– По крайней мере, у тебя осталась Анна.
Джозеф недоуменно взглянул на нее.
– Что ты имеешь в виду?
– Как же ты это сформулировал? – Она швырнула свернутые чулки в ящик и подошла к комоду Анны, выдернула нижний ящик и схватила толстую стопку бумаг.
– Эстер, это не твое.
Она стала суматошно перебирать страницы в поисках его спонсорского письма.
– Оно где-то здесь.
– Это важные документы. Убери их на место.
– Вот, – сказала она, размахивая его письмом. Она пробежалась глазами по приложению в поисках строки, от которой волосы у нее на затылке вставали дыбом.
– «В семнадцать лет мать заявителя и я обручились».
Она дочитала абзац до конца, включая ту часть, где он заявлял, что Анна была ему как дочь, прежде чем швырнуть ему письмо.
– Ты это написал. А буквально через три месяца твоя дочь умерла? Кейн хоре.
Джозеф закрыл глаза и прислонился к столбику кровати.
– Ты думаешь, что твою дочь убил сглаз?
– А что мне думать?
Он открыл глаза и посмотрел на нее, прежде чем ответить.
– Что у нее был мышечный спазм. Или что ее затянуло подводное течение. – Его голос сорвался на слове «затянуло».
– Она была хорошей пловчихой, – сказала она, начиная плакать.
– Эстер. – Он попытался подойти к ней, все еще с чулками в руках, но она отгородилась бумагами словно щитом.
– Не трогай меня.
– Мне жаль, что я не рассказал тебе об Инес.
– Я чувствую себя полной дурой. В то первое лето, когда мы встретились, что было правдой?
– Всё, – сказал Джозеф, вынимая бумаги у нее из рук и прижимая ее к себе.
– Когда ты закончил отношения с ней?
– Ты помнишь ночь, когда взяла меня за руку? Перед «Челси»?
Эстер кивнула.
– Я написал Инес той ночью.
– И что ты сказал ей?
– Что хотел бы быть человеком, который следует обещаниям, но я встретил женщину, которую никогда не смогу отпустить.
– Почему ты не рассказывал мне о ней?
– Не знаю. Из страха, наверное.
Что больше всего волновало Эстер, если подумать всерьез, так это не факт, что Джозеф когда-то любил другую, а понимание, что он не доверился ей. Думал, что она настолько хрупкая? Что их отношения недостаточно крепкие?
– Все это время, что ты помогал Анне забирать Инес и Пауля в Штаты, я никак не могла понять, почему она важна тебе. Вместо того, чтобы сидеть полной дурой, я предпочла бы держать удар.
Джозеф сел на кровать Анны, положил руки на колени. Ему понадобилось несколько долгих мгновений, чтобы собраться.
– Я всегда сожалел о том, как обошелся с Инес.
– Ты хотел бы жениться на ней?
Джозеф посмотрел на нее так, будто она сошла с ума.
– Нет, я просто жалею, что не был честен с ней.
– Да, ты был.
– Думаю, я знал, что не женюсь на ней, задолго до встречи с тобой. И это надо было сказать ей раньше.
– Ты был молод.
– Это меня не извиняет.
– Так что, ты так пытаешься искупить вину? – Эстер махнула рукой в сторону комода Анны, ее кровати. – Забрав ее дочь в Штаты?
– Надо было сделать это давным-давно.
– Перевезти ее сюда?
– Их обеих. После войны. Тогда это было бы проще.
– И почему ты этого не сделал?
– Не хотел причинять тебе боль.
Эстер издала короткий смешок, который прозвучал злее, чем она хотела. Она так устала. Неужели тот маленький голубой конверт прибыл год назад? Она сложила стопку бумаг обратно в ящик и закрыла лицо руками, кончиками пальцев массируя глазницы. Инес могла просить у Джозефа все, что угодно, и он бы согласился, потому что был хорошим человеком. Это Эстер знала точно.
– Есть кое-что еще, Эстер.
Она проследила, как муж потирает ладонями бедра.
– Что?
– Мы получили еще один отказ от консульства.
– Спонсорское письмо не помогло?
– Дело не только в нем. Консул хочет видеть неопровержимое доказательство того, что Инес и Пауль смогут жить самостоятельно, когда прибудут в Соединенные Штаты.
– Если невозможно вывести деньги из Германии, как они хоть что-то могут консулу доказать?
– Я предоставил собственные выписки из банка, отчеты аудиторов, документы на собственность. Обещал поддерживать их, пока Пауль не встанет на ноги. Но всего этого недостаточно.
Эстер почувствовала укол жалости. К Анне, да, но еще к Инес и Паулю.
– Тогда ты больше ничем не можешь помочь?
– Возможно, могу. Консул предложил, чтобы спонсоры открыли в США банковские счета на имя заявителей.
– Ты еще этого не сделал.
Джозеф ничего не сказал, только отвел глаза.
– Ты хочешь сказать мне, что открыл счет на имя Инес?
Он на мгновение поднял на нее глаза, прежде чем снова опустить взгляд себе под ноги.
– Джозеф, где ты нашел деньги?
– Взял те, которые должны были пойти на заплыв Флоренс, и больше ни цента.
Эстер почувствовала подступающую тошноту.
– Сколько?
– Тысяча двести долларов.
Она схватилась за латунное изножье кровати Флоренс, чтобы удержать равновесие.
– Ты положил тысячу двести долларов на счет на ее имя?
Джозеф только кивнул.
– И что будет с деньгами, если они так и не выберутся из Германии? Ты можешь получить их обратно?
– Бенефициар сможет наследовать после их смерти.
– И бенефициар…
Джозеф посмотрел ей прямо в глаза.
– Анна, – тихо закончила Эстер. Все возвращалось к Анне. Анна могла уже полностью занять жизнь Флоренс.
– Мне показалось это правильным. Если они не выберутся, у Анны не будет финансовой поддержки. Если она останется в США.
– Поддержки? А как насчет Фанни? Ей не нужна финансовая поддержка? А Гусси? Ты о них вообще подумал?
– Я постоянно думаю о них.
– Если бы ты спросил меня, я могла бы предложить закрыть этими деньгами счет Айзека за больницу или простить ему тот проклятый заем. Дать нашей дочери шанс начать жизнь с нуля.
– Ты думаешь, деньги – единственное, что нужно Фанни, чтобы начать жизнь с нуля?
Они нечасто обсуждали свою неприязнь к зятю. О чем здесь говорить? Что им не стоило молчать, что они должны были требовать большего для старшей дочери? Что они позволили иудейству Айзека застить его другие – менее желанные – черты?
Так вот каково было стареть. В конечном итоге вес старых неправильных решений так сильно тянул к земле, что ты едва мог двигаться.
– Когда арендаторы съедут, – начала Эстер, – возможно, мне стоит вернуться в дом одной.
Джозеф ничего не отвечал, только кивал жестом настолько монотонным, что Эстер захотелось преодолеть разделяющее их пространство и схватить его лицо обеими руками, только бы остановить его.
– Нам же обоим не нравится оставлять эту квартиру пустой, – сказала она.
Джозеф не поднял ее на смех и не стал умолять. Единственное, что он произнес, когда смог посмотреть ей в глаза, было ее имя.
– Эстер, – позвала Анна с другой стороны приоткрытой двери в спальню. – Вы здесь?
Эстер промокнула глаза, а Джозеф поправил воротник.
– Вы вернулись? – спросила она, когда Анна открыла дверь.
– Простите, что помешала. – Анна перевела глаза с Эстер на Джозефа и на груду одежды поверх покрывала.
– Мы разбирали вещи Флоренс, – объяснила Эстер. Нижний ящик комода Анны все еще был открыт, и Эстер заволновалась, не обратила ли Анна внимание на то, что кто-то рылся в ее бумагах. – Где Гусси?
– В своей комнате.
– Как заплыв?
– Все прошло хорошо. – Анна кинула быстрый взгляд на открытый ящик, а затем на Джозефа, который казался глубоко погруженным в свои мысли. – Я должна вам обоим сказать кое-что.
Джозеф поднял глаза с чулок, которые держал в руках.
– На церемонии награждения, после заплыва, они объявили минуту молчания в память о Флоренс.
Эстер моргнула раз, другой, пытаясь осознать слова Анны.
– Минуту молчания?
Та кивнула.
– Ты слышал это, Джозеф? – спросила Эстер мужа, но он не ответил, только начал массировать указательным и большим пальцем нахмуренные от тревоги брови. Сейчас было не время обсуждать Анну, иммиграцию Инес и Пауля или кто где останется жить в конце лета. – Джозеф, – повторила она, – что нам делать?
Фанни
Фанни резко села в кровати. Одной рукой она схватилась за живот, другой вцепилась в матрас.
– Сестра! – закричала она в темноту своей палаты. – Сестра!
Это ощущение совсем не походило на маленькие болезненные щипки, которые преследовали ее последние несколько недель.
– Если вы смените позу, и все пройдет, – недавно объяснил ей доктор Розенталь, – значит, у вас всего лишь схватки Брэкстона-Хикса и волноваться не о чем.
– Разве не типично, что состояние женского здоровья называют мужским именем? – сказала она сквозь сжатые зубы, перекатываясь на другой бок.
Теперь накатила такая боль, что она едва помнила собственное имя, что уж говорить о чужих. Будто на бедра ей положили железную наковальню. Она могла только пытаться дышать.
Фанни немного помнила о своих предыдущих родах. Гусси родилась давно, и Фанни тогда была такой молодой, а еще такой наивной. Она считала, что тело само сделает все положенное в нужный момент – и все так и случилось. А Хирам пришел так рано, что не было никаких ложных схваток, только настоящие, со всей их болью физической и сердечной.
Спазмы ослабли, и Фанни отпустила матрас. Она подумала было взглянуть на часы, но не смогла рассмотреть циферблат.
Из сестринской доносился шум радио.
– Сестра! – снова попробовала крикнуть она, на этот раз громче.
Когда Дороти появилась в дверях, пришла следующая схватка. Боль прострелила спину до живота.
– Кажется, началось, – попыталась сказать она, но до конца предложение выдавить не получилось.
– Похоже на то. Насколько частые схватки?
– Я не знаю. Пока было несколько.
Дороти выглянула обратно в холл.
– Эй, Хелен! Позови-ка доктора Розенталя. Похоже, Фанни готова.