олько повернуть рубильник. Бункеры были расположены так хитро и с умом, что, случись этот взрыв, тонны отравляющих веществ накрыли бы весь Кенигсберг, так что не только на территории разгромленного города, но даже в его окрестностях не осталось бы ничего живого. Рассказывали, что тогдашний советский комендант Кенигсберга поседел за одну ночь, узнав, какая страшная химическая мина была заложена под городом фактически на боевом взводе почти целый год после окончания войны. Почему немцы не взорвали эту свою мину, так и не было выяснено. Возможно, попросту не успели, были заняты эвакуацией. А может быть, немецкий офицер, который должен был повернуть рубильник, ужаснулся масштабам злодейства, которое ему предстоит совершить, и в последний момент отказался от этого. В суматохе поспешной эвакуации его начальству было просто не до того, чтобы строго проследить за выполнением приказа.
Но если разминировать страшный химический заряд оказалось сравнительно просто, хотя и жутко, то вопрос, что делать с таким несметным количеством ядовитой мерзости, как избавиться от нее, поставил седого коменданта Кенигсберга в тупик. Технологий по утилизации отравляющих веществ в те времена еще не существовало, они попросту еще не были разработаны, хранить бочки где-нибудь на территории одного из воинских складов не решились: время было смутное, повсюду действовали остатки фашистских диверсионных групп, всякие банды типа Вервольфа или «лесных братьев». Склад могли подорвать, не ведая, какое страшное бедствие это причинит всем. Решение вопроса о том, куда деть бочки с ОВ, стоило кое-кому в Москве не одной бессонной ночи.
При осмотре было замечено, что сделаны они из добротного листового цинка, который, как известно, практически не поддается коррозии ни в земле, ни в воде. Прочнейшим образом были запечатаны и горловины бочек. Поэтому в конце концов было принято решение погрузить бочки с отравляющими веществами в трюмы нескольких ненужных немецких барж, а баржи эти затопить подальше от берега в Балтийском море. Конечно, это решение было самым отчаянным и нелепым, которое только можно было придумать в то страшное время. Действительно, от диверсионных банд страшные бочки с ядом спрятали, но ведь море есть море, там может быть всякое. И заложить вот эти химические бомбы замедленного действия в самой оживленной части Балтики, можно сказать, в сердце Европы, было безумием, но подобного рода безумий совершалось много в те времена.
«Что ж, поляки и в самом деле придумали неплохую провокацию», – не без горькой иронии думал Полундра. Поднять его руками бочки с ипритом, а потом погубить его здесь, так, чтобы он не мог ничего рассказать… Он представил себе кричащие откровенным злорадством заголовки польских газет. «Российский военный флот разложился до предела». «Русский морской офицер инсценирует свою гибель только для того, чтобы заняться несанкционированным подъемом со дна моря бочек с затопленным когда-то давно ипритом». «Офицеры русских кораблей, прибывших на совместные с НАТО учения "Партнерство во имя мира", оказываются сплошь криминальными элементами и не прочь использовать свои полученные на службе профессиональные навыки для незаконного бизнеса». Да, черт возьми, это было все хорошо придумано! Непонятно только, зачем они устраивали всю эту комедию с погружениями, даже шантажировали его ради этого. Сами бы нашли эту баржу, сами бы вскрыли трюм, а как напоили его тогда, в ресторане, до бесчувственности, так и нацепили бы на него акваланг да и бросили бы бессознательного в трюме подыхать. Кто бы потом стал докапываться, сколько у него на самом деле алкоголя в крови! А они даже Наташку его вместе с ребенком похитили, только для того, чтобы вырвать у него согласие спуститься на эту баржу.
При мысли о жене и ребенке, что находятся где-то в руках бандитов, Полундре снова стало мучительно тяжело. Польские спецслужбы действовали совсем на манер бандитов, избивали его, пообещав жизнь и свободу, бросили теперь подыхать в этом трюме. Вполне возможно, они точно так же поступили и с его женой и сыном, подстроив их «естественную» смерть. А зачем им лишние живые свидетели? Грудь русского моряка сжало безумной тоской, когда он представил, что покуда он вот здесь сидит в этом стальном гробу и ждет своей гибели, его Наташка и Андрюшка уже мертвы, быть может, их безжизненные тела покоятся теперь где-нибудь под обрывом в обгорелом и искореженном остове сброшенного в пропасть автомобиля…
Внезапно Полундра почувствовал сильное головокружение, и у него на несколько мгновений потемнело в глазах. Он сразу же понял, что это значит: воздух для дыхания в баллонах был на исходе. «Стало быть, все кончено», – подумал он. Он проиграл в битве с коварным, не знающим пощады и не стесняющимся в средствах врагом, погубил себя и своих близких, ему теперь крышка. Полундра снова бессильно опустился на край торчащей из песка ипритовой бочки, расслабился. Стал рассеянно смотреть на тускло тлеющий в мутной воде зеленоватый свет химического фонаря. Полундра понимал, что это последнее, что он видит в своей жизни.
Полундра не знал, что в тот момент два польских водолаза, его охранники, все это время находились снаружи трюма и знали о бессильном буйстве своего пленника, как он пытался изнутри открыть люк в трюм. Впрочем, это их не занимало. Два водолаза с нетерпением смотрели наверх, где на поверхности моря виднелся корпус их судна с пришвартованным к нему вельботом, а неподалеку, на расстоянии нескольких метров от него, корпус какого-то небольшого военного корабля. Они поглядывали на часы, понимая, что, если вельбот не уйдет в ближайшие минуты, воздуха для дыхания в их баллонах останется минимальное количество, только для того, чтобы подняться наверх, соблюдая все правила декомпрессии, чтобы уберечься от страшной и мучительной кессонной болезни.
Однако вельбот не уходил, продолжал оставаться пришвартованным к борту. И тогда первый водолаз, считавшийся старшим в группе, кивнул второму, показал наверх, затем на часы, и второй водолаз его прекрасно понял. Оставив Полундру подыхать в трюме затонувшей баржи, оба польских водолаза, работая ластами, стали подниматься на поверхность, время от времени останавливаясь, чтобы адаптироваться к меняющемуся давлению воды. Когда до поверхности моря оставалось всего с десяток метров, вельбот вдруг отошел от борта их судна и направился в сторону российского сторожевика. Оба водолаза сразу же успокоились. Теперь их подъему на поверхность ничего не препятствовало.
Глава 31
Пресс-конференцию представителей командования Российского военно-морского флота решено было устроить в российском консульстве в Гданьске, самом надежном в отношении охраны от провокаций месте. На эту пресс-конференцию были приглашены все аккредитованные на маневрах НАТО – Россия «Партнерство во имя мира» журналисты, однако в последний момент с просьбой присутствовать там в российское консульство обратилось много других журналистов, так что небольшой конференц-зал был на момент начала пресс-конференции забит до отказа.
За длинным, накрытым зеленым сукном столом на небольшой сцене сидели русские морские офицеры, вице-адмирал Микляев, командир отряда кораблей Северного флота капитан первого ранга Колесниченко, командиры остальных судов, в том числе и гидрографического, капитан второго ранга Карамышев. Он, впрочем, сидел самым крайним в этой блестящей шеренге русских морских офицеров, и не посвященные в то, кто есть кто в Российском военном флоте, журналисты почти не обращали на него внимания.
На вопросы главным образом отвечал адмирал Микляев. Вопросы лишь поначалу касались самих учений – там рассказывать было особенно нечего, потому что, во-первых, они проходили исключительно успешно, а это означало, что все шло по плану и никаких нештатных ситуаций, о которых можно было бы поведать журналистам, не происходило, а во-вторых, сам этот план учений был засекречен, и рассказывать о нем тем более не полагалось. Вопросы журналистов очень быстро подошли к главной, всех волновавшей теме – загадочному исчезновению и предполагаемой гибели офицера одного из российских военных кораблей, старшего лейтенанта Сергея Павлова.
– У нас много претензий к польским властям по поводу расследования этого инцидента, – адмирал Микляев говорил медленно, вдумчиво, отчетливо выговаривая каждое слово. – Версия, которую они предоставляют нам, кажется крайне странной, запутанной, изобилующей белыми пятнами и сомнительными эпизодами. У нас серьезные претензии к тому, как было проведено следствие по поводу найденного в акватории Гданьского порта изрубленного винтами трупа неизвестного мужчины в форме офицера Российского военно-морского флота. В газетах была опубликована очень качественная, я бы даже сказал, душераздирающая фотография обрубка, и все вы могли видеть, что у этого обрубка нет ни конечностей, ни головы. Зато во внутреннем кармане кителя были обнаружены документы на имя старшего лейтенанта Российского ВМФ Сергея Павлова. Казалось бы, сам собой напрашивается вывод, что останки ему и принадлежат, тем более что после того рокового для него увольнения Сергей Павлов на судне больше не появлялся. Однако элементарные правовые нормы требуют, чтобы найденные останки были предъявлены родственникам, знакомым предполагаемого погибшего для опознания. Но как раз этого польской стороной сделано не было! – в голосе адмирала Микляева зазвучал металл. – На все требования командования отряда кораблей Российского ВМФ предоставить тело для опознания сослуживцам старшего лейтенанта Сергея Павлова от польской стороны был получен категорический отказ, причем объяснения этому отказу давались самые невразумительные и странные, если давались вообще! Российской стороне пришлось приложить массу усилий в дипломатическом отношении, чтобы добиться возможности визита в Гданьск жены исчезнувшего, предполагаемо погибшего Сергея Павлова для того, чтобы опознать тело ее мужа. И что же получилось? Жена Сергея Павлова, едва взглянув на предоставленное ей для опознания тело, категорически утверждает, что это не ее муж!