– Хорошо, – раздался голос рядом. Карас обернулся и замер. Это был не Саруно. Это был Барго – его лицо, скрытое капюшоном, холодные, расчётливые глаза смотрели прямо на него. – Но помни, эффект недолгий. Карас моргнул, и Барго вновь стал Саруно. Галлюцинация? Или зелье играло с его разумом? Он стиснул кулаки, чувствуя, как сила пульсирует в венах. Время операции «спасение» пришло.
Элли, стоя у эшафота, не видела Караса. Её взгляд был прикован к Тиру, которого стражники бросили на помосте. Его голова упала на грудь, кровь капала на доски, каждая капля звучала в её ушах, как удар молота. Толпа улюлюкала, кто-то крикнул: «Отрежь ему пальцы…. вырежи сердце» Элли вздрогнула, её рука легла на кинжал под плащом. Она знала свою роль: восточная башня, туман осознанностью, прикрытие. Но сейчас она хотела броситься на эшафот, разрезать верёвки, убить стражу. Она ненавидела толпу, их смех, их жадные глаза, их наслаждение чужой болью. Они были хуже Урина – он был зверем, а они были червями, кормящимися его жестокостью. Элли чувствовала это, и её тошнило от их лиц, от их голосов, от их человечности, которая была лишь маской для звериной природы. Саруно почувствовав гнев Элли проговорил только слышным шёпотом для неё – «они не должны жить. Мнимы -падаль.»
Часть 4. Казнь и хаос
Глашатай, высокий мужчина в красном плаще, вышел на эшафот, держа свиток. Его голос гремел над площадью, заглушая рёв толпы:
– За дерзкое нападение на лорда Урина, наместника Валии, за убийство стражников в Звени, Тир, он же Тир Волкодав, подобно своему деду, предал своё звание и долг служения обществу! Он приговаривается к смерти через пытки! Да начнётся казнь!
Толпа взорвалась криками. Стражники подняли Тира и привязали его к балке, растянув верёвки так, что его тело повисло, словно марионетка. Кровь капала на деревянные доски эшафота, оставляя тёмные пятна. Напротив помоста, в королевской ложе, восседал Урин. Его чёрные волосы были зализаны назад, глаза блестели от выпитого вина. В одной руке он держал кубок, в другой – меч в ножнах, лежавший на коленях. Его губы кривились в улыбке, полной презрения. Для него Тир был лишь мнимом, игрушкой, одной из миллионов.
Урин поднял руку, давая знак начинать. Глашатай повернулся к Тиру:
– Последнее слово, Волкодав!
Тир, собрав все силы, поднял голову. Его единственный открытый глаз горел ненавистью. Он выплюнул кровь и закричал, его голос разнёсся над площадью:
– Урин, сын шлюхи! Я тебя достану!
И рассмеялся – хриплым, надрывным смехом, от которого у толпы пробежали мурашки. Урин улыбнулся шире, его пальцы сжали кубок. Палач, массивный мужчина в кожаном фартуке, явно не ожидавший такого, шагнул вперёд. В его руке блеснул тонкий, острый нож, похожий на скальпель. Он схватил обрубок руки Тира и с садистской медлительностью вонзил лезвие в кровоточащее предплечье, туда, где когда-то было запястье. Тир взвыл, его тело дёрнулось в верёвках, но он не умолял о пощаде.
Саруно наклонился к Карасу и Элли, его голос был резким: «Быстро, По местам! Этот наглец сократил время».
Элли бросилась к восточной башне. Карас сплюнул, чувствуя, как зелье Барго бурлит в его венах, и начал пробираться через толпу, расталкивая людей.
Элли бежала, её сердце колотилось, как молот. Улицы Валии мелькали перед глазами: торговцы, кричащие о своих товарах, дети попрошайничают, паровые повозки, пыхтящие дымом. Она сталкивалась с прохожими, но не останавливалась. Вход в башню был близко, но у двери стоял стражник – высокий, в доспехах с гербом Урина. Времени не было. Тир умирал.
Элли не хотела убивать. Она вспомнила уроки Саруно: «Смотри сквозь глаза, как скальпелем». Закрыв глаза, она внутренним взором увидела стражника – его тело, его органы, его мочевой пузырь. Она сжала волю, и стражник, вскрикнув, бросился в кусты, схватившись за живот. Элли проскользнула в башню и начала подниматься по винтовой лестнице, её шаги отдавались эхом в каменных стенах.
На эшафоте палач продолжал своё дело. Тир кричал, его тело дрожало от боли. Палач вырезал тонкие полоски кожи с его груди, кровь текла ручьями, пропитывая доски. Урин, потягивая вино, требовал больше крови. Для него это было шоу, а Тир – лишь мним, пустое отражение, не заслуживающее жалости. Толпа ревел, кто-то бросал камни, кто-то кричал требуя больше крови, и никто не осмеливался вмешаться.
Карас, пробираясь к эшафоту, чувствовал, как зелье усиливает его осознанность. Он видел всё: каждое движение стражников, каждый взгляд Урина, каждую каплю крови Тира. Внезапно их глаза встретились. Тир, несмотря на боль, заметил Караса. Его крик затих, губы беззвучно прошептали: «…убей меня…»
Карас оглянулся – Элли всё ещё не было на башне. Один удар сердца, другой, третий, четвёртый…её всё нет. Но ждать было нельзя. «Даже если план провалиться: -гори всё к чертям, прости Лена, я не могу смотреть в его глаза»– проговорил он. Сила зелья текла по его жилам, как река. Он включил осознанность, его мышцы раздулись, тело стало лёгким, как перо. Одним прыжком он взлетел на эшафот, приземлившись с грохотом. Толпа ахнула. Карас выхватил палку, скрывавшую клинок из фосфорной стали, обнажил и одним взмахом отрубил голову палачу. Лезвие пело, рассекая воздух, кровь брызнула на доски.
В развороте Карас направил свободную руку на верёвки, державшие Тира, осознанность в его сознании бурлила, он выкрикнул:
– Агрх!
Верёвки рассыпались, как труха. Тир рухнул на эшафот, его тело дрожало, но он был жив. Стражники, опомнившись, бросились на Караса. Их доспехи скрипели, мечи и алебарды сверкали в утреннем свете. Урин, уже изрядно пьяный, наблюдал за побоищем, его улыбка стала шире.
Бой на эшафоте превратился в вихрь смерти. Карас двигался с нечеловеческой скоростью, его клинок был продолжением его воли. Он рубил, колол, уклонялся, его движения были танцем, отточенными когда-то в в Мире Грёз. Один стражник попытался ударить мечом, но Карас перехватил его запястье, вывернул руку и вонзил клинок в щель доспехов. Другой замахнулся алебардой, но Карас прыгнул, сделав сальто над его головой, и метнул ножи, валявшиеся на столе палача, в спину врага. Третий стражник поднял арбалет, но Карас бросил факел, с нечеловеческой силой который вонзился в грудь воина, поджигая его плащ. Самострел в руках другого стражника взорвался, когда Карас, используя осознанность, сжал его механизм волей. Кровь, крики, звон стали – эшафот стал ареной хаоса.
Элли, добравшись до вершины башни, увидела стражника, стоявшего спиной к ней направившего огнестрел на Караса. Она тихо достала нож, подкралась и ударила. Лезвие скользнуло по защите лучника, издав скрежет. Он развернулся с воплем:
– Ах, тварь!
Его ладонь хлестнула Элли по лицу, она упала, на секунду отключившись. И в это время Стражник, ударил ногой в рёбра. Элли застонала, боль пронзила тело. Внизу гремел бой, крики Караса и стоны Тира эхом отдавались в её ушах. Она знала: её помощь нужна, но она была слаба. Стражник прекратил избивать её и навёл огнестел. Его глаза встретились с её полными злобы… и…лопнули. Кровь и слизь брызнули во все стороны, словно два спелых плода раздавили прессом. Стражник закричал, схватившись за лицо, его оружие упало. Он крича побежал и упал с башни в толпу беснующуюся от восторга творившегося на эшафоте. Элли, тяжело дыша, поднялась, её руки дрожали. Она не понимала, что сделала. Это была не она – это была её осознанность, вырвавшаяся из-под контроля. Она подбежала к краю башни, её взгляд упал на эшафот.
Карас был великолепен. Он был не человеком, а ураганом. Его клинок сверкал, как молния, отрубая головы, пронзая сердца. Он бросал ножи, факелы, всё, что попадалось под руку. Один стражник упал с ножом в горле, другой горел, третий корчился, с отрубленной ногой. Карас прыгал, крутился, уклонялся, его тело двигалось с грацией хищника. Элли впервые видела, как осознанный сражается в полную силу, и это было завораживающе. Толпа, забыв о казни, смотрела. Это был не бой – это было искусство смерти.
Но Саруно, стоя в стороне, улыбался. Его улыбка была неестественно широкой, почти нечеловеческой. Его глаза блестели, как у зверя, наблюдающего за добычей. План работал. Всё шло так, как он задумал.
Часть 5. Кризис и гнев Элли
Новые стражники подбегали к эшафоту, их мечи сверкали, как клыки. Из бойницы на дальней башне нацелились арбалетчики, стрелки, их стрелы и пули были готовы сорваться. Карас, несмотря на силу зелья, начал выдыхаться. Его движения замедлились, кровь текла из ран, которых становилось всё больше. Тир лежал без сознания, его тело истекало кровью, раны зияли на груди и ногах. Элли, стоя на башне, видела, как смерть приближается к её другу и защитнику.
Её сердце сжалось от ужаса. Тревога, копившаяся годами, переросла в панику. Она вспомнила Тира, спасавшего её в детстве, его улыбку, его слова: «Ты моя сестра, Эль». Она видела Караса, истекающего кровью ради Тира. Она не могла их потерять. Это было пограничное состояние – грань, где разум трещит, а душа кричит. Её глаза загорелись, волосы, на половину уже чёрные, развевались, словно под ветром. Она обрушила весь свой гнев на врагов.
Элли вытянула руки, её осознанность вырвалась наружу, как буря. Стражники падали один за другим. Стрелки в бойницах кричали, их сердца лопались, кровь брызгала на стены. Солдаты с мечами валились без звука, их тела корчились в агонии. Кто-то стонал, кто-то падал молча, но все падали. Элли не различала лиц – вчера они были просто чужими, сегодня стали врагами. Площадь превратилась в поле смерти, усеянное телами. Элли не разбирала, горожанин или солдат, она своими невидимыми руками дотягивалась до всех. Всех кроме других осознанных. Площадь опустела от живых и заполнилась телами мёртвых....
Урин и его ближайшие хранители остались невредимыми. Элли почувствовала их – осознанных, чьи тела были защищены законом Мира грёз. Она вспомнила слова Караса, что это мир коллективного сознания и воздействовать можно на всё кроме осознанных, даже если они из другого мира. Она не мог