Элли вдруг повернулась, её голос был хриплым, но твёрдым: «Мы не можем просто уйти. Водитель… он заслужил покой». Карас нахмурился, его единственный глаз сверкнул: «Аня, у нас нет времени». Но она покачала головой, сжав кулаки, кровь на ладонях треснула, как сухая глина. «Он был человеком, Карас. Не вещью». Саруно поднял взгляд, его губы дрогнули в лёгкой улыбке, но он промолчал, лишь кивнул, будто соглашаясь. Карас вздохнул, чувствуя, как вина за бой с Уравнителем сжимает грудь. «Хорошо», – буркнул он, и они принялись за дело.
Тело водителя нашли среди обломков – лицо было спокойным. Элли настояла, чтобы его похоронили у края поля, где трава ещё сохранила зелень. Карас и Саруно вырыли неглубокую яму, их раны кровоточили, но они молчали. Элли сорвала алый цветок с оживившегося дерева в деревушке и положила его на грудь водителя. «Покойся с миром», – прошептала она, её голос дрожал. Сахарок пискнул, копая лапками землю, будто помогая. Саруно, стоя в стороне, коснулся посоха, его глаза блестели.
Карас достал карту, пожелтевшую, с пятнами крови. Сверился последний раз: «Валия недалеко», – сказал он, указывая на шпили, что горели в закате, как раскалённые иглы. «Если пойдём сейчас, будем там к ночи». Элли кивнула, вытирая руки о плащ, оставляя тёмные разводы. Саруно проговорил, его голос был мягким: «Тогда не теряем времени». Они двинулись, их шаги были практически не слышны, Сахарок семенил рядом, его шерсть сверкала в закатном свете.
Дорога была пыльной, извилистой, окружённой полями, где трава пожухла от жары. Карас ковылял, опираясь на палку, его дыхание было тяжёлым, но он не жаловался. Элли шагала молча, её кинжалы звякали на поясе, лицо было бледным, но решительным. Саруно шёл сзади, его плащ развевался, как тень, глаза следили за горизонтом, но мысли были где-то глубже. Усталость навалилась на них, как камень, каждый шаг отдавался болью, но они не останавливались.
Их нагнала повозка, запряжённая двумя тощими лошадьми. Возница, коренастый мужичок с рыжей бородой, ухмыльнулся, показав щербатые зубы. «Эй, путники! Куда тащитесь, будто привидения? Садитесь, до Валии довезу!» Карас нахмурился, рука легла на рукоять клинка, но Элли, взглянув на Сахарка, который устало плёлся, кивнула: «Спасибо». Они забрались в повозку, устланную сеном, пропахшим пылью и травой. Сахарок прыгнул на колени Элли, свернулся клубком. Карас сел у края, глядя в пустоту, Саруно устроился напротив, его посох лежал поперёк колен, пальцы слегка постукивали по дереву.
Мужичок щёлкнул вожжами, лошади тронулись, повозка заскрипела. «Ну, чего такие кислые? – хохотнул он, его голос был громким, как колокол. – Давайте я вас повеселю!» Он начал сыпать анекдотами, один нелепее другого: про пьяного кузнеца, что подковал курицу, про купца, что продал собственный дом, думая, что это склад. Его смех гремел, но в повозке царила тишина. Элли смотрела на свои руки, где кровь смешалась с грязью, Карас стиснул челюсти, а Саруно лишь приподнял бровь, его лицо было непроницаемым. Мужичок, не смущаясь, продолжал: «Ну ладно, не хотите смеяться, спою вам!» Он затянул песню, голос у него был неожиданно чистым, глубоким, как река:
« Роди-мать, ты дарила свет,
Руки твои лечили беды.
– А теперь – лишь ржавый след,
– Где твой смех? твои победы?..
– Ты спасала нас от тьмы,
– В золотых полях рождала.
– А теперь – грызём, как псы,
–Всем нам места теперь мало…
Карас отвернулся, глядя в пустоту полей, его пальцы сжали край повозки так, что побелели. Слёзы, которые он не хотел показывать, жгли глазницу, где больше не было глаза. Песня о Роди, богине, что дарила свет, и не требовала жертвы, била по его ранам. Элли, слушая, сжала Сахарка чуть сильнее, её губы дрожали, но она молчала, уставившись на шпили Валии, что росли на горизонте. Саруно нахмурил брови, его взгляд потемнел, будто песня разбередила что-то глубоко внутри. Он знал о Роди больше, чем говорил, и его пальцы на посохе замерли, словно сдерживая тайну.
Повозка катилась, колёса скрипели, пыль вилась за ними, как призрак. Мужичок закончил петь, но не стал больше болтать, лишь щёлкал вожжами, его лицо стало серьёзнее. Элли вдруг вспомнила Тира, его голос, его руки, что направляли её кинжал в Мире Грёз. Она закрыла глаза, и память унесла её назад.
Мир грёз три года назад
Мир Грёз был не таким, как реальность – здесь воздух дрожал, как стекло, а цвета были ярче, острее, будто мир рисовал сам себя. Они стояли на поляне, окружённой деревьями, чьи листья светились, как изумруды. Тир, высокий, с тёмными волосами и глазами, полными огня, держал в руках два кинжала. Его лицо было суровым, но в нём была теплота, когда он смотрел на Элли. «Аня, – сказал он, его голос был твёрдым, но мягким, – этот мир не прощает слабости. Если ты хочешь выжить, ты должна стать сильнее, чем он».
Элли, тогда ещё совсем юная, сжимала кинжал, её пальцы дрожали. Она хотела доказать Тиру, что не слабая, что может быть рядом с ним, а не прятаться за его спиной. «Я не боюсь», – сказала она, хотя страх сжимал её сердце. Тир улыбнулся, но в его улыбке была боль. Он знал, что Мир Грёз ломает даже сильных, и его единственным желанием было защитить её, дать ей шанс выжить, если он сам падёт. «Тогда слушай, – сказал он, вручая ей второй кинжал. – Нож – это не просто металл. Это твоя воля, твоя жизнь. Двигайся, как ветер, бей, как молния».
Он начал урок, показывая быстрые выпады, обманные движения, как держать кинжал, чтобы враг не предугадал удар. Элли повторяла, её движения были неуклюжими, но упорство горело в ней ярче, чем страх. Она падала, царапала руки о траву, но вставала, сжимая зубы. Тир смотрел, и в его глазах росло уважение. «Быстрее, Аня!» – кричал он, и она метнулась, её кинжал сверкнул, почти задев его плечо. Он блокировал, но улыбнулся: «Вот это уже похоже на дело». Элли засмеялась, её щёки пылали, она чувствовала, как сила растёт в ней. Но в глубине души она боялась – не врагов, а себя, своей способности, что дремала внутри, как зверь. Тир заметил её тень в глазах, положил руку на её плечо: «Ты сильнее, чем думаешь. Но используй это с умом». Она кивнула, но страх остался, как заноза.
Поляна растворилась, Мир Грёз отпустил её, и Элли открыла глаза. Повозка качнулась, Валия была уже близко.
Повозка остановилась у ворот, мужичок махнул рукой: «Дальше пешком, путники. Удачи вам в этом проклятом месте». Карас спрыгнул первым, его палка стукнула о мостовую, Элли последовала, держа Сахарка на руках. Саруно сошёл последним, его взгляд скользнул по башням, как будто он искал что-то, что знал только он.
Часть 10: Таверна и откровения
Валия встретила их великолепием. Город сверкал огнями, паровые фонари отбрасывали золотые блики на мостовые. Улицы были полны людей, музыка лилась из таверн, а запах жареного мяса и эля витал в воздухе. Они заселились в таверну «Золотой Волк» на втором этаже. Смыли кровь, перебинтовались, Карас сделал себе повязку на глаз. Спустились. Зал таверны был уютным: деревянные балки под потолком, факелы, отбрасывающие тёплый свет, и длинные столы, за которыми гудели посетители. Звуки смеха, стук кружек и мелодия скрипки создавали живую атмосферу.
Они заказали жареную оленину, сыр, который тянулся золотистыми нитями, и пьянящий эль, оставлявший на губах горьковато-медовый вкус. Карас, глядя на обрубок своей руки, вспомнил, как они с Барго после смерти Татьяны создали две копии нейрококона, выпили нейролептик и отправились за ней. Тогда они не знали, что время в Мире Грёз течёт в 1826 раз быстрее. Этот урок он запомнил на всю жизнь.
За ужином Саруно поднял бокал:
– Сегодня особый день. Элли наконец-то открыла глаза.
Элли отодвинула тарелку и посмотрела на Караса:
– Рассказывай. Всё. С самого начала. Валия, ты обещал всё рассказать тут.
Карас опрокинул эль залпом, поставил кружку со стуком и начал:
– Элли, ты сейчас как во сне только не во сне. Ты в другой реальности – такой же настоящей, как та, из которой пришла. Просто законы здесь иные.
Она прикусила губу, но кивнула – глаза горели.
– Представь бескрайний океан. Назовём его Энри. В нём плавают три сферы – основа всего сущего.
– Какие?
– Первая – Аурель. Это энергия, сила, что движет звёздами. Вторая – Мора, плоть мира, то, из чего сложены горы и тела. Третья – Эфисия, ткань пространства и река времени.
– И что они создают?
– Когда они соприкасаются – рождаются миры. Аурель и Мора дали жизнь нашему миру – миру Людей. Мора и Эфисия породили Мир Власти – обитель тех, откуда пришли уравнители и Урин.
– А где же я сейчас, если и не в мире людей и не в мире уравнителей?
– Ты в центре. Там, где пересекаются все три сферы – в Мире Грёз. Здесь есть всё: и энергия, и материя, и время – но смешано так, что реальность гибкая, как сон.
Элли сжала кулаки:
– Как я сюда попала?
– Через рефлексию – состояние, когда тело спит, а сознание бодрствует. Ты "проснулась" внутри сна. А затолкал тебя сюда Алексей Антонович – подмешав тебе нейролептик.
– ЗАЧЕМ?!
– Не знаю. – Карас сжал виски. – Мы начинали вместе… Изучали границы сознания. Потеряли тут друга. И он сошёл с ума. Теперь я исправляю ошибки. В том, что ты здесь, есть и моя вина.
– Как это работает?– настаивала Элли
– Представь, что твоё тело – это машина, а сознание – водитель. Обычно, когда ты спишь, водитель тоже спит. Но если водитель просыпается, он может управлять машиной даже во сне. Это и есть рефлексия – осознание себя в мире грёз.
–И Что мне теперь делать?
– Вернуться в реальность через портал в Далярверге. Я знаю, где он.
Элли кивнула, её глаза горели решимостью. Карас выцарапал на столе схему – три переплетённых круга.
– Трилистник Миров, – сказал он.
– Как у Уравнителя! – ахнула Элли.
Саруно, откусывая мясо, буркнул:
– Бред.