— Мы находимся в одном шаге от затмения. После его освобождения возврата не будет. Что делать, Сэндовал?
— Сделай это. И меня зовут Фоллер. Больше не называй меня Сэндовалом. Во мне столько же Сэндовала, сколько и в тебе.
Питер С повернулся к своей консоли и, нажав на кнопку, встал, пошел в дальний конец комнаты и взглянул на сингулярность.
— Ты сказал, что потребуется несколько часов? — спросил Фоллер.
— От шестнадцати до двадцати, — сказал Питер С. — Воздух настолько пропитан, что все мы станем нулевыми пациентами[32] одновременно.
Что бы это ни значило.
— Могу я дать тебе совет? — спросил С. — На твоем месте я бы отошел от этой двери.
Фоллер посмотрел на дверь и перевел взгляд на Питера С.
— Почему?
Ему ответил мистер А, который уже шел к задней части комнаты:
— Уго не испытает удовольствия, если ты просто умрешь здесь с голоду. Он попытается открыть эту дверь.
Питер проснулся и вздрогнул. Ему приснилось, что под его кроватью открылась дыра и он падал прямо сквозь ядро Земли. Но реальность, в которой он проснулся, была не менее причудливой и странной.
Он нашел под раковиной новую щетку и почистил зубы, используя вместо воды лимонад.
Прильнув к телескопу, он посмотрел на улицу внизу. Большинство проходящих мимо людей перевозили вещи или толкали тележки. Питер не чувствовал никакого желания выходить туда и присоединяться к ним, хотя знал, что каждая минута, на которую он откладывал сбор пищи, воды и оружия, уменьшала шансы на выживание. Он не боялся. Любые чувства вытесняло одно — чувство вины. Он не знал ни одного способа сделать новый дубликатор из материалов, имеющихся на этом острове, поэтому получить еще одну сингулярность было невозможно. Даже если бы ему это удалось, шансы на то, чтобы разобраться в произошедшем и восстановить мир, казались ничтожными. Ему, наверное, следует искать президента Аспен. Встреча с ней ничего не решит, но он мог бы объяснить, что произошло. А она, используя свои полномочия, смогла бы успокоить свой народ. Но, разумеется, такой поступок резко увеличил бы вероятность того, что его повесят на уличном фонаре или сожгут заживо.
Было бы неплохо иметь пистолет для защиты. Он переходил из комнаты в комнату, заглядывая в ящики и шкафы, надеясь, что ему повезет.
Вторая спальня в квартире была детской. Много солдатиков и военной игрушечной техники — здесь явно жил мальчик семи или восьми лет.
С прикроватной лампы свисал игрушечный парашютист. Питер отцепил его от выключателя и внимательно осмотрел. Фигурка была около трех сантиметров в длину, одетая в коричневую камуфляжную форму и соответствующий шлем. Его парашют был светло-зеленым, круглым, с прорезями в трех вставках.
Он сложил парашют и вместе с фигуркой подбросил к потолку. Парашют стремительно развернулся. Питер поднял парашютиста с пола и засунул его в передний карман. В этот момент в его голове начал складываться план.
Каковы были шансы, что в этом новом мировом порядке Уильямсберг находится под Манхэттеном? Возможно, используя телескоп, он сможет исследовать каждый из островов в пределах радиуса действия, идентифицировать их и сформировать какую-то рабочую гипотезу о том, как разделились различные участки земли. Возможно.
Однако, даже если ему придется прыгать вслепую, Питер сможет воспользоваться возможностью, чтобы найти парашют или сделать его. Ему нечего терять, кроме его лаборатории и Мелиссы. По правде говоря, пяти Мелисс. Он знал, что она никогда не простит его. Скорее всего, она потеряла всякую веру в него после того, что он сделал. Но ему все еще нужно было найти ее. Даже если она его презирает, Питер отдал бы все, чтобы увидеть ее, чтобы быть рядом с ней.
Он также хотел найти своих друзей. Какое-то мгновение он не мог вспомнить лица Гарри и Кэтлин, но они вдруг встали перед глазами. Питер почувствовал невероятно сильное желание увидеть их. Желание с примесью горя по умершему Гарри. Он все еще не знал, как скорбеть по нему.
Теперь уйдут все, если только он не сможет их найти.
Небо завораживало. С его места оно выглядело невероятно огромным и было покрыто кучевыми облаками, похожими на гигантские зефирины.
Ему казалось, что он сейчас проснется. Но на самом деле Питер не спал — он наблюдал за облаками. Он встал и провел руками по лицу, пытаясь собраться с мыслями. Ему нужно идти, найти на этом острове, где-то в небе парашют, чтобы он смог отыскать…
В животе появилось странное, болезненное ощущение. Какое-то мгновение он не мог вспомнить, кого хотел найти. Он забыл Мелиссу.
Он направился к лестнице.
Люди на улицах усердно работали в поисках пищи. По тротуару прошел молодой парень в фиолетовой рубашке и солнцезащитных очках, толкающий тележку, наполненную бутылками с водой. Между его рукой и ручкой тележки был зажат пистолет.
Его внимание привлекла перебранка, возникшая в полквартале от него на углу улицы. Питер подошел ближе и услышал, как спорят мужчина и женщина. Женщина была ужасно расстроена.
— …уйдите от меня, я вам сказала! — воскликнула она.
Мужчина протянул руку.
— Сабрина, пожалуйста. Я не понимаю, что с тобой происходит. Это я. Джои.
— Не трогайте меня. Оставьте меня в покое.
— Сабрина, ты, наверное, заболела. Нам нужно отвести тебя в безопасное место. К доктору или еще к кому-нибудь, кто сможет помочь.
Питер отшатнулся в другом направлении, но вдруг остановился и огляделся, не зная точно, куда идти. Все это сделал он, он и никто другой. Питер попытался вспомнить имя какого-то мужчины, но оно выветрилось у него из головы. Здоровяк, всегда носил шляпу. Если симптомы проявлялись сейчас, он, должно быть, выпустил вирус затмения за шестнадцать или двадцать часов до того, как послал Питеру предупреждение.
У него с этим здоровяком была ссора, но Питер не мог вспомнить, из-за чего. Из-за женщины.
Мимо Питера по тротуару прошла отчаянно рыдающая девочка лет тринадцати или четырнадцати. Задрав голову, она прижимала ладони к ушам и кричала:
— Где я живу?
Он должен был придумать, как свыкнуться с тем, кем он был сейчас.
Он вдруг вспомнил о сингулярности. Ее энергия могла бы быть использована для смягчения некоторых из этих проблем. Ее можно было бы перевозить на эти острова в топливных элементах. Он и другой Питер, который помогал ему ее переместить, были единственными, кто знал, где она спрятана. Ему нужно записать это, прежде чем он забудет.
Только жертвы вируса затмения не умели читать. Он не сможет читать через несколько часов. Эта мысль была ужасающей. Он сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться.
А что, если он нарисует картинки? Или карту?
Он достал свой кошелек. Ничего такого, на чем можно писать, не было, кроме его удостоверения личности и пары фотографий. На одной из них были запечатлены он и его жена в их медовый месяц.
Если бы она знала, что он все еще носит с собой снимок, она бы залилась своим резким, саркастическим смехом, который он впервые услышал после того, как все пошло наперекосяк.
Он выбросил кошелек и его содержимое на тротуар, оставив только фотографию. Когда Питер попытался засунуть ее в карман, его пальцы ощутили, что там уже что-то есть.
Он вытащил парашютиста. Он совсем забыл о парашюте. Было ли время искать его?
Питер закрыл глаза, пытаясь угадать, как быстро действует вирус. Он понятия не имел, где вырос, не помнил свое детство и родителей. Он был физиком, он все еще помнил об этом. Его звали…
Имя не пришло.
Он должен был спешить. Похлопав себя по карманам, он понял, что ему нечем писать. Он мог бы пойти в ближайший многоквартирный дом, найти пустую квартиру и постучать в дверь. Но это займет время. Он мог забыть то, что хотел записать.
Он застыл как вкопанный. Что он хотел записать?
Он заметил в руке парашютиста, и тут в голову пришло воспоминание.
На его связке ключей висел перочинный нож. Он может порезать себе палец и писать кровью. Хорошая идея — это даст знать его будущему «я» со стертой памятью, что карта важна, что он буквально истекал кровью, чтобы ее нарисовать. Оглядевшись, он заметил в водостоке выброшенную коробку конфет. Он разорвал ее по шву и развернул на тротуаре.
Он открыл перочинный нож и без колебаний разрезал большой палец одним быстрым, резким движением.
На тротуар падали крупные капли крови. Погрузив кончик указательного пальца в кровь, он начал снизу и нарисовал флажок, удерживая дрожащую руку другой рукой. Обе они были измазаны кровью.
Когда он набросал овалы, чтобы представить мир таким, каким он был сейчас, он начал забывать, что делает и зачем. Чтобы бороться с беспамятством, он раз за разом повторял вслух: «Я рисую карту». И продолжал рисовать.
Фоллер позвонил Буре.
— С тобой все в порядке? — спросила она.
— Я в норме. Мне нужно, чтобы ты спросила Мелиссу, сколько времени пройдет с момента выпуска вируса затмения до полного заражения им?
Фоллер услышал приглушенный разговор Бури и Мелиссы.
— Около четырех дней, — прозвучал ответ.
— Он ведь не может распространяться из одного мира в другой? — спросил он, хотя было немного поздно думать об этом.
Буря посоветовалась с Мелиссой.
— Если в этом мире не окажется носителя вируса. Зачем ты спрашиваешь? Что ты сделал?
— Я выпустил его в мире Уго.
Мелисса вскрикнула.
— Дело в том, что я все еще в мире Уго.
— Подожди, ты выпустил вирус затмения на себя?
Фоллер начал ходить туда-сюда в недоумении, но внезапно остановился и сказал:
— Нужно было решить: или все, или ничего. В то время это решение казалось лучшим из множества неприятных вариантов.
— Когда я увижу тебя, ты меня не узнаешь. Для тебя снова наступит Первый День.
От ее слов по телу пробежал холодок. Снова Первый День. В голосе кружились мысли: может быть, лучше умереть.