Пройдя около 15 часов Сарыч, я встретил свежий NOst, который постепенно усиливался и к вечеру достиг силы шторма.
(На «Алмазе» погрузка угля производится, как на многих яхтах, через порты, проделанные в борту. Все резиновые прокладки, за неимением таковых в порту, были заменены жгутами из пакли. При сильном волнении вода проникала в угольные ямы, а оттуда – в кочегарки. Помпы для выкачивания воды были забиты углем и не действовали. Крейсер получил крен на левый борт.)
Пришлось изменить курс и зайти в Ялту. На переход в 17 миль я потратил более 5 часов, так как кочегары укачались и пар сел до 40–50 фунтов.
(25 сентября/8 октября утром я пришел в Ялту и стал сначала на якорь на рейде. Волнение было сильное, и пришлось отдать два якоря. Под вечер я вошел в гавань Ялты и ошвартовался у мола. Дни 25-го и 26 сентября, после отдыха, данного машинной команде, были потрачены на очистку кочегарок от угля и приведение в порядок помп.)
27 сентября/10 октября, утром, снялся со швартовов и вышел по назначению. На следующее утро, подходя к Сочи, я был обстрелян неприятельской батареей, стоявшей в группе деревьев, направо от гостиницы «Ривиера», на пригорке, на правом берегу речки Соча-пста, кабельтовых в двух от берега моря. Стреляло, по-видимому, два орудия, одно – калибром около пяти дюймов, другое – меньше.
Неприятель стрелял на очень больших недолетах, и дальность была выше дальности моих пушек, почему огонь не открывал. Имея в виду, что Адлер может быть оставлен нашими войсками, я подходил к нему с осторожностью.
(Будучи кабельтовых в сорока от берега, я приказал сделать один выстрел в горы, где не было жилья, в расчете, что если Адлер занят большевиками, то они будут отвечать на мой огонь. Предположение мое оправдалось.)
Я был обстрелян неприятельской батареей калибром около пяти дюймов, стоявшей где-то в самом Адлере. Первое падение было с перелетом в несколько кабельтовых. Немедленно отвечал, причем неприятель весьма быстро прекратил стрельбу.
Я сделал три галса в расстоянии от 40–50 кабельтовых и выпустил 20 снарядов. Окончив перестрелку, я пошел вдоль нейтральной зоны, находящейся между селениями Веселым и Пиленковым, надеясь войти в связь с отрядом генерала Фостикова, и вскоре действительно заметил на берегу человека, подававшего мне сигналы ручным зеркалом и белым флажком.
В это время с севера подошла подводная лодка «Утка», пришедшая, как выяснилось, из Керчи, куда она должна была зайти из-за свежей погоды. Командир «Утки», старший лейтенант Монастырев, доложил, что он также был обстрелян неприятельской батареей в Сочи, причем отвечал и сделал восемь выстрелов. Я оставил на месте «Утку» с приказанием подобрать с темнотой человека, делавшего сигналы, а сам пошел к Гаграм, где ночью высадил полковника Улагая, который должен был узнать, где находится отряд генерала Фостикова, и сообщить ему о нашем прибытии и планах.
Прождав полковника Улагая до утра 29 сентября/12 октября, я вернулся без него к нейтральной зоне и узнал от снятого «Уткой» с берега офицера отряда генерала Фостикова, полковника Аиманского, что отряд принужден был вследствие отсутствия патронов перейти в нейтральную зону между Грузией и Советроссией и находится
сейчас верстах в пятнадцати от берега, в районе селений Сулева и Милегрипша.
Как я узнал впоследствии от начальника штаба генерала Фостикова, в эту самую ночь с 28-го на 29 сентября отряд покинул нейтральную зону и перешел на грузинскую территорию.
Посоветовавшись с бывшим на «Алмазе» генерал-майором Муравьевым, я составил следующий план действий:
1) Попытаться войти в связь с генералом Фостиковым через полковника Аиманского и передать ему приказание Главкома о погрузке.
2) Свезти на нейтральную зону 50 тысяч патронов и спрятать их временно в кустах у берега. Полковник Аиманский должен был организовать их доставку генералу Фостикову.
3) Для подбодрения нашего отряда и устрашения большевиков обстрелять еще раз Адлер (расположение батареи).
Я рассчитывал, что, получив патроны и имея поддержку флота, отряд наш сможет выбить снова большевиков из Адлера и обеспечит этим себе необходимое для посадки на суда место.
В течение дня 29 сентября/12 октября подошли с моря транспорты «Дон», «Крым» с болиндером, п/х «Аскольд» и буксир «Доброволец». Всем судам приказал держаться на West, в 10 милях от Адлера, по возможности – с застопоренными машинами, дабы не тратить уголь. Вечером того же дня обстрелял Адлер. «Алмаз» сделал 20 выстрелов, «Утка» – два. Неприятель не отвечал.
С темнотой послал полковника Аиманского на берег. К сожалению, патроны в этот день выкинуть не удалось, так как сильно засвежело, и полковник Аиманский отправился только с письмом к генералу Фостикову.
В ночь с 29-го на 30 сентября сильным течением корабли были отнесены на 27 миль к NW. Утром снова начали собираться к месту рандеву, причем, когда я проходил мимо Сочи, батарея снова открыла огонь. Расстояние было около семидесяти кабельтовых, батарея стреляла с большими недолетами, и я решил не отвечать.
Днем, при очень тихой и ясной погоде, неприятельский самолет сбросил на нас три бомбы большого калибра, но вреда не причинил. Вечером того же дня, 30 сентября/13 октября, я снова послал шлюпку на буксире «Доброволец» к нейтральной зоне с целью выкинуть патроны на берег. Наблюдение за операцией было поручено командиру «Утки», который все время, по моему приказанию, держался против нейтральной зоны. К сожалению, было очень темно, «Доброволец» «Утки» не нашел и выполнил поручение самостоятельно.
Не имея прочной связи с берегом, я рисковал, конечно, что патроны эти попадут вместо нашего отряда грузинам, что в действительности и произошло, но я считал необходимым пойти на этот риск, так как без патронов отряд генерала Фостикова ничего предпринять не мог.
Как потом оказалось, «Утка» отошла от берега раньше подхода шлюпки и взяла бывшего на берегу офицера отряда генерала Фостикова, полковника Шевченко, который должен был передать мне предписание генерала Фостикова. Полковник Шевченко прибыл ко мне только утром и передал предписание от 30 сентября за № 281, в котором генерал Фостиков извещал меня об интернировании отряда в Грузии и приказал отправить транспорты к Гаграм.
«Дон», «Крым» с болиндером, «Аскольд» и «Доброволец» были в это время уже туда направлены, так как командир «Утки» заранее известил меня об этом по радио. То же самое я сделал и с подошедшим к этому времени транспортом «Ялта». Сам я подошел к Гаграм к полудню 1/14 октября.
Генерал Фостиков был в это время уже на «Доне». Он перешел оттуда ко мне и приказал отвести суда от берега, так как вопрос посадки еще не решен, а присутствие у Гагр судов нервирует грузин. Назначив рандеву на West, в 15 милях от Пицундского маяка, который регулярно освещался, я отошел с судами от берега. По совещании с генералом Фостиковым было решено послать с темнотой к месту стоянки его отряда транспорты, болиндер и шлюпки с «Алмаза» и попытаться произвести посадку на суда. «Утке» было приказано обстрелять для демонстрации расположение большевиков между селом Веселым и Адлером.
Транспорты подошли к месту посадки (между Гаграми и Пицундой, на правом берегу реки Бзыби, у имения Игумнова) около полуночи. Немногочисленная грузинская стража была подкуплена различными подарками, и погрузка началась. Ночью засвежело, и до рассвета удалось погрузить на «Дон» только 1300 человек. Катер с «Алмаза» выбросило волной на берег, и его сняли только утром, когда стихло.
С рассветом явился из Гагр грузинский комендант, бывший полковник русской службы Сумбатов, и категорически запретил дальнейшую погрузку, причем держал себя, по докладу очевидцев, до крайности нагло. По приказанию генерала Фостикова суда отошли от берега к месту рандеву, и он прибыл на «Алмаз». На берегу в это время оставалось около 4500 человек и 800 лошадей. Остальные лошади были, по большей части, проданы или обменены на провизию, так как грузины не позволяли нам ни свозить провизию на берег, ни грузить людей на суда, сами же, конечно, их не кормили, и положение отряда было самое бедственное. Мне говорили, что были случаи обмена лошади на два хлеба.
По совещании с генералом Фостиковым было решено попытаться повторить ту же операцию и в следующую ночь, то есть со 2/15 на 3/16 октября, причем погрузить на болиндер некоторое количество провизии и, если погрузка не удастся, то хотя бы скинуть эту провизию на берег для питания отряда, который положительно голодает. Эта попытка посадки на суда должна была быть последней. Если она не удастся, генерал Фостиков приказал с судами уходить в Севастополь, так как наше присутствие раздражает грузин и, ничему не помогая, может лишь ухудшить положение отряда. Сам генерал Фостиков в таком случае останется с отрядом и разделит его участь.
Ввиду того что по пункту пятому мирного договора между Грузией и Советроссией грузины обязаны были выдать отряд большевикам, генерал Фостиков предполагал попробовать распылиться по этой стране и снова собраться через десять дней в районе Нового Афона, куда к этому времени просил выслать транспорты. Одновременно генерал Фостиков дал мне для передачи Главнокомандующему телеграмму с просьбой о помощи. Радио это удалось передать лишь днем 3/16 октября.
Вечером 2/15 октября транспорты, за исключением «Крыма», который остался при мне, пошли снова к берегу, но грузины выставили усиленную охрану и не позволили не только грузить на суда людей, но даже и подать провизию на берег. Мой офицер, бывший на баркасе у места предполагаемой посадки, вернулся около 11 часов утра 3/16 октября на крейсер и доложил мне, что генерал Фостиков приказал, если я не имею новых распоряжений от Главкома, то действовать так, как было условлено накануне, то есть уходить в Севастополь, но добавил, что он попытается еще раз уговорить грузин дать разрешение на выгрузку провизии для отряда.
Ввиду этого я отправил в Севастополь лишь ненужные мне больше «Крым» и «Аскольд» (если бы удалось грузить лошадей, я смог бы погрузить их на «Ялту», специально для этого оборудованную, и на «Дон») и вечером 3/16 октября снова послал «Ялту», болиндер с провизией и «Добровольца» к берегу, придав им для связи со мною «Утку». До этого случая я к месту посадки боевые суда не посылал, чтобы не нарушать нейтралитета.