нии.
Потом с корабля было видно, как старший офицер с разведчиками выскочили на берег, окружили часовыми маячные постройки, порубили телефонные провода и даже, переусердствовавши, срубили телеграфный столб.
– Сразу видно, что Д. орудует! – рассмеялся командир. – Всегда переборщит!
Затем лейтенант Д. вошел с несколькими матросами в смотрительский дом, где его ожидали какие-то люди – должно быть сторожа, и скоро вышел оттуда. Видимо, на маяке красных не было. Шлюпка вернулась на корабль, и лейтенант Д. с бравым видом доложил командиру:
– Маячные служащие говорят, что красные два дня как выступили из Бердянска, а городские жители с нетерпением ждут белых.
– Все это хорошо, – обратился командир к Д., – но что это были за люди, которые только что перед вами прискакали из города, и почему вы их не взяли с собой?
– Это были маячные артельщики, ездившие в город за провизией. Они-то и сообщили последние новости, – доложил Д.
– Хорошо, можете идти, г. Ив., – произнес командир и вместе с тем недовольно буркнул себе под нос: – Хм, не очень-то им можно верить!
Теперь ничего не оставалось другого, как идти в гавань, – только там можно было удостовериться в правильности этих сведений. Однако это было весьма рискованно – можно было попасть в опасную западню.
После минутного колебания командир обратился к штурману:
– Ну что ж, И.И., рискнем! Ложитесь на курс в гавань!
Раздался звон машинного телеграфа, и «Салгир», осторожно обходя обычный фарватер, который мог быть загражден минами, направился в Бердянск.
Молодежь, спустившаяся с мостика в кают-компанию, уже полна надежд: город свободен!
– Погуляем на бережку, поедим по-человечески после дозорного поста, а может быть, и выпьем и закусим! – Такие речи раздавались в кают-компании.
М-в добавил:
– А не дурно было бы и потралить за женским полом! В прошлом году я тут видел прехорошеньких барышень!
Ревизор, тот определенно отдавал приказания артельщикам приготовиться с мешками идти на берег за провизией и рассчитывать на «курятинку».
Через полчаса «Салгир» уже приближался к гавани.
Встретившиеся на пути рыбаки также подтвердили, что город свободен от красных.
Вот уже отчетливо видны молы гавани и за ней город Бердянск, несколько возвышающийся над морем со своими церквами и жалкими остатками городского сада, вырубленного на дрова.
Все высыпали на палубу.
– Пробейте боевую тревогу! Пулеметы по бортам! – приказывает командир удивленному вахтенному начальнику Н. – В машине! Будьте готовы к полным ходам! – кричит он механику.
Раздалась тревога, и люди быстро разбежались по своим местам к пушкам и пулеметам. Орудия и пулеметы заряжены, замки приоткрыты.
– Малый ход! – слышится с мостика, и «Салгир» ловко, почти вплотную огибая мол, входит в гавань. – Посмотрите-ка на этих «жителей», какие у них рожи, – обратился командир к штурману. – Не очень-то радостно нас встречают! Всего-то пять человек на молу от всего Бердянска! А вон и купальни, в глубине гавани, видите, женщины и дети – прячутся от нас!
– Держи ухо востро, ребята! Поглядывай по сторонам! Вишь, за купальней-то штой-то не ладное! Вроде будто пулемет! Тут все могит быть! – наставлял Катков комендоров своей носовой пушки.
Корабль уже тихо, вплотную подходит к пристани.
– Обе стоп! Право на борт! Правая полный назад! Подать швартовы! – раздаются команды с мостика.
– Эй, вы, на берегу! Принимай концы! – крикнул боцман, бросая «легость» (мешочек с песком, к которому привязана тонкая веревка, за нее на берегу вытягивают толстый швартовый конец). Тотчас кормовой швартов был закреплен на пристани стоявшими «жителями».
Но в этот момент произошло нечто совсем неожиданное. Один из пяти встречавших «жителей» выхватил револьвер и дал три выстрела в воздух. В мгновение ока он был тут же застрелен его соседом, а остальные бросились прятаться за ближайшие предметы.
В то же время из трех углов маленькой гавани раздалась трескотня пулеметов и на «Салгир» посыпался град пуль. Положение сразу стало очень серьезным. Красные бьют в упор. Стоящие на мостике – командир, штурман и рулевой – как на ладони перед скрытыми пулеметами. Прислуга орудий также ничем не защищена. В один миг на мостике пробиты пулями машинный телеграф, нактоуз (деревянный постамент, на котором укреплен компас), дальномер и даже деревянный штурвал (рулевое колесо) в руках самого рулевого, а ходовая рубка (каюта на мостике для рулевого, в скверную погоду там стоит штурвал) вся изрешечена.
На корабле почувствовалось веяние смерти. Рулевой и штурман О. побледнели. Теперь все зависит от хладнокровия и находчивости командира. Все взоры невольно обращены на него.
– Боцман, руби швартовы! Открыть огонь по красным пулеметам – один за купальней, другой на конце южного мола, третий за пристанью! – раздалась громкая уверенная команда командира.
– Первая чуть выше купальни, вторая по концу мола, огонь! – командует М-в, и тотчас на всю гавань рявкнули пушки.
Два, три снаряда за купальню, один шестидюймовый по волнолому – и двух пулеметов не стало с порядочным куском мола. На их месте поднялось черное облако дыма и пыли. Приходится стрелять, не обращая внимания на женщин и детей. По третьему пулемету строчат два бортовых салгирских, и он скоро замолкает.
Между тем командир за эти минуты уже отвел корабль от пристани и благополучно направил «Салгир» к выходу из гавани. Обе машины работали полным задним ходом. В машине, где, как громовое эхо, отозвалась стрельба пушек, сам механик давал хода.
– Смотрите! Вот где мерзавцы! – кричит командир М-ву, указывая на прячущихся за старой шлюпкой «жителей», и сам идет на крыло мостика, выхватывает револьвер и разряжает его по провокаторам. Один из салгирских пулеметов быстро приканчивает их.
Вскоре корабль был уже на чистой воде вне гавани, но с берега с одной из церковных колоколен Бердянска все еще трещало по нему четыре пулемета. Не желая стрелять по церкви, командир не разрешил открывать огня. Вырвавшись из бердянской ловушки, «Салгир» сравнительно легко отделался. На нем было всего два человека легко раненных: артиллерийский боцманмат Катков да комендор Непокойчицкий. Это было удивительным счастьем, однако еще большим счастьем было то, что на мостике никто не был даже задет.
– Ну как, И.И., – обратился командир к штурману, у которого была пробита фуражка, – не всегда здесь одна «профанация». Бывает и война. Дайте-ка телеграмму в Керчь и штабу приморской группы войск, что Бердянск занят красными.
Впоследствии, когда Бердянск был прочно занят белыми, на «Салгире» узнали, что люди, встречавшие его в гавани, седоки брички, мчавшейся на маяк, и «рыбаки», встретившиеся по пути, – все они были провокаторами. Их адский план был сорван тем, кого они убили. Последний был офицером и служил по принуждению у большевиков. Красные предполагали пустить «Салгир» в гавань, зазвав под ложными предлогами командира и офицеров на берег, а во время их отсутствия напасть на корабль и захватить его. Это им не удалось благодаря проницательности командира и самоотверженности старого воина-офицера, сделавшего предупредительные выстрелы.
Вечная память этому неизвестному герою!
П. ВарнекДействия флота в северо-западном районе Черного моря в 1920 году461
Нельзя отрицать того, что десятимесячная оборона Крыма оказалась возможной лишь при условии господства в море белого флота. Благодаря флоту были перевезены в Крым десятки тысяч войск из Новороссийска, Туапсе, Сочи, Одессы, потом прорвавшиеся к морю через Кавказский хребет в Адлер и Грузию кубанцы генерала Фостикова и, наконец, 27 июля из Сулина – бригада генерала Бредова. Артиллерия флота позволила подошедшим в Крым слабым частям Добровольческой армии удержать перешейки. В дальнейшем флот произвел несколько армейских десантов, а его демонстрации у вражеских берегов оттягивали силы красных от главного фронта. Владея морем, флот обеспечивал спокойствие и безопасность крымских берегов и беспрепятственную доставку в Крым снабжения и продовольствия, которые почти полностью шли морским путем.
Господство на море ставило флоту главной задачей не допустить выхода в открытое море судов красных, что осуществилось, в частности, блокадой Одесско-Очаковского района. Для выполнения этой задачи силы флота были вполне достаточны: летом 1920 года они состояли из одного линейного корабля, одного крейсера, двух или трех вспомогательных крейсеров, трех больших и пяти старых эскадренных миноносцев, четырех подводных лодок, девяти канонерских лодок из оборудованных для этой цели пароходов и прочих мелких судов. Но после трех лет войны и революционной разрухи механизмы на кораблях были сильно изношены и ощущался большой недостаток в материальной части, пробелы, которые Севастопольский порт, разграбленный разными оккупантами, с его часто бастующими рабочими, не мог, не был в состоянии упразднить.
Не все было благополучно и с личным составом, где наблюдался недостаток в опытных обер-офицерах, и далеко не все корабли имели полный комплект кадровых офицеров. Многие из морских офицеров находились в армии, где служили, в частности, на бронепоездах, иные стремились уклониться от службы на импровизированных военных судах, разных «болиндерах», буксирах и «каках», как в шутку называли канонерские лодки, обозначенные литерой «К». Для пополнения офицерского состава был учрежден Корпус корабельных офицеров (ККО), состоявший из кондукторов, обладавших хорошими знаниями по своей специальности, из офицеров военного времени, из прапорщиков флота, из переводимых на флот сухопутных офицеров и даже кадет Морского корпуса. Некоторые из них не имели никакого опыта в морской службе. Командиры кораблей имели чрезвычайно пестрый состав. Матросов старого флота, за исключением части команды эскадренного миноносца «Дерзкий», было самое ограниченное количество. Экипаж давал лишь новобранцев, которых надо было обучать на кораблях, но матроса, и тем более специалиста, нельзя создать за один год. Надо, впрочем, сказать, что «охотники флота» из учащейся молодежи приморских городов, которых было немало на действующих кораблях, благодаря своей культуре и свойственному молодежи энтузиазму довольно быстро изучили палубные, главным образом, специальности. Но они все не были привычны к тяжелой физической работе. Практики было недостаточно, так как обстановка не давала времени на планомерное обучение специалистов, и первая же стрельба была обычно уже боевой. Особенно трудно было с машинными командами, обслуживавшими сложные и хрупкие механизмы боевых кораблей, и офицерам инженерам-механикам пришлось немало трудиться и иногда самим браться за кочегарную лопату. Все же к лету 1920 года на некоторых кораблях, плававших в боевой обстановке уже целый год, как, например, на «Генерале Корнилове», «Дерзком» (на который перешла команда «Поспешного»), «Жарком», «Тюлене» и некоторых других команды накопили достаточный опыт.