Ван Хейдем безупречно выдержал удар. От удивления он широко раскрыл глаза и озадаченно наморщил лоб.
— Беттертон… миссис Беттертон… увы, боюсь, что таких здесь нет.
— Здесь еще работает американец, — сказал Джессоп, — некий Эндрю Питерс. Если не ошибаюсь, он химик. Вы его, кажется, знаете, Ваше Превосходительство? — почтительно обратился он к американскому послу.
Посол, проницательный пожилой мужчина с голубыми глазами, волевой человек и способный дипломат, воззрился на Джессопа. С минуту он принимал решение, затем проговорил:
— Ну да, конечно, Эндрю Питерс. Рад был бы его увидеть.
Вежливое замешательство Ван Хейдема все нарастало. Джессоп украдкой бросил взгляд на Аристида. Желтое личико того не выражало ни удивления, ни беспокойства. Казалось, весь этот разговор был ему неинтересен.
— Эндрю Питерс? Нет, Ваше Превосходительство, боюсь, вы что-то путаете. Такого здесь нет, я даже не слышал его имени.
— Но имя Томаса Беттертона-то вы слышали?
Ван Хейдем замешкался с ответом лишь на миг. Непроизвольно он повернул голову в сторону Аристида, но тут же взял себя в руки.
— Томас Беттертон, — протянул он. — Да, по-моему…
На это мгновенно отозвался один из журналистов:
— Томас Беттертон, как же. Его имя было на первых полосах с полгода назад, когда он пропал. Полиция его всюду искала. Вы хотите сказать, что все это время он был здесь?
— Нет, — отрезал Ван Хейдем. — Боюсь, вас ввели в заблуждение. Возможно, это розыгрыш. Вы сегодня имели возможность видеть всех сотрудников нашего Учреждения. Вы видели абсолютно все.
— Думаю, не совсем так, — мягко возразил Джессоп. — Здесь еще находится молодой человек по имени Эриксен, а также доктор Луи Баррон и, возможно, миссис Келвин Бейкер.
— А-а! — На Ван Хейдема, казалось, снизошло озарение, — Но все эти люди погибли в Марокко в авиакатастрофе. Теперь я явственно припоминаю. По крайней мере, среди погибших были Эриксен и доктор Луи Баррон. Да, Франция в тот день понесла тяжелую утрату. Такого человека, как Луи Баррон, заменить трудно. О миссис Келвин Бейкер я ничего не знаю, но, помнится, этим самолетом летела какая-то дама, не то англичанка, не то американка. Это вполне могла быть миссис Беттертон, о которой вы упомянули. Все это очень печально. — Он вопросительно взглянул на Джессопа. — Не знаю, мосье, почему вы предположили, что эти люди направлялись сюда. Может быть, дело в том, что доктор Баррон собирался во время пребывания в Северной Африке посетить наше учреждение? Отсюда и могло возникнуть это недоразумение.
— Одним словом, — не отставал Джессоп, — вы хотите сказать, что я заблуждаюсь? Что никого из этих лиц здесь нет?
— Послушайте, любезнейший, ну как они могут быть здесь, если они погибли в авиакатастрофе? На месте трагедии, насколько мне известно, были обнаружены их тела.
— Обнаруженные тела были слишком обуглены для опознания, — уточнил Джессоп.
Позади него что-то шевельнулось и высокий, отчетливый, но очень слабый голос произнес:
— Правильно ли я вас понял? Опознание не проводилось? — Лорд Элверстоук наклонился вперед, приложив ладонь к уху. Его маленькие острые глазки смотрели в глаза Джессопу из-под кустистых нависающих бровей.
— Опознание было невозможно, милорд, — ответил Джессоп, — и у меня есть основания предполагать, что эти люди не погибли в катастрофе.
— Основания предполагать? — с неудовольствием переспросил своим тонким голосом лорд Элверстоук.
— Я должен был бы сказать, что у меня есть доказательства этого.
— Доказательства? Какого рода доказательства, мистер… э-э… Джессоп?
— В тот день, когда миссис Беттертон вылетела из Феса в Марракеш, на ней было колье из искусственного жемчуга. Одна из этих жемчужин была обнаружена в полумиле от сгоревшего самолета.
— Как вы можете с уверенностью утверждать, что найденная жемчужина действительно принадлежала миссис Беттертон?
— Все жемчужины в колье были помечены специальной меткой, не видимой простым глазом, но различимой под сильной лупой.
— И кто же их пометил?
— Я, милорд, на глазах своего коллеги, присутствующего здесь мосье Леблана.
— У вас были основания особым образом пометить эти бусины?
— Да, милорд. У меня были основания полагать, что миссис Беттертон приведет меня к своему мужу, Томасу Беттертону, на арест которого выдан ордер. Далее на пути от сгоревшего самолета до местности, где мы сейчас находимся, были обнаружены еще две бусины. Расспросы в местах обнаружения этих бусин позволили установить приметы шести людей, примерно соответствующие приметам тех, кто якобы сгорел в самолете. Одному из пассажиров была также выдана перчатка, пропитанная люминесцентным составом[226]. Ее отпечаток найден на автомобиле, на котором пассажиры самолета проделали часть пути сюда.
— Весьма любопытно, — по-судейски сухо заметил лорд Элверстоук.
Мосье Аристид закопошился в кресле и, поморгав, задал вопрос:
— Где были в последний раз обнаружены следы этих людей?
— На заброшенном аэродроме, сэр, — ответил Джессоп и сообщил точные координаты.
— То есть в нескольких сотнях миль отсюда, — уточнил мосье Аристид. — Даже если ваши весьма занятные умозаключения справедливы и катастрофа с какими-то целями действительно была инсценирована, эти пассажиры, видимо, вылетели с заброшенного летного поля в неизвестном направлении. Я не вижу, на чем основана ваша уверенность в том, что они находятся здесь.
— У меня есть веские причины так считать, сэр. Один из наших самолетов-разведчиков принял с земли сигнал. Донесение было доставлено присутствующему здесь мосье Леблану. Оно начиналось со специального пароля и содержало информацию о том, что названные лица находятся в лепрозории.
— Любопытно, — произнес мосье Аристид, — весьма любопытно. Тем не менее я полагаю, что вас пытались ввести в заблуждение. Этих людей здесь нет. Вы вольны, если считаете нужным, обыскать поселок.
— Сомневаюсь, чтобы мы что-нибудь обнаружили, сэр, — сказал Джессоп, — во всяком случае, при поверхностном обыске. Хотя, — добавил он неторопливо, — мне известно, откуда его следует начать.
— Вот как! И откуда же?
— Из конца четвертого коридора, налево от второй лаборатории…
Ван Хейдем непроизвольно дернулся, и со стола упали два стакана. Джессоп с улыбкой посмотрел на него.
— Как видите, доктор, — сказал он, — мы хорошо информированы.
— Это черт знает что! — возмутился Ван Хейдем. — Черт знает что! Вы утверждаете, что мы держим здесь людей против их воли. Я это категорически отрицаю.
— Мы, кажется, зашли в impasse[227],— пробормотал министр, явно чувствовавший себя неловко.
— Мы выслушали весьма забавную версию, — учтиво произнес мосье Аристид, — но это всего лишь версия. Извините меня, господа, — взглянул он на часы, — вам еще предстоит долгий путь до аэропорта, а если ваш самолет задержится, поднимется тревога.
И Леблан и Джессоп поняли, что наступил решающий момент. Аристид пустил в ход все свое влияние и авторитет. Он бросал всем открытый вызов. Министр, в соответствии с инструкциями, был готов уступить. Начальник полиции был готов на все, только бы не огорчить министра. Американский посол испытывал некоторое неудовольствие, но из дипломатических соображений тоже не стал бы перечить. Британскому консулу пришлось бы присоединиться к остальным.
Что же касается журналистов, размышлял тем временем Аристид, то с ними вполне можно разобраться. Конечно, за высокую цену, но купить их он так или иначе считал возможным. Ну, а если их не удастся купить, то есть ведь и другие методы.
Джессоп и Леблан явно обо всем знают, но без содействия властей не смогут ничего предпринять. Взгляд Аристида скользнул дальше и встретился с холодным взглядом судьи, человека такого же старого, как и он сам. Этого человека, Аристид знал, купить нельзя. Но в конце концов… тут ход его мыслей прервал сухой, четкий, прозвучавший издалека голос.
— Полагаю, — произнес голос, — что нам незачем слишком спешить с отъездом. Мы разбираем дело, требующее дальнейшего расследования. Выдвинуты серьезные обвинения, которые, по моему мнению, не могут быть оставлены без внимания. Ответчику, по справедливости, должна быть предоставлена возможность ответить на них.
— Бремя доказательства, — заметил мосье Аристид, грациозным жестом указывая на своих гостей, — лежит на вас. Против нас выдвинуты нелепые обвинения, не подкрепленные никакими доказательствами.
— Неправда.
Доктор Ван Хейдем в изумлении обернулся. Один из марокканских служителей шагнул вперед. В белой вышитой одежде, с белым тюрбаном на голове, с лоснящимся черным лицом он выглядел весьма импозантно.
Что заставило всех присутствующих уставиться на него в немом изумлении, так это слетавшая с его выпяченных негритянских губ чистейшая американская речь.
— Неправда, — заявил служитель, — доказательства я могу представить тут же, на месте. Эти джентльмены отрицают, что Эндрю Питерс, Торкил Эриксен, мистер и миссис Беттертоны и доктор Луи Баррон находятся здесь. Это ложь. Все они здесь, и я говорю от их имени. Возможно, в настоящий момент меня довольно трудно узнать, сэр, — обратился он к американскому послу, — но я — Эндрю Питерс.
С губ Аристида сорвалось едва слышное шипение, но он мгновенно овладел собой и невозмутимо откинулся на спинку кресла.
— Здесь содержится множество людей, — продолжал Питерс. — Шварц из Мюнхена, Хельга Неедгейм, англичане Джеффрис и Дэвидсон, Пол Уэйд из США, итальянцы Рикокетти и Бьянко, наконец, Меркисон. Все они находятся непосредственно в этом здании. Здесь есть целая система раздвижных перегородок, которые невозможно различить простым глазом, и сеть вырубленных в скале секретных лабораторий.
— Господи помилуй! — воскликнул американский посол. Он пытливо вгляделся в величественную африканскую фигуру и расхохотался. — Я вас и сейчас не узнаю, — сказал он.