Глава XLIV Возвращение
— Мисс Гертруда! — воскликнула миссис Прим, отворяя дверь. — Господи помилуй! Этого недоставало! Никак вы сами снимаете занавески у миссис Грэм. Охота вам, мисс Гертруда! Ведь они приедут не раньше, чем через две недели, и миссис Эллис успела бы все сделать сама!
— Да мне нечего делать, миссис Прим.
Гертруда подняла глаза на старую кухарку и приветливо прибавила:
— А ведь приятно снова очутиться у себя дома, не правда ли?
— Еще бы! — охотно согласилась миссис Прим. — И по правде сказать, я часто думаю, как славно было бы, если бы никого больше и не прибавилось…
Гертруда улыбнулась:
— Да, сейчас здесь так, как было раньше, давным-давно, когда я приехала сюда первый раз маленькой девочкой…
— Боже милостивый! Да вы и теперь еще ребенок! Ради Бога, мисс Гертруда, не думайте, что вы стареете. Надо считать себя молодой — и никогда не состаришься! Посмотрите, к примеру, на мисс Патти Пэтч…
— А я, кстати, как раз хотела спросить о ней, — сказала Гертруда, снова принимаясь за занавески. — Как она? Жива, здорова?
— И жива, и здорова, и умирать не собирается. Я и шла вам сказать: булочник просил передать, что мисс Патти хочет как можно скорее вас увидеть. Но, по-моему, мисс Гертруда, спешить нечего, успеется. Вам нужно еще немного отдохнуть, а то вы не слишком хорошо выглядите.
— Она просит меня прийти? Бедная старушка! Непременно пойду после обеда; вы не беспокойтесь, миссис Прим, я совершенно здорова.
Сомнения и неизвестность так измучили Гертруду, что она обрадовалась случаю немного развлечься.
Мисс Патти сидела у камина, скрючившись от ревматических болей. Она от души обрадовалась Гертруде и закидала ее вопросами, особенно о жизни в Саратоге, о последних модах и общественных развлечениях.
— А как же, душечка, насчет жениха? Неужели никого не нашлось по душе? — спросила она, когда Гертруда терпеливо рассказала ей все, что интересовало пожилую даму. — А право же, жаль! Не потому, конечно, что уходит время, — вы еще так молоды, — но как приятно делить жизнь с человеком, которого любишь! Да, а так ведь — сколько приходится переносить неприятностей! Я не задумываясь улетела бы куда-нибудь, только чтобы быть подальше от моих родственников. Я уже думала, что отделалась от них навсегда, но в этом году они открыли мое убежище.
— Я не знала, что у вас есть родственники; но, похоже, чувства у них далеко не родственные.
— О! — воскликнула мисс Пэтч. — Я благодарю судьбу, что они не носят мое имя: они недостойны его, так они низки и грубы! Их три брата, и один хуже другого. Старший приходит ко мне, чтобы запугать меня; держит себя высокомерно и называет меня «тетушкой», по-видимому, заявляя таким образом о своем родстве. Он воображает себя моим наследником! Двое других просто босяки! И Бог с ними! Пусть и остаются кем были! Вы меня понимаете, мисс Гертруда, вы девушка умная, и я хочу просить вас оказать мне услугу, о которой прежде и не думала. Я звала вас, чтобы написать завещание.
Голос старушки дрожал, она, казалось, была так растрогана, что Гертруде стало ее жалко. Она сказала, что готова исполнить ее желание.
К величайшему удивлению Гертруды, мисс Патти прекрасно знала форму завещания и сама продиктовала его Гертруде. Затем оно было должным образом засвидетельствовано и запечатано. Своим наследником мисс Пэтч назначила Вильяма Салливана.
К чести Вилли следует сказать, что он впоследствии не пожелал воспользоваться довольно значительным капиталом мисс Патти, а распределил его между ее беднейшими родственниками.
Гертруда провозилась часа два, пока закончила завещание и смогла отправиться домой. Небо было покрыто тучами, шел мелкий дождь; впрочем, идти было не так уж далеко, и ее лишь слегка намочило. Но это не укрылось от Эмилии.
— Твое платье промокло, душа моя, — сказала она. — Пойди в гостиную и обсушись у камина. Я спущусь только к чаю. А отец там, и будет тебе очень рад — он с самого обеда сидит в одиночестве.
Мистер Грэм расположился у ярко горевшего камина; он что-то читал, иногда задремывая. Гертруда села было рядом с ним на низком табурете, но пламя камина было слишком горячо, и она перешла на диван в другом конце комнаты.
Не успела она сесть, как позвонили.
Вошел Вилли.
Гертруда встала; она дрожала так, что не могла сделать ни шагу. Вилли подошел, внимательно посмотрел на Гертруду, поклонился и после минутного колебания спросил:
— Мисс Флинт… здесь?
Щеки Гертруды вспыхнули; она не смогла произнести ни слова.
Но краска ее выдала. Вилли узнал свою подругу.
— Герти! Неужели это ты?.. — воскликнул он, ласково взяв ее за руку.
Неподдельная радость, с которой он произнес эти слова, сразу успокоила ее. Перед ней был Вилли, прежний Вилли, ее друг, товарищ ее детских игр, и она нашла в себе силы прошептать:
— О, Вилли, наконец-то ты вернулся! Как я рада тебя видеть!
Их голоса разбудили мистера Грэма; он обернулся и встал.
Вилли оставил руку девушки и подошел к нему.
— Мистер Салливан, — сказала Гертруда, представляя его.
Поздоровавшись, все трое сели; но разговор не вязался: чувствовалась общая неловкость.
Оба не могли решить, с чего начать разговор, а присутствие мистера Грэма только осложняло дело. Наконец Вилли нашелся первым:
— Я едва узнал тебя, Гертруда, или, если честно, совсем не узнал.
— Ты тоже очень изменился, Вилли…
— Климат Индии сильно меняет людей, — ответил Вилли. — Но трудно представить, чтобы я изменился настолько, насколько изменилась ты. Ведь когда я уезжал, ты была еще совсем ребенком.
— Когда ты уехал из Калькутты? — спросила она.
— В конце февраля. Весну я провел в Париже.
— Ты не писал мне об этом, — дрогнувшим голосом заметила Гертруда.
— Я со дня на день собирался уезжать оттуда и хотел сделать тебе сюрприз.
Она почувствовала, что не сумела достаточно ясно выразить свое удивление, и поспешила добавить:
— Я беспокоилась и сердилась. Но я очень рада, что наконец вижу тебя, Вилли!
— Ну, думаю, не так, как я, — сказал он, понизив голос. — Чем больше я гляжу на тебя, тем больше вижу свою прежнюю Герти. И начинаю думать, что мне следовало предупредить тебя о своем приезде.
— Нет, — улыбнувшись, возразила Гертруда, — я люблю сюрпризы. Разве ты забыл?
Манеры Вилли совершенно не изменились, он говорил так же ласково и сердечно, как прежде.
Как раз в эту минуту птички в клетке, подвешенной к окну, возле которого сидел Вилли, принялись чирикать. Он взглянул вверх.
— Это твои птички, — сказала Гертруда.
— Все живы и здоровы?
— Все.
— Ты, значит, хорошо их берегла. Они нежные и редко выживают.
— Я их очень люблю…
— Как здоровье мисс Грэм? — спросил Вилли.
Гертруда ответила, что Эмилия еще не оправилась от потрясения, вызванного недавней катастрофой.
Зашла речь о крушении; Гертруда умолчала о том, что была в числе пассажиров погибшего судна. Вилли строго осудил беспорядки в пароходстве и преступную небрежность капитанов, которая привела к таким трагическим последствиям. У него тоже были знакомые на этом пароходе, но он не знал, что и мисс Грэм была там. Разговор становился все более непринужденным.
Речь шла о жизни в Калькутте, о парижских новостях, о педагогической деятельности Гертруды, но о том, что лежало на сердце у обоих, не было сказано ни слова.
Присутствие мистера Грэма мешало им говорить вполне откровенно.
Вошел лакей и доложил, что чай подан. Мистер Грэм встал с места; поднялся и Вилли. Мистер Грэм холодно пригласил его остаться; Гертруда тоже попросила не уходить, но Вилли решительно отказался, и она поняла, что его задел холодный прием мистера Грэма.
Старик вообще не любил молодежь; кроме того, он не забыл, что Гертруда покинула их из-за семьи Вилли, и это воспоминание не могло не сказаться на его отношении к гостю.
Гертруда проводила своего друга до дверей. Дождь прошел, но гудел сильный ветер, и становилось холодно. Вилли, взяв руки девушки, взглянул на нее, как будто хотел что-то сказать, но, увидев, что она избегает его взгляда, грустно пробормотал:
— До свидания, — и, пообещав приехать завтра, быстро вышел.
А Гертруда смотрела ему вслед, пока стук колес экипажа не дал ей знать, что он уехал. Тогда она убежала в свою комнату.
Ей хотелось побыть одной…
Как ни храбро она выдержала первое свидание, которого так ждала и так боялась, Гертруда чувствовала, что самое трудное еще впереди, и мужество готово было ее покинуть. Если бы Вилли сильно изменился, она могла бы разлюбить его. Но он вернулся таким, каким был: та же прямота, то же благородство, та же приветливость. Это тот Вилли, которого она знала и любила. Он ничего не забыл, вплоть до мельчайших подробностей их далекого детства.
Кто-то тихо постучал в дверь.
Думая, что ее пришли звать к чаю, она, не вставая с постели, сказала:
— Бригита, это ты? Я не хочу ужинать.
— Я не затем, барышня, я принесла вам письмо.
Гертруда одним прыжком вскочила с кровати и открыла дверь.
— Какой-то мальчик дал мне его и удрал, — сказала Бригита, передавая ей пакет.
Гертруда распечатала конверт, вынула несколько густо исписанных листков и начала жадно читать.
Глава XLV Жизнь отца
Вот содержание письма.
«Моя милая дочь, мое милое, дорогое дитя!
Моя дочь, моя добрая, нежная дочь!
Теперь, когда твои собственные слова успокоили меня относительно самого главного, а именно, что мое имя не было запятнано в твоих глазах и ты не осудила отца, я поведаю тебе историю моей жизни и докажу, что ты моя дочь, и ты поверишь мне, полюбишь и, может быть, не откажешь мне в доверии, которого меня несправедливо лишили.
Я не скрою ничего, как это ни тяжело для меня.
Мистер Грэм — мой отчим. Связанный таким образом с теми, кто так дорог тебе, я все же несу их проклятие, потому что не только моя рука (о, не презирай меня, Гертруда!) погрузила в вечный мрак несчастную Эмилию, но помимо этого ужасного несчастья я был еще обвинен и в бесчестном поступке. Живя под тяжестью этого проклятия, безнадежно осужденный, я все же невиновен. Ты поймешь это, если поверишь моему рассказу.