– Тир Волкодав из Звени! Мы знали, что ты придёшь! Убийца стражей. Бросай оружие, или сдохнешь прямо здесь!
Тир оскалился, его глаза горели холодной яростью.
– Я пришёл за Урином, – прорычал он. – И ни один из вас не остановит меня.
Бой начался мгновенно. Тир бросил дымовую бомбу, и коридор заполнился едким серым туманом. Шум больше не имел значения. Его кинжалы сверкали, разрезая воздух, плоть и сталь. Тир орудовал ими с мастерством, отточенным годами тренировок. Он вспомнил, как дед, старый охотник, учил его в лесах Звеня: «Клинок – это продолжение твоей воли, Тир. Он должен петь, а не кричать». Тогда, под кронами вековых сосен, мальчишка с деревянным ножом повторял движения деда, пока руки не начинали дрожать. Теперь эти уроки оживали в каждом ударе.
Но численное превосходство давало о себе знать. Воины окружали его, их мечи и алебарды мелькали в дыму. Один из них, воспользовавшись моментом, нанёс удар мечом. Лезвие со свистом рассекло воздух и впилось в плоть. Тир почувствовал, как его правая рука отделилась от тела, а кинжал, выпав из пальцев, с грохотом упал на каменный пол. Боль пронзила его, но он не остановился. Его движения стали резкими, хаотичными, но не менее смертоносными. Он бросился вперёд, словно раненый зверь, готовый унести с собой как можно больше врагов. Левый кинжал плясал в его руке, вонзаясь в щели доспехов, разрезая сухожилия.
– Урин! Я убью его! Клянусь своей кровью! – прохрипел Тир, вонзая кинжал в горло очередного противника. Тот захрипел, захлёбываясь кровью, и рухнул на пол.
Но силы были неравны. Воины теснили его к стене, удары сыпались со всех сторон. Доспехи трещали, рёбра ломались под тяжестью кулаков и оружия. Тир продолжал сражаться, даже когда на него навалились втроём, ломая ему оставшуюся руку и выбивая кинжал. В последний момент, перед тем как сознание начало меркнуть, он метнул клинок в предсмертной агонии. Лезвие вонзилось в глаз главаря стражи. Тот закричал, хватаясь за лицо, и рухнул на колени.
Бессознательное тело Тира волоком потащили в подземелье замка. Его месть не удалась, но он не жалел. Впервые за долгие годы он чувствовал себя живым. Каждая капля крови, пролитая им и его врагами, была доказательством того, что он всё ещё дышит, всё ещё борется.
Часть 4: Безымянная обитель
Тем временем, после бессонной ночи для Караса и сонной для Элли, троица – Карас, Элли и Саруно – продолжила свой путь. Сахарок, маленький пушистый зверёк с золотистой шерстью, весело бежал рядом, то и дело ныряя в высокую траву. Карас хмурился, глядя на питомца. Он не боялся Уравнителей так сильно, как страшился последствий осознанности Элли. Каждое её использование этой силы, как он знал, сжигало нейроны в её реальном теле, оставляя в мозгу невидимые шрамы, которые могли привести к необратимому разрушению. Он называл это «истощением искры» – когда разум, слишком долго танцующий на грани двух миров, начинал угасать, как догоревшая свеча.
Саруно, напротив, продолжал обучать Элли. Они шли через поля, усеянные цветами, которые светились в утреннем свете, и он учил её видеть мир иначе. «Осознанность – это не просто сила, – говорил он, указывая на бабочку, порхающую над цветком. – Это способ видеть суть вещей. Закрой глаза, Элли, и представь, что твоё дыхание – это ветер. Направь его к бабочке, почувствуй её крылья». Элли, сосредоточившись, вытянула руку, и бабочка, словно подчиняясь её воле, закружилась вокруг её пальцев. Саруно улыбнулся, но Карас, заметив это, стиснул зубы. Он видел, как волосы Элли на миг потемнели у корней – признак того, что её разум платил цену за эту игру с реальностью.
Ручей, журчащий неподалёку, пел свою вечную песню, его воды сверкали, отражая небо, где облака плыли, словно корабли, уходящие в неведомые дали. Карас, Элли и Саруно присели у его берега, перевести дух.
Сахарок, маленький пушистый зверёк с золотистой шерстью, не чувствовал усталости. Он скакал по берегу, его лапки оставляли крошечные следы на влажной земле. То и дело он нырял в траву, выныривая с листком или камешком, которые гордо приносил Элли. Она улыбнулась, когда он подбежал к ней с крошечным цветком, зажатым в зубах, и положил его ей на колени. «Малыш, ты такой храбрый», – прошептала она, почесав его за ушком. Сахарок пискнул, лизнув её пальцы, и ускакал к ручью, где принялся ловить брызги, подпрыгивая так комично, что даже Карас, несмотря на свою мрачность, чуть не улыбнулся. Элли засмеялась, её смех звенел, как колокольчик, но тут же угас, когда она заметила, как Карас смотрит на неё – с тревогой, почти с болью.
Саруно отошёл проверить окрестности, его фигура в чёрном плаще мелькнула между деревьями, словно он был частью леса. Элли, убедившись, что он далеко, придвинулась к Карасу. Её голос был тихим, почти шёпотом, будто она боялась спугнуть тишину: «Почему ты пришёл сюда, Карас? Я знаю, ты из другого мира. Как и Роди просветительница. Она писала, что в своём мире была слабой и беззащитной. Ты тоже там слаб?»
Карас замер, его сердце сжалось, как будто кто-то вонзил в него клинок. Перед глазами всплыло лицо Татьяны – её улыбка, её голос, когда она соглашалась на эксперимент. Он не мог простить себе, что позволил ей стать подопытной. Они с Барго тогда не знали, что нейролептик, открывающий путь в Мир Грёз, имел мизерный процент выживаемости. Им повезло, а ей – нет. Её мозг, запертый в пограничном состоянии, был уничтожен. Пока они разрабатывали новый нейрококон, всего 16 земных дней, чтобы отправиться за ней, в Мире Грёз прошло 80 лет. Татьяна прожила их, ожидая их, но так и не дождалась.
2019 год Мир грёз. Первый свиток.
Карас и Барго стояли в полуразрушенном храме, Валии окружённом лозами, что шевелились, словно живые. Их нейрококоны работали на пределе, а нейролептик всё ещё жёг вены, напоминая, что их тела – где-то в реальной лаборатории, за гранью. Они искали Татьяну, чей сигнал исчез, оставив лишь пустоту. Барго, с глазами, красными от перехода, еще не стабильного и без полного погружения в мир грёз, рылся в библиотеке старых свитков, пока не нашёл его – свиток из чёрного пергамента, на котором был её почерк. Барго, передал его товарищу. Карас стиснув зубы, прочёл вслух:
«Гав, Лёша, если вы читаете, значит, вы всё-таки пришли. Но я, скорее всего, вас не дождусь. Семьдесят лет я живу в Мире Грёз, изучая его законы. Я оставляю вам всё, что узнала. Уравнители – стражи этого мира, и они не из нашего мира. У них своя реальность, холодная, как сталь, где порядок – их бог. Они следят за Миром Грёз, карая тех, кто нарушает баланс. Нельзя использовать осознанность по прихоти, управляя стихиями, против мнимов – это их главный запрет. «Мнимы – часть гармонии, их нельзя трогать». Если вы примените осознанность к ним или при них, Уравнители найдут вас и покарают. Они невероятно сильны, навыки осознанности у них невероятно развиты. Используйте её только для себя, для своего тела – и только так. Я пыталась найти выход, но время уходит. Больше в Валии появляться не буду, все записи ищите в Звени. Прощайте. Татьяна».
Карас рухнул на колени, его пальцы выпустили свиток. «Мы опоздали… Семьдесят лет… Она ждала нас…» – его голос дрожал. Барго, стоя над ним, смотрел в пустоту, его лицо исказилось яростью. «Она жива, Карас. Я найду её, даже если придётся сжечь этот мир. Уравнители? Пусть попробуют остановить меня». Он поднял свиток и ушёл в тьму храма, оставив друга в одиночестве с чувством вины, что разъедало его сердце.
Карас молчал, его взгляд был прикован к ручью, где Сахарок, пискнув, пытался поймать своё отражение. Элли ждала ответа, её глаза блестели от любопытства и тревоги. Наконец, он заговорил, его голос был хриплым: «Да я слаб, Элли. Но тот мир… он настоящий. Здесь всё – иллюзия, даже твоя сила. Там, где я родился, каждый шаг имеет вес, каждое страдание – смысл». Он замолчал.
Саруно вернулся, его посох оставлял следы на влажной земле. Он услышал последнюю фразу и улыбнулся, но его улыбка была острой, как лезвие. «Настоящий, говоришь?» – переспросил он, присаживаясь на камень напротив. Его голос был мягким, но в нём сквозила насмешка. «А что в нём настоящего, Карас? Боль? Голод? Войны, где люди режут друг друга за клочок земли? Здесь, в Мире Грёз, если ты не мним, а ты не мним ты можешь быть богом. Создавать города, как Роди, менять небо, любить без страха потери. Зачем возвращаться в клетку, если здесь ты свободен? Я много лет тут живу и многое понял. Если бы я был осознанным мне не нужен был бы другой мир кроме этого». Он посмотрел на Элли, его глаза лучились теплотой. «Этот мир – твой холст, девочка. Твоя воля – краски. Ты можешь всё».
Элли молчала, её пальцы теребили траву. Сахарок, почувствовав её смятение, подбежал и уткнулся носом в её ладонь, его тёплый язык лизнул её пальцы. Она улыбнулась, но её взгляд метался между Карасом и Саруно. Карас вспыхнул, его голос дрожал от сдерживаемой ярости: «Свободен? Это ложь, Саруно! Мир Грёз – ловушка. Ты думаешь, осознанный тут бог, но он марионетка Уравнителей. Они следят, они карают. Каждый раз, когда ты используешь осознанность, ты платишь цену – своим разумом, своей душой. В реальном мире ты можешь умереть, но ты живёшь по-настоящему. Там есть любовь, семья, надежда. Здесь – только тени». Он вспомнил Кьеркегора: «Жить – значит выбирать себя в подлинности». Реальный мир, думал он, это выбор, даже если он полон боли.
Саруно рассмеялся, его смех был лёгким, но в нём чувствовалась горечь. «Любовь? Семья? Надежда? А что они дают, Карас? Разбитое сердце, могилы, ожидание, которое никогда не оправдывается? В Мире Грёз ты можешь создать всё это – и без боли. Представь, Элли, – он повернулся к ней, его голос стал завораживающим, – ты можешь вернуть родителей Тира. Ты можешь построить мир, где никто не умирает. Зачем возвращаться туда, где всё рушится?» Он сказал: «Человек должен создать смысл в абсурде».
Карас стиснул кулаки, его кровь стучала в висках, как молот. «Ты не понимаешь, Саруно. Создать копию любви – не значит любить. Копия никогда не будет оригиналом. В реальном мире я потерял Татьяну, но её жертва имела смысл. Она хотела, чтобы мы жили, а не прятались в иллюзии. Здесь осознанный не бог, он раб, который думает, что свободен. Уравнители найдут тебя, если ты нарушишь их законы». Он посмотрел на Элли, его голос смягчился: «Элли, поверь, реальный мир – это дом. Там ты можешь быть слабой, но ты будешь собой».