[174] идеализм.
— Мы должны завоевать, покорить мир, — говорил он. — Тогда мы сможем им управлять.
— Мы? — переспросила Хилари.
Эриксен кивнул. Выражение его глаз было обманчиво мягким.
— Да, — пояснил он. — Те немногие, кто чего-то стоит. Лучшие умы.
«Куда мы идем? — подумала Хилари, — Куда нас это заведет? Все эти люди сумасшедшие, но при этом каждый по-своему. Все они стремятся к разным целям, к разным миражам. Да, именно к миражам». Тут ее мысли обратились к миссис Келвин Бейкер. Вот уж в ком не было ни фанатизма, ни ненависти, ни мечтаний, ни надменности, ни чаяний, ничего такого, за что можно зацепиться. Женщина без сердца и совести, она была лишь эффективным инструментом в руках неизвестной грозной силы.
Подошел к концу третий день. Они прибыли в маленький городок и остановились в туземном караван-сарае[175]. Здесь, как выяснилось, они должны были снова переодеться в европейское платье. Ночь Хилари провела в смахивавшей на камеру, крошечной, пустой комнатушке с побеленными стенами. На заре ее подняла миссис Бейкер.
— Собирайтесь скорее, — сказала она. — Самолет ждет.
— Самолет?
— Ну да, милочка. Дальше, слава Богу, мы опять двинемся по-людски.
До аэродрома (похоже, заброшенного военного) они добирались около часа. Летчик оказался французом. Летели они несколько часов, через горы. Глядя вниз, Хилари размышляла, каким одинаковым выглядит мир с самолета. Горы, долины, дороги, дома. Неискушенному взгляду все местности кажутся одинаковыми, разве что некоторые заселены гуще. А вообще половину всего времени, пока они летели, сверху были видны только облака.
Вскоре после полудня самолет пошел на снижение. Они по-прежнему находились в горах, но на посадку заходили над пологой долиной, где была четко обозначена посадочная полоса, а рядом с ней виднелся белый домик. Посадка прошла более чем успешно.
Миссис Бейкер повела их к дому, рядом с которым стояли два мощных автомобиля. Аэродром явно был частный, поскольку ни регистрации, ни оформления багажа предусмотрено не было.
— Приехали, — жизнерадостно объявила миссис Бейкер. — Сейчас мы все умоемся и приведем себя в порядок, машины уже ждут.
— Приехали? — удивилась Хилари. — Но мы же… мы же не летели над морем.
— А вы собирались за море? — Миссис Бейкер это, казалось, позабавило.
— В общем-то, да, — смешалась Хилари. — Я думала…
— Многие так думают, — кивнула миссис Бейкер. — Много всякой ерунды болтают о «железном занавесе», на самом деле «железный занавес» может быть где угодно. Вот это почему-то никому в голову не приходит.
В доме их встретили две служанки-арабки. Умывшись, путешественники сели пить кофе с сандвичами и печеньем.
Наконец миссис Бейкер взглянула на часы.
— Ну, пока, ребятки, — заявила она. — Здесь мы расстаемся.
— Вы возвращаетесь в Марокко? — удивленно спросила Хилари.
— Вряд ли это возможно, — улыбнулась миссис Келвин Бейкер. — Я ведь погибла в авиакатастрофе! Нет, я буду работать на другом маршруте.
— Но ведь вас все равно могут узнать, — не отставала Хилари. — Ну, кто-нибудь из тех, кто встречал вас в Касабланке и Фесе.
— Они просто обознаются. У меня теперь паспорт на другую фамилию. Правда, моя сестра, миссис Келвин Бейкер, действительно трагически погибла. Мы с ней были гак похожи… А что касается тех, кто мог видеть меня в гостиницах, для них все американские туристки на одно лицо.
Хилари не могла не признать справедливости этого замечания. В миссис Бейкер бросались в глаза внешние, второстепенные черты: опрятность, элегантность, тщательно уложенные подсиненные волосы, ровный щебечущий голосок. Внутренний облик, если он вообще существовал, был тщательно замаскирован. Миру и своим спутникам миссис Келвин Бейкер являла только фасад, а что скрывалось за ним, отгадать было нелегко. Казалось, она намеренно истребила в себе все индивидуальные черточки, отличающие одного человека от другого.
Они с миссис Бейкер стояли немного в стороне от остальных, и Хилари не удержалась:
— Странно, но я не имею ни малейшего понятия о том, что вы на самом деле собой представляете.
— А зачем вам это?
— И вправду незачем, и все же я должна была бы лучше познакомиться с вами, мы ведь несколько дней прожили бок о бок. Однако я не знаю ничего существенного: что вы чувствуете и что думаете, что любите и чего не любите, что для вас важно и что нет.
— У вас, милочка, очень пытливый ум, — улыбнулась миссис Бейкер. — Я бы вам посоветовала не давать ему воли.
— Я даже не знаю, из какого штата вы родом.
— Это тем более не важно. Я распрощалась со своей страной. Есть причины, по которым путь туда мне закрыт. Если мне представится возможность расквитаться с Америкой, я это сделаю с большим удовольствием.
Буквально на миг ее лицо и голос исказились злобой, которая тут же уступила место привычной туристской жизнерадостности.
— Ну что же, всего доброго, миссис Беттертон. Желаю вам благополучно воссоединиться с вашим мужем.
— Я даже не знаю, где я, в какой части света… — растерянно проговорила Хилари.
— Ну, теперь это уже не секрет. Местечко, затерянное в Атласских горах[176]. Не очень далеко…
Миссис Бейкер отошла и начала прощаться с остальными. Наконец, весело помахав всем на прощанье, она направилась по летному полю к свежезаправленному самолету, рядом с которым ее ждал летчик. У Хилари по спине пробежал холодок. Обрывалась последняя нить, связывавшая ее с внешним миром. Стоявший рядом Питерс, видимо, почувствовал это.
— Место, откуда нет возврата, — произнес он тихонько. — По-моему, это про нас.
— Вы по-прежнему полны решимости, мадам, — так же негромко спросил доктор Баррон, — или вам хочется кинуться вслед за вашей американской знакомой, сесть вместе с ней в самолет и вернуться — вернуться в мир, который вы покинули?
— А это возможно? — вопросом на вопрос ответила Хилари.
— Кто знает? — пожал француз плечами.
— Крикнуть ей? — предложил свои услуги Энди Питерс.
— Не вздумайте, — резко оборвала его Хилари.
— Для слабых духом здесь места нет, — презрительно скривилась Хельга Неедгейм.
— Дело не в слабости, — невозмутимо заметил доктор Баррон. — Миссис Беттертон задает себе вопрос, который должен был возникнуть у всякой умной женщины. Он выделил слово «умной», явно чтобы поддеть немку, которую, впрочем, это нисколько не задело. Французов она презирала, а о себе была непоколебимо высокого мнения.
— Как можно даже думать о возвращении, — высоким, срывающимся голосом произнес Эриксен, — когда наконец обретаешь свободу?
— Если человек не может не то что вернуться, но даже подумать о возвращении, это уже не свобода! — возразила Хилари.
— Прошу вас, машины готовы, — сказала, подойдя, одна из служанок.
Они вышли из здания через заднюю дверь. У двух «кадиллаков» стояли шоферы в форменной одежде. Хилари попросила разрешения сесть на переднем сиденье, пояснив, что ее в машине иногда мутит. Никто не возражал. Всю дорогу Хилари пробеседовала с шофером о разных мелочах — о погоде, о чудесном автомобиле По-французски она говорила свободно, и шофер любезно ей отвечал.
Держался он при этом совершенно естественно и непринужденно.
— Долго нам ехать? — решилась осведомиться Хилари.
— От аэродрома до клиники? Часа два, мадам.
Эти слова неприятно удивили Хилари, тем более что еще прежде она заметила, не придав, правда, этому большого значения, что Хельга Неедгейм во время передышки на аэродроме переоделась в платье медсестры. Все сходилось.
— Расскажите мне о клинике, — попросила она шофера.
— О, мадам, клиника замечательная, — воодушевился тот. — Оборудование самое современное. Сюда приезжает множество врачей, и все остаются в восторге. Наша клиника приносит огромную пользу человечеству.
— Да, — согласилась Хилари. — Иначе и быть не может.
— Раньше, — продолжал шофер, — этих несчастных отправляли умирать на какой-нибудь затерянный остров. А теперь доктор Колини вылечивает многих, даже самые запущенные случаи.
— Очень уж это уединенное место для клиники, — сказала Хилари.
— Но в данном случае это необходимо, мадам. Так требуют власти. Зато здесь чудесный воздух, просто целебный. Смотрите, мадам, отсюда уже видна клиника.
Они подъезжали к отрогам горного хребта, на склоне которого сверкало белизной длинное здание.
— Построить здесь такой корпус — просто не верится, — продолжал шофер. — Невозможно даже представить, каких это стоило денег. Мы многим обязаны состоятельным филантропам, мадам. Они не то что правительства, которые так и норовят на чем-нибудь сэкономить. Здесь деньги текли рекой. Говорят, наш патрон — один из самых богатых людей в мире. Сколько он сделал для облегчения людских страданий!
Проехав по извилистой дороге, машины остановились перед огромными железными воротами.
— Вам придется выйти здесь, мадам, — пояснил шофер. — Въезжать в ворота на машине запрещено. Гаражи в километре отсюда.
Путешественники вышли из машин. Не успели они дотронуться до звонка, как ворота медленно отворились и африканец в белом одеянии с поклоном пригласил их войти. Сбоку от ворот они увидели отгороженный проволокой большой двор, где прогуливались какие-то люди. Когда те обернулись в сторону вновь прибывших, у Хилари вырвался крик ужаса.
— Они же прокаженные! — воскликнула она. — Прокаженные…
Ее била крупная дрожь.
Глава 11
Ворота лепрозория[177] с лязгом захлопнулись за путешественниками, и лязг этот прозвучал в воспаленном мозгу Хилари как последнее прости. «Входящие, оставьте упованья…»[178] Вот и конец всему… воистину конец. Все пути к отступлению теперь отрезаны.