«Кстати, про укус…— я задумалась, закусив краешек карандаша, который держала в руке, чтобы подчеркивать важные абзацы.— Андрей не выглядел больным, напротив, он казался очень даже здоровым. Правда, Лари мог оставить на его ягодице неглубокую рану, но, в любом случае, у пострадавшего должен быть хоть какой-то след на теле. А заодно и порция уколов от бешенства, которые ему сделают „добрые“ врачи, узнав о происшествии».
—Катя, ты чего так рано?— голос Батова, важно шествовавшего по коридору к своему кабинету, вывел меня из водоворота собственных мыслей.
—Здравствуйте, Владислав Федорович,— робко проговорила я, прижав к груди книжку и вскочив с окна, на котором сидела.
—Зайди-ка ко мне,— окинув меня внимательным взглядом из-под немного сдвинутых серых бровей сказал «зав кафедры».— Я хочу с тобой кое-что обсудить.
Сердце замерло, а по лицу растеклась бледность, кажется, старания Кривошеина увенчались успехом, иначе, зачем меня пригласили «на ковер».
Предчувствия оказались справедливыми: первый вопрос, который задал мне Батов, усаживаясь за свой темно-коричневый полированный стол, касался именно доцента.
—Катюша, по университету ходят слухи, что ты непристойно ведешь себя с некоторыми преподавателями,— я сглотнула, нервно передернув плечами и еще сильнее сжав несчастные книжки.— Что ты можешь на это сказать?— не сводя с меня строгих синих глаз, осведомился собеседник.
—Тот, кто распускает эти слухи,— пробормотала я тихо,— сам ведет себя, крайне, не прилично с некоторыми студентками, которых приглашает домой для пересдачи экзамена.
Лохматые брови старого профессора едва заметно поднялись, отчего горизонтальные морщинки стали глубже.
—Ты понимаешь, что это обвинение?— наконец, проговорил он.
—Вы задали вопрос, я дала ответ,— стараясь сдержать подступившие к горлу слезы, сказала я. Хотелось плакать от обиды и боли. Мало неприятностей дома, так еще и в «Медухе» наезжают не за что, не про что.
—Катерина, Герман Павлович, написал на тебя докладную, в которой говориться о том, что ты к нему приставала,— чеканя каждое слово, сообщил «зав кафедры» тоном судьи.
У меня началась истерика. Я выронила на пол книги и, утирая руками слезы, остановить поток которых больше не могла, принялась нервно смеяться, не в силах успокоиться. Владислав Федорович удивленно смотрел на то, как я закатывала штанины черных брюк. Он уже готов был возмутиться моим странным поведением, как вдруг осекся. Его лицо вытянулось, а глаза хмуро уставились на фиолетовые синяки, украшавшие мои колени.
—Что это значит?— спросил Батов строго.
—Результат приставаний, правда, не моих к нему, а его — ко мне,— я понемногу приходила в себя.
—Почему же ты не заявила в милицию?
—А как я докажу, что меня хотели изнасиловать? Он же уважаемый человек, а я — обычная студентка. К тому же из-за этого скандала меня могли выгнать из института.
—Катя, но ведь данный вопрос нельзя оставлять без внимания. Нужно проводить расследование,— он меня явно не понимал и, уж точно, не одобрял.
—Я хочу сдать сессию, а не оказаться в списке отчисленных,— честно призналась я, возвращая брюки в прежнее состояние.— Все, что мне надо — это сдать экзамен кому-нибудь другому, вместо Кривошеина.
Собеседник задумался. В таком состоянии он пробыл минут пять, потом произнес:
—Хорошо, я попробую сам разобраться в сложившейся ситуации, меня давно смущают странные отношения Германа Павловича с его студентками, которые время от времени заканчиваются вот такими бумажками,— он повертел в руке белый листок, заполненный мелким почерком доцента.— Иди, повторяй лекции, у нас скоро экзамен.
Я не стала возражать, быстро выскочив за дверь. Оказавшись в коридоре, я перевела дыхание. Неужели наш старый добрый профессор поверил мне, а не преподавателю? Хотя с какой стати ему сомневаться в моих словах? Я же говорила правду. Вскоре на горизонте появилась Вера. Она почему-то пришла на целый час раньше, чем очень обрадовала меня.
—Я так и знала, что ты здесь!— весело воскликнула подруга, подойдя ближе.— Как твои дела? Ничего за ночь не случилось?— она уперлась взглядом в мою заклеенную пластырем руку.
—Так, пара боевых шрамов в борьбе за право не быть изнасилованной в шесть часов утра рядом с собственным домом,— вяло улыбаясь, ответила я.
—А глаза у тебя из-за этого мокрые?— хмуро поинтересовалась собеседница, изучая мое осунувшееся от переживаний лицо.
—Да. Правда, щекотливый разговор с «зав кафедрой», меня тоже немного расстроил, но зато теперь Батов знает и мою версию случившегося в доме Кривошеина, инцидента.
—Ох, Катюха, что с тобой происходит последнее время?— вздохнув, пробормотала Вера.— Сразу после института я поеду к Димке, соберу вещи и отправлюсь к тебе.
—Спасибо, Верунчик,— растроганно пролепетала я, утирая слезы, вновь накатившие на глаза.— Ты мой самый лучший друг.
—Не сомневаюсь,— она улыбнулась.— Ну, а теперь давай рассказывай о своих злоключениях, дорогая.
Я поведала ей все, не упустив ни одной мельчайшей детали. Слава Богу, время нам это позволяло. Подруга внимательно слушала, изредка охая, особенно, когда я говорила ей об ударе ножом и об укусе собаки. Кровавые подробности заставляли ее морщиться, зато поведение моего героического пса привело Верку в настоящий восторг. Узнав о Каменском и его синих Жигулях, она задумалась.
—Катя, мы должны все проверить, но так, чтобы ни Андрей, ни Валентин ничего не заподозрили.
—Я так и собиралась поступить,— в моем голосе слышалось оживление.— Но если ты мне поможешь, наша затея получит гораздо больше шансов на удачу. Ведь не пойманный — не вор. А мне оба парня очень нравятся. Не хочется отдавать их без особой причины на съедение нашим доблестным правоохранительным органам.
—Угу,— кивнула подружка.— Но следователю все равно сообщи об укусе преступника большой овчаркой.
—Я поеду к нему после экзамена.
—Мудро. Но о своих подозрениях не болтай,— нравоучительно сказала она.
—Естественно, не буду, пока не соберу достаточно доказательств для полной уверенности.
—С Быстровым и этим твоим… музыкантом постарайся не общаться сейчас. Любой из них может быть опасен.
—Но я же не дура, в конце-то концов?!— ее назидательный тон мне надоел.— Знаю, что лучше держаться от ребят подальше.
—Вот и умница,— примирительно улыбнулась Вера.
Приняв у меня экзамен, Батов сказал, когда я собралась уходить, получив у него зачетку:
—Зайди ко мне завтра в первой половине дня. Обсудим твою просьбу о смене преподавателя для сдачи дисциплины, которую вел Кривошеин.
—Спасибо,— я просияла.
—Тогда — до встречи,— мягко улыбнувшись в густую седую бороду, произнес профессор.
—До свидания.
Я выскочила в коридор, порхая, как бабочка. Мало того, что «зав кафедрой» поставил мне «пять», так он еще и взялся уладить мучивший меня вопрос о пересдаче проклятого экзамена. Неужели счастье, наконец, улыбнулось мне, отодвинув в сторону стаю неприятностей, дружной гурьбой преследовавших меня на протяжении последних десяти дней.
—Катерина, это важно!— гробовым тоном произнес Егоров, преграждая мне путь.— На!
—Что ты мне вручил?— я опешила, рассматривая белый лист, исписанный ровным почерком однокурсника.
—Это «психологический портрет» твоего преследователя.
—А в нем указана отличительная особенность его задней части?— смеясь, спросила Вера, которая незаметно приблизилась к нам со спины.
—То есть?— «Мистер галстук» не понял ее реплику, о чем свидетельствовали его сложенные домиком брови.
—Маньяка сегодня утром цапнула Катькина собака,— пояснила подруга.
—Правда? Он снова нападал?— Андрюша обрадовался так сильно, что мне стало обидно.— Значит, я прав! Этот тип — твой знакомый, который выслеживает исключительно тебя, Катя.
Криво усмехнувшись, я свернула презентованную мне бумажку и положила ее в пакет.
—Почитаю как-нибудь на досуге,— пояснила я собеседнику и, взяв под руку Верку, потащила ее в сторону.— Когда ты ко мне приедешь?
—Часов в пять, может, пораньше,— ответила та.
—Я сейчас пойду к Петрову, потом сразу домой и буду тебя там ждать.
—Никого не впускай,— настоятельно порекомендовала она, приняв серьезный вид.
—Есть, капитан!— я демонстративно отдала ей честь, приложив руку к виску, как у военных.— Ваше распоряжение будет исполнено по всей строгости устава!
—Иди, шутница,— подтолкнув меня к выходу, проговорила подруга.— И… поздравляю с высокой отметкой.
—Тебе желаю того же,— сквозь смех ответила я.
Вера осталась сдавать экзамен, а я отправилась во владения Степана Степановича, намериваясь порадовать его новыми сведениями о пресловутом маньяке. Настроение мое заметно улучшилось, неурядицы отступили на задний план, став менее значимыми. В голове рождались планы, а ноги, громко стуча каблуками, несли меня в отделение милиции на аудиенцию к следователю. Он очень обрадовался моему приходу. А когда услышал рассказ об укусе, расцвел окончательно.
—Надо срочно разослать эти данные по всем больницам. Преступник должен обратиться к врачу, чтобы получить медицинскую помощь. Ваш пес, Катерина, настоящий герой.
—Он у меня еще не то умеет!— гордо отозвалась я, довольная похвалой в адрес Лари.— Умная собака и… верная.
—Скажите мне, пожалуйста, одну вещь,— задумчиво произнес Петров.— Как давно на Вас начались нападения?
—Несколько дней назад.
—А раньше ничего странного не происходило?
—В каком смысле?— я непонимающе заморгала, а в голове возникло происшествие с иномаркой, которую мне удалось отправить в кювет.
—Вам никто не угрожал? Может, были ссоры с кем-нибудь?— следователь задавал мне наводящие вопросы, стараясь выведать как можно больше информации, способной помочь делу.
Я сидела молча, закусив губу и сцепив пальцы рук. В голове, сражаясь друг с другом, кружились противоречивые мысли. «Сказать или не сказать? Скрыть или не стоит? А если бандитов выпустят, и они придут ко мне с разборками? Хотя, с другой стороны…. вдруг, они и есть причина появления в моей жизни „полосатого придурка“? Сколько можно прятаться, скрываясь от себя самой? Разве смысл моего существования в трусости? В конце концов, вымогателей арестовали по другим причинам, так что рассказ о них, вряд ли, повлечет за собой роковые последствия. Они и так за решеткой. Одним преступлением больше… какая теперь разница!»