– И у твоих родителей нет родственников в США?
Анна покачала головой.
– Только я.
– Да, точно, – сказал Стюарт, отметив свою ошибку коротким смешком. – А ты не можешь быть их спонсором, я так понимаю?
– Я на студенческой визе. – Свободной рукой она заправила локон за ухо.
– И Джозеф ничем не может помочь? – спросил Стюарт.
– Он уже и так много сделал.
– Сколько лежит на счету?
– Тысяча двести долларов, – сказала она, отмечая, как Стюарт удивленно поднял брови.
– И консул говорит, что недостаточно? Это безумие.
– Они сказали родителям, что хотят увидеть «некоторое количество» денег в безотзывном трасте.
– Сколько?
– Они не назвали точную сумму. Но если речь о проживании на проценты без снятия денег с основного счета, мы говорим о сумме ближе к пяти тысячам.
Стюарт присвистнул.
– Я знаю.
– И что говорит Джозеф?
– Ничего определенного. Но я удивлюсь, если он сможет расстаться с такой суммой.
– Немногие могут.
Они простояли несколько минут в тишине. Если бы только Анна знала, что сказать или сделать, чтобы изменить настроение вечера. Возможно, она уже зашла слишком далеко.
– Ты знаешь Илая Хирша? – наконец спросила Анна.
– Смутно.
– Я встречалась с ним вчера. – Мимо их ног пробежал песчаный краб, и они проследили, как он исчезает в норе в песке. – Он считает, что мне лучше забыть про учебу и попытаться получить американское гражданство. Тогда родители смогут претендовать на преимущественную визу, которую получить гораздо проще.
– Разве твои родители не расстроятся?
– Отец сидит без работы больше года.
– И насколько легко получить американское гражданство?
– Если я просто подам документы на постоянный вид на жительство – не очень. – Анна глубоко вздохнула и заставила себя посмотреть на Стюарта. – Но, если я выйду замуж за американца, проблем не будет.
Она правда повторила предложение Илая Хирша вслух? Анна не была пьяна, совсем нет, но пиво подарило ей храбрость.
– Ты этого хочешь? – осведомился Стюарт, нахмурив брови. – Выйти замуж?
Анна не могла смотреть ему в глаза ни мгновением дольше. Вместо этого она отвела взгляд и стала разглядывать приставший к пальцам ног песок. Больше всего в эту минуту она хотела надеть обратно платье.
– Не знаю.
– Ты уже положила глаз на кого-то конкретного, или любой американец сойдет? – жестко спросил Стюарт. Анна никогда не видела его в гневе и не знала, что вообще можно было вызвать у него такую реакцию.
– Стюарт, пожалуйста. – Она снова потянулась за его рукой. Той же рукой, что казалась частью ее собственного тела под столом в «Берте», но он не позволил взять ее. – Давай просто поплаваем, ладно?
– Скоро стемнеет, – сказал он, посмотрев на небо, а затем снова на нее. – Думаю, мы упустили возможность.
Анна прикусила губу. Как она умудрилась настолько все испортить?
– Ты сама доберешься до дома? – спросил он. – Я сказал парням, что еще смогу к ним вернуться, когда у нас все будет кончено.
Все кончено? Она решительно закивала, страстно желая дать ему понять, что все было в порядке, но он и не ждал ее ответа. Он уже подхватил свою рубашку и обувь и зашагал в обратную сторону. Анна смотрела, как он удаляется из виду, надеясь, что он кинет взгляд через плечо и увидит, как она еще стоит на том же месте. Но он не обернулся.
Август 1934
Гусси
Когда субботним утром Анна и Гусси добрались до пляжа, чтобы посмотреть на ежегодный показательный заплыв Атлантик-Сити, около сотни пловцов уже стояли на старте.
Несколько спасателей ППАС расчистили широкий проход к воде. Теперь они патрулировали его вдоль с разведенными в стороны руками, чтобы толпа вновь не смыкалась.
– Все назад! – выкрикнул кто-то, и Гусси с Анной и еще несколькими сотнями зрителей сделали полдюжины шагов назад.
Другие спасатели сидели в лодках по ходу заплыва, готовясь дисквалифицировать тех, кто срежет дорогу, или прыгнуть в воду за теми, кто переоценил свои возможности. Это легко могло случиться – маршрут был непростым. Пловцы с разбегу врывались в океан у Стейтс-авеню и, если им на старте не прилетало кулаком или пяткой в лицо, выходили на открытую воду и сражались с волнами. По правилам они должны были повернуть у оранжевого буя и проплыть 220 ярдов на север к Садовому пирсу. Только после этого, уже за пирсом, они могли обогнуть второй буй и возвращаться на берег.
Гусси пробежалась глазами по маршруту, выискивая Стюарта. Его не было на старте, но не получалось понять, находился ли он в одной из лодок. Несколько спасателей свешивались с края Садового пирса, откуда им открывался вид на весь маршрут и где они могли докричаться до пловцов внизу, но так издалека Гусси не могла рассмотреть их лиц.
Ровно в десять мужчина с мегафоном выступил на старт и поприветствовал всех участников и зрителей соревнования. Толпа зашумела, и Гусси возбужденно захлопала в ладоши. Она подняла глаза к Анне, которая стояла, сложив руки на груди. Она еще никогда не выглядела такой несчастной.
За завтраком Гусси умоляла, чтобы кто-нибудь отвел ее на показательный заплыв, но никто не хотел.
– Не в этом году, – смиренно сказала бабушка, передавая Гусси соленого лосося.
– Но мы всегда ходим, – заканючила Гусси, и взрослые переглянулись.
Наконец, Айзек, который неожиданно зашел на завтрак, нарушил тишину.
– Гусенок, мы всегда ходим, потому что Флоренс всегда участвует.
– И что? – сказала Гусси. – Мне все равно нравится.
Гусси правда всегда нравился показательный заплыв, но в прошлом году, когда Флоренс пришла на финиш первой, было особенно увлекательно. Гусси, ее родители и бабушка с дедушкой пошли на пляж наблюдать за зрелищем, и все радостным криком провожали Флоренс к воде. Гусси могла разглядеть тетю среди десятков других пловцов не лучше, чем клюв у птицы в небе, но она продолжала вопить «Вперед, Флоренс!», пока семья спешила по Набережной к финишу. Когда Флоренс вышла из воды, она одарила толпу широченной улыбкой, а затем сорвала с головы шапочку и триумфально помахала ей. Она обошла всех девушек, включая товарок из ее собственного клуба «Амбассадор» и соперниц из Плавательной ассоциации Уэллсли, которые приехали из Нью-Йорка. Мэр Бэйдер вручил огромные серебряные кубки шести лучшим пловцам, трем мужчинам и трем женщинам, и Гусси была в восторге, когда имя ее тети назвали последним.
– Мне ничего не будет видно, – сказала Гусси Анне, когда высокий мужчина в соломенной шляпе встал перед ней.
– Ты все увидишь.
Гусси прошмыгнула вперед мужчины в момент, когда раздался выстрел, и пловцы – мужчины и женщины одновременно – толпой бросились мимо нее. Сотни ног и рук пролетели над песком.
В прошлом году Флоренс была в самом конце, но это не имело ровным счетом никакого значения. Когда женщины добрались до буя, она уже была первой.
– В прошлом году было столько же много народу? – спросила Анна, когда последние из пловцов бросились в волны и толпа слегка подутихла.
– Больше, – сказала Гусси. Это была неправда, но ей нравилась мысль, что тот заплыв был лучше – во всех смыслах – с Флоренс в воде и всей ее семьей на берегу. Если Анна ей не поверила, она не подала виду.
Гусси догадалась, что Анне нравится заплыв, потому что по пути к пирсу она продолжила задавать вопросы. Она хотела знать, почему заплыв назывался показательным, и какой был приз, и какими были пловцы этого года по сравнению с предыдущими. Гусси отвечала, как могла. Если она не знала ответ, то просто придумывала его. Анна же не полагала всерьез, что Гусси знает все?
Гусси потащила Анну к Садовому пирсу. По обеим сторонам главной аллеи протянулись магазины, но его отличительной чертой были клумбы, заполненные экзотическими растениями и перемежаемые беседками и даже маленьким прудом. В конце пирса находился большой выставочный зал, который закрывал вид на океан.
– Мы разве не должны ждать на пляже? – спросила Анна. – Так мы увидим всех, кто выходит из воды.
– Там позади есть немного места, – сказала Гусси, проталкиваясь сквозь толпу. Она не сказала Анне, что надеялась на краю пирса встретить Стюарта. В прошлом году, проследив, как Флоренс заходит в воду, он встал на посту именно там.
Когда они обошли выставочный зал, Гусси пробежалась глазами по толпе, высматривая светлые волосы Стюарта. Понадобилось несколько минут, чтобы найти его в группе спасателей, которые свистели и кричали, свесившись через ограждение.
Гусси подняла руку в воздух и позвала Стюарта, а он будто бы начал оборачиваться, но тут Анна потянула ее за руку, чтобы пропустить группу детей. Когда она снова могла рассмотреть ограждение, Стюарта там уже не было. Куда он делся? Он же видел ее?
Гусси пришла в голову ужасная мысль. Не мог ли Стюарт избегать ее? Живот сжался. Ей почти неделя понадобилась, чтобы набраться храбрости попросить его жениться на ней, и еще целый день она рисовала морских коньков, про которых забыла объяснить, что они на самом деле были Стюартом и Гусси. Если бы она объяснила, то он мог поинтересоваться, почему она нарисовала морских коньков, а не людей, а этого рассказывать она не хотела. Все знали, что нарисовать людей похожими на людей было ужасно сложно. Морские коньки гораздо проще. Как часто люди видели морских коньков вблизи? То-то же.
Коньки или не коньки, Гусси была довольна ответом Стюарта на ее предложение. Она не ожидала, что они поженятся немедленно, так что ее не расстроила необходимость подождать, пока она не станет взрослой. Но что, если все его разговоры о свадьбе, когда она подрастет, являлись его способом отказать? Вроде как ее мама, которая на вопрос, можно ли купить леденцов, всегда отвечала «потом». Может, он вовсе не хотел на ней жениться?
Когда Анна отпустила руку Гусси, та бросилась обратно вокруг выставочного зала к аллее, надеясь поймать Стюарта. Он вряд ли решил бы зайти в магазин, но, может, он остановился поздороваться с кем-то на пути к пляжу? Она уже проверила амфитеатр и каждую из маленьких беседок у входа на пирс, когда вдруг поняла, что забыла об Анне, которая будет на нее сердиться за побег. Гусси развернулась и побежала обратно, но добралась только до выставочного зала, когда услышала, как ее зовут по имени. Анна спешила по аллее.