Они смотрели на него, чёрные, как пропасть, и в них была боль. Не физическая, а экзистенциальная, как у души, запертой в аду. Она видела всё – лабораторию, лица, свет, – но не могла шевелиться. Её веки дрожали, зрачки метались, но тело оставалось неподвижным, как мраморная статуя. Гавриил задохнулся, его сердце сжалось. Он прижал её ближе, его пальцы впились в её плечи, но она не реагировала. Только её глаза кричали, молили, проклинали.
– Аня, – прошептал он, его голос дрожал. – Я здесь. Ты в безопасности.
Но она не была в безопасности. Её глаза, полные ужаса, говорили об обратном. Гавриил посмотрел на Елену, его взгляд был полон отчаяния. Она шагнула к нему, её лицо было бледным, губы дрожали.
– Гавриил, – тихо сказала она, её голос был хрупким, как стекло. – Мы узнали, после того как ты отправлялся за ней. Она… Пациент 11. Вегетативное состояние. Двенадцать лет.
Гавриил замер, его разум отказывался принимать её слова. Он посмотрел на Аню, на её неподвижное тело, на её глаза, полные жизни и боли. Его голос был хриплым, почти нечеловеческим:
– Что?
Елена сглотнула, её глаза наполнились слезами.
– Она всегда была парализована. Барго… Алексей взял её в «Солнечный дом» уже такой. Он подключил её к нейрококону, чтобы подарить ей новый мир. Мир, полный возможностей. Мир, где она могла быть свободной.
Гавриил пошатнулся, его колени подкосились. Он опустился на пол, всё ещё держа Аню, её глаза смотрели на него, и в них был немой крик. Он вспомнил её в Мире Грёз – бегающую по полям, танцующую под звёздами, управляющую осознанностью, как богиня. Она была свободной, живой, полной любви и надежды. Она любила Тира, защищала Сахарка, сражалась за своё место в мире, победила Уравнителя, замтупалась за него на башне в Валии. А теперь? Теперь она была заперта в парализованном теле, способная только видеть, думать, чувствовать – но не двигаться, не говорить, не жить.
– Я… я не знал, – прошептал он, его голос был полон боли. – Аня, прости… я думал, я спасаю тебя.
Елена опустилась рядом, её рука легла на его плечо, но он не чувствовал её тепла. Лаборатория молчала, техники и врачи стояли, как статуи, их лица были полны ужаса. Они видели триумф, но теперь видели трагедию. Гавриил посмотрел на Аню, её глаза были мокрыми от слёз, но она не могла их вытереть. Она не могла даже моргнуть. Только смотреть, бесконечно, вечно, в пустоту своей новой реальности.
Он вспомнил слова Барго: «Я подарил ей жизнь». И теперь он понял. Барго, несмотря на его безумие, дал Ане мир, где она была свободной. Мир Грёз, каким бы иллюзорным он ни был, был её домом, её небом, её сердцем.
Он вспомнил её слова в церкви мнимов: «Я хочу вернуть их. Я хочу попробовать». Она выбрала Мир Грёз, потому что там была надежда. А что он дал ей? Клетку. Ад. Он хотел спасти её, но вместо этого убил. Его сердце разрывалось, его разум кричал, но он не мог ничего изменить. Он смотрел в её глаза, и они были зеркалом его вины.
– Аня, – прошептал он, его голос был полон слёз. – Я… я не знал. Я думал, я спасаю тебя. Но я… я украл у тебя всё.
Слёзы Караса падали на её неподвижные пальцы – маленькие, бесполезные. Он ждал, что она сожмёт кулак. Хоть раз. Хоть намеком. Но её руки лежали, как мокрые полотенца, брошенные на больничное одеяло. Он прижал её к груди, её глаза смотрели на него, и он знал, что этот взгляд будет преследовать его до конца жизни. Он хотел кричать, но его голос утонул в тишине. Лаборатория была холодной, её свет был мёртвым, и Гавриил понял: он не герой. Он палач.
Гавриил сидел на полу, держа Аню, её глаза смотрели в пустоту, и он знал, что никогда не забудет этот взгляд. Елена плакала, её слёзы падали на пол, но она не могла ничего сказать. Техники молчали. Доктора не знали куда спрятать глаза, чтоб не видеть полные ужаса и отчаянья глаза их гения Гавриила Карасова, который смотрел по сторонам с широко раскрытыми глазами и пытался зацепиться за взгляд другого человека, который бы сказал: Гавриил очнись это сон.
Он вспомнил слова Платона: «Мы – узники пещеры, видящие только тени на стене». Но что, если тени были её свободой? Что, если реальность была её пещерой?
Он посмотрел на Елену, его голос был полон боли. Елена молчала, её глаза были полны слёз. Она знала, что нет слов, которые могли бы утешить.