— Ваш муж? — бросил на нее быстрый взгляд Питерс. — Погодите, это не Том Беттертон?
Хилари кивнула.
— Вот здорово! В Штатах мне с ним не удалось познакомиться, хотя возможностей было много. Зет-расщепление — одно из величайших открытий нашего времени, так что я снимаю перед ним шляпу. Он ведь работал со стариком Маннгеймом?
— Да.
— По-моему, он женился на маннгеймовской дочке. А вы разве…
— Я его вторая жена, — покраснев, пояснила Хилари. — Он… его… Эльза умерла в Америке.
— Да, вспомнил. После этого он перебрался в Британию, а потом натянул всем нос и исчез. Прямо с парижской конференции шагнул в никуда. Что-что, — добавил он восторженно, — а работать они умеют.
С этим Хилари не могла не согласиться. Организация была столь безупречной, что мороз подирал по коже. Тщательно разработанные планы, коды и условные знаки не имели теперь никакого значения: все следы уничтожены. Дело было подстроено так, чтобы все пассажиры рокового рейса оказались путешественниками в Неизвестное, куда раньше отправился Томас Беттертон. После них не останется ничего, кроме сгоревшего самолета с обугленными телами. Смогут ли Джессоп и его люди установить, что среди этих тел нет ее, Хилари? У нее были на этот счет большие сомнения, уж слишком все правдоподобно.
Вот для Питерса никаких колебаний не существовало, он стремился в будущее без оглядки.
— Интересно, — раздался вновь его по-мальчишески восторженный голос, — куда мы теперь?
Хилари занимал тот же вопрос, поскольку от этого зависело очень многое. Рано или поздно им придется общаться с внешним миром. Если будет расследование, наверняка выяснится, что кто-то видел микроавтобус с шестью людьми, похожими по описанию на пассажиров погибшего самолета. Обернувшись к миссис Бейкер, она спросила, тщательно подделываясь под детское воодушевление американца:
— Куда же мы едем? Что теперь будет?
— Увидите, — отозвалась миссис Бейкер, и в ее ласковом голосе Хилари почудилась зловещая нотка.
Микроавтобус несся вперед. Солнце зашло, и зарево от горящего самолета позади стало еще ярче. В ночи они мчались то по проселочным дорогам, то, судя по тряске, просто по бездорожью.
Довольно долго Хилари бодрствовала, раз за разом прокручивая в голове события дня, но в конце концов усталость взяла верх и она, подпрыгивая на сиденье и клонясь из стороны в сторону, все-таки уснула. Спокойным этот сон назвать было трудно — она то и дело просыпалась на очередном ухабе, соображала, где находится, пыталась собраться с мыслями, но быстро начинала клевать носом и засыпала опять.
Пробудилась она, когда микроавтобус внезапно затормозил, а Питерс легонько потряс ее за плечо.
— Просыпайтесь, — сказал он, — мы, похоже, куда-то приехали.
Пассажиры, помятые и усталые, вылезли наружу. Они подъехали к дому, окруженному пальмами. Было по-прежнему темно, и вдалеке виднелись огоньки — возможно, там была деревня. При свете фонарика их отвели в дом, где две хихикающих берберки с любопытством уставились на Хилари и миссис Келвин Бейкер, не обратив ни малейшего внимания на «монахиню». Всех трех женщин отвели в комнатку наверху, где на полу лежали три тюфяка и кое-какие покрывала. Никакой мебели не было.
— У меня все затекло, — пожаловалась миссис Бейкер. — От такой езды тело сводит судорогами.
— Неудобства не имеют значения, — категорично заявила «монахиня».
Оказывается, она говорила по-английски вполне правильно и свободно, хотя и с резким гортанным акцентом.
— Вы здорово вошли в роль, мисс Неедгейм, — поддела ее американка. — Так и видишь вас в монастыре, бьющей поклоны на каменном полу в четыре утра.
— Христианство женщинам только головы заморочило, — пренебрежительно усмехнулась мисс Неедгейм. — Какой культ слабости, какое слюнтяйское самоуничижение! Вот у язычниц была сила! Они и жизнью наслаждались, и умели завоевать в ней свое законное место. А чтобы победить, можно перенести что угодно. Тут страдания не в счет.
— Не знаю, не знаю, — зевая, отозвалась миссис Бейкер. — Лично я предпочла бы сейчас оказаться в уютной постели в «Пале-Джамаи» в Фесе. А вы, миссис Беттертон? Бьюсь об заклад, что вся эта тряска разбередила ваши ушибы.
— Да, я себя неважно чувствую, — призналась Хилари.
— Сейчас нам принесут чего-нибудь поесть, потом я вам дам аспирину и уложу спать.
На лестнице послышались шаги, смех и женские голоса. В комнату вошли две берберки с подносом, на котором стояло большое блюдо манной каши и мясная похлебка. Поставив поднос на пол, они удалились и через некоторое время вернулись с наполненным водой тазиком и полотенцем. Одна из них пощупала жакет Хилари, пропустив материю между пальцами, и поделилась своими впечатлениями с товаркой. Та, кивнув, проделала ту же операцию с платьем миссис Бейкер. Мнимую монахиню они не заметили.
— Кыш, — замахала на них руками миссис Бейкер, словно отгоняя назойливых кур. — Кыш отсюда!
Берберки, не переставая смеяться, ретировались.
— Что за люди! — вздохнула миссис Бейкер. — Никакого терпения на них не хватит! Вся их жизнь — это дети и тряпки.
— А они ни к чему другому и не пригодны, — отозвалась мисс Неедгейм. — Это низшая раса, способная только прислуживать.
— Не слишком ли вы к ним строги? — осведомилась задетая таким высокомерием Хилари.
— Не терплю сантиментов. Есть те, кто правит, их мало; все прочие им служат.
— Но в конце концов…
— У каждой из присутствующих есть на этот счет собственные соображения, — не терпящим пререканий тоном заявила миссис Бейкер, — и все они по-своему интересны, но времени обсуждать их у нас нет. Сейчас нам надо как следует отдохнуть.
Берберки тем временем принесли мятный чай. Хилари охотно приняла пару таблеток аспирина, поскольку голова у нее и вправду раскалывалась. Потом они устроились на своих ложах и крепко заснули.
На другой день они проснулись поздно. Как сообщила миссис Бейкер, отправиться дальше им предстояло только вечером Из комнаты, где они провели ночь, открытая лестница вела на плоскую крышу, откуда можно было полюбоваться окрестностями. Вдалеке виднелась деревня, но их дом стоял на отшибе, в большом пальмовом саду. После пробуждения миссис Бейкер указала им на три вороха одежды, сложенных у самой двери.
— На следующем участке пути придется выдавать себя за туземцев, — пояснила она, — так что нашу одежду нужно оставить здесь.
В результате изящный костюм американки, твидовый жакет и юбка Хилари и монашеское одеяние мисс Неедгейм были отложены в сторону, а на крыше сидели и болтали три чистокровные марокканки. От всего этого создавалось ощущение нереальности.
Теперь, когда мисс Неедгейм уже не пряталась за безличностью монашеского одеяния, Хилари смогла рассмотреть ее попристальнее. Она оказалась моложе, чем сочла поначалу Хилари, пожалуй, лет тридцати трех — тридцати четырех, не больше. Хотя она была подтянутой и даже щеголеватой, бледная кожа, короткие толстые пальцы и холодные глаза, в которых время от времени вспыхивал огонек фанатизма, скорее отталкивали, чем привлекали. Говорила она резко и непреклонно, а к миссис Бейкер и Хилари относилась с долей презрения, как к людям, недостойным ее общества. Такая надменность раздражала Хилари, но миссис Бейкер ее словно не замечала. Странным образом Хилари чувствовала куда большую близость и симпатию к двум хихикавшим берберкам, которые принесли им еду, чем к своим товаркам по западной цивилизации. Впрочем, молодой немке не было никакого дела до того, какое впечатление она производит на окружающих. В том, как она держалась, чувствовалось скрытое нетерпение. Она явно стремилась поскорее продолжить путь, и спутницы ее не интересовали.
Труднее было составить представление о миссис Бейкер. На первый взгляд, по сравнению с бездушной немкой она казалась вполне нормальной женщиной, но чем дальше, тем сильнее Хилари чувствовала, что миссис Бейкер сложнее и отвратительнее Хельги Неедгейм. Общительность миссис Бейкер была отработана до совершенства. Все ее высказывания и замечания были естественными, привычными, донельзя обыденными, однако у Хилари возникло впечатление, что она ведет себя как актриса, в семисотый раз играющая одну и ту же роль. Это доведенное до автоматизма лицедейство не имело ничего общего с тем, что миссис Бейкер думала или чувствовала на самом деле. Кем вообще была эта миссис Келвин Бейкер? Как ей удавалось входить в роль? Неужто она тоже фанатичка, мечтающая о прекрасном новом мире[170] и восстающая против капиталистической системы? Неужто она отказалась от нормальной жизни ради политических убеждений и чаяний? Обо всем этом оставалось только догадываться.
В путь они отправились вечером, уже не в микроавтобусе, а в открытом туристском автомобиле. Все были в национальной одежде, мужчины в белых джалабиях[171], женщины с закутанными лицами. И снова, набившись до отказа в машину, они ехали всю ночь.
— Как вы себя чувствуете, миссис Беттертон?
Хилари улыбнулась в ответ на улыбку Энди Питерса.
Солнце едва взошло, и они остановились перекусить. Завтрак состоял из лепешек, яиц и чая, приготовленного на примусе.
— У меня такое чувство, будто я вижу сон, — сказала Хилари.
— Да, это и вправду похоже на сон.
— Где мы?
Он пожал плечами.
— Кто знает? Боюсь, что никто… разве что наша миссис Бейкер.
— Дикие здесь места.
— Да, почти пустыня. Но иначе и быть не могло.
— Вы хотите сказать, иначе нас могли бы выследить?
— Ну да. Вы видите, насколько тщательно продумана наша операция. Каждый отрезок пути не связан с предыдущим. Самолет сгорел. Дальше нас всю ночь везли на старом микроавтобусе. Если его кто-нибудь и заметил, так на нем была надпись, что он принадлежит археологической экспедиции, ведущей в этих местах раскопки. На следующий день появляется открытый автомобиль, набитый берберами, — обычная картина на здешних дорогах. Что они придумают дальше — кто его знает? — пожал Питерс плечами.