– Могу я увидеть Фанни? – спросил Айзек.
– Ей необходимо отдохнуть, – предупредил доктор. – Возможно, завтра.
Айзек знал, о чем хочет попросить, но произнести слова было тяжело.
– Я думаю, она захочет увидеть его прежде…
– Не стоит.
– Нет?
Доктор покачал головой.
Иногда Айзек задумывался, что случилось бы, умри Хирам той ночью, как предполагал доктор. Если бы Фанни никогда его не видела, не держала в руках и не начала надеяться, что он сможет выжить. Им обоим наверняка было бы проще смириться с потерей, и они бы не так отдалились друг от друга.
Нет, Айзек не жаждал провести выходные ни в больнице, ни в квартире родителей жены. Он переложил письмо в верхний ящик стола, и уже собирался задвинуть его, когда Джозеф постучал по косяку, прислоняясь к нему для опоры.
– Сегодня я уйду домой пораньше, – сказал он Айзеку.
– Я хотел спросить, могу ли одолжить вашу машину в субботу, – спросил Айзек.
Джозеф удивленно посмотрел на него. Он без сомнения полагал, что шаббат Айзек проведет с ними, втискивая неделю скорби в один день.
– Мой отец упал.
– Ох – мне жаль, Айзек.
– С ним все будет в порядке. Но я думал свозить к нему Гусси. Может, остаться на ночь в Аллайансе.
Джозеф ничего не сказал. Айзек догадывался, что его дочь играла у них роль целителя, и по крайней мере Эстер присутствие Гусси – и забота, в которой она нуждалась, – отвлекало от скорби.
– Мы вернемся утром в воскресенье. Останется достаточно времени, чтобы завершить шиву.
Джозеф медленно кивнул.
– Думаю, Гусси пойдет на пользу выбраться из дома.
Айзек и Гусси могли на поезде добраться из Атлантик-Сити до Нормы, а затем пешком пройти полмили от станции до Аллайанса. Но на машине ехать было веселее.
«Окленд» Джозефа был практичным автомобилем, нисколько не вычурным, но не без шика. Айзек следовал по Атлантик-авеню, пока у Мейс-лэндинг она не превратилась в шоссе-40, где Айзек смог набрать скорость. Он глянул на Гусси, чтобы оценить ее реакцию. Все стекла были опущены, и ветер хлестал дочь волосами по лицу. Время от времени она доставала прядь изо рта и заправляла за ухо. Надо было сказать ей взять с собой шарф. Да без разницы. Она казалась счастливой.
Когда он прибыл в квартиру Джозефа и Эстер в половине десятого, Гусси встретила его у дверей.
– Она ждала тебя с восьми утра, – сказала ему Эстер, и Айзек задумался, упрекала ли она его в опоздании или в том, что он нечасто виделся с дочерью. Гусси была одета в свежевыглаженное платье в желто-белую клетку и держала в руках рюкзак и пакет из пекарни.
– Я завернула для твоего отца ругелах[13], – сказала Эстер, – чтобы он быстрее поправился. Передашь ему наши пожелания? – И Айзек сразу пожалел о своей лжи.
Гусси молчала почти все время, что они неслись по четырехполосному шоссе, и Айзек задумался, выспалась ли она.
– Ты как? – спросил он.
Гусси обернулась к нему, будто удивленная вопросом, и он вдруг понял, что ее об этом никто никогда не спрашивал.
– Хорошо спишь?
Она кивнула и снова стала смотреть на дорогу. Айзек задумался, стоит ли прямо заговорить о смерти Флоренс и дать Гусси знак, что она может обсудить это с ним. Что можно сказать ей? Что смерть приходит за всеми? Что Флоренс ушла к Богу? Что они всегда будут нести с собой память о ней? Все это звучало смешно, так что в итоге он промолчал. Нечего было сказать семилетке обо всем этом печальном происшествии.
Они пронеслись мимо маленьких поселений Мицпа и Буэна-Виста, и только в Вайнленде Айзек был вынужден притормозить. Шоссе превратилось в широкую улицу, которую обрамляли ряды цветов и кустарников, высаженные вокруг тянущихся вдоль нее домов. Когда он рос в Аллайансе, Вайнленд казался ему большим городом, хотя по сравнению с Атлантик-Сити он все еще был маленьким поселком. Семья Айзека пешком преодолевала полмили, разделяющие Аллайанс и Вайнленд, чтобы купить те вещи, которые они не могли вырастить на ферме или сделать самостоятельно – вроде зимних курток или обуви. Мальчиком Айзек верил, что однажды Аллайанс догонит Вайнленд, и если его отец, мать и все их соседи будут усердно трудиться, в Аллайансе появится кинотеатр, аптека и галантерея.
На другой стороне Вайнленд сменялся сельской местностью – широкими полями, раскинувшимися между березовых рощиц. Айзек взглянул на часы. Четверть одиннадцатого. Он был уверен, что найдет отца в синагоге, учитывая, что он не сообщил о приезде. Айзек свернул на Гершал-авеню и еще через несколько минут заехал на лужайку перед Общиной Эмануэль. «Окленд» был здесь единственным автомобилем. Некоторые мужчины в общине – в их число отец Айзека, естественно, не входил, – были достаточно состоятельны, чтобы владеть машиной, но никто бы не посмел садиться за руль в Шаббат. Азейк с удовольствием представил, как они отчитают «Алейну» в последний раз, закроют молитвенники и выйдут на ступени общины – только чтобы столкнуться лицом к лицу с Айзеком и его автомобилем. Он представил, как они вернутся на свои фермы рассказывать женам, что дела у Айзека Фельдмана, похоже, идут неплохо.
– Мы зайдем? – спросила Гусси, когда Айзек поставил автомобиль на ручной тормоз, но не стал глушить мотор.
– Думаю, мы подождем дедушку здесь.
Гусси попросила разрешения поиграть снаружи, и Айзек согласился. Он проследил, как она вприпрыжку бежит к деревьям, высаженным в ряд у участка Сола Грина. Она дважды останавливалась, чтобы поднять с земли сперва маленькую веточку, а затем метровую палку. Гусси нравилось в Аллайансе, хоть Айзек и не возил ее сюда достаточно часто. Как Айзеку когда-то казался экзотичным Атлантик-Сити, так и его дочери был интересен Аллайанс.
– Эй, Гусенок! – позвал он, жестом показывая ей вернуться к машине.
Она прибежала, рассекая воздух палкой.
– Я – король Артур! – прокричала она.
– Думаю, ты хотела сказать, Гвиневра.
Она остановилась возле водительской двери.
– Нет, король Артур. У меня есть меч, видишь?
– А, понятно. Послушай, Гусик, я забыл кое о чем.
Она подняла на него нахмуренный взгляд. После отъезда матери и смерти тети она, наверное, ждала продолжения плохих новостей.
– Дедушка смущается, что он упал. Так что давай не будем при нем об этом говорить.
– Но бабуля послала ругелах.
– Да, да. Мы его передадим. Но не будем говорить, что желаем ему скорейшего выздоровления. Так мы не будем его расстраивать, – сказал Айзек. – Понимаешь?
Гусси медленно кивнула, и Айзек на мгновение задумался, уж не видит ли дочь его насквозь.
– Иди, играй, – велел он с намеренно широкой улыбкой, и она снова убежала.
Айзек прочитал половину вчерашней газеты, когда двери синагоги открылись. На его глазах жители Аллайанса один за другим высыпали из дверей, на ходу снимая талиты[14] и убирая в карманы ермолки. Все старики общины, включая отца Айзека, вместе выстроили храм из вагонки. В Аллайансе тогда было не больше четырехсот жителей и сотни дворов, и они вместе пилили лес и возводили здание всего с одним помещением. Когда было свободное время, они предпочитали строить храм, а не свои дома, жили в выданных государством палатках лишнюю зиму, но возвели крышу перед Ямим нораим[15].
Гусси встретила дедушку у подножия лестницы синагоги и обняла его за широкую талию, прежде чем указать на машину. Айзек помахал рукой, затем открыл дверь и выбрался наружу. Гусси бегала между ними, как радостный фокстерьер, пока Айзек не дошагал до отца в середине двора.
– Айзек, – приветствовал его отец, произнося его имя как «Айтжак». – Dem is a ongenem iberrashn[16].
– По-английски! – взмолилась Гусси. – Я же ничего не понимаю!
– Разве это плохо? – спросил отец Айзека, хватая Гусси за нос и одновременно пряча большой палец в кулаке. – Вот и нет у тебя носа. – Гусси попыталась схватить деда за руку, но тот только поднял ее выше.
– Мы тебя подвезем? – спросил Айзек, зная, что в субботу ответ может быть только отрицательным.
– Твой отец, он сумасшедший, – сообщил отец Айзека, поворачиваясь к Гусси. – Прогуляешься до дома со стариком?
– Да! – радостно закричала Гусси.
– Увидимся дома, – бросил отец через плечо, уже пробираясь с Гусси сквозь траву в сторону Гершал-авеню и своего дома, расположенного в другой части поселка.
Айзек пнул высокий сорняк и вернулся к машине. Гусси была очарована отцом Айзека, потому что он ее не растил. А его отец мог позволить себе щедро раздавать ласку, потому что не пытался убедить внучку работать на убыточной ферме. Когда рос Айзек, все было совсем по-другому.
Его родители прибыли в Аллайанс в 1887 году, с одним только мешком одежды и младенцем – старшим из братьев и сестер Айзека. Как ни крути, их первые годы в качестве колонистов не были радостными. Айзек даже не знал, почему это стало для кого-то сюрпризом. Его отец работал учителем в воложинской иешиве[17] и не знал ровным счетом ничего о сельском хозяйстве. Он читал Моне Бокала и Моше Хердера[18] и верил в движение возвращения к земле, но это не значило, что он знал, как доить корову или сеять стручковую фасоль. «Сообщество помощи иммигрантам-иудеям» давало уроки сельского хозяйства, но они не могли исправить того факта, что отец Айзека был в душе философом, а не фермером.
Айзек развернул машину на лужайке и выехал на Гершал-авеню. Через несколько мгновений он обогнал Гусси и отца, шагавших под ручку по узкой дорожке. Когда спина его отца так согнулась? Он нажал на клаксон, когда проезжал мимо, и оба они помахали ему. На Алмонд-роуд он повернул направо и поехал в сторону отцовской фермы.