После 2012 года все изменилось. Результат Дональда Трампа в 2016-м и Скотта Уокера в 2018 году был практически одинаков с их соперником, как у Буша и ван Холлена; однако там, где у них были 56 и 51 победа в округах, Трамп и Уокер выиграли в 63 из 99 округов, то есть показали тот же результат, что и Рон Джонсон по карте, составленной судом, когда уверенно опередил своего оппонента-демократа. В 2012 году – первом году действия новой карты Акта 43 – республиканец Митт Ромни набрал 46,5 % голосов (в пересчете на двухпартийное голосование), но победил в 56 из 99 округов; демократ Тэмми Болдуин получила 52,9 % голосов на выборах в сенат, но выиграла только в 44 округах. Когда Болдуин баллотировалась на выборах 2018 года, она выступила лучше, опередив соперницу Лию Вукмир на 11 пунктов. Она выиграла в 55 округах; да, конечно, это большинство, однако в 2004 году Расс Файнгольд выиграл сенаторскую кампанию с тем же разрывом в процентах, победив в 71 из 99 округов по старой карте.
Сказано много слов, хотя проще взглянуть на диаграмму. Звездочки расположены выше кружков, а это означает, что те же самые результаты выборов теперь обеспечивают республиканцам больше мест, чем десять лет назад. Ничего не изменилось в политической картине Висконсина между 2010 и 2012 годами, кроме карты.
Тэд Оттман, еще один тайный картограф, на собрании республиканцев заявил: «Карты, которые мы принимаем[584], определят, кто будет у власти в ближайшие десять лет… Мы можем и обязаны нарисовать карты, которых на протяжении десятилетий у республиканцев не было». Красноречивые слова. Не просто можем, а обязаны. Отсюда следует, что главная обязанность политической партии – защищать собственные интересы от притязаний потенциально враждебного электората. Практика проводить границы округов для обеспечения преимущества себе и своим сторонникам называется джерримендеринг, и именно с его помощью получается, что в колеблющемся штате вроде Висконсина республиканцы получают более серьезный перевес в нижней палате законодательного собрания, чем в более консервативных штатах вроде Айовы или Кентукки.
Честно ли это?
Короткий ответ: нет.
Длинный ответ потребует немного геометрии.
Демократический образ управления государством основан на принципе, что мнение каждого гражданина должно учитываться в процессе принятия решений. Как и все хорошие принципы, этот тоже легко сформулировать, трудно точно выразить и почти невозможно реализовать абсолютно удовлетворительным образом.
Прежде всего, дело в масштабах. Даже скромный по размерам город слишком велик, чтобы выносить на референдум любое решение – о планировке, школьной программе, общественном транспорте или налогах. Существуют обходные пути. В случае уголовных преступлений мы вытаскиваем из шляпы наугад двенадцать имен людей и предоставляем им право решать. Для большей части повседневного управления городами и штатами решения принимаются государственными органами, а участие избирателей случайное и косвенное. Но когда дело касается законодательной деятельности, базовой структуры действий правительства, мы используем систему выборных представителей, при которой люди выбирают небольшую группу законодателей и уполномочивают их выступать от имени народа.
Как выбрать этих представителей? Массой разных способов, но тут уже нюансы начинают иметь значение. Избиратели на Филиппинах могут голосовать сразу за 12 кандидатов, и 12 человек, получивших больше всего голосов, входят в сенат. В Израиле каждая политическая партия составляет список предполагаемых законодателей, и избиратели выбирают партию, а не отдельных людей. Затем каждая партия получает места в кнессете в соответствии с долей набранных голосов. Однако наиболее распространен способ, применяемый в Соединенных Штатах: вы делите население на заранее определенные избирательные округа, и каждый округ выбирает своего представителя.
В США округа распределяются по географическому принципу. Но это необязательно. В Новой Зеландии[585] у маори есть собственные избирательные округа, которые накладываются на общие: маори могут голосовать хоть в своем, хоть в общем округе, где они проживают. Разделение может вообще не иметь географического контекста. В законодательном собрании Гонконга есть место, за которое голосуют только преподаватели и работники образования, – одно из тридцати пяти мест по функциональным округам[586]. В центуриатных собраниях (комициях) в Древнем Риме избирательные округа распределялись по уровню благосостояния. В верхней палате Эряхтаса (ирландского парламента) три сенатора избираются выпускниками Дублинского университета, а еще три – выпускниками Ирландского национального университета. Собственное место в парламенте Ирана имеют евреи.
Американцы привыкли думать об американском способе как о единственном и неповторимом, однако предлагаю поразмышлять и о других способах, которыми можно разделить голосующее население США. Что, если избирательные округа в штатах создавать не по географическому принципу, а по возрастным группам равной величины? С кем у меня больше общего в политических приоритетах и ценностях – с пожилым пенсионером, живущим в десяти милях от меня, или с 49-летним человеком, которому осталось планировать примерно такую же продолжительность жизни, как и мне, у которого дети, вероятно, того же возраста, что и у меня, но живет он на противоположном конце штата? Должны ли законодатели проживать в своем «хронологическом» округе? (Если да, то это точно решит проблему ленивых политиков, по инерции остающихся на своем посту: если только представители не будут распределены крайне равномерно по дате рождения, то со временем они станут регулярно сталкиваться между собой по мере перемещения в старшие возрастные группы.)
Штаты США (по крайней мере, формально) – это полуавтономные образования с собственными интересами. С другой стороны, избирательные округа внутри штатов – это просто участки территории, не имеющие смысла. Никто во втором избирательном округе Висконсина по выборам в конгресс, где я живу, не носит футболок с такой надписью и не может распознать этот округ по силуэту. Что касается моего избирательного округа по выборам в ассамблею штата, то мне пришлось наводить справки, чтобы убедиться, что я правильно указал его номер. Такие избирательные округа нужно каким-то образом выделять, несмотря на то что у них нет никакой внутренней, присущей им политической идентичности. Кто-то должен делить штат на фрагменты. Этот процесс – технический и трудоемкий и отнимает много времени. Из него не сделаешь телевизионное шоу, и он традиционно не привлекает особого общественного внимания.
Теперь ситуация изменилась. И изменилась потому, что мы поняли то, чего раньше не осознавали, и этот факт одновременно и математический, и политический: то, как вы разрежете штат на избирательные округа, окажет колоссальное влияние на то, как законодательное собрание штата будет принимать законы. Это значит, что люди с ножницами имеют огромную власть над теми, кто будет избран. А кто владеет ножницами? В большинстве штатов это сами законодатели. Теоретически предполагается, что избиратели выберут своих представителей, однако во многих случаях как раз представители выбирают себе избирателей.
В какой-то степени очевидно, что создатели избирательных округов обладают большой властью. Если я полностью контролирую распределение округов в Висконсине и уполномочен делить население любым способом, то я могу просто найти группу людей с близкими мне взглядами, объявить каждого из них отдельным избирательным округом, а всех остальных объединить в общий округ. Тогда мои отобранные кандидаты проголосуют за себя, попадут в законодательное собрание штата, а у оппозиции в собрании окажется максимум один голос. Демократия!
Это явно нечестно. Безусловно, жители Висконсина (за исключением этой группы) будут возмущены, что не представлены в управлении штатом. Описанный сценарий кажется смешным: никакое демократическое правительство никогда не действует подобным образом! За исключением, конечно, тех, кто именно так и поступает. Например, в Англии столетиями существовали «гнилые районы», выбиравшие членов парламента, несмотря на то что почти обезлюдели. Городок Данвич[587], некогда не уступавший Лондону по размеру, из-за береговой эрозии постепенно погружался в Северное море и к XVII веку практически опустел, но продолжал исправно посылать двух человек в палату общин, пока эту практику не пресекла избирательная реформа 1832 года, проведенная партией вигов во главе с Чарльзом Греем, 2-м графом Греем (признайтесь, вы думали, что он изобрел чай[588]). К тому времени в Данвиче оставалось 32 избирателя. И это было не самое гнилое из гнилых мест! Старый Сарум некогда считался процветающим местом с собором, однако после возведения нового собора в Солсбери потерял всякое значение; город был заброшен, а все здания разобраны на строительные материалы в 1322 году. И тем не менее еще пятьсот лет Старый Сарум имел двух членов в парламенте, которых выбирала семья, владевшая безлюдным холмом. Даже сторонник традиций Эдмунд Бёрк жаловался на необходимость реформ: «Представителей больше[589], чем избирателей, и они нужны только для того, чтобы рассказывать нам, какое оживленное место торговли тут некогда было… хотя отследить улицы сейчас можно только по цвету кукурузы, а единственное производство там – члены парламента».
В американских колониях все было более рационально, но лишь отчасти. Гнилых мест не имелось, однако одни американцы были представлены лучше других. Томас Джефферсон жаловался на неравные размеры законодательных округов в Вирджинии, настаивая на том, что «правительство является республиканским в той мере