жение, когда не должен был.
Возможно, из-за ощущения уединения, созданного тьмой, или усталости Фоллер почувствовал, что теперь знал Бурю лучше, чем несколько минут назад. Доверял ли он ей настолько, чтобы показать фотографию? Она лежала в его заднем кармане.
Мрак из черного цвета превратился в темно-серый, и Буря замедлилась.
— Думаю, наша остановка здесь.
Они поднялись на платформу и вдоль стены прокрались к озарявшейся тусклым светом лестнице.
Улочка, на которую они вышли, дышала спокойствием, но звуки боя были еще близки. Они находились в полуквартале от заросшего сорняками поля, граничащего с одним концом резиденции Мунларка. Буря и Фоллер решили, что самый безопасный путь пролегает прямо через него. Фоллер шел впереди, пробираясь через высокие сорняки и кусты, пока они не вышли на дорогу недалеко от ворот.
За забором резиденции патрулировало несколько десятков мужчин. Первый заметивший Бурю и Фоллера втащил их внутрь.
— Мунларк вернулся? — спросила Буря у встретившего их Молота.
— Нет.
По его тону и выражению лица стало ясно, что он больше не ожидает увидеть Мунларка. Он взял Бурю за локоть.
— Послушай меня. Здесь не только Верхний квартал. С другой стороны наступают Речная долина и Граничный район. В стене между нами и Граничным есть брешь. Падение Врат — это только вопрос времени.
Реакция Бури подтвердила подозрение Фоллера: новость была смертным приговором. Бурю убьют сразу, а Фоллера повесят, как только станет ясно, что он не умеет управлять машинами. Нет места, где они были бы в безопасности.
По крайней мере, в этом мире такого места не было.
Фоллер взял Бурю за руку.
— Идем.
Она отдернула руку.
— О чем ты, куда «идем»? Ты разве не понимаешь? Бежать некуда.
— А вот и есть. — Фоллер поднял палец. — Жди здесь. Никуда не уходи.
Он бросился по коридору, споткнулся и, проехав последние пять метров по гладкому скользкому полу, ворвался в свою комнату. Парашют и рюкзак лежали на комоде рядом с комбинезоном.
— Нам нужны еда и вода, — бросил он Буре, проносясь мимо нее в сторону кухни.
— Подожди! — окликнула она его.
На кухне он наполнил два пустых стеклянных кувшина водой из желоба под окном, вытащил из шкафчика буханку хлеба, а из кладовой взял несколько больших кусков консервированного мяса и полдюжины яблок.
В двери кухни появилась Буря.
— Куда ты предлагаешь идти? — спросила она, отчетливо произнося каждое слово.
— Осталось только одно направление. — Фоллер указал на пол. — Вниз. Если есть два мира, почему не может быть три? Или сто?
Он забросил рюкзак за спину. Буря издала сухой смешок.
— Ты, должно быть, шутишь. Я лучше попытаю удачи с захватчиками.
Фоллер замер и пристально посмотрел на Бурю.
— Неужели?
— Я не буду прыгать с края света. — Она сделала резкое движение рукой. — Забудь об этом. Даже после твоего маленького трюка с парашютом я не уверена, что верю твоей безумной истории. Даже если бы верила, это все равно невозможно.
Фоллер вытащил из кармана фотографию и передал ее Буре.
Она разглядывала снимок, выражение ее лица менялось от ошеломленного до серьезного. Буря была шокирована.
— Где ты это взял?
— Я нашел снимок в кармане в Первый День.
— Первый День?
— Да. Когда началось новое время.
Ее и так обычно бледное лицо стало цвета извести. Она разглядывала фотографию, изумленно качая головой.
— Мы выглядим как любящая пара. — Она оторвала взгляд от снимка и внимательно посмотрела на лицо Фоллера. — Почему так?
— Я надеялся, что ты это знаешь.
Буря поднесла снимок поближе к глазам.
— Позволь мне кое-что спросить, — сказал Фоллер. — В первые дни люди обнаружили много фотографий самих себя с людьми, которых не знали, и в местах, которых не существовало. Ты не находила хоть одну свою фотографию?
Она посмотрела на него так, будто он показал фокус.
— Нет. Откуда ты в этом уверен?
Он постучал по фотографии.
— Это единственный снимок, на котором есть я. Как будто я только что прибыл туда в Первый День, в то время как все остальные уже некоторое время там были.
Буря перевернула фотографию и осмотрела обратную сторону, словно подозревала, что это могут быть два склеенных фото.
— Я действительно упал с другого мира.
Когда она не ответила, Фоллер потянулся и схватил ее за руку, крепко сжав.
— Буря, я не шучу. Я не спятил. Я абсолютно нормальный. Я. Сюда. Упал.
Ее взгляд скользнул по его лицу и вернулся к фотографии.
— Почему ты показываешь мне ее сейчас?
— Я не показывал ее раньше, потому что не хотел, чтобы Мунларк перерезал мне горло.
— Мудрый ход, — рассмеялась Буря. — Но зачем ты сейчас мне ее показал?
Нужно ли ей все разжевывать? Фото доказывает, что они должны быть вместе.
— Значит, ты должна мне поверить, — сказал Фоллер.
Она вернула фотографию.
— Почему я должна тебе доверять? Ты только что сам признал: ты понятия не имеешь, есть ли еще миры ниже этого. Ты просто догадываешься. Я не буду прыгать с края света, основываясь на догадках.
— Это обоснованная догадка. — Он положил фотографию обратно в карман, рядом с кровавым рисунком. — Можно предположить, что должны быть…
В его голове всплыл кровавый рисунок: овалы, расположенные друг над другом. Только в уме Фоллера его мир — как он выглядел после того, когда он упал оттуда — находился над верхним овалом.
— Фоллер?
Фоллер вытащил из кармана рисунок и разложил его на кухонном столе. Чувствуя, как колотится сердце, он посмотрел на рисунок свежим взглядом — взглядом того, кто видел миры на расстоянии.
— Что это?
— Это карта, — прошептал он, пробегая пальцами по верхнему овалу с кровавым отпечатком пальца над ним. Фоллер предполагал, что отпечаток был оставлен случайно, но теперь понял, что это на самом деле: ориентир.
Здесь находишься ты.
А вот и символ «X» на самом нижнем овале.
«Символ “X” отмечает место», — сказала та часть его разума, которая подсказывала слова. Он должен добраться до этого нижнего мира. Он должен добраться туда любой ценой. Именно там были ответы.
Он посмотрел на Бурю.
— Я не догадываюсь. Под этим миром есть другие миры, и я должен добраться до самого нижнего. — Он постучал по карте. — В Первый День я нашел это в кармане вместе с твоей фотографией. Посмотри, это карта.
— Это не карта, — нахмурившись, ответила Буря. — Это кучка овалов…
— Это карта. Я знаю, как работает мой разум.
Он поднял левый большой палец, который порезал, как будто собираясь нарисовать карту.
— Я нарисовал ее собственной кровью, чтобы знать, насколько она важна. Что я серьезно отношусь к этому, что я все понимаю и доберусь в нижний мир. Я оставил ее в кармане рядом с твоей, нашей фотографией, потому что должен был найти тебя в пути. — Фоллер взял ее за руку, переплетая свои пальцы с ее.
— Скажи, что тебе не нравится, — прошептал он. — Скажи, что тебе не кажется, что наши руки соединяются, словно две детали, потому что когда-то они много времени пробыли в таком положении.
Буря вырвала свои руки из его.
— Поверь мне.
Крики снаружи становились заметно громче.
— Я даже тебя не знаю, — выкрикнула она. — И даже если бы знала, у тебя всего один парашют.
— Мы можем им поделиться. Послушай, Буря, не хочу показаться бесцеремонным, но у тебя мало вариантов. Если ты останешься здесь, тебя убьют. Со мной, по крайней мере, у тебя есть шанс.
Она потянулась к его куртке и вытащила фотографию. Казалось, она изучает собственное лицо, возможно, удивляясь тому, как она была счастлива. Фоллер догадался, что с Первого Дня она никогда так больше не улыбалась.
Буря протянула ему снимок, но, когда он схватил его, она не разжала пальцы.
— Ты уверен, что мы оба сможем приземлиться с одним парашютом?
— Да, — решительно кивнул Фоллер. По крайней мере, он думал, что они смогут. Он учтет все детали позже.
— И ты уверен, что под нами есть другой мир?
— Да.
Она отдала фотографию.
— Нам понадобится фонарик.
На вершине холма стояла церковь. Питер отвернулся, желая, чтобы она не приближалась, чтобы была еще в тысяче или десяти тысячах километров отсюда. Дядя Изабеллы и Мелиссы, Уолт, и их тетя Роуз шли по дорожке, направляясь к большим входным дверям. На нем был черный костюм, на ней — черное платье.
Ему ни за что не удастся войти туда. Он притворится больным, оставит Мелиссу, поедет домой и ляжет в постель. И даже не придется симулировать болезнь: его и так тошнило, он потел, его внутренности выворачивало при мысли о том, чтобы пойти туда и встретиться с Уго, семьей Изабеллы и ее друзьями.
У сидевшей рядом Мелиссы глаза были ввалившимися от недосыпания, нос порозовел от плача.
Он должен сказать ей. Если бы Мелисса узнала и по-прежнему захотела бы стоять рядом с ним на этих похоронах, Питеру стало бы легче и он справился бы. Но каждый раз, когда он пытался, слова застревали в горле. Забирая Беллу в лабораторию, он чувствовал, что поступает благородно. Теперь это казалось отвратительным.
Мелисса припарковалась за церковью. Двигатель фургона затих, они сидели, глядя через лобовое стекло на церковь. Скорбящие люди, склонив головы, молча и неторопливо двигались к входу, многие молодые были призывниками в парадной форме.
Наконец Мелисса открыла дверь, и у Питера не осталось выбора, кроме как открыть свою и следовать за ней к церкви. Мелисса взяла его за руку, и он начал плакать. Она сжала руку крепче, думая, что он плачет об утрате. Он и плакал, потому что ее не было, но имелась еще гораздо более веская причина.
Уго, в этот раз без шляпы, стоял прямо в дверях и принимал соболезнования. Мелисса упала в его объятия, он обнимал ее довольно долго. Уго прищурился, вены на висках вздулись. Когда они наконец отпрянули друг от друга, Питер подошел к Уго. Его ноги тряслись так сильно, что он был уверен, что упадет.