[590], в какой каждый его член обладает равным голосом в решении своих проблем». Даже в XX веке[591] Балтимор имел только 24 места из 101 в палате депутатов Мэриленда, хотя балтиморцы составляли половину населения штата. Генеральный прокурор Мэриленда (и уроженец Балтимора) Исаак Лоуб Штраус просил изменить конституцию, чтобы дать Балтимору равное представительство, цитируя Джефферсона и Бёрка, а затем заявляя: «Кто-нибудь объяснит[592], по какому принципу справедливости, этики, права, политики, философии, литературы, религии, медицины, натурфилософии, анатомии, эстетики или искусства у человека из графства Кент право на представительство в двадцать девять раз больше, чем у человека из Балтимора?»
(Чтобы у вас не сложилось впечатления, что Штраус был принципиальным сторонником демократии, сообщу, что в том же 1907 году он произнес речь, в которой рекомендовал и другую поправку, требующую для получения права голоса пройти проверку грамотности – с целью смягчения «зла от бездумного избирательного права, коим распоряжается множество безграмотных и безответственных избирателей в этом штате, которые стали избирателями вследствие войны между Севером и Югом – не только не в результате какого-либо действия жителей Мэриленда, но и вопреки их формальному отказу от поправки к федеральной конституции, согласно которой эти люди могут голосовать». Для читателей, незнакомых с используемыми тут обычными кодовыми словами американской политики: он имеет в виду чернокожее население.)
Эпоха неравного представительства завершилась в Америке только в 1964 году, когда Верховный суд в деле Рейнольдс против Симса рассматривал вопрос об избирательных округах и законодательном собрании штата Алабама. Согласно законодательству Алабамы, представитель выбирался от административного округа[593]; по такой формуле получалось, что в законодательное собрание штата по одному сенатору назначали и округ Лаундс (15 417 жителей), и округ Джефферсон (куда входил город Бирмингем, так что общее население округа превышало 600 000). У. Маклин Питтс, выступая в защиту системы Алабамы, предупреждал, что трансформация карт избирательных округов приведет к тому, что «более крупные и густонаселенные округа[594] будут контролировать законодательное собрание, следуя принципу “один человек – один голос”, а жители сельских районов не будут иметь права голоса в правительстве штата». Но суд взглянул на ситуацию иначе, написав в решении 8–1, что Алабама нарушает Четырнадцатую поправку, поскольку лишает избирателей в более крупных округах равной защиты со стороны законов, регулирующих голосование.
Требование равного представительства означает, что мы не можем остановить джерримендеринг, запретив правительствам штатов трогать границы избирательных округов. Менять их необходимо. Люди переезжают с места на место, старики умирают, младенцы рождаются, одни регионы разрастаются, другие приходят в упадок, поэтому после очередной переписи правильные границы становятся неправильными. Вот почему так важны годы, которые оканчиваются на 0.
Принцип У. Маклина Питтса – «Почему жители Бирмингема должны иметь больше власти только потому, что их больше?» – звучит для современных ушей довольно забавно, хотя на самом деле американцы все еще следуют ему. От каждого штата в сенат входят два человека – будь то крошечный Вайоминг или огромная Калифорния. Это вызывало споры с самого начала. Александр Гамильтон жаловался в эссе «Федералист № 22»:
Любая идея пропорциональности и любое правило справедливого представительства направлены против принципа, дающего Род-Айленду равный вес на весах власти с Массачусетсом, Коннектикутом или Нью-Йорком, а Делавэру – равный голос в национальных обсуждениях с Вирджинией или Северной Каролиной. Его применение противоречит фундаментальной максиме республиканского правления, которая требует приоритета чувств большинства… Может оказаться, что большинство штатов составляет небольшое меньшинство народа Америки; и нельзя долгое время убеждать две трети населения страны с помощью искусственных различий и тонкостей силлогизмов, что они должны согласиться с тем, чтобы их интересами управляла и распоряжалась одна треть[595].
История овеществила беспокойство Гамильтона: 26 наименьших штатов, 52 представителя которых составляют большинство в сенате, говорят от имени всего лишь 18 % населения[596].
Но дело не только в сенате. Каждый штат, каким бы маленьким он ни был, имеет не менее трех голосов в коллегии выборщиков, которая в итоге и определяет, кто становится президентом. В Вайоминге 579 000 жителей – примерно столько же проживает в городе Чаттануга с пригородами, и, поскольку у них три голоса в коллегии, каждый голос представляет 193 000 вайомингцев. У Калифорнии 55 голосов в коллегии, но ее население составляет почти 40 млн человек, так что каждый голос представляет больше 700 000 калифорнийцев.
Это было сделано умышленно, как вам, скорее всего, часто напоминают друзья-традиционалисты. Сегодня идея, что президента нужно выбирать большинством голосов жителей страны, кажется естественной многим американцам – даже тем, кто видит причины для сохранения системы с коллегией выборщиков. Однако отцы-основатели не испытывали особого энтузиазма по ее поводу. Исключением был Джеймс Мэдисон, но даже он поддерживал общенациональное голосование только потому, что считал все остальные варианты еще хуже. Маленькие штаты опасались, что шансы будут только у кандидатов от густонаселенного штата. Южанам (за исключением Мэдисона) не нравилось, что общенациональные выборы ослабят с трудом достигнутый «компромисс трех пятых», который позволял им получить дополнительное представительство в конгрессе за счет многочисленного порабощенного и бесправного чернокожего населения[597]. При системе общенационального голосования ваш штат не получает власти от людей, если только вы не разрешите им голосовать.
Способ избрания президента вызвал ожесточенные споры, которые продолжались все лето 1787 года[598]. Выдвигались и отклонялись все новые и новые планы. Элбридж Герри предложил, чтобы выбирали губернаторы, причем число голосов у каждого из них было пропорционально населению штата; эту идею решительно отвергли, так же как и предложения о том, чтобы президента избирали законодательные собрания штатов, конгресс или комитет из 15 членов конгресса, выбранных случайным образом. Не придя к согласию, основная группа делегировала решение об избрании президента и некоторые другие нерешенные проблемы группе из одиннадцати незадачливых членов под названием комитет по незавершенным делам. Не нужно считать, что система, к которой мы в итоге пришли, – это блестящее воплощение мудрости отцов-основателей; это просто компромисс, на который согласились скрепя сердце и утомившись от споров, потому что ничего лучшего придумать не смогли. Если вы когда-нибудь сидели на долгом собрании, зная, что надо забирать детей из детсада, а вы не можете уйти, пока собрание не примет нужный документ, который каждый из присутствующих может заставить себя с ворчанием подписать, то вполне представляете, как появилась коллегия выборщиков.
Даже если вы согласны с представительским неравенством, встроенным в устройство коллегии выборщиков, вам следует знать, что сейчас оно намного серьезнее, чем во времена отцов-основателей. По данным переписи 1790 года, население самого большого штата (Вирджинии) в 11 раз превышало численность населения самого маленького (Род-Айленда). Сейчас же соотношение между численностью населения Калифорнии и Вайоминга составляет примерно 68. Разве конвент предоставил бы Род-Айленду столько полномочий по назначению сенаторов и выборщиков, если был он был еще в шесть раз меньше, чем на самом деле?
Возможно, самый простой способ смягчить неравенство в коллегии выборщиков – увеличить количество членов палаты представителей. В 1912 году их насчитывалось 435, как и сейчас, хотя население страны увеличилось втрое. Число выборщиков от каждого штата равно числу его представителей в сенате и палате представителей. Если бы в палате состояло 1000 членов, то 120 из них были бы из Калифорнии, а 2 – из Вайоминга. Всего у Калифорнии будет 122 голоса, по одному на каждые 324 000 калифорнийцев, а у Вайоминга 4 голоса, по одному на каждые 144 500 вайомингцев. Неравенство сохранилось, но оно уже не так велико. Чем больше палата представителей, тем лучше коллегия выборщиков представляет голоса населения в целом – и при этом план отцов-основателей не меняется ни на йоту.
Каким бы существенным ни было электоральное неравенство сегодня, бывало и хуже. Когда в 1864 году в Союз приняли Неваду, в ней проживало примерно 40 тысяч человек; штат Нью-Йорк был в сто с лишним раз больше! Такая огромная разница не случайна. Авраам Линкольн и республиканцы протащили для Невады статус штата (несмотря на ее мизерное население) в преддверии выборов 1864 года: опасаясь, что голоса за трех кандидатов разделятся и выборы придется передать в палату представителей, они хотели иметь надежный республиканский голос невадцев, пусть и непропорциональный их реальному количеству. Невада стала штатом за считаные недели до выборов и послушно отдала голоса за Честного, но изворотливого, когда нужно, Эйба. Постепенно Невада разрослась, но для этого потребовалось время. В 1900 году она была в 171 раз меньше Нью-Йорка, и за тридцать шесть лет своего существования отправила в Вашингтон в качестве сенатора всего одного демократа всего на один срок.
Подобные диспропорции может завуалировать тот факт, что некоторые маленькие штаты выглядят большими. Политики-республиканцы любят рисовать карты Соединенных Штатов, где почти от побережья до побережья простирается море красного республиканского цвета, а демократические оплоты в Калифорнии и на северо-востоке – лишь небольшая синяя кайма вдоль береговой линии. С этой точки зрения наличие целых двух кандидатов в сенате у Вайоминга вовсе не выглядит несправедливым – да вы только посмотрите, какой он большой!