— Достаточно. Даже предположить не мог, что в наши дни человек, известный в образе юродивого, способен хранить в своей биографии столько тайн.
— Случается, господин майор, случается. Поскольку уходить за море я отказался, то вместе с группой других офицеров разведки и контрразведки был оставлен для подрывной работы в тылу красных. По существу, законсервирован на территории Совдепии до лучших времен, выполняя приказ: укорениться, выжить, ждать дальнейших приказаний. О повышении до чина штабс-капитана узнал уже после завершения Гражданской войны — от связного, прибывшего из Одессы и получившего сообщение из-за рубежа.
— Долгое время там существовал канал, хорошо налаженный с помощью моряков дальнего плавания, — понимающе кивнул Гайдук. — Однако новых приказаний относительно вашей деятельности, господин штабс-капитан, так и не последовало.
— Заключительная часть приказа гласила: «До поступления нового приказа, действовать, сообразуясь с обстановкой». Её-то связник и подтвердил.
— С какой стати столько подробностей?
— Чем меньше останется тайн, тем больше мы станем доверять друг другу. Разве не так?
— Рассчитываете, что я присоединюсь к отрядам белогвардейских повстанцев?
— Вскоре вы откроете для себя, что мы, русские, наконец-то перестали делить свой народ на «белых» и «красных». И что у нас одна цель — свободная демократическая Россия. Помянете мое слово: рано или поздно над Спасской башней Кремля снова взовьется трехцветное национальное знамя России — именно то, под которым шли в бой полки Белой гвардии. А на гербе новой России появится двуглавый имперский орел.
— Стоит ли загадывать… — произнес майор, уже направляясь к машине. — Тем более — сейчас, когда у порога германская орда?
— Сам понимаю, что не время дискутировать. Что же касается нашего ухода из города… Как я понимаю, на истребление Вегерова и его подчиненных вы не решились?
— Из принципиальных соображений.
— Даже учитывая, что из этих же соображений старший лейтенант хоть сейчас готов отправить вас на тот свет, — не спросил, а бесстрастно констатировал штабс-капитан. — В таком случае, садитесь в машину и заезжайте за Серафимой Гайдук.
— Почему именно за… Серафимой?
— Какой ответ вы надеетесь услышать от меня, господин майор?
— Понятно, — вздохнул Гайдук, уясняя для себя, что даже, казалось бы, совершенно тайные отношения между ним и женой двоюродного брата Николая для штабс-капитана Гурьки тайной не являются.
— Кстати, мужа ее призвали, — не стал вдаваться в излишние объяснения и сам «юродивый». — В звании старшего лейтенанта он теперь возглавляет ветеринарную службу при штабе кавалерийской дивизии и находится далеко от Степногорска. Так что позаботиться о ней больше некому, а оставлять ее в тылу — нельзя.
— План принимается.
— Я тем временем подготовлю к уходу нашу дражайшую Бонапартшу. Мой походный чемоданчик уже у нее. Уверен, что вы подъедете к ее дому. Под ваше «слово офицера».
— Считайте, что оно сказано.
— Поскольку ночью здесь уже будет вражеский десант, до темноты мы должны оказаться в районе Ингульца. Только тогда сумеем вырваться из смыкающегося кольца окружения. Наша основная задача — как можно скорее переправиться на левый берег Днепра, где сейчас готовится очередной рубеж обороны. Дальше — исходя из обстановки. Скорее всего, мы с госпожой де Жерми направимся в сторону Дона.
— То есть опять на Дон… — понимающе кивнул Гайдук, имея в виду, что именно туда уходили тысячи бывших царских офицеров, готовясь к формированию Белой гвардии. Он произнес это, уже стоя на подножке грузовика.
— Надеюсь, мой «белый» военный билет и справка из психбольницы, полученная не без вашей помощи, все еще не утратили своей силы, — вполголоса молвил Гурий. — Даже в военное время.
— Однако оставляю за собой право задать вам еще несколько вопросов, господин Смолевский. Уже сугубо из любопытства.
— Во имя укрепления доверия, — деликатно уточнил штабс-капитан.
31
Помогая Евдокимке переоблачаться, сестра-хозяйка, выступавшая здесь и в роли каптенармуса, не могла нарадоваться: «Вот что значит настоящая казачка! Вот что значит “девка в теле”. Еще “теластее” будешь, нежели Корнева. Ну вот, и юбка, будто на тебя шита. И гимнастерка… Ничего-ничего, чуточку приталим, на два пальца укоротим. Главное, сапоги на ходу терять не будешь. Всех прочих женщин обмундировывать — одно сплошное наказание. Но ты-то… ты — настоящая фронтовичка».
— А, по-моему, все какое-то мешковатое.
— Ну, тоже мне претензии! Это ж не на заказ у модного модельера шито. Поносишь, привыкнешь…
Когда минут через двадцать они снова появились на крыльце, эскулап-капитан, дежурный врач Онищенко и Корнева как раз провожали четыре выделенных командиром дивизии крытых грузовика, на которых раненых увозили в тыловой госпиталь за Ингулец. Это было началом эвакуации всей медсанчасти.
— Если я верно понял, о твоей «солдатчине» мать еще не знает? — обратился капитан к Евдокимке, как только госпитальная колонна покинула территорию госпиталя.
— Ничего, я напишу ей об этом в письме, — легкомысленно заверила его курсистка.
— Интересно, куда ты собираешься ей писать, если дня через два здесь уже будут фрицы?
— Тоже правда, — с тем же легкомыслием признала его правоту Евдокимка. В эти минуты ее больше волновало мнение Корневой и мужчин о ее фронтовом одеянии, нежели переживания матери.
— Тебе хватит ночи для марш-броска домой, а также на солдатские сборы и прощание?
— Вполне. Недалеко отсюда, у знакомых, я оставила свой велосипед.
— В таком случае, не будем разводить бузу, — вскинул капитан руку с часами. — Кстати, смотайся в училище, постарайся взять справку о том, что ты училась в нем и проходила медподготовку. Пригодится. Не позже восьми ноль-ноль утра явиться в госпиталь и доложить!
— Хорошо, ровно в восемь утра, как сказано…
— Не «хорошо», а «есть!», — с упреком прервал ее начальник госпиталя. — И не «как сказано», а «как приказано».
— Учту. Скажите, оружие мне положено?
Капитан и Корнева заинтригованно как-то переглянулись.
— Может, тебе еще и пушку-сорокапятку вручить? — на ходу бросил невропатолог Онищенко.
— Лучше бы пистолет или карабин, — вполне серьезно уточнила курсистка.
— Так ты что, и стрелять умеешь?! — удивленно вскинула брови Корнева.
— Если товарищ капитан рискнет доверить мне свое оружие — продемонстрирую на стволе ближайшего дерева.
— Не рискну, — мгновенно отреагировал капитан. — Меня же первого и застрелишь.
— Не-е-ет. Это случится, только когда в руки оружие возьму я, — пообещала медсестра. — Вот тогда уж можете не сомневаться.
— Не разводи бузу, Корнева, — решительно покачал головой капитан. — Не доводи до уставного греха.
— До «уставного греха» — это как? Неужели существует еще и такой грех?
— Кстати, — проигнорировал ее начальник госпиталя, обращаясь к Евдокимке, — подполковник Гребенин только что звонил, судьбой твоей интересовался. Причем так придирчиво интересовался… Ты что, давно знакома с ним?
Степная Воительница замялась лишь на несколько мгновений, ровно настолько, чтобы скрыть свое удивление. Вот уж чего она не ожидала, так это звонка начальника штаба.
— Кажется, я вам уже говорила, что мой отец — старший лейтенант и служит при штабе дивизии?
— Кажется.
— Так вот, майор Гребенин — его двоюродный брат, а значит, мой дядя.
— Что ж ты молчала об этом? — стушевался капитан.
— Разве сам Гребенин не сообщил?
— Значит, еще сообщит, — подыграла ей Корнева. — Так что лучше сразу же наделите ее пистолетом, а то влетит вам, товарищ капитан. Может, даже в звании понизят.
— Опять ты свою бузу мерзопакостную затеваешь, Корнева?
— Кроме того, что подполковник интересовался, как я устроилась, — перебила их курсистка, — он еще что-нибудь сказал?
— Вызова в штаб не было, это точно.
«А жаль, мог бы и вызвать», — про себя отметила Евдокимка. Знал бы этот эскулап-капитан, как ей хотелось сейчас увидеть Гребенина! Просто взглянуть на него, хотя бы издали. Но девушка понимала, что задавать какие-либо наводящие вопросы по поводу начальника штаба было бы нетактично.
— Извините, уходит мое время, — поспешила она к воротам.
— Эй, товарищ капитан! У нас там, в кладовке, в углу карабин кавалерийский пылится, — всерьез восприняла ее просьбу сестра-хозяйка, заставив Евдокимку тут же остановиться. — От конника с оторванной ногой, что на операционном столе умер, остался. Короткий такой. Думаю, в самый раз будет; не то, что винтовка.
— Из такого, кавалерийского, я уже стреляла, — оживилась курсистка. — Неси его. Лучше пойдем вместе.
— Правильно. Теперь, когда все мужское сословие на пальбе помешалось, — поддержала ее Игнатьевна, пока они приближались к кладовке, — нам, бабам, тоже не грех вооружиться.
— Ну и зачем тебе оружие? — сурово поинтересовался капитан, когда, вернувшись во двор вместе с карабином, точно таким же, на каком обучал Евдокимку военному делу старшина Разлётов, сестра-хозяйка протерла его тряпочкой и торжественно передала девушке.
Евдокимка быстро проверила затвор, заглянула в ствол, определив, что его нужно бы почистить и смазать; убедилась в том, что магазин наполнен патронами. И лишь после этого, дав понять удивленным эскулапам, что оружие для нее — не в диковинку, ответила:
— Вдруг немцы прорвутся.
— Ну, теперь-то они вряд ли прорвутся, — заметила Корнева.
— Или десант выбросят, — курсистка демонстративно перебросила перед собой карабин из руки в руку, точно так же, как это делал эскадронный старшина. В руках этой рослой, крепкой девушки оружие вовсе не выглядело таким тяжелым и бесполезным, каким оно обычно предстает в руках многих других женщин. — А то еще на диверсанта немецкого наткнусь, к его несчастью.
— Какой десант, какие диверсанты в этом городке? — опять возник на крыльце лейтенант Онищенко, и только сейчас Евдокимка обратила внимание, что он без портупеи, а значит, и без оружия.