Коса оказался то ли хорошо понимающим с первого раза, то ли трусливым. Я разблокировала его, но он больше не пытался мне писать. По крайней мере пока. В школе я по привычке периодически прибиваюсь к Витале Сорокину, но в этом нет особой необходимости, Коса делает вид, что меня не существует.
Виталика, кстати, иначе как бро, мы не называем. Такой же мрачный, как обычно, он, тем не менее, как будто стал более понятным после знакомства с Адамом Григорьевичем. Об этом Сорокин, спасибо ему, не напоминает нам ни словом, ни взглядом. Но мы с Ариной нашли прикольный магазин с медицинской формой и выбрали стильный комплект для его отца. Передали с благодарностями, и никому от этого не стало неловко. Это было, это прошло, выводы мы сделали.
В пятницу после итоговой контрольной мы с Аринкой идем в приют, приносим пару пакетов корма, помогаем Кисе. Она восторгается новым цветом волос Абрикосовой и в конце, как всегда, передает «привет Даньке». Обратно мы идем под руку, очень медленно, как сказала бы Стефаня — нога за ногу. Обсуждаем прохожих, хихикаем, глубоко вдыхаем теплый весенний воздух.
— Весна всегда пахнет каким-то обещанием, замечала? — говорю я.
— Обещанием тройбана по русскому?
— Дурочка! Обещанием новой жизни какой-то. Впечатлений.
— Путешествий, — подхватывает Арина.
— Свиданий.
— Увлечений.
— Эмоций.
— Фотографий.
— Каких еще фотографий? — фыркаю я.
— Да хоть таких, — и она сует мне в лицо телефон со вспышкой.
Я вскрикиваю, отбиваюсь, пытаюсь развернуть объектив на нее. Мы с ней боремся, ржем на всю улицу, зарабатываем несколько недовольных замечаний от прохожих. Потом Арина заскакивает в автобус, открывает ближайшую форточку и орет мне:
— Ай лав ю!
Я смеюсь и кричу в ответ:
— И я тебя, психованная!
Дожидаюсь свой автобус и еду домой. А когда поднимаюсь на пятый этаж, вижу Ваню, который сидит около лифта.
— Громов, ты с ума сошел? Почему не зашел в квартиру?
— Хотел наедине поговорить.
Внутри все как-то неприятно холодеет. Он что, пришел расстаться? Может, поэтому мы последнее время так мало общаемся? Он понял, что ошибся?
Но Ваня начинает подниматься, и я вижу, что у него за спортивной сумкой лежит большой подсолнух с белой ленточкой и какой-то бумажный сверток.
Он протягивает мне цветок и улыбается:
— Из всех цветов мне понравился только этот. Обещаю, в следующий раз попробую что-то более классическое.
Я облегченно выдыхаю. Вот это я быстро разогналась до паники! На расставание это точно не похоже.
Беру подсолнух и говорю:
— Мне очень нравится. А там что?
— Это кое-что для игры завтра. Ты ведь придешь?
— Что за вопросы, Вань?
— Да я просто нервничаю что-то, — он ерошит свои волосы, переминается и все-таки протягивает мне сверток.
— Сейчас открыть?
— Ну, да. Да, давай сейчас.
Я вскрываю крафтовую бумагу и достаю футболку. Она в цветах команды Вани и Бо. Развернув ее к себе спиной, я вижу десятый номер, а выше фамилию — Громова.
Разглядываю несколько секунд. Потом медленно опускаю и смотрю на Ваню.
Он трет шею и говорит охрипшим голосом:
— Тут…ну, как бы такой смысл…что ты девушка Громова. Чтобы все знали. Ну, если ты не против. И, конечно, фамилия тебе бы тоже пошла. Но это мы потом…Господи, чувствую себя дебилом.
— Я подумала, ты расстаться пришел, — бормочу растерянно.
— Геля, я люблю тебя.
— Что?
Ваня засовывает руки в карманы джинсов и склоняет голову, заглядывая мне в глаза:
— Не заставляй меня повторять, пожалуйста, может получиться еще хуже, чем в первый раз.
Я счастливо смеюсь. Обнимаю его за шею, зажав в одной руке подсолнух, в другой — свою футболку. Говорю:
— Я настолько не ожидала признания, что для меня это, ну, как Гром среди ясного неба.
— Дурочка.
— Я тоже люблю тебя, Вань. Так давно, что это даже нечестно.
Он кладет одну руку мне на затылок, другую останавливает на пояснице, и крепко прижимает к себе. Лицом утыкается мне в шею и ласково трется носом о мою кожу.
— Я почему-то сильно нервничал. Наденешь завтра футболку?
Я прищуриваюсь и бодаю его в лоб, чтобы заглянуть в глаза:
— А много ты таких раздал?
— Геля, не говори ерунды.
— Ну правда? — я чуть хмурюсь.
— Такая только одна.
— А другие? Просто с фамилией?
Он вздыхает и смотрит укоризненно. Я трясу головой:
— Извини. Мне неважно. Такая всего одна, и я этому рада.
— Я люблю тебя. Видишь? Уже лучше получается. Да, Котенок, такая футболка первая и единственная. Прикинь, если последняя?
Утыкаясь ему в грудь лицом и говорю:
— Пообещай.
— Что?
— Пусть будет последняя. Если мы потом расстанемся, и ты женишься на другой, не дари ей таких подарков.
— Обещаю.
Глава 63
В субботу мы с Ариной сидим на стадионе. Ну, как сидим. Больше ерзаем на неудобном пластике сидений, периодически вскакиваем, а я еще вечно привстаю и выглядываю у кромки поля мужчину в легком бежевом бомбере, пытаясь распознать выражение его лица.
Рядом со мной Сорокин, который смотрит матч, уперев локти в свои колени. На контрасте с его спокойствием я сама себе кажусь какой-то беспокойной маленькой собачкой, которая крутится и трясется.
Громов уже забил один гол на пятой минуте игры, но во втором тайме счет сравнялся. Осталось не так много, всего три минуты основного времени, но я твердо решила верить в победу до финального свистка. Конечно, счет по факту не так уж важен скауту, который оценивает другие вещи, но знаю, что он важен для команды.
Я в футболке, которую Ваня мне подарил. Хочу, чтобы все знали, что я — Громова. И надеюсь на то, что она принесет удачу.
В очередной раз подрываясь на ноги, я ору:
— Горишь, Ваня! Горишь!!!
Защитник другой команды отстает всего на полшага, но идет вплотную с Ваней. Перестаю дышать и смотрю, как соперник выбрасывает вперед ногу и носком бутсы отправляет мяч за боковую линию. Я успеваю разочарованно застонать, но Громов бежит за ним и тут же вбрасывает в игру. Всего две молниеносные передачи, и Тарас, вылетая вперед ровно под мяч, бьет по воротам. Сетка натягивается, а я, пародируя Роналдо, подпрыгиваю и опускаюсь в его фирменной позе с воплем:
— Си-и-и!
Арина обхватывает меня за талию и поднимает от земли.
Вторит мне:
— Красавчики!
Мы визжим, кажется, громче всех на этом заполненном солнечном стадионе. Радуемся так, как будто это финал чемпионата мира.
Восторг быстро сменяется напряжением, когда мяч снова оказывается в игре. Присесть я даже не пытаюсь. Только сосредоточенно слежу за происходящим и надеюсь, что счет не сравняется. Игра, как на зло, смещается на нашу сторону поля. Такое ощущение, что в моем организме нервничает каждая клетка. Зачарованно смотрю, как Бо отбирает мяч, отдает длинную передачу на Тараса. Но он, не справившись с двумя защитниками, сбрасывает мяч на Ваню. Громов сразу же бьет по воротам. Мяч летит парашютом, чиркает штангу и оказывается в сетке ворот.
— Дубль! — воплю я, вне себя от счастья. — Громов! Я хочу от тебя детей!
Честно говоря, не рассчитывала, что он услышит, но Ваня на поле смеется, обернувшись, и показывает мне сердечко, сложенное из пальцев. Я улыбаюсь и прикладываю ладони к пылающим щекам. Слышу финальный свисток и вторю ему громким визгом.
— Суббота! Ты меня оглушила! — орет рядом со мной Арина.
— Мне пофиг!
Мы с ней снова обнимаемся, и я понимаю, что готова расплакаться. Ваня сегодня играл идеально. Это заметил бы даже слепой.
Я заставляю Сорокина подняться и обнимаю его тоже. Трясу за плечи, заставляя наконец рассмеяться.
— Виталя! Выиграли!
— Вижу, Гель, — посмеиваясь, он поднимает руки над головой и аплодирует команде.
— Ну давай, беги, — говорит мне подруга.
— Куда?
— К Ване, дурында. Теперь тебе можно. Ты же Громова.
— Не хочешь со мной? Поздравить Бо и Тараса?
Арина мнется, и я пользуюсь этой заминкой, утягивая ее за собой. Бежим по проходу между сидений и выходим на поле. Держась за руки, идем к ребятам. Я чувствую, что Абрикосова сильнее вцепляется в мою ладонь, и отрываю ее почти насильно. Подталкиваю к Богдану, стараясь не думать о том, что это похоже на маленькое предательство. Будем считать, что это хитрость во имя любви. Сама я бегу к Ване и запрыгиваю на него, сцепив ноги за его спиной.
Он подхватывает меня под ягодицы и смеется:
— Что там насчет детей, Субботина?
— Я думала, ты не слышал.
— О, поверь, именно это ты прокричала очень громко!
Ваня опускает меня на землю и чмокает в губы. Говорит:
— Геля, я весь мокрый.
— Ничего. Просто пахнешь как мокрая собака, а так окей.
Он щипает меня за бок:
— Мы обнимались, так что теперь ты пахнешь так же.
— И мне это о-о-очень нравится.
Мы снова целуемся, и к нам подходит Ванин отец. С ним рядом мужчина в светлом бомбере.
Вадим Антонович откашливается и говорит с напряжением в каждом звуке, как будто пересиливает себя:
— Вань, на пару минут можно? Мы с Русланом пообщались уже немного, думаю, тебя может заинтересовать его предложение.
Скаут протягивает руку и иронично замечает:
— Да, Руслан — это я. Очень приятно, Ваня Громов.
— Взаимно. Давайте поговорим.
— Кстати, — говорит Руслан, — чтобы вы знали, Ваня, я готов был побороться за вас и до беседы с вашим отцом. Обсудим?
— С удовольствием.
Я показываю Ване два сжатых кулачка, и он кивает. Отходит в сторону со скаутом, а я остаюсь с его отцом вдвоем.
Спрашиваю:
— Как вам игра?
— Отличная, — отвечает он со вздохом.
— Вы давно последний раз видели, как он играет?
— Пару лет назад.
— Не жалеете?
— О том, что не приходил на игры? Или о том, что пытался ему помешать? — прищуривается Вадим Антонович.
Я совершенно не смущаюсь. Если он говорит об этом открыто, то и я могу.