Отчаянная попытка японцев оказалась безрезультатной. Вернее, главной цели легкие крейсера все-таки достигли — «Асахи» и «Адзума» прорвались. Два самых ценных корабля эскадры уходили от преследователей, и шансов их догнать не осталось. Как практически не осталось и снарядов в погребах.
А обгорелые обломки, еще недавно бывшие боевыми кораблями, пошел добивать отряд Рейценштейна. Заняло это около получаса, после чего русские крейсера занялись спасением тонущих японских моряков. Целых шлюпок и катеров на бортах почти не осталось, поэтому пришлось вызвать на помощь миноносцы, у которых с этим дело обстояло получше. Всего удалось отобрать у пучины около полутораста жизней. Адмиралов среди спасенных не оказалось…
— Ну что, получили? — злобно и открыто ликовал Макаров, глядя, как «Баян», «Аскольд» и «Богатырь» затаптывают в волны остатки когда-то еще плавучего железа. — Хрен вам по всей морде, камикадзе драные!
— Кто? — ошалело посмотрел на командующего Молас.
Нет, начальник штаба не был удивлен эмоциональным выплеском командующего — понятно, что психологическое напряжение, которое он испытывал на протяжении вчерашнего и сегодняшнего сражений, требовало разрядки…
— Камикадзе, — пришел в себя Степан, поняв, что поторопился с термином, который еще неизвестен. — «Божественный ветер» по-японски. Они зачастую так называют идущих на верную смерть ради уничтожения противника.
«Отмазка», конечно, левая, но и Молас отнюдь не специалист по японской фразеологии…
— А что скажете вообще по поводу этой атаки, Михаил Павлович? — поспешил сменить тему Макаров.
— На мой взгляд — заранее обречена на провал. Даже если бы мы их и не избили бы на подходе до такой степени, то всегда могли бы отвернуть. Разве не так?
— Полностью согласен. А выводы?
— Не совсем понимаю вас, Степан Осипович. О каких выводах вы говорите?
— Зачем вообще современному боевому кораблю таран?
— Нууу… — удивленно посмотрел на своего начальника Молас. — Возможны ситуации…
— Которые не встретились ни разу на протяжении всей этой войны, — взял инициативу в свои руки Степан. — И ради такой непредставимой в современной войне возможности — ударить вражеский корабль тараном в борт отданы один-два узла скорости, которые этот самый таран забирает. Правильно?
— Неожиданное решение…
Степан поймал себя на том, что больше не слушает своего ближайшего помощника. Все сознание постепенно, но неумолимо заполняло активное нежелание продолжать разговор о плавающем и стреляющем железе. Разговор, который начал он сам. Хотелось говорить о чем угодно, кроме флотских проблем. О бабах, об особенностях налогообложения в Мексике, о сексопатологии членистоногих или способах ужения чехони в низовьях Волги…
И вообще… Он чувствовал себя выпитым до дна. Опустошенным. Именно сейчас, когда выполнил поставленную перед собой сверхзадачу. Русский флот не просто победил — разгромил своего противника…
— Знаете, Михаил Павлович, а давайте обсудим стратегические задачи отечественного судостроения позже.
— С удовольствием соглашаюсь с мнением вашего высокопревосходительства, — улыбнулся начштаба. — Честно говоря, не могу сейчас в достаточной мере сосредоточиться.
— Вот и славно. Эдуард Николаевич!
— Слушаю, Степан Осипович, — немедленно отозвался командир «Ретвизана».
— А распорядитесь-ка, чтобы нам с вами доставили на мостик бутылочку коньяку. С лимончиком, — широко улыбнулся адмирал. — Пожалуй, мы уже имеем право спрыснуть эту победу. Как считаете?
Эпилог
Высочайшая грамота
Нашему Адмиралу, Командующему Тихоокеанским флотом Макарову.
Истреблением японской эскадры в Желтом море вы украсили летопись Русского флота новой победой, которая навсегда останется памятной в морской истории.
Статут военного ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия указывает награду за ваш подвиг. Исполняя с истинной радостью постановление статута, жалуем Вас кавалером Святаго Георгия второй степени большого креста, пребывая к вам Императорскою милостию Нашею благосклонны.
На подлинной Собственною Его Императорского Величества рукою написано:
Николай
С-Петербург, 22 июля 1904 года
Подобной награды из моряков в последний раз удостаивался Нахимов за Синоп. Полвека назад. Но теперь победа была и посерьезнее, и сыграла решающую роль во всей войне. После разгрома японского флота артурская эскадра получила практически полный контроль над акваторией Желтого моря, и для экспедиционной армии маршала Ояма наступили черные дни. Снабжение через Цинампо, Чемульпо, не говоря уже про Бицзыво и Дальний, стало сначала эпизодическим, а потом прекратилось вообще. Оставались Гензан и Мозампо, что тоже стало очень рискованным и невероятно медленным. А русские по хоть и далеко не совершенной ниточке Транссибирской магистрали получали подкрепления в размере минимум корпуса в месяц. К тому же Стессель внял приказу из Петербурга и двинул обе свои дивизии к Цинджоускому перешейку, связав здесь генерала Оку угрозой удара в тыл, если тот посмеет отвести свои войска к основным силам. В результате Куропаткин в недельном сражении под Ляояном все-таки разбил японскую армию и начал ее преследование. Корпуса Штакельберга, Зарубаева и Дембовского, наступая, сворачивали перед собой японцев как ковровую дорожку, которую пора вынести во двор и как следует выбить от пыли. Отступил со своих позиций и Оку, а за ним направились дивизии Кондратенко и Фока. Русские войска целенаправленно запихивали японцев на корейский полуостров, но останавливаться при этом не собирались.
Однако такая ситуация в корне не устраивала главных кредиторов Японии — Великобританию и САСШ. Их должник угрожал стать окончательным банкротом, с которого уже ничего не взять. В том числе даже в весьма отдаленной перспективе. Чрезвычайный и полномочный посол короля Эдуарда барон Чарльз Гардинг, получив соответствующие указания от своего правительства, попросил срочной встречи с Ламсдорфом.
Общались дипломаты с глазу на глаз. Вне протокола. И Гардинг сумел убедить министра иностранных дел России, что, во-первых, войну с Японией нужно заканчивать возможно скорее, а во-вторых, не стоит излишне унижать гордых сынов Страны восходящего солнца.
Ламсдорф немедленно после этой встречи вытребовал аудиенцию у императора, где в доступной для Николая форме обрисовал сложившуюся ситуацию. Предметно так обрисовал. Ярко описав картины будущего России, если она захочет затоптать поверженного противника как можно глубже. Убедил, что иногда выгоднее показать свое милосердие, милосердие победителя, чем повести себя как заваливший буйвола лев.
Мирные переговоры состоялись в Мадриде. Обе стороны начали с максимальных претензий друг к другу, но отступать пришлось японцам — балтийская эскадра, готовящаяся поднять якоря в Либаве, угрожала стране Ямато своими главным и средним калибрами. Серьезно угрожала. Да и армия Куропаткина, ощетинившаяся штыками в Северной Корее, лежала тяжелой гирей на весах этой войны. И по истечении трех недель мир все-таки удалось заключить.
Высочайшее повеление сдать командование флотом вице-адмиралу Ухтомскому и отправляться в Петербург Степан получил вместе с наградной грамотой. Сборы не заняли много времени, и бывший командующий Тихоокеанским флотом, попрощавшись с эскадрой, отбыл в столицу. Вслед отходившему с порт-артурского вокзала поезду гремело дружное «Ура!», а оркестр исполнял марш «Наше море».
И затрясло литерный на рельсовых стыках Транссиба…
К сожалению, вместе с Макаровым в Петербург отправились и великие князья. Им уже действительно нечего было делать в Порт-Артуре. А отметить при дворе окончание войны и свои награды Кирилл и Борис Владимировичи очень и очень торопились. «Репетировать» начали с самого начала пути. С треском, дымом и копотью. Ни дня не проходило без какой-нибудь грандиозной попойки. В Омске лейтенант Кубе даже «заарендовал» несколько «веселых девиц», которые скрашивали скуку однообразного путешествия членов императорской фамилии до самого Урала.
Степан сразу дистанцировался от этих пьянок-гулянок и проводил основную часть времени в своем купе, диктуя флаг-капитану мысли по поводу событий прошедшей войны и выводы на предмет стратегии, тактики, перспектив военного судостроения и вопросов подготовки моряков к грядущим сражениям.
Приятным сюрпризом для Макарова явилось пожелание великих князей задержаться в Москве «по неотложным делам». Ежу было понятно, что те просто хотят поскорее гульнуть с настоящим размахом, а не в «походных» условиях.
Еще через несколько дней на Николаевском вокзале торжественно и помпезно встречали героя, принесшего России победы в войне. Что было и понятно — со времен изгнания Наполеона Российская империя не одерживала побед вчистую ни над одним серьезным противником, били только турок да различных повстанцев. Да и последнюю турецкую кампанию вытянули еле-еле.
Поэтому перрон был заполнен петербуржцами до отказа, причем пропускали туда далеко не всех желающих поприветствовать прибывающего победителя японцев. Если бы не коридор, организованный в толпе шеренгами почетного караула Гвардейского экипажа, неизвестно, сколько пришлось бы Макарову добираться до ожидающей его коляски. Официально встречал Степана Зиновий Петрович Рожественский, ставший уже и вице-адмиралом, и генерал-адъютантом. Именно он готовился вести балтийскую эскадру на Дальний Восток, чтобы окончательно сломить сопротивление сынов Аматерасу. Не потребовалось — Первая Тихоокеанская справилась своими силами. Отношения между ним и Макаровым и раньше были, мягко говоря, прохладными, а теперь несостоявшийся командующий Второй эскадрой чувствовал себя до некоторой степени обделенным в плане воинской славы. Однако при встрече был предельно вежлив и старался излучать доброжелательность.
— Его императорское величество поручил сообщить вам, Степан Осипович, что хотел бы встретиться с вами возможно скорее, — сообщил Рожественский после обмена приветствиями.