк. Всего лишь царапина.

– Ты видел, что произошло с Дунканом?

– Слышал. Видеть необязательно.

У Джека сложилось впечатление, что Флетч смотрит куда-то за его спину.

И говорить Флетч продолжал тихо:

– Как я понимаю, ты видел миссис Редлиф, повешенную на балконе?

– Да. – Когда Пеппи увидел болтающийся на простыне труп, его вырвало в ливневую канаву. – Почему ее не сняли?

– Лейтенант Корсо ждет, пока на подмогу приедет полиция.

– А где сейчас лейтенант Корсо?

– Отправился к въездным воротам, на место автоаварии. Там и будет дожидаться подкреплений.

– Эти события как-нибудь связаны?

– Вилка для барбекю лежит на том же балконе, с которого столкнули миссис Редлиф.

– О нет.

– О да.

– И ты сидишь один в предбаннике детской…

– Защищая миссис Хьюстон, Эми Редлиф Макдоуэлл и семерых маленьких наследников Редлифа…

– От… – Джек глубоко вдохнул, но легче ему от этого не стало. Шумно выдохнул. Флетч ждал. – Шаны Штауфель. – Вопросительных интонаций в голосе не слышалось.

– Я подумал, что и ты придешь к этому выводу, – улыбнулся Флетч – Я заметил кровь на твоих простынях. Честер Редлиф упомянул о том, что предыдущей ночью Аликсис делила с тобой постель. Один из вас лишился толики крови. Мне как-то не верится, что Аликсис в ту ночь рассталась с невинностью. И уж конечно, ты не мог наброситься на нее с вилкой только за то, что она от страсти расцарапала тебе спину. Такое вытворяют из раздражения, ревности, мести… Иногда причина – помутнение сознания. Не вижу я тебя и угрожающим той самой вилкой пожилой, наглотавшейся таблеток женщине. Конечно… – улыбнулся Флетч, давая сыну время подумать, – …стопроцентной уверенности у меня нет. Ждать результатов лабораторных исследований, подтверждающих, что на простынях кровь Аликсис, а на вилке – отпечатки пальцев Шаны, долго, вот я и решил спросить тебя.

Джек использовал время с толком.

– Шана сошла с ума.

Флетч пожал плечами:

– Шана любила. Убедила себя в том, что обитатели этого дома пытаются убить ее любимого, вот и вызвала тебя, чтобы ты провел расследование. Убедила тебя, что люди пытаются убить Честера Редлифа. Ты попросил приехать меня.

– Они пытались его убить.

– Трудно сказать. Во всяком случае, им это не удалось. Они, возможно, внесли свою лепту. Если б они вели себя иначе, он бы не умер. То есть в принципе Шана права. Они способствовали его самоуничтожению, жаждали этого.

Глаза Джека широко раскрылись.

– Шана убила миссис Редлиф.

– Миссис Редлиф предложила похоронить мужа на прачечном дворе… Столь пренебрежительное отношение к мужчине, которого Шана страстно и искренне любила, стало последней каплей. Ее психика не выдержала.

– Вот она и повесила миссис Редлиф на простыне.

– После того, как разрисовала спину Аликсис вилкой. Возможно, она хотела прикончить Аликсис. Шана ударила ее по голове, и Аликсис отключилась. Поскольку Шана в таких делах не специалист, она могла решить, что Аликсис умерла.

– И ты думаешь, что она хочет причинить вред Эми?

– Кто знает, какие обвинения, действительные или мнимые, выдвигает Шана против Эми и миссис Хьюстон? Может, в своем нынешнем психическом состоянии она намерена уничтожить всех прямых наследников Честера Редлифа, чтобы им не достались плоды его работы и его жизни. Вот я и решил, что лучше посидеть здесь, чем потом упрекать себя в смерти других людей.

– Она не имеет никакого отношения к смерти Дункана, правда?

– Я думаю, Дункан сам искал смерти. Стремление это просматривалось в его поступках.

Вновь Джеку показалось, что обращается Флетч не к нему, а к некой точке, на стене или на потолке, за его спиной.

Сам Джек то и дело заглядывал в детскую. Шум и возня детей его отвлекали.

– Итак, осталось разобраться с убийством доктора Джима Уилсона. Что-то ты сегодня неважно выглядишь, Пеппи. Какой-то напуганный.

Пеппи молчал, пока Флетч разговаривал с Джеком.

Теперь же, когда его заметили, вскинул на Флетча глаза.

– Пеппи хочет кое-что тебе рассказать, – пояснил Джек. – Ему нужна твоя помощь, папа.

Флетч вопросительно смотрел на Пеппи.

Тот шумно сглотнул слюну, но рта не раскрыл. Пояснения пришлось давать Джеку.

– Как-то утром Чет пришел в конюшню на рассвете, заседлал двух лошадей и отправился с отцом на конную прогулку. Только одним утром.

– Я знаю, – кивнул Флетч.

– Когда доктор Редлиф подсел ко мне в лесу, в разговоре со мной он упомянул, что его дети никогда не ездили с ним верхом по утрам. Однако один раз Чет ездил. Тогда мне не хватило ума сообразить, что он предлагает ответ на интересующий меня вопрос. Не хватило ума спросить: «Почему?»

– Мне спрашивать? – осведомился Флетч.

– Чтобы Пеппи мог съездить в Бирмингем, штат Алабама, и привезти Чету канистру с газом.

– Я не знал, что это такое, – наконец-то подал голос Пеппи. – Не знал, для чего. Не знал, что в канистре газ, который может кого-то убить. Название у него длинное. Чет написал его на листке. Канистру он заказал на мое имя, я выяснил это лишь после того, как приехал в Бирмингем.

– Этот листок у тебя сохранился? – спросил Флетч. – На котором Чет написал название газа?

– Да. Я нашел его, когда Джек сказал мне, что доктор Уилсон умер, надышавшись ядовитым газом. Он у меня в коттедже.

– Это хорошо. Ты дашь в суде свидетельские показания против Чета?

– Да, сэр.

– Вот видите? Чет тоже стремился к самоуничтожению. Ума-то ему не занимать. Он мог сдать экзамен на адвоката, мог сообразить, чем чревата записка с названием смертоносного газа, написанная его почерком, отданная Пеппи. Однако он ее написал. – Флетч поднялся, взглянул на Джека: – Думаю, сэр, больше я ничем помочь не смогу.

– Вроде бы ты собирался дождаться Шану, – напомнил Джек. – Защитить…

– Шана стоит позади тебя, – ответил Флетч. – С ножом в руке. Давно стоит.

Джек обернулся.

В черных шортах, белой рубашке и кроссовках Шана стояла за его спиной. С большим разделочным ножом в руке.

Ее иссиня-черные волосы растрепались.

Широко посаженные черные глаза смотрели в никуда. Или в собственную душу.

– Думаю, она хочет, чтобы ты взял у нее нож, Джек, – продолжил Флетч. – Мисс Шана пришла сюда с намерением что-то сделать. Слушая нас, она подошла к тебе. Мне представляется, ей уже не хочется делать то, что она наметила.

Джек взял нож, не встретив ни малейшего сопротивления.

– Извини, что втянула тебя в это дело, – сказала она. – Это твой отец? Тогда почему?..

– Почему что? – переспросил Джек.

Но больше Шана не произнесла ни слова. Ни тогда, ни потом. От нее ничего не могли добиться ни полиция, ни адвокаты зашиты, ни врачи, ни суд, ни специалисты клиники, в которую ее поместили. Шана Штауфель замолчала навсегда.

Глава 27

– Куда поставить чемодан? – Флетч в замешательстве оглядывал двухместную, синюю, с откидным верхом «Миату» Джека.

Флетч попросил Джека встретить его в четыре часа дня у парадного входа особняка Виндомии.

– А что ты тут делал с таким большим чемоданом? – спросил Джек.

– А в чем, по-твоему, я привез смокинг?

Дорожная сумка Джека стояла в узком зазоре между корпусом и спинками сидений. Он полагал, что там хватит места и для второй.

Когда Джек подъехал к особняку, он кишел людьми. Полицейские в форме и в штатском. Газетчики. Репортеры с телевидения. Операторы. Чуть в стороне, в одиночестве, привалился к стене Пеппи. С бутылкой пива в руке.

– С тем же успехом ты мог приехать за мной и на велосипеде. – Флетч стоял у дверцы со стороны пассажирского сиденья.

– Ты пообщался с лейтенантом Корсо? – спросил Джек. – Он все понял?

– Да. – С чемоданом в руках Флетч уселся на пассажирское сиденье. – Теперь я с уверенностью могу сказать: простейшие факты Корсо воспринять может. Хотя на это уходят часы.

Джек помахал рукой Пеппи.

Пеппи ответил тем же.

– Джек! Джек Фаони! – К «Миате» подбежал телерепортер, которого Джек где-то видел. – Что ты тут делаешь? Если ты здесь, почему прислали меня?

– Понятия не имею, – ответил Джек.

– Ты готовишь материал? – спросил репортер.

– Для кого?

– «Глоубел кейбл ньюс».

– О нет.

– Но ты же работаешь в «Глоубел кейбл ньюс»? На прошлой неделе мы встретились на ленче за одним столиком в кафетерии ГКН в Виргинии.

– Ах да!

– Ты же делал серию репортажей о Клане.

– Припоминаю что-то такое.

– Так ты готовишь материал по Редлифу или нет?

– Нет, – твердо ответил Джек. – Я не работаю в ГКН.

– Ты же работал на прошлой неделе.

– Нет. – Джек включил первую передачу. – Моя работа – нести людям свет истины.

«Миата» медленно покатила к подъездной дорожке, огибая группы людей.

– Гм-м, хорошая фраза, – прокомментировал Флетч.

Джек посмотрел на отца.

Флетч сидел рядом с ним. Задняя часть чемодана накрывала его голову, как шляпа. Передняя покоилась на верхнем торце лобового стекла.

– Мне кажется, дождя не будет, – заметил Джек.

– Погода – дело тонкое, – ответил Флетч. – Однако если ты скажешь, куда еще я могу поставить чемодан…

– Не скажу, – отрезал Джек.

– Налево. К взлетной полосе, – скомандовал Флетч, когда они выруливали на дорогу.

– К взлетной полосе?

– А ты думал, что я до самого Теннесси буду ехать с чемоданом на голове?

– Тебя ждет самолет?

– Да.

– Однако. – Джек повернул налево.

– Ты располагаешь внутренней информацией, которой не добыть никому, – прервал паузу Флетч.

– Все так.

– Ты – репортер. Ты должен донести ее людям.

– Все так.

– Я хочу сказать, ты должен позвонить Энди Систу. Даже Алексу Блейру.

– Нет.

– Почему нет?

– Потому что я не подключил ГКН на раннем этапе. Мистер Блейр учил меня, что я должен вызывать операторскую команду, как только приступаю к расследованию. Ты понимаешь, чтобы они зафиксировали на пленку, как доктор Редлиф находит кофеварку с оголенными проводами, как взрывается коттедж в лесу, как на заре лошадь падает под ним замертво, что мы с Аликсис вытворяем в постели. Хорошо бы заснять в постели и меня с Шаной. Несколько лет назад, в Стоу, штат Вермонт… миссис Редлиф, повешенную на простыне… это все хороший материал… ты понимаешь, чем больше документальных съемок, тем лучше. Ты думаешь, все это что-то прибавит, как-то изменит факты? Короче, мистер Блейр объяснил мне, что сие и означает профессиональный подход, так и работает ГКН.

– Слушай, заткнись.

– Если ты едешь с чемоданом на голове, с водителем надо бы говорить повежливее. Одна колдобина, и ты запросишь аспирин.

– Так что же мы будем делать с этим материалом? Просто выбросим? Общественность имеет право…

– Я только что отправил полный отчет Джеку Сандерсу из «Бостон глоуб».[195] Старина Джек уже продал этот материал международному газетному синдикату. И за хорошую цену. Он редактирует его аккурат в тот момент, когда ты едешь по Джорджии с чемоданом на голове.

– Газетная журналистика? – улыбнулся Флетч.

– Мистер Блейр сможет прочесть об этом вместе с остальным миром в утренних газетах, – продолжил Джек. – От всех интервью я отказываюсь наотрез.

– Я бы…

– Надеюсь отказаться. – Джек остановил машину у взлетной полосы. – Что теперь? Ждать, пока за тобой прилетит самолет?

– Видишь желтый биплан? – спросил Флетч.

– Конечно.

– Поехали к нему.

– Зачем?

– На нем я и улечу.

– О нет! Неужели это твой самолет?

– Будь уверен.

– Не может быть.

– Он мой. Я его купил.

– Ты же не собираешься лететь на нем?

– По-другому не получается. Он поднимается в одном месте, потом садится в другом.

– Невозможно.

– Сюда я на нем добрался, верно? Хотелось посмотреть Бьерстадта. Между прочим, изумительная картина. Подлетая к Виндомии, я даже видел, как ты катил по дороге на велосипеде. Рожденный ползать – летать не может.

– Где ты откопал такой самолет? – Джек тронул «Миату» с места. – В Смитсоновском музее?[196] Как же они без него обойдутся?

– Я купил его у приятеля. Ему потребовались деньги.

– И ты научился летать на нем?

– Скорее нет, чем да. Я пользуюсь дорожной картой, оставаясь вне транспортного потока.

– Я не видел его на ферме.

– Держу его в сарае.

– А кто приглядывает за ним?

– Эмери.

– Который работает у тебя на ферме? Что он понимает в самолетах? Он даже не может залатать глушитель на своем грузовике!

– Действительно, он никогда не летал на самолетах. Не верит в них. Но в старых двигателях разбирается отлично. Что же касается глушителя, я не настаиваю на починке. Хочу знать, когда он уезжает на ленч.

– Папа! – Джек остановил «Миату» в нескольких метрах от самолета. – Это же развалюха!

– Это классика.

– Самолет старый. Очень, очень старый.

– Да, – кивнул Флетч. – Это очень старая классика.

Флетч открыл дверцу, попытался встать, не снимая чемодана с головы.

– Он еще ни разу не падал. Вернее, падал. Но без фатального исхода. В смысле, без фатального для самолета.

Он поднялся на крыло, сдвинул фонарь кабины, поставил чемодан за спинку второго сиденья.

– И для чемодана есть место. Джек уже стоял на взлетной полосе.

– Я только начинаю узнавать тебя. Я не могу позволить тебе подниматься в небо на этой… классике.

– А куда ты денешься? – Флетч сел, пристегнулся ремнем безопасности. – Крепкий поводок. Держит намертво.

Первые две попытки завести двигатель не удались.

– Он у тебя никогда не заведется. – На лице Джека отразилось облегчение.

– Заведется. Его только надо подбодрить, еще попытка. Он у меня медлительный – опять неудача. Подтолкни его, а?

– Толкать самолет? – удивился Джек. – Как?

– Обойди сзади и толкай. – Движением рук Флетч показал, как это делается.

Джек уперся в руль и чуть не упал: самолет покатился вперед.

– Слушай, он весит не больше двадцати фунтов! – прокричал он. – Вместе с тобой.

– Да, – ответил Флетч. – Вещественное доказательство того, что сила земного притяжения – фикция. Ты еще посмотришь, как он взлетит.

– Если ты его заведешь, – пробормотал Джек и провез самолет по взлетной полосе еще на десяток метров.

Двигатель завелся, выплюнув облако черного дыма.

Флетч дал по тормозам.

– Я увижу тебя на ферме? – прокричал он, перекрывая рев двигателя.

Стоя около самолета, который только что толкал, глядя, как его трясет, Джек крикнул в ответ:

– Я в этом очень сомневаюсь.

Флетч рассек воздух левой рукой:

– До встречи!

Флинн