FT: Возможно ли убедить Китай в необходимости укрепления юаня?
Д. С.: Я бы поймал их на слове: пусть чаще используют SDR, и нужно даже включить юань. Хотя это и неконвертируемая валюта в SDR. Такой вариант уже рассматривался. Думаю, что и бразильский реал также должен войти в SDR. Думаю, что число валют, входящих в корзину SDR, не только может, но и должно быть увеличено.
FT: Но в США беспокоятся, что движение по этому пути и уход от доллара как мировой резервной валюты в конечном итоге означает ослабление американской экономики.
Д. С.: Мы извлекли немало выгод из того, что долгое время доллар был главной мировой резервной валютой, но мы злоупотребили этим, и я не думаю, что так может продолжаться и дальше. Нельзя утверждать, что в наших интересах сохранить доллар как единственную международную валюту. Мировая экономика растет, ей необходима дополнительная валюта, и если этой валютой является доллар, то США обречены на хронический дефицит счета текущих операций. Это неподходящий вариант. Думаю, в наших интересах другое развитие событий, а также реформа всей системы.
FT: Что произойдет, если США не примут активного участия в перенастройке мировой финансовой системы? Каков ваш самый ужасный сценарий?
Д. С.: Китайцы прибегнут к двусторонним соглашениям. Они уже реализуют этот сценарий. У них уже заключено соглашение о клиринговых расчетах с Аргентиной, и, полагаю, они ведут переговоры о его подписании с Бразилией, и таких соглашений будет все больше и больше. Доллар останется главной международной валютой, но станет использоваться все реже и реже. Полагаю, что мир двусторонних соглашений менее привлекателен, чем нынешняя многосторонняя система. Но современная система серьезно повреждена, только мы до сих пор не хотим этого в полной мере признать. Необходимо создать новую систему и сейчас самое время заняться этим.
FT: Всего лишь год назад, после крушения Lehman, раздавались предсказания, что нынешний финансовый кризис будет хуже Великой депрессии. Теперь повсюду, особенно в финансовой сфере США, видны «зеленые ростки». Это видимость или реальность?
Д. С.: На фондовом рынке – вполне ощутимая реальность. Мы наблюдаем впечатляющее ралли, так как огромное количество денег все еще не задействовано, эти средства не приносят дохода и потихоньку поступают на рынок. Возможно, этот процесс будет идти до конца года.
FT: Вы считаете, что до конца года рынок будет расти?
Д. С.: Это никогда нельзя предсказать. Никогда не знаешь, когда случится разворот, но, похоже, так и будет, ведь признаков роста занятости не наблюдается, а это означает, что процентные ставки вряд ли будут повышены. В то же время прибыли компаний достаточно высоки и еще большие объемы денег не вышли на рынок. Все создает благоприятные условия для роста рынка до конца года.
Тем не менее для поддержания экономики все еще требуются дополнительные стимулы, так как процесс восстановления подпитывается госрасходами и, если этот фактор исчезнет, экономику ждет второй провал. Чтобы избежать такого развития событий, необходимо продолжать стимулирование. Идут политические споры о том, приемлемо ли это, ведь таким образом накапливается долг, основная тяжесть которого ляжет на будущие поколения. Но альтернативой может стать еще одна рецессия или же более длительный период рецессии.
FT: Какие самые насущные реформы необходимо провести в США?
Д. С.: Необходимо по-настоящему регулировать банковскую систему. Фактически крупные банки сейчас получили гарантию, что им не дадут рухнуть, и их нужно регулировать так, чтобы этой гарантией не пришлось пользоваться. Регуляторы позволили банкам регулировать самих себя, те, воспользовавшись этим, вышли из-под контроля и нажили себе неприятности, так что их нельзя отпускать. Необходимо сократить размер заемных средств, которыми они могут пользоваться. Нужно осознать, что есть системные риски, которые отдельные участники рынка совсем не обязательно должны учитывать, поскольку как отдельные участники они вполне могут полагать, что способны продать ценные бумаги кому-то еще. Но если все оказываются на одной стороне сделки, они не могут продать. И когда все по отдельности пытаются это сделать, наступает крах. Так и случилось. Существуют системные риски, которые не совпадают с рисками отдельных участников, и работа регулятора в том и состоит, чтобы охранять от этих рисков.
Необходимо признать, что ложной была сама концепция функционирования финансовых рынков, которой руководствовались, – я имею в виду идею о том, что рынки тяготеют к равновесию. Рынки тяготеют к созданию пузырей, так что регуляторы должны взять на себя ответственность не позволять этим пузырям подпитывать себя и затем лопаться. Эту ответственность они брать отказывались. Мы можем контролировать денежную массу, говорили они, но не пузыри на рынках активов. Но, контролируя объем кредитных средств, они делают шаг и получают реакцию рынка, и эта реакция подскажет им, сделали ли они достаточно или нужно сделать больше. Эта реакция позволяет корректировать политику и стремиться к поддержанию баланса. Этой ответственности регуляторы избегали, а теперь должны ее принять и использовать давно валявшиеся без дела инструменты, такие как требования к гарантийному обеспечению по производным контрактам и минимальному капиталу. Эти требования можно время от времени менять, чтобы сбалансировать превалирующее на рынках настроение. Если там царит эйфория, нужно увеличивать гарантийное обеспечение. Если, как сейчас, отчаяние, это требование можно смягчить. Сейчас не то время, чтобы использовать эти инструменты, но к этому нужно готовиться – когда заработает экономика, возобновится кредитование. Тогда придет время ужесточить требования к капиталу банков.
FT: А вы уверены, что, когда ситуация улучшится, достанет политической воли вводить ограничения, о которых вы говорите?
Д. С.: Нет, не уверен. У банков огромное политическое влияние. Сейчас на банковской сцене США доминируют три-четыре банка. Это квазиолигополия, и они пытаются защитить свои позиции.
Крах доллара не наступит(из интервью Дж. Сороса для «Financial Times», 26 октября 2009 г.)
…Коллапс доллара не наступит, пока к его курсу привязан китайский юань. При этом некоторое ослабление курса доллара было бы даже полезным американской экономике. Ничего страшного как экономист я не вижу и в утрате долларом статуса единственной мировой резервной валюты. Сегодня наблюдается общий дефицит доверия к валютам и уход из «бумажных» денег в реальные активы, в том числе золото и нефть.
Я не считаю, что отход от доллара как главной мировой резервной валюты приведет к непосредственному ослаблению экономики США – как минимум потому, что мировая экономика растет и нуждается в дополнительных резервных валютах. Чтобы сохранить монопольный статус доллара, США должны согласиться на хронический дефицит текущего счета.
Я думаю, что в наших интересах реформировать систему, в которой доллар обладает статусом единственной резервной валюты.
При этом я не считаю, что должна быть создана новая мировая валюта. Стоит более полно использовать и развивать уже существующий механизм – в частности, использование валюты Международного валютного фонда (МВФ), так называемые SDR (специальные права заимствования).
SDR могли бы быть очень полезны именно сейчас, когда в мире наблюдается глобальный дефицит спроса. При этом в корзину валют МВФ следует также внести китайский юань, невзирая на то, что сегодня эта валюта не является свободно конвертируемой.
Я считаю возможным убедить КНР несколько укрепить юань, который сегодня недооценен. Китайцы уже говорили о такой возможности, и их нужно поймать на слове.
Кроме того, бразильский реал также должен быть включен в расчеты SDR. Корзина валют МВФ вообще должна быть увеличена.
Глобальные рынки нужно регулировать(интервью Дж. Сороса для агентства «Bloomberg». 3 апреля 2013 г. Ведущая Франсин Лакуа, директор департамента развития компании «Валенсия»)
Франсин Лакуа (далее ведущая): Мистер Сорос, благодарим вас за согласие на интервью для «Bloomberg». Расскажите о вашем детстве. Что оказало на вас наибольшее воздействие в детстве и в юности? У вас было очень трудное детство, но мне кажется, что оно очень сильно повлияло на формирование вашей личности.
Джордж Сорос (далее Д. С.): Самым сильным опытом, который действительно сформировал мою личность, можно считать то, что мы пережили в 1944 году, когда немцы оккупировали Венгрию. Поскольку вся моя семья – евреи, то мы находились в смертельной опасности. Мне невероятно повезло с отцом, он быстро понял, что происходит и сумел раздобыть для всей семьи фальшивые документы. Мы все стали жить с новым документами и под другими именами. Это был очень рискованный год в моей жизни, и, оглядываясь назад, я думаю, что это был самый важный опыт в моей жизни.
Ведущая: Помните, что вы чувствовали в это время? Вы были еще мальчиком, вам, кажется, было 13 или 14?
Д.С.: Да, мне было 13.
Ведущая: Вы чувствовали злость?
Д.С.: Нет, нет, ни в коем случае. Это было опасное время, но в то же время это было еще и приключение. А мой отец оказал помощь не только своей семье, но и множеству других людей помог выжить. И большинство людей, которым он помогал, выжили. Так что, в определенном смысле это был очень позитивный опыт. Нам приходилось жить с опасностью и как-то справляться с ней, это была хорошая школа позитивного отношения.
Ведущая: Вы, вероятно, очень гордитесь своим отцом. Он был для вас образцом для подражания? Было ли что-то такое, что когда он сказал, то вам это запало в душу?
Д.С.: Конечно, он, по сути, сформировал мой взгляд на мир. Я настолько воспринял его взгляды, что когда мне было 16 лет, то я сказал «что-то есть неправильное в том, что 16-летний человек думает как пятидесятилетний, и, наверное, мне было бы лучше уехать из Венгрии». Именно тогда я всерьез решил покинуть страну.