Флоренция и Генуя — страница 10 из 31

Томмазо ди Джованни ди Симоне Кассаи по прозвищу Мазаччо


Позднейшие исследователи уверены, что Флоренция сама поднимала своих мастеров на такую высоту. Определенные требования предъявляли ее богатое культурное наследие, красота пейзажей, строгая архитектура, в которой уже обозначился будущий сакральный центр. Теперь это место, образованное площадями Сан-Джованни и Дуомо (Соборной), является историческим и геометрическим центром Флоренции. Именно здесь сходятся улицы и переулки, в различных ракурсах представляющие великолепные виды на баптистерий, дворец архиепископа, лоджии Бигалло, древний храм Сан-Лоренцо и, наконец, на шедевр архитектурного искусства – кафедральный собор Санта-Мария дель Фьоре с музеем и элегантной колокольней Джотто. Вряд ли найдется человек, в котором эти картины не пробудили бы ощущения причастности к высшей, воистину неземной красоте, нисколько не напоминающей то, в чем так несправедливо упрекали свой город средневековые проповедники.

Флорентийский содом

Во времена Данте Флоренция не была такой цветущей, тихой и умиротворенной, какой ее представляют наши современники. Средневековый город наводняли нищие, изувеченные на войне или в тюремных казематах калеки, попрошайки, в общем, всякий бездомный люд, промышлявший не только милостыней, но и занятиями более опасными, например воровством или хуже того – разбоем. Воры сновали по улицам и рынкам, с профессиональным проворством срезая кошельки с поясов почтенных граждан. Жестокие преследования ситуации не меняли, хотя редкому bandito удавалось избежать наказания.

При первой поимке мелкому воришке отрезали одно ухо, при повторной поимке он рисковал остаться без глаза, ступни, кисти руки, а при третьей – и вовсе без головы. Иногда мошенников отправляли на виселицу, и лишь в редких случаях им удавалось отделаться долгой отсидкой в каземате. Не меньшим злом считалась проституция – неотъемлемая часть бытия каждого италийского города еще со времен Римской империи. Бороться с ней пыталась только церковь, но, без поддержки светской части общества, безуспешно. Услугами дам легкого поведения охотно пользовались все, от ремесленников до герцогов. Тем не менее во Флоренции такие женщины не осаждали прохожих на улицах, а ждали клиентов в отведенных им кварталах за крепостной стеной, смиренно существуя под надзором стражи вдали от храмов, святых мест, дворцов и городских ворот. Куртизанке, впервые пойманной в черте города, грозила публичная порка на площади Синьории. Пойманная вторично, она попадала в руки палача, ставившего ослушнице клеймо на правую щеку.

На фресках Санта-Мария дель Фьоре увековечены как знаменитые горожане, так и простые флорентийцы


Почитание семьи и благоговейное отношение к браку никогда не мешали тосканцам отдаваться любовной страсти со всем пылом южной души. Редкий горожанин довольствовался только женой и хотя бы раз не участвовал в оргиях, которые здесь, как, впрочем, всегда и всюду, подлежали запрету. Подобное развлечение приравнивалось к шабашу и соответственно каралось. Расплатой за слишком веселое пиршество были конфискованное имущество, тюрьма, пытки и костер, причем в огне погибал не только человек, но и дом, где он согрешил. С чуть меньшей суровостью флорентийский закон относился к любителям однополой любви: таких лишали соответствующего органа, дабы грех не повторился, и секли плетью на той же площади Синьории. Наказанию подлежала не только преступная пара, но и организаторы встреч, а также родители, если те знали о происходящем и не доложили куда следует. Все уличенные в злодействе посредники, подобно ворам, оставались без руки или ноги. Однако никакие наказания, уговоры и пугающие проповеди не могли искоренить зло, что заставило святого отца Джорджио, современника Данте, произнести горестную фразу: «Флоренция превратилась в Содому».

Средневековая женщина, за редким исключением, относилась к существам низшего порядка и практически была вещью, необходимой для удовлетворения мужских желаний. «Исчадия зла», «ворота, ведущие в ад», чье появление на свет сопровождалось проклятьями, видели мало хорошего в жизни земной и не имели надежд на блаженство небесное. Нежеланные, плохо одетые и часто недокормленные флорентийки жили в полном подчинении у мужчин: отцы часто возвращались домой в течение дня, проверяя, чем заняты дочери, и так же поступали мужья. Считалось, что безделье – грех, но, судя по словам отца Джорджио, меньший, чем любовные страсти на стороне. В женской среде, в отличие от мужской, проявление эмоций считалось недопустимым, как и образованность. Только богатые дамы, оставшись вдовами, имели право обучаться грамоте и счету, необходимым для того, чтобы вести хозяйство.

Добродетельные матроны, скромные девушки из приличных семей отличались от уличных женщин и одеждой, и манерами. Приличной даме полагалось говорить редко, спокойно и, вопреки итальянской традиции, не сопровождать речь жестами. Тем не менее именно такие женщины – скромные, тихие, по сути, ничем не интересные – царили во флорентийской лирике, стоит лишь вспомнить музу Данте Беатриче, платоническую любовь Петрарки Лауру или Фьямметту, благодаря которой сумел познать женскую душу Джованни Боккаччо.

Автору всем известного «Декамерона» довелось родиться и жить в трудное для Флоренции время, когда коммуна сражалась с многочисленными врагами; главным из них был император Генрих VII, а остальными – вся италийская знать. Сын флорентийского купца и француженки, он не мечтал о богатстве, засыпал над торговыми книгами, проводя ночи за чтением Данте. Такое же отвращение юный Боккаччо испытывал и к праву, которое по настоянию отца изучал в Неаполе. Природа наградила его живым умом, любопытством, наблюдательностью, что, в отличие от домашних, оценило окружение короля Роберта Анжуйского – монарха-книжника, охотно привлекавшего таланты к своему блестящему двору. Результаты наблюдений юноша изложил в ранних, не совсем приятных для покровителя вещах, проникнутых неприязнью к монархам-гибеллинам, которые грозили отнять свободы, с таким трудом завоеванные гвельфами.

Джованни Боккаччо на фреске 1450 года


При дворе Роберта нашелся еще один, более интимный повод для сочинительства: Джованни воспылал любовью к незаконной дочери короля, красавице Марии Аквино, вошедшей в его творчество под именем Фьямметты. Назвав ее именем роман, Боккаччо первым из итальянских литераторов раскрыл миру тайны женской души. Та же тематика, но в иной форме, была представлена в сочинениях «Филострато», где изображались муки отвергнутого любовника, и «Любовное видение», где автор использовал дантовские аллегории.

Расставшись с легкомысленной Марией Аквино и ее добрым родителем, в 1340 году поэт покинул Неаполь с израненной душой, надеясь обрести исцеление в тиши родного города. Лечение состоялось даже при отсутствии покоя, ведь Флоренция приближалась к самому критическому периоду своей истории. Вскоре ей предстояло испытать тиранию герцога Афинского (приглашенного на временное приорство французского графа Готье де Бриенна) и связанные с ним бунты, жестокие разборки народа и знати. Далее последовал политический переворот, который, по обыкновению, сопровождался потоками крови. Затем мир потрясло банкротство Перуцци и Барди, к тому времени успевших поймать в денежную сеть почти все царские дома Европы.

Иллюстрация к одному из любовных романов Боккаччо, 1460


Боккаччо видел ужас «черной смерти» 1348 года, до того успев насладиться жизнью. Писательская слава вкупе с хорошим, то есть купеческим, происхождением обеспечила ему достойное место во флорентийском обществе. Он состоял в одном из старших цехов, а примкнув к гвельфам, стал выполнять дипломатические поручения. Будучи, как позже Макиавелли, убежденным республиканцем, писатель разработал учение о тираноборстве, которое можно охарактеризовать единственной однажды произнесенной им прилюдно фразой: «Нет жертвы более угодной Богу, чем кровь тирана». Однако борьба местных ремесленников не вызывала у Боккаччо никакого сочувствия, напротив, всякий раз, когда эта тема возникала в его новеллах, простолюдины представлялись с явной иронией, часто доходившей до откровенной насмешки.

Странно, что имя Боккаччо знакомо нашим современникам в основном по художественной литературе, большей частью тем, кого интересуют пикантные темы. Между тем этот человек, не имея академического образования, славился своей ученостью, подтверждением чему послужили труды на латыни: идиллическая лирика («De claris mulieribus») и политическое эссе («De casibus virorum illustrium») с заимствованными у Цицерона формулами. Римских классиков он знал хорошо, в отличие от философов-греков, хотя это в некотором роде было исправлено изучением греческого языка, не знакомого ни одному из его великих современников.

Произведение, которое вознесло Боккаччо на Олимп мировой литературы, представляет собой цикл новелл, объединенных одной темой – любовь в замкнутых рамках городской жизни. Для итальянской прозы «Декамерон» стал тем, чем в поэзии являлись «Божественная комедия» Данте и сонеты Петрарки. Поводом для его написания послужила… та самая страшная чума 1348 года. Впрочем, эпидемия явилась лишь фоном, а в качестве сюжета автор избрал рассказы юношей и девушек, сбежавших от заразы на загородную виллу и устроивших себе красивую жизнь – пир во время всеобщего бедствия. Каждая из 100 новелл вводит читателя в богатую событиями флорентийскую жизнь. Далекий от трагедии так же, как от комедии, «Декамерон» – это книга о любви, возвышенной и низменной, веселой и драматической, нежной и пошлой, всегда земной и неизменно побеждающей, раскрытой настолько ярко, что после Боккаччо флорентийцы уже не спорили, нужна ли она человеку или нет.

Покорив Европу, это произведение сильно повлияло и на самого Боккаччо, правда, совсем в другом направлении. В конце жизни, он поддался увещеваниям знакомого монаха и едва не ушел в монастырь, успев написать «Corbaccio» – сочинение мрачное, исполненное монашеского аскетизма и презрения к женщи