не целитель, это важно!) мог не просто спасительно потерять сознание, а вроде как закуклиться в себе, бросив последние резервы на сохранение хотя бы частицы своей жизни.
Поскольку большинство этих магов не были целителями, самостоятельно блокировать болевой шок они тоже не очень могли. А должны были мочь! Чтобы продержаться до подхода медика, если его не будет рядом. И желательно внутри транса оставаться в сознании, чтобы в случае чего не тратить секунды, чтобы прийти в себя, а сразу включиться в бой.
Вот, результаты последних практических полевых испытаний мне и нужно было зафиксировать. Так что по боку красивости! Тут главное точность.
А не очень утешительная точность состояла в том, что с блокировкой болевого шока дела обстояли пока не очень. Более-менее справлялись в задачей от силы двое из десяти в каждой группе. Но! Меня радовало уже то, что эти двадцать процентов — есть! Ещё более вдохновлял на подвиги тот факт, что ранее ни у кого из них не было обнаружено даже тени целительского дара. И заимствование части магической энергии не повлекло за собой снижение базовых магических характеристик. Значит, правильной дорогой идём, товарищи! Есть перспективы!
С пунктом по «окукливанию» было ещё хуже. И ещё более прозаично. В принципе, я уже говорила, если очень хорошо представлять себе движение и свойства магических потоков, можно постараться и изобразить что-нибудь простенькое не по своему профилю. Ну, совсем несложное. Тут же требовалось не просто сложное непрофильное действие, его необходимо было выполнить в экстремальной ситуации, когда все рефлексы автоматически перекидывают тебя на привычное… Выход один — кропотливо, воробьиными шажками нарабатывать. Как собаки Павлова, мда.
Стоит ли говорить, что целительские благопожелания «внутри транса оставаться в сознании» вовсе пока оставались в разряде фантазий.
Тот же день, обед
Снова кельда
Пообедать я решила в кругу семьи. Ну, хоть кого-нибудь из нашей вечно по уши занятой семьи. Может, Владимир Олегыч сподобится, хотя это вряд ли, как понеслись мужики с утра на свои манёвры, хорошо, если к ночи будут. Хотя бы сегодня, ха.
Или не ходить, ну его нафиг? Чаю с печенюшками?
Передо мной встало лицо строго отчитывающей меня Валентины. Ну, да. Кусочничать плохо.
Ладно, раз собралась… Я решительно захлопнула свой целительский талмуд и потопала в детинец. О, кстати, хоть с Валей поболтаю немножко! Более родной для меня поварихи на свете нет.
Я свернула на левую дорожку: хотелось посмотреть, как приживаются недавно высаженные экспериментальные яблоньки. Говорят, зацвели. И только услышав голоса, вспомнила, что Туриэль вела целительский спец-семинар. Взрослый. Территория закрытая, детей тут не бывает, а акустика отличная, так что я сейчас наслушаюсь…
— Ну, Никола, давай ты.
— Что возьмём? — деловито уточнил малахитовский целитель.
— Проникающее в живот, — сразу предложил кто-то. — Обширное!
— Да ну, скучно, — я прямо представила огромного добродушного Николу и как он отмахивается… ручища у него как лопата.
Нежный женский голосок предложил:
— Может, поджечь?
Ну, пошли развлекаться…
Идею поджечь (Николу поджечь, естественно) помуссировали, но отставили до полевого практикума, аргумент: «кишками горелыми весь двор завоняем». Молодцы какие. Чистый воздух я тоже люблю.
— Ну а что ты хочешь? Давай ноги отрубим? — другая девочка.
Я аж затормозила. Интересно, до чего они договорятся?
— А давай сразу полтушки? — задумчиво предложил кто-то из мужиков.
— Станешь снизу новый и красивый, — захихикал кто-то, — порадуешь супругу.
— Правильный целитель прекрасен всегда! — с гипертрофированным пафосом ответил Никола. — Так что завидуйте молча, студенты!
Ещё и в позу, поди, встал, как он это умеет. Группа довольно заржала.
— Ладно, начнём, — Туриэль похлопала в ладоши, — Серёга, вот так где-то ему отрубишь. Остальные себя не целим! Только обезболивание. Работает Никола. Настя — ноги…
— Бли-и-ин, я только педикюр сделала!
— Ладно, Настя — проникающее в живот. Так нормально?
— Ага! Спасибочки!
— Кто без педикюра? Паша — ноги.
— Понял.
— Остальных сейчас по-быстрому… — прошелестел вынимаемый из ножен меч. — Никола, я засекаю твоё время восстановления, остальные — каждый сам отмечает начало и завершение целительного воздействия, поток и прочее. Потом разбор. Отсчёт пошёл: пять, четыре…
Так, пойду-ка я скорее…
Плохо я переношу кровищу. Сейчас более-менее стало, и всё-таки. Да-да, для целителя свойство совсем неподходящее, но что делать? В бою — без вопросов, там мне рефлексировать некогда, а вот так… Поэтому и спец-семинары ведёт Туриэль.
Всё это только для взрослых. Младшие целители получают общую информацию — на всякий случай, и чтоб привыкали к мысли, что и такое возможно. А вот старшие вовсю упражняются на практике. Друг на друге, по очереди. Ибо целитель должен уметь работать в любом состоянии. И не «пока жив», а так, чтобы оставаться живым, даже если враг думает, что теперь-то уж точно тебя убил.
Порубленным. Повешенным. Утопленным. Горящим.
И не просто с огромной скоростью восстанавливать себя, но и людям вокруг успевать помогать. Навык нужен, как и в любом деле. Практика. Но выглядели эти тренировки, конечно, жутко. А уж пахли… Хорошо, целители могут блокировать себе не только болевые ощущения, но и обоняние.
Мда.
ПОТОМУ ЧТО ОБЩЕСТВЕННО ПОЛЕЗНЫЙ ТРУД —
ОН ОБЪЕДИНЯЕТ!
Баронство Денисова, Хвост Дракона, Пещеры, 39. 10 (апреля). 2055
Пещеры готовились к пятьдесят шестому новолетию. Весь наличествующий контингент девушек (две человеческих и пятеро орчанок) отнеслись к первому новому году на новом месте с большим энтузиазмом, с обеда заперлись в кухне и изобретали новогоднюю программу, отправив добровольцев (во главе с Червончиком) украшать столовский зал и двор.
Червончик, оказавшийся не только неплохим секретарём, но и толковым планировщиком, с самой зимы ходил в помощниках у инженера Нори и так нахватался умного, что поминутно сбивался с привычной всем вихлястой блатной манеры на высоконаучный слог. Мужики беззлобно посмеивались:
— Слышь, Червончик, мож тебя в Академика переименовать?
— Не-е-е, мужики. Знал я одного Акадэмика, — с выразительным «дэ» презрительно выплюнул Червончик, —…гнида был редкостная. А я парень из пролетариев, мне и так нормально.
В окно высунулась Шурочка:
— Мальчики, свистните в бараках добровольцев, грядки надо вскопать.
Фломастер сдвинул кепку на затылок:
— Ты что, Шуро́к, ещё и огород на себя повесить хочешь?
— Да какой там огород! Пару грядок под зелень, чтобы свежее под руками было.
— Организуем.
Колония за зиму сильно разрослась. Вопреки здравому смыслу, поток удальцов, желающих сбить спесь с нового барона, не иссякал. Наоборот, их действия становились хитрее и продуманнее, привнося ежедневное разнообразие и позитив в жизнь орочьей диаспоры.
Некоторым везунчикам удавалось удрать обратно в Степь. Некоторым — не очень, и они пополняли всё новые и новые отряды кандальников.
Часть заключённых, прошедших суровую школу Бурого, были переведены ближе к новой крепости, и отложенный с осени проект восстановления тракта наконец заработал. Трудились здесь в основном те, за кого была уплачена страховка. Это было относительной гарантией того, что ни с ними, ни с их родственниками особенных проблем возникнуть было не должно.
С каждым днём затея с новым баронством всё меньше походила на авантюру, и всё больше — на серьёзное предприятие. Хозяйство Денисова изрядно разрослось. Мало того, что непосредственно рядом с крепостью распахали и насадили несколько полей, так ещё и в обе стороны — на север и на юг от Маленького портала — вдоль восстанавливаемого тракта основали десяток деревушек.
С одной стороны, это затрудняло патрулирование территорий и распыляло силы, которые барон Денисов всё как-то стеснялся называть военными. С другой стороны — это уже была настоящая, ощутимая граница, ближний рубеж, а внутри — его собственная земля и его люди, за которых Денисов ощущал нешуточную ответственность.
Витя-Камаз сам не заметил, в какой момент стал чувствовать себя настоящим бароном. И этот титул вовсе не был игрушечным, как ему вначале казалось.
ТО, О ЧЁМ НИКТО НЕ ПОДОЗРЕВАЛ
Время назад
Тьма
Полторы тысячи лет он не видел света. Стены его тюрьмы были привычно непроницаемыми. Драгоценное дерево, красное внутри и чёрное снаружи, как настоящий человек. По крайней мере, так считали в тех местах, где оно выросло. Гладкая стенка ящика была отполирована, как стекло, идеально подогнанные доски снаружи скреплены массивными серебряными скобами, но ведь дело было не в них. И уж конечно не в смоле, на которую была приклеена крышка. Он чуял, крышка была сбита с телом этого дурацкого саркофага обручами, тоже серебряными. Глупые людишки! Разве могли бы эти смешные приспособления удержать в плену настоящего демона?
А вот слова и знаки, которыми была сплошь покрыт его тесный саркофаг — могли. И ещё как! Вот уже полторы тысячи лет он сидел взаперти, ослеплённый этими закорючками, высасывающими его силу. Ему осталось только обоняние. И чувство движения.
Да. Движения было довольно много. Его часто таскали, переставляли ненавистный ящик. Носили кругами. Вокруг было то тихо, то шумно. Голоса сливались в невнятный гул.
Первое место было среди болот. Пахло трясинами и лихорадкой. Потом его долго тащили, минуя вонючие города и продуваемые ветрами пустоши, пока не остановились где-то в горах. И всё равно они продолжали дёргать его тюрьму, приводя его в ярость.
Первые годы он пытался сломать её. Разорвать. Пробить. Найдись здесь хоть кто-то, способный заглянуть в тонкий энергетический план — и стенки саркофага уже не представлялись бы такими глянцевыми. Истинный вид внутренности был сплошной бугристой сетью рубцов.