После коктейля «микс» из текилы, виски, сухого вина и рома, Севка наконец осознал, что жив.
– Постойте, – вдруг догадался он, уставившись на пилота с греческим профилем, – это и есть тот самый племянник, с которым все на козлов с вертолёта охотятся?
– Не все, а только нужные люди, – уточнила Драма Ивановна.
– Откуда вы узнали, где мы? – посуровел Севка, вспомнив канкан на ветке.
– Я не случайно сделала вам последний звонок, почувствовала, что вы с Василием Петровичем вляпались. У моего племянника есть возможность отследить, куда идёт вызов и определить местонахождение абонента с точностью до квадратного метра.
Севка опасливо покосился на пилота, но ничего сверхъестественного в нём не нашёл. Он отхлебнул ещё «микса» и пихнул в бок загрустившего вдруг Лаврухина.
– Как тебе моя идея с частушками?
– Частушки – это моя идея. Мисс Пицунда, у вас уши в трубочку не свернулись от моих песнопений?
– Вы думаете, я что-нибудь слышала? Я догадалась, что вы в колодце! – Драма Ивановна звонко расхохоталась.
– Жаль, банда ушла, – вздохнул Вася. – Теперь где-нибудь так окопается, что хрен найдёшь.
– Да взяли вашу банду! – откликнулся вдруг племянник. – Мне кореша по рации передали, что ОМОН повязал их на трассе, в восточном направлении.
– Ура! – завопил Севка. – Драма Ивановна, дайте мне ваш телефон, мой у Ван Гога остался!
Мисс Пицунда протянула Фокину огромный смартфон последней модели.
Севка перебрался ближе к хвосту и позвонил Милавиной, номер которой помнил наизусть.
– Слушаю, – прожурчал её голос.
– Милочка, это я! – заорал Севка, стараясь перекричать вертолётный гул. У меня есть для тебя хорошие новости! Убийцы твоего дяди пойманы! Картины нашлись! Все десять! Пока они в милиции, но тебе обязательно их вернут, слышишь?!
– Слышу. Спасибо тебе, – сказала Милавина, и в её голосе Севке послышались счастливые нотки.
– А можно тебя увидеть? Сегодня, сейчас, немедленно…
– Торопыга, – засмеялась она. – Ну какой же ты торопыга! Я заеду завтра. В обед. Или ближе к вечеру, как получится.
– Я едва не погиб, – в отчаянии пробормотал Севка.
– Что? – закричала она. – Я не слышу!
Связь прервалась, и жизнь остановилась до завтрашнего обеда. Или до вечера, уж как получится.
Фокин вернулся на своё место возле бара и отдал смартфон Драме Ивановне.
Вертолёт пошёл на снижение.
– Где мы? – выглянул в окно Вася.
– На военном аэродроме, – пояснил племянник. – Мой водитель сейчас развезёт вас по домам.
Поражённый масштабом личности пилота, Севка с опаской покосился на мисс Пицунду, припоминая, уволена она на данный момент или нет, и вправе ли он воспользоваться услугами её всемогущего, крутого племянника.
– И всё-таки, почерк разный! – шепнула ему на ухо Драма Ивановна, но крикнуть привычное «Вон!» Севка не мог.
Она не приехала ни в обед, ни ближе к вечеру.
Севка извёлся, набирая с нового мобильного её номер, но абонент был недоступен.
Словно она улетела на Марс.
– Драма Ивановна! Мне никто не звонил на городской? – крикнул Фокин, прекрасно зная, что никто не звонил.
Мисс Пицунда, заглянув в кабинет, посмотрела на него как медсестра на тяжелобольного.
– Чай? Кофе? – спросила она. – Коньяк с валерьянкой?
– Кисель с цианистым калием, – огрызнулся Севка. – Я вас спросил, звонил мне кто-нибудь на городской телефон или нет?!
– Если вы имеете в виду Милавину, то… – Драма Ивановна как-то странно замялась и присела напротив Севки на стул. – Мила Милавина завтра вечером улетает в Лондон.
– Как?! – подскочил Севка. – Как улетает?! Какой к чёрту Лондон?! Откуда вы знаете?
– Она дала интервью сегодня утром местным телеканалам. Сказала, что закончила все дела, выполнила свой долг перед дядей и уезжает. На прощание она хочет сделать подарок родному городу и завтра, в три часа дня, приглашает всех желающих посмотреть в Доме культуры свои фотоработы, которые она увезёт в Лондон на персональную фотовыставку. Её фотографии будут выставлены у нас всего на два часа, представляете? Желающих посмотреть набралось так много, что организаторы будут пускать в ДК только по пригласительным билетам, которые уже все распроданы.
Севка обессилено рухнул в кресло.
– Вот и всё, – упавшим голосом прошептал он. – Вот и конец.
– Милавина не заплатила вам ни копейки? – сочувственно поинтересовалась Драма Ивановна.
– Какие копейки?! При чём тут копейки?! – Фокин схватился за голову. – Что вы в этом понимаете!
– Зря вы так убиваетесь. По-моему, Милавина недостаточно хороша для вас.
Севка уставился на мисс Пицунду, словно увидел впервые.
– Вы так думаете? – осторожно спросил он.
– Уверена.
– Нет, вы так не думаете. Вы льстите мне, чтобы устроиться на работу. Официально.
– Да, официально устроиться я хочу. Но совсем не поэтому настаиваю, что Милавина стерва и дрянь.
– А почему?
– У неё глаза – ледышки.
– Что вы понимаете! – опять взвился Севка. – Она личность! Талант! Красавица! Звезда! На той орбите, на которой она обитает, нет места простым смертным!
Фокин выбежал на балкон и свесился через перила, словно надеясь увидеть среди прохожих, бегущую к нему на всех парах Милу Милавину.
Никто из снующих внизу людей даже отдалённо не напоминал топ-модель. Все были скучными, спешащими домой простыми смертными, которых вечером ждали дети, собаки, диваны, телевизоры и неправильная высококалорийная еда. Все они ели после шести, пили пиво, смотрели сериалы и не были отягощены никакими талантами.
– Ей вернули картины? – крикнул Севка.
– Не знаю! В новостях об этом не сообщали, – откликнулась Драма Ивановна.
– Лаврухина ко мне! – Фокин влетел в кабинет, чувствуя, что отчаяние сменяется гневом. – Немедленно! Вызовите ко мне Лаврухина!
– Но… – растерялась Драма Ивановна, – я не могу вызвать Василия Петровича немедленно. Он же не у нас в штате…
– В штате! Практически. – Севка топнул ногой.
Драма Ивановна вышмыгнула за дверь со словами «я попробую что-нибудь сделать».
Севка сел в кресло.
Она уезжает.
В Лондон.
А что он хотел?
Чтобы Мила Милавина вышла за него замуж, нарожала детей, Генриха называла папаней и возила ему раз в неделю водку на кладбище?..
Ни одна звезда не сходит со своей орбиты, как говорил один умный герой в одном старом фильме.
У Милы своя орбита, у Севки своя, и они – не пересекаются.
Нужно с этим смириться.
Лаврухин ворвался в кабинет красный и возбуждённый. Плюхнулся на стул, выпил из графина всю воду и утёр рукавом рот.
– Есть новости, – выдохнул он.
– Тебе дали полковника за задержание банды Ван Гога? – усмехнулся Севка.
– Ага, дали и ещё поддали за утерю табельного оружия и служебного удостоверения. А новостей три: плохая, удивительная и странная. С какой начинать?
– С удивительной.
– Помнишь, Милавина утверждала, что картины не застрахованы?
– Помню.
– Так вот, это не так. В случае кражи или пожара за них полагается весьма солидная страховая выплата.
– И что? Что тут удивительного?
– То, что Милавина сказала неправду.
– Она могла не знать, что картины застрахованы, – отмахнулся Севка. – И потом, какая теперь разница, картины-то найдены!
– Нет, – покачал головой Вася.
– Что – нет?
– Это и есть плохая новость, Фок. Среди полотен, найденных у банды Ван Гога есть все украденные за последний месяц картины русских художников, но картин из коллекции Грачевского нет.
– Как?! – подскочил Севка. – Как нет?!
– Сядь. Бандюганы на допросах твердят в один голос, что Грачевский – не их работа, и следователи отчего-то склонны им верить. Михаила Громова тоже уже тряхнули, как следует, он даже с инфарктом в больницу свалился. Михаил Михайлович клянётся, что хотел купить картины у Роберта, но, получив отказ, больше к этой идее не возвращался.
– Врёт! Он не мог отказаться от этой идеи, потому что собирался продать полотна Ван Гогу и навариться на них! Врёт! Я считал, что Ван Гог прознал, у кого Громов собирается купить картины, и сам добрался до них без посредника, но теперь получается, что во всём виноват Громов! Картины у него!
– Громов в реанимации, поэтому его допросы отложены до лучших времён. На обыск его квартиры прокурор пока санкции не дал. В любом случае, я не понимаю, Фок, зачем Грачевскому было рисковать своей жизнью и бросаться в бой за свои картины. Ведь они были застрахованы, и Роберт получил бы за них денежную компенсацию.
– Да ему не деньги нужны были, а шедевры! – закричал Севка. – Ты что, не знаешь этих коллекционеров? Они за какой-нибудь хлам, съеденный молью, жизни не пожалеют!
– Как бы то ни было, картины пока не нашли, – вздохнул Вася. – А уж наши опера умеют колоть преступников. Ловят плохо, а вот раскалывают хорошо.
– Значит, я провалил это дело, – прошептал Севка. – Поэтому Мила не отвечает на мои звонки. Давай свою третью новость, Лавруха. Ту, которая странная.
– Обнаружилось завещание Роберта Грачевского, написанное полгода назад. Знаешь, кому он завещал свои деньги, дом и коллекцию?
– Кому?
– Художественному музею.
– Что в этом странного?
– Но почему не племяннице? Она его единственная наследница! И зачем, скажи мне, Милавиной с такой прытью искать картины, если они ей не принадлежат?
– Она искала убийцу своего дяди, а не картины.
– Мне показалось – наоборот.
– Что тебе ещё показалось? – Севка пробежался по кабинету, не зная, куда выплеснуть своё раздражение. – Да ты знаешь, сколько Милавина зарабатывает?! Да ей на фиг не нужны никакие завещания! Я уверен, я точно знаю, что она сама убедила своего дядю оставить имущество, деньги и коллекцию художественному музею!
– Ну, сама так сама. – Лаврухин встал, собираясь уйти.
– Стой! – схватил его за руку Севка. – Что же нам дальше делать?