— Ну? — Онжилай криво усмехнулся. — И к какому выводу ты пришел?
— Признаться честно? — Андрей пристально посмотрел ему в глаза. — Я едва не рехнулся по-настоящему, когда увидел вот это… — он пробежал пальцами по сенсорной клавиатуре, вызывая на монитор две картинки.
— Что это? — машинально облизав пересохшие губы, спросила Мари, заглядывая через плечо Диброва.
— Стоп-кадр из моего видения, — ответил Андрей, указывая на одно из изображений. — Эта картинка снята с коры моего головного мозга. Я использовал программу «Virtdead», — признался он.
— Ты мог убить себя, — заметил Френк, и эта лаконичная констатация живо напомнила Диброву старика Гоума.
— Выбора не было, — ответил он. — Я должен был понять, что со мной творится.
— Ладно. Я вижу картинку, — вмешался Онжилай. — Ну и что? У каждого человека есть свой личный бред, который образует его подсознание.
— Смотри сюда, — Андрей указал на второе оперативное окно. — Это кратер Коперник на Луне. Снимок современный. Они похожи, не находишь?
В заваленном обломками, тускло освещенном подвале супермаркета в эту минуту было слышно, как капает вода, просачиваясь по треснувшим швам бетонных перекрытий.
Четыре человека и машина, в системе которой было заточено сознание живого существа. Они в своих словах и мыслях двигались, будто слепцы, медленно, на ощупь пытаясь угадать путь, который уводил к истине, сокрытой в бездне времен.
Андрей покосился на Мари.
Неизвестно, насколько совпадали с его размышлениями мысли молодой женщины. Она сидела, глядя в одну точку перед собой, ее губы были плотно сомкнуты, короткий ежик волос отсвечивал медью, и Андрей все отчетливее, все болезненнее узнавал ее — Измененную из своих снов… Загадочную женщину, перерезавшую горло своему спутнику и навек растворившуюся на просторах лавовых пустынь Нового Селена, чтобы спустя несколько дней погибнуть от стрелы Онжилая…
Как скверно все получилось тогда, подумал он, и в этот миг последние предсмертные слова Беат запоздало резанули его память: «Я была послана к вам…»
— Мари… — хрипло произнес он. — Ты должна рассказать нам…
Девушка испуганно вскинула взгляд.
— О чем? — Она съежилась, будто эти слова Диброва лишали ее последней защиты.
Он не отвел своих глаз.
— Ты не можешь молчать вечно. Мы все вывернулись наизнанку, чтобы понять суть происходящего, но ты знаешь много больше всех нас вместе взятых…
— Нет… — Она машинально отодвинулась.
— Да, — вмешался в их спор Онжилай. — Я слышал и помню, что сказала Беат перед смертью. Ты не сможешь этого отрицать.
Мари всхлипнула. На ее глазах вдруг выступили долго сдерживаемые слезы. Дрожащие губы не хотели повиноваться ей, но она и сама уже поняла, что у нее больше не осталось сил молчать… Она должна признаться в том, что не сумела, не справилась…
Господи, с тоской подумала она, ужасаясь памяти, которая очнулась в ней на борту «Януса», смогут ли простить меня миллиарды живущих?..
Глава 11
Память…
Она не была рождена женщиной.
Ее исторг искусственный агрегат — сложное устройство для зачатия, развития зародыша и его последующего роста.
Новорожденная выглядела взрослой, абсолютно сформировавшейся женщиной лет двадцати, с сильным, гибким, пропорционально сложенным телом и неброским, симпатичным лицом.
Ее волосы, короткие, влажные и липкие, имели медно-рыжий оттенок. Глаза новорожденной оставались закрытыми, тело, распростертое на теплом пористом полу сферической комнаты, — безвольным…
Кроме выходного отверстия агрегата биологической реконструкции, в закругляющихся стенах комнаты угадывалась еще одна дверь. Куда она вела, оставалось только гадать. Никакой мебели или приборов в комнате не было, лишь под потолком при очень внимательном рассмотрении можно было заметить нечто похожее на скрытый глаз — объектив системы визуального контроля.
Глаз спокойно смотрел на женщину.
Некоторое время она лежала неподвижно, безвольно поджав ноги к животу, опустив к груди подбородок, и это не являлось осознанной позой — так она провела годы внутри камеры биологической реконструкции.
Минуты утекали одна за другой, а новорожденная не двигалась, хотя ее грудь поднималась и опадала в такт ровному, размеренному дыханию.
Наконец неведомому наблюдателю надоело ждать. Ничего не изменилось в обстановке комнаты, лишь по полу пробежала статическая искра электричества, ударив голубым в беззащитное тело.
Новорожденная конвульсивно вздрогнула, по ее мышцам пробежала судорога, плотно смеженные веки открылись, гримаса страха и недоумения исказила лицо.
Женщина резко поменяла позу — она села, поджав колени к груди, обхватила их руками и огляделась, как может оглядываться усыпленный егерем зверь, который внезапно очнулся в совершенно незнакомой ему, пугающей обстановке.
Глаз под потолком в такт ее движению чуть повернулся, перефокусировав при этом свой диафрагменный зрачок.
Еще секунда — и сферическую комнату заполнил голос, чуть дребезжащий, очевидно из-за дефекта воспроизводящего динамика:
— Встань, существо.
Если исключить неприятное дребезжание на гласных звуках, то этот голос можно было назвать мягким и спокойным.
Как ни странно, но новорожденная не испугалась его, не стала озираться вокруг, пытаясь выяснить источник звука, а беспрекословно повиновалась приказу. При этом выражение испуга мгновенно сошло с ее лица, сделав его сосредоточенно-внимательным.
— Хорошо, — резюмировал тот же голос. — Ты дышишь, осязаешь, обоняешь, видишь и мыслишь. Ты можешь двигаться, перемещаясь при помощи ног, твои руки готовы к манипуляциям, а разум достаточно сформирован и открыт для получения новой информации. Если бы не бренность данного тебе тела, ты могла бы поспорить в совершенстве с машинами… — В этот миг казалось, что безликий голос разговаривает сам с собой, бесцеремонно разглядывая нагую женщину посредством визуального датчика. — Хорошо, существо, теперь ты можешь пройти в соседнее помещение. Там ты найдешь одежду.
Женщина повиновалась абсолютно спокойно и безропотно. Она сделала шаг к двери, и та ушла перед нею вертикально вверх.
За дверью открылся длинный, тускло освещенный коридор, на стенах которого красовалась нетленная пластиковая облицовка, кое-где порядком испачканная ржавыми потеками воды. Пол под ногами был холодным, шероховатым и чуть заметно вибрировал, выдавая работу каких-то машин, скрытых в глубине здания.
Женщина, не колеблясь, ступила босой ногой на леденящий ступни пол и пошла по коридору, пока ей не встретилась очередная дверь.
Эта преграда так же услужливо убралась вверх при ее приближении, но в этом случае движение не было стремительным и бесшумным — раздался отчетливый звук старых, изношенных механизмов, и дверь уползала вверх, двигаясь рывками.
За ней оказалась прямоугольная комната размером три на семь метров, обставленная пластиковой мебелью. В дальнем конце, у стены, располагался терминал компьютера и вращающееся кресло перед ним. По правую руку от входа в стены были встроены шкафы, по левую — расположились узкая койка, откидной столик, умывальник и встроенная в стену панель бытового агрегата, под которым угадывался контур закрытой в данный момент приемной камеры утилизатора отходов. В середине комнаты, резко диссонируя с остальной обстановкой, был установлен спортивный тренажер, снабженный беговой дорожкой и несколькими убранными в нерабочее положение физкультурными комплексами.
Женщина равнодушно оглядела помещение, задержала взгляд на сложенной в изголовье кровати одежде, взяла ее, развернула и принялась натягивать на себя рабочий комбинезон из темно-синей синтетической ткани с глухим воротничком-стоечкой и узкой нашивкой, идущей по верхнему краю нагрудного кармана.
«Новый Селен. Группа технической поддержки».
Так гласила эта невзрачная нашивка с надписью на древнем языке.
Если бы не сон ее разума и полное отсутствие сведений об истории, то женщину охватила бы дрожь.
Нет, она не задрожала.
Спокойно натянув комбинезон, она возвела глаза к потолку, откуда должен был, по ее мнению, зазвучать руководящий голос.
Она не ошиблась. Голос зазвучал, и теперь, изливаясь из исправного динамика связи, он действительно казался мягким и доверительным — таким, как записали его десятки тысяч лет назад:
— Прекрасно, существо. Ты хорошо справляешься с поставленной задачей. А теперь подойди к терминалу, сядь в кресло и надень обруч нейросенсорной связи.
Она повиновалась.
Сев в кресло, женщина взяла тонкий обруч, похожий на жесткую, регулируемую по длине ленту, от которой к терминалу тянулся жгут проводов, и водрузила его себе на голову, машинально поправив височные шунты.
— Я готова, — произнесла она, закрыв глаза и расслабив руки на подлокотниках кресла.
В следующий миг окружающая ее чернота взорвалась, разбившись миллионом ярчайших брызг. Это был вход в виртуальное пространство сети.
— Как мне обращаться к тебе? — тихо спросила новорожденная, не открывая плотно смеженных век.
— Зови меня Машина, — прозвучал лаконичный ответ.
Тысячелетия чуждой разуму истории прошли перед ней, плавно перемещаясь бесконечной чередой событий. Это была сухая, сжатая, преподанная без эмоций, насильно ввергнутая в нее информация о мире, которого она не знала, и об обществе, в котором никогда не жила.
Все это прошло сквозь ее разум, отложилось на полочках подсознания, чтобы быть востребованным в нужное время и в нужном месте.
Сон разума продолжался, хотя в этом тяжком, подавляющем всякие эмоции небытии появились слабые прорехи — микротрещинки в виде первых, едва осознанных, но собственных мыслей.
Дни текли за днями. Часы, проведенные за терминалом старого сетевого компьютера, сменялись изматывающими физическими нагрузками на тренажерах, затем следовал прием безвкусной кашицы, содержащей все необходимые организму питательные элементы, короткий беспробудный сон и снова все по кругу — терминал, тренажер, койка…