Как мог человек, у которого было так много, думать, что у него ничего нет? Глядя на Айзека, Джозеф вдруг представил жизнь Фанни до самого конца. Она могла на полвека пережить сестру, но ее всегда будет тянуть ко дну муж, недовольный собственным существованием, а заодно и ее. Если Джозеф ничего не сделает, Фанни тоже утонет, хоть и гораздо медленней.
Он быстро прикинул цифры. Айзек выплачивал заем почти пять лет, что значит, на счету, который Джозеф открыл в Набережном национальном банке, накопилась почти тысяча долларов. За все годы, что Айзек платил ему, Джозефу ни разу не пришло в голову простить зятю долг. Он считал деньги на счету принадлежащими Фанни и представлял, что однажды вернет их ей наследством или даже чем-то более вещественным, чтобы увидеть ее радость. Он мечтал о том, что поможет им купить дом или отправить Гусси в колледж. Главное, всегда думал он, чтобы найти что-то, что Айзек не сможет испортить, разменять или утащить у Фанни из-под носа. Что-то, что сразу улучшит жизнь дочери. А что, если для этого нужно было просто избавить ее от Айзека?
– На счету в Набережном национальном банке лежит тысяча долларов, – сказал Джозеф.
Айзек бросил на него быстрый взгляд.
– И вы мне ее отдадите?
– С рядом условий.
Айзек ничего не сказал, просто выпрямился на стуле. Джозеф знал, что он внимательно слушает. Он правда готов был это предложить?
– Уезжай из города.
– Вы хотите, чтобы мы переехали?
– Только ты, – сказал Джозеф. Затем он задержал дыхание.
Возможно, Айзек засмеялся бы в ответ и передал его предложение Фанни при первой же возможности. Сегодня? Завтра? После рождения ребенка? В любом из этих случаев Джозеф неизбежно лишился бы оставшейся дочери. И Гусси. Что Фанни подумала бы о нем, узнай она, как он безуспешно пытался подкупить ее мужа? Других родителей могли обвинять в том, что они вмешиваются в жизнь детей, но это было нечто большее.
– Навсегда?
Джозеф не услышал вопроса, так он переживал, что совершил величайшую ошибку в своей жизни.
– Хмм?
– Вы хотите, чтобы я исчез навсегда?
Возможно, лучше было не отвечать на этот вопрос напрямую.
– Айзек, когда я смотрю на тебя, я вижу человека, который жаждет другой жизни.
– Какой человек не просыпается время от времени, мечтая о другой жизни?
– Я.
– Даже сейчас? – спросил Айзек, широким жестом обводя больничный покой. – После этого лета? Нет вещей, которые вы бы изменили?
– Конечно, есть, – ответил Джозеф. – Но даже в день, когда я хоронил Флоренс, я был благодарен за каждый из дней, что предшествовали ему.
– И вы думаете, что я по-другому устроен?
– Я думаю, что есть мужчины, которым не подходит семейная жизнь. – Джозеф не хотел оскорблять Айзека, наоборот, хотел подольстить ему. Поэтому он добавил: – Особенно мужчины, которые видели мир и интересуются бизнесом.
– Фанни может с вами не согласиться.
– Может, – сказал Джозеф. – Вот почему я надеюсь, что этот разговор останется между нами.
Айзек снова посмотрел на него. Они оба понимали, что Джозеф только что сдал ему серьезный козырь.
– И куда я отправлюсь?
– Я не знаю. Обратно во Флориду?
– Может, мне не подходит работа в недвижимости.
– Я напишу хорошую рекомендацию, – сказал Джозеф. – Займись чем-нибудь другим.
– Тысяча мне недолго прослужит, если я не смогу найти работу.
Джозеф почувствовал проблеск надежды. Айзек не плюнул ему в лицо, не убежал жаловаться Фанни. Если он начал считать деньги, значит, задумался о его предложении.
– Я могу добавить еще.
– Сколько?
Какой же сукин сын. Айзек собирался согласиться, понял Джозеф. Может, не на то предложение, что он сделал, и, может, не этой ночью. Но в итоге они сойдутся на определенной сумме, и он уйдет. Фанни, Хирам, Гусси, новый ребенок. Айзек стряхнет их всех, как колючки, приставшие к штанине после долгой прогулки в лесу. Правильно ли поступал Джозеф? Его поступок не казался приятным, но наблюдать, как дочь тает в несчастливом браке, тоже не было приятно.
– Несколько тысяч. – Теперь Джозеф вытаскивал на свет собственные накопления, деньги, которыми мог помочь Инес и Паулю. Он хотел сказать Анне, что она может рассчитывать на его помощь, но слова Эстер звенели в ушах. «А как насчет Фанни? Ей не нужна финансовая поддержка?»
– И как это сработает? – спросил Айзек.
– Я дам тебе солидную сумму для начала. Сниму со счета и передам тебе. – Джозефу пришлось придумывать на ходу. Как он мог убедиться, что Айзек не заявится к Фанни через пять лет? – Затем я буду пересылать тебе деньги ежемесячно до конца моей жизни.
– А если вы умрете?
– Я напишу завещание. Удостоверюсь, что о тебе позаботятся.
Айзек потер глаза и уставился на Джозефа.
– И когда вы намереваетесь все это провернуть?
Джозеф посмотрел на часы.
– Банк не откроется еще около пяти часов. Отправляйся домой, отдохни и подумай, и если ты согласен, встретимся в десять.
– А ребенок?
– Подожди, если хочешь. Но, мне кажется, это все усложнит.
– Что усложнит? – спросила Эстер, заставляя обоих подпрыгнуть.
– Мы тебя не слышали, – сказал Джозеф, поднимаясь на ноги.
– Ты, должно быть, устал больше, чем думал, – сказала она, не отрывая глаз от Айзека, который остался сидеть. – Ты добрался, как вижу.
– Добрался.
Неприязнь Эстер к зятю кипела под ее кожей так бурно, что Джозеф только ее и мог видеть. Он хотел бы отвести ее в сторону, объяснить свой план, но он не мог рисковать. После рождения ребенка Фанни будет такой хрупкой – тем более когда узнает о Флоренс. Эстер может настоять на том, чтобы подождать, пока Фанни не встанет на ноги. Или, при свете дня, и вовсе оставить ее в покое.
– Никаких новостей? – спросил Джозеф.
Эстер покачала головой.
– Доктор настаивает, чтобы мы отправились домой. – Айзеку она сказала: – Кажется, я напрасно испортила тебе вечер.
– О, ничего страшного, – отозвался Айзек.
Эстер наклонила голову и сощурилась.
– Я не извинялась.
Господь всемогущий. Она могла испортить все, чего он только что достиг. Джозеф коснулся плеча Айзека и дружелюбно сжал его.
– Завтра?
Казалось, мыслями Айзек был очень далеко. Он дважды моргнул.
– Хм-м?
– Завтра. Мы договорились на десять.
– Что случится завтра в десять? – спросила Эстер.
Джозеф ей не ответил, он не отрывал твердого взгляда от Айзека.
– Я зайду в десять на квартиру, – сказал Айзек. – Я хотел бы увидеть Гусси.
От упоминания внучки у Джозефа подкосились ноги.
– Вполне возможно, что мы завтра будем здесь, – сказала Эстер.
Джозеф пытался прочитать намерения зятя на его лице. Неужели он недооценил Айзека? Был только один способ узнать это.
– Я подожду.
Айзек
К удивлению Айзека, даже после восьми лет брака все свои пожитки он смог уместить в один чемодан. В рассветных лучах солнца он упаковал одежду, хорошие туфли, помаду для волос и кисточку для бритья. Затем он обошел все комнаты в квартире, изучая содержимое шкафов, тумбочек и ящиков в поисках вещей, которые принадлежали ему, и только ему.
В тумбочке в спальне он нашел талит, который когда-то носил на службы. Цицит[35] на всех четырех углах был завязан рукой матери. Он сложил его в чемодан. В ящике на кухне он нашел старую открывашку, которую купил в дешевом магазине во Флориде. Вообще-то она была только его, не общая. Он взял ее, взвесил в руке и убрал обратно в ящик. Что, если Фанни понадобится открыть банку с сухим молоком или консервированным горошком для ребенка, но она не найдет открывашки?
В столовой Айзек достал старую обувную коробку из серванта. В ней они с Фанни держали важные бумаги, фотографии, письма, которые хотели сохранить. Он достал свое свидетельство о рождении и отложил в сторону, затем замер над банковской выпиской. О ней беспокоиться не имело смысла, – на счету все равно было пусто. Ближе ко дну коробки хранилась тонкая стопка писем, которые отец слал ему в те годы, что он жил в Уэст-Палм-Бич. Одно из них, написанное в гневе вскоре после того, как Айзек покинул Аллайанс, запрещало возвращаться. Теперь мысли об отце были невыносимы, так что он оставил письма на месте – между карточкой с прививками Гусси и распиской на получение платы за холодильник «Монитор Топ».
Когда он устроится на месте, то напишет отцу, вложит в письмо чек на сумму, которую он взял из зефирной жестянки. Расчет со стариком снимет камень с души, пусть и сопроводительное письмо будет непросто сочинить.
На самом дне коробки лежал портрет Фанни, Гусси и Айзека. Фанни сделала его в фотоателье Перски, когда Гусси было два или три годика. Она устала и отказывалась сидеть на месте, и фотокарточка от этого сильно пострадала. Фанни выглядела несчастной, а Гусси расплылась, похожая больше на пятно света, чем на маленькую девочку. Фотограф предложил переснять фотографию, и эта испорченная карточка оказалась на дне коробки – слишком драгоценная, чтобы выбросить, но слишком неудачная, чтобы вставлять в рамку. Айзек поднес фотографию к лицу, изучая собственное выражение лица. Он был не так угрюм, как Фанни, но настолько же отстранен. Он попытался вспомнить детали того дня. Они позавтракали вместе? Вышли на долгую прогулку? Были счастливы? Он начал было убирать фотографию обратно в коробку, но затем отложил в сторону.
Айзек знал, что одну бумагу он найти в коробке не сможет. Он попытался вспомнить, что сделал с ней. Он носил ее в кармане пиджака несколько недель, но затем, конечно, убрал. В коробку? В ящик? Куда? Он мысленно видел конверт с потрепанными уголками, почерк жены на нем. Он вернулся в спальню, проверил карманы пиджака, но ничего не нашел. Возможно, он оставил его в офисе. Он выглянул из окна спальни, выходившего на Атлантик-авеню. Мимо на велосипеде проехал разносчик газет. Айзек взглянул на часы. До встречи с Джозефом оставалось три часа. Еще было время.