Карас опустился на колени рядом, его рука замерла в воздухе, не решаясь коснуться её. Он чувствовал её боль, как свою, но его голос был холодным, как сталь:
–Элли, пойдем туда где этой боли не будет.
Его слова резанули её, как нож. Она подняла глаза, в них бушевала буря из слёз и ярости. Саруно шагнул ближе, его тень упала на Сахарка, делая его ещё меньше, ещё беззащитнее.
– Клинок из его посоха, – прошептал Саруно, его голос был осторожным, как у хирурга, вскрывающего гнойник. – Он не мог позволить тебе остаться. Не с этим… якорем.
Элли задохнулась, её взгляд метнулся к Карасу. Его лицо было неподвижным, но в глазах мелькнула тень – не вина, но что-то близкое. Она хотела кричать, ударить его, но её горло сжалось, а руки, державшие Сахарка, дрожали. Сахарок был её последним светом, её ниточкой к Тиру, к тому, кем она была. И теперь он был мёртв. Убит. Её разум отказывался принимать это, но боль была реальной, как нож в сердце.
Она встала, всё ещё прижимая Сахарка, её шаги были неуверенными, словно земля уходила из-под ног. Лес вокруг шептался, деревья качались, как судьи, выносящие приговор. Элли посмотрела на Караса, её голос был хриплым, полным ненависти:
– Ты… ты сделал это?
Карас покачал головой, но его молчание было громче слов. Саруно улыбнулся, его глаза блестели, как у хищника, почуявшего добычу. Элли отступила, её взгляд метался между ними. Она чувствовала, как что-то внутри неё ломается – последняя нить, державшая её человечность, натянулась до предела.
2. Маски сброшены.
Карас смотрел на Элли, и его сердце разрывалось. Тир был мёртв, Сахарок был мёртв, и теперь, думал он, Элли наконец-то свободна от оков. Без привязанностей она могла вернуться в реальный мир, оставить этот кошмар, где каждая надежда обращалась в пепел. Он не стал говорить, что Тир не смог бы пройти через портал – мнимы, порождённые Миром Грёз, растворялись в реальности, как тени на рассвете. Сахарок был лишь ещё одной цепью, державшей её здесь, в этом иллюзорном аду. Карас надеялся, что теперь она согласится уйти.
– Аня, – начал он, его голос был мягким, почти умоляющим. – Ты можешь вернуться домой. В реальный мир. Там нет боли, нет потерь. Ты будешь свободна.
Элли была как в трансе, она не понимала, что происходит с этим миром, в чём провинилось безобидное животное?! Элли хотел со всем этим быстрее закончить. Хоть что, лишь бы закончился этот бесконечный ад. Она посмотрела на него, её глаза были пустыми, как выжженная пустыня. Она всё ещё держала Сахарка, его кровь пачкала её руки, и её голос был слабым, но решительным:
– Хорошо, Гавриил. Я… я согласна. Давай вернёмся. Как можно скорее.
Карас выдохнул, его плечи опустились, словно с них сняли невидимый груз. Он видел её боль, но верил, что это цена спасения. Он повернулся, чтобы обсудить план перехода, но тут заговорил Саруно. Его голос был низким, как шёпот змеи, но в нём звенела тёмная сила:
– Аня, а ты знаешь, что Тира можно воскресить? И Сахарка тоже.
Элли замерла. Её глаза, полные слёз, вспыхнули, как звёзды в ночи. Она подскочила, её голос дрожал от надежды и неверия:
– Что? Серьёзно? Ты можешь их вернуть?
Саруно улыбнулся, его глаза мигнули, словно в них загорелись угли. Ветер завыл, деревья закачались, и где-то в лесу раздался призрачный вой, эхом отозвавшийся в её сердце. Карас почувствовал, как холод сковывает его грудь. Он повернулся к Саруно, и его разум взорвался. Это был не Саруно. Это был Барго. Алексей. Его старый друг, его тень, его кошмар.
Карас шагнул вперёд, его рука сжала рукоять клинка, глаза горели яростью:
– Лёха? Это ты? Всё это время… ты был здесь? Зачем, чёрт возьми, ты это сделал?
Барго «сбросил маску». Его лицо, теперь лишённое фальшивой теплоты Саруно, стало холодным, как лёд. Его глаза, когда-то человеческие, теперь пылали фанатизмом. Он выпрямился, его мантия шелестела, как крылья ворона, и его голос был насмешливым, но острым, как клинок:
– Сделал что, Гавр? Я дал ей жизнь. Я был рядом, когда ты бросил её. Я воспитал её, сделал её тем, кем она должна быть.
Карас задохнулся, его зубы сжались.
– Жизнь? Ты заточил её в этом аду! Ты убил других детей, Лёха! Ради чего? Ради твоего безумного плана? Отвечай!
Барго рассмеялся, его смех был холодным, как зимний ветер.
– Дети? Они были…на грани, Гавр. А она – всё. Она ключ к миру, где мы будем богами. Ты хотел отнять её у меня, но я не позволил. Она моя. Она воскресит Таню.
Элли отступила, её глаза метались между ними. Она всё ещё сжимала мёртвого Сахарка, её разум трещал, как стекло под ударом.
– Что происходит? – её голос дрожал. – Ты не Саруно? Кто ты?
Барго повернулся к ней, его улыбка была почти нежной, но в ней сквозила тьма.
– Я Саруно. Я Барго. Я Алексей Анатольевич, твой директор, Аня. Я тот, кто нашёл тебя и привёз в приют, кто дал тебе имя, кто привёл тебя сюда. Я твой спасатель.
Элли пошатнулась, её ноги подкосились. Она отступила к лесу, её руки дрожали. Приют. Холодные стены, запах плесени, его голос, его тёплые руки, гладившие её по голове. Это был он? Всё это время?
– Как? – прошептала она, её голос был полон боли. – Почему?
Барго шагнул к ней, его глаза сияли.
– Потому что ты – Элизабет. Ты не просто девочка. Ты – та, кто изменит всё. Я дал тебе жизнь! И я помогу тебе.
Дневник Саруно, монастырь Деревня Звень. За несколько дней до прибытия Гавриила Карасова.
Дождь стучит по крыше, как метроном. Я сижу в деревне Звень в монастыре. Пришёл одноременно с Аней, нашёл её и начал воспитывать, обучать. Мои руки дрожат, пока я пишу, но не от холода. Это нейролептик – он всё ещё течёт в моих венах, как яд и благословение. Я должен записать, как он работает, чтобы, если я не вернусь, кто-то понял. Чтобы Аня поняла. Моё реальное тело находится в нейроконе, подвала моей квартиры, затерянной хрущёвки на краю города.
Нейролептик – наш ключ к Миру Грёз, созданный мной, Гавриилом и Татьяной в 2019 году. Мы были молоды, глупы, верили, что можем переписать законы бытия. Мы изучали осознанные сновидения, где мозг, в фазе быстрого сна, создаёт миры, такие же реальные, как этот. Нейролептик усиливает тета-волны – электрические импульсы мозга, связанные с глубоким сном и творчеством. Он блокирует дофаминовые рецепторы D2, подавляя фильтры префронтальной коры, которые отделяют реальность от сна. Это позволяет сознанию «погружаться» в Мир Грёз, сохраняя осознанность – способность управлять реальностью, как художник холстом.
Но есть цена. Нейролептик перегружает нейронные связи, особенно в гиппокампе, где формируются воспоминания. Он стимулирует синапсы до предела, вызывая нейронный пожар. Девять из десяти не выдерживают – их нейроны сгорают, как бумага, оставляя пустую оболочку. Мы не знали об этом, когда начали. Татьяна была первой. Её разум ушёл в Мир Грёз, но тело умерло, её нейроны расплавились, как воск. Нам с Гавриилом повезло – мы попали в тот один процент, где мозг адаптировался, создав мост между мирами. Но даже мы не свободны. Сон в Мире Грёз – это ловушка. Если я или Гавриил засыпаем там, наше сознание падает в лимб, бесконечную пустоту, где время останавливается. Чтобы оставаться в игре, я пью эликсир – багровую смесь, усиливающую кортизол и адреналин, не дающую мозгу «отключиться». Этот эликсир у меня всегда с собой и я пью его на протяжении долгого времени пока я нахожусь в Мире грёз. Без него мы – тени, обречённые на забвение.
Аня – другая. Она не просто выжила, она расцвела. Я модифицировал формулу нейролептика для неё, добавив ингибиторы NMDA-рецепторов, чтобы смягчить нейронный стресс. Это усилило её осознанность, сделав её сильнее других. Её разум переписывает Мир Грёз, как богиня, но цена та же – её нейроны тлеют с каждой вспышкой силы. Я не сказал ей. Не смог. Она – мой Лазарь, доказательство, что я не зря лгал, не зря убивал. Но её зелёные глаза, полные веры, преследуют меня. Она доверяет мне, а я веду её к пропасти.
Мы создали нейролептик, чтобы спасти мир, но он стал нашей могилой. Татьяна умерла, Гавриил сломлен, я – монстр. Аня – наш последний шанс, но я боюсь, что она заплатит за мои грехи. Если она прочтёт это, пусть знает: я любил её. Как дочь. Как звезду, которую не смог спасти. В реальном мире я оставил гавриилу дневник с записями, он догадается как поддерживать жизнь Ани в реальности. её тело должно жить.
P.S. надеюсь он не пойдет за ней в Мир грёз. Он не захочет вернуть её в Ад, он слишком добр.
А.А.
3. Искры надежды
Барго стоял перед Элли, его мантия колыхалась, как тень, а голос был мягким, но властным, как шёпот бога. Лес вокруг затих, словно сам мир ждал её ответа. Он протянул руку, его пальцы замерли в воздухе, будто приглашая её в новый мир.
– Аня, – начал он, его глаза блестели, как звёзды. – Этот мир – не клетка, как думает Гавриил. Это твой мир в котором ты свободна. Тир спасал тебя, потому что видел в тебе свет. Теперь твой черёд спасти его. И Сахарка. Ты можешь воскресить их, вернуть их смех, их тепло. Представь: Тир снова рядом, его рука на твоём плече, его голос, зовущий тебя Лизой. Сахарок, бегающий по траве, его лай, его мягкая шерсть. Ты можешь дать им жизнь. Здесь, в Мире Грёз, ты – богиня.
Глаза Элли наполнились слезами. Она вспомнила Тира, его улыбку, его слова: «Я всегда на твоей стороне». Вспомнила Сахарка, его тёплое тельце, его доверчивый взгляд. Её сердце сжалось, надежда, как искра, вспыхнула в её груди. Она посмотрела на Барго, её голос дрожал:
– Это правда? Я могу их вернуть?
Барго кивнул, его улыбка была тёплой, но в ней сквозила тень триумфа.
– Правда, Аня. В этом мире возможно всё. Ты уже видела, как твоя осознанность меняет реальность. Ты спасла Тира однажды. Теперь ты можешь пойти дальше. Воскресить их. Сделать этот мир домом, где никто не умирает.
Карас рванулся вперёд, его голос был полон отчаяния: