Не во всех вариантах, предложенных для Крайолы, разрыв настолько велик. Вот схема для варианта 1 – той карты, которая дает пропорциональное представительство:
Пурпурные потратили зря по 25 000 голосов в каждом из первых шести округов, по 35 000 в округах 7 и 8 и по 40 000 в округах 9 и 10. Всего – 300 000. У Оранжевых бесполезными остались те же 150 000 в первых шести округах, но только по 15 000 в 7-м и 8-м округах и по 10 000 в 9-м и 10-м. Всего – 200 000. Таким образом, разрыв эффективности равен 100 000 на миллион, то есть 10 %, и по-прежнему в пользу Оранжевых. В варианте 4, когда Пурпурные забирают себе все места, Оранжевая партия впустую тратит 40 000 голосов в каждом округе, а Пурпурная только 10 000, так что мы снова получаем разрыв в 30 %, но уже в пользу Пурпурных. А как насчет варианта 3?
Здесь каждая партия бесполезно потратила одно и то же количество голосов: 250 000. У этой карты нулевой разрыв эффективности; с точки зрения этого показателя она самая справедливая из возможных, несмотря на то что отклоняется от пропорционального представительства.
По-моему, это хорошо! На практике карты, составленные нейтральными арбитрами, редко приближаются к пропорциональному представительству, за исключением тех случаев, когда и доля мест, и доля в общем голосовании близки к 50–50. Но, как правило, доля полученных мест будет сильнее отклоняться от 50–50, чем доля в голосовании. Согласно стандарту, использующему разрыв эффективности, те выборы, когда одна партия получила 60 % голосов и 60 % мест в законодательном органе, скорее свидетельствуют в пользу джерримендеринга, а не против него.
Разрыв эффективности – это объективный показатель, его легко подсчитать, и масса эмпирических данных показывает, что он резко увеличивается на тех картах, о мошенническом создании которых заведомо известно, – как в Висконсине. Поэтому истцы быстро полюбили этот показатель. Он сыграл главную роль в судебном процессе, отклонившем в 2016 году висконсинские карты, которые долгие годы были предметом юридических споров.
И вот здесь я снова опускаю вас с небес на землю. Разрыв эффективности подвергся критике практически сразу же после того, как стал популярен. У него действительно есть недостатки, и серьезные. Прежде всего, он не непрерывен. Станут ли голоса бесполезными, зависит от того, кто победит в округе, и при очень маленьком изменении в числе голосов показатель может весьма существенно поменяться. Если Пурпурные выигрывают округ 50 100 – 49 900, то у Оранжевых 49 100 бесполезных голосов, а у Пурпурных только 100. Незначительный сдвиг в голосовании, чтобы с тем же счетом победили уже Оранжевые, – и картина переворачивается: теперь уже у Пурпурных почти 50 000 бесполезных голосов. Такие изменения сами по себе меняют разрыв эффективности почти на 10 %! Хорошая мера не должна быть настолько хрупкой.
Другая проблема с разрывом эффективности больше связана с юриспруденцией, чем с математикой. Чтобы суд запретил карту или хотя бы взял дело на рассмотрение, лицо, подающее в суд, должно обладать правом на иск, то есть истец должен доказать, что искомая карта лишает лично его какой-то части конституционных прав. Когда округа сильно отличаются по размеру, пострадавший очевиден: это человек из гигантского округа, чей голос значит меньше. Подача претензии в случае джерримендеринга – дело гораздо более туманное, и разрыв эффективности тут мало поможет. Чьи права ущемлены или по крайней мере существенно урезаны? Это не может быть любой человек, чей голос считается бесполезным, тогда это подразумевало бы голоса всех, кто их отдал за проигравшую партию, а в этом случае у голосовавших явно не урезали никаких прав. Именно из-за этого дело штата Висконсин потерпело фиаско в Верховном суде, который единогласно решил: истцы не продемонстрировали в достаточной степени, что лично стали жертвами мошенничества. Дело было возвращено в Висконсин для исправления и больше в Верховный суд не попало, поскольку он решил для вынесения решения о джерримендеринге использовать дела из Северной Каролины и Мэриленда.
Разрыв эффективности также страдает от некоторой избыточной жесткости. Если количество голосов во всех округах одинаково, как в нашем примере с Крайолой[634], то получается, что разрыв эффективности – это просто разница между
перевесом победившей стороны в общем голосовании
и
половиной перевеса победившей стороны в количестве мест.
Таким образом, вы получаете нулевой разрыв эффективности, когда перевес в местах ровно вдвое больше перевеса в голосовании, и чем вы ближе к этому стандарту, тем меньше разрыв эффективности. В Крайоле Пурпурная партия выиграла общее голосование с преимуществом в 20 пунктов (60–40). Поэтому с точки зрения нашего показателя правильный перевес в числе мест должен быть вдвое больше, то есть 40 пунктов. Именно это и происходит в варианте 3 с нулевым разрывом эффективности, где Пурпурная партия заняла 70 % мест, а их противники – 30 %. В варианте 1, где Пурпурные выигрывают и общее голосование, и гонку за места с перевесом в 20 пунктов, разрыв эффективности равен 20 % – 10 % = 10 %.
Суды не любят системы, где существует какое-то одно «правильное» число мест, соответствующее данной доле голосов. Это попахивает пропорциональным представительством даже тогда, когда, как здесь, формула обычно с ним несовместима.
Я говорю «обычно несовместима», поскольку есть одна ситуация, когда и разрыв эффективности, и пропорциональное представительство (и, вероятно, вы тоже) соглашаются с тем, что все справедливо. Это тот сценарий, когда каждая партия набирает ровно половину голосов. Тогда имеется фундаментальная симметрия, которой (как вы можете ожидать) обладает любая «справедливая» карта: коль население штата разделено ровно пополам, не должны ли обе партии делить пополам и законодательный орган?
Республиканская партия Висконсина сказала бы «нет». И как бы я ни относился к их жульничеству с границами весной 2011 года, должен признать, что они правы.
Карта 2 Крайолы отдает большинство мест Оранжевым, хотя в народном голосовании Пурпурные их обошли. Но что, если Пурпурные в штате собираются в паре темно-пурпурных городских областей на фоне оранжевой сельской местности? Возможно, в этом случае вы увидите похожие результаты выборов безо всяких жульнических игрищ с проведением границ. Действительно ли такая асимметрия несправедлива, если Пурпурные обманывают сами себя?
Генеральный прокурор Висконсина республиканец Брэд Шимел указал в консультативном заключении[635] для Верховного суда, что именно такой сценарий и произошел в Висконсине. Избирательный округ в ассамблею штата в Мэдисоне, где я живу (AD77), отдал 28 660 голосов демократу Тони Иверсу. Республиканец Скотт Уокер получил всего 3935 голосов. В округе 10 в Милуоки Иверс доминировал еще больше, победив 20 621 – 2428. При этом не было округов, где с аналогичным перевесом победили бы республиканцы. И не потому, что эти избирательные округа созданы с помощью джерримендеринга. Просто Мэдисон полон демократов.
Внешне справедливый критерий, что разделение голосов 50–50 должно обеспечивать и разделение мест 50–50 в ассамблее, по словам Шимела, на самом деле направлен против республиканцев – и не только в Висконсине, но и в любом штате, где в густонаселенных городах преобладают избиратели-демократы. Иными словами, почти в любом штате.
Не все в этом консультативном заключении было хорошо. Карта Акта 43 разрабатывалась с учетом сопротивления равномерным переменам в настроениях избирателей: если каждый избирательный округ сдвинется в сторону демократов на один и тот же фиксированный процент, то для уничтожения искусственного преимущества республиканцев понадобится довольно большой сдвиг. Шимел, задача которого – отрицать эффективность карты, над которой его собственная партия так усердно трудилась, указывает, что на самом деле 99 округов не меняются синхронно.
Существует множество статистических показателей, вычисление которых может помочь в проверке, насколько однородны эти изменения и насколько хорошо карта Акта 43 противостоит росту демократических настроений в рамках более реалистичной модели ежегодных изменений. Это был бы интересный и полезный анализ. Но Шимел его не делал. А вместо этого выбрал один округ – избирательный округ 10 по выборам в сенат штата, который дал кандидату-республиканцу 63 % на одних выборах и 44 % на следующих, то есть изменение в 19 пунктов. Насколько правдоподобно, что весь штат стал гораздо демократичнее за такое короткое время? Если бы это было так, по оценке Шимела, то демократы оказались бы на пути к «победе в 77 избирательных округах из 99» (задыхающийся курсив Шимела). Думаю, что предвыборные махинации были не так уж и плохи!
Шимел не уточняет, что в округе 10, где победила Патти Шахтнер (бабушка с девятью внуками, охотница на медведей, у которой ранее высшей должностью был пост судмедэксперта административного округа), проводились внеочередные выборы на вакантное место, причем в январе, с явкой вчетверо меньше той, что обычно бывает в год выборов. И не говорит, что кандидатом, получившим 63 % голосов, был популярный политик, который занимал это место шестнадцать лет.
Вы не сможете утверждать, что политика Висконсина качнулась на 19 пунктов за восемнадцать месяцев, если тщательно не подгоните данные к своему выводу, как сделал Шимел[636].
Статистические злоупотребления такого рода не ограничиваются республиканцами Висконсина. Общее количество голосов, поданных за кандидатов-демократов в ассамблею штата в 2018 году, составляло 1 306 878.
Кандидаты-республиканцы получили 1 103 505. Но в целом кандидаты-демократы, набравшие 53 % в общем голосовании в ассамблею, получили в ней только 36 из 99 мест. Это не просто отклонение от пропорционального представительства, что было бы простительно; это почти большинство с правом вето, узурпированное партией, набравшей меньше голосов. Эту статистику распространяли повсюду. Она появилась в популярном либеральном телешоу Рэйчел Мэддоу, ее опубликовал в Twitter глава Демократической партии штата как доказательство мошенничества с разбиением штата на избирательные округа.