Такие локализации — необходимейший элемент всяких исследований по исторической географии и, конечно, формированию государственной территории прошлого. Они — те первичные историкогеографические факты, без которых невозможны научные выводы и обобщения. Однако локализация географических объектов средневековья, определение их местонахождения по современной карте представляет большие сложности. Древние реки и озера пересыхали, овраги засыпались, поселения прекращали свое существование или переносились на новые места. Менялись названия объектов, иногда — кардинальным образом[253]. Все это создает громадные трудности при локализации географических номенклатур, особенно поселений раннего времени. Положение усугубляется особенностями сохранившихся древнерусских письменных источников, часто содержащих одиночные, без связи с другими, упоминания рек, местностей, урочищ, сел и т. п. Не случайно поэтому, что при поисках средневековых объектов, например новгородских поселений XV–XVI вв., на картах XVIII–XIX вв. удавалось локализовать лишь их часть[254]. Новая методика локализации была предложена М.В. Битовым[255]. Суть ее сводилась к тому, чтобы прослеживать всю историю поселения с момента его первого упоминания до времени составления строго научных карт. Такая методика применена и в настоящей работе. Она весьма трудоемка, требует обработки очень значительного материала различных хронологических периодов, заполнения всех временных лакун в истории поселений. Но результаты ее применения говорят сами за себя: удается точно локализовать почти все упоминаемые в источниках поселения Северо-Восточной Руси X–XIV вв. В отдельных конкретных случаях приемы локализации могут упрощаться, но их принцип остается. Очевидно, будущий критический разбор данного исследования покажет, насколько эффективна такая методика, насколько доказательны и прочны полученные с ее помощью выводы.
Предлагаемая вниманию читателей работа о формировании государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. создавалась в секторе Исторической географии Института истории СССР АН СССР. В течение многих лет автор ощущал постоянную поддержку своих коллег по сектору: Л.Г. Бескровного, Я.Е. Водарского, М.Я. Волкова, А.К. Зайцева, В.М. Кабузана, бескорыстно делившихся своими знаниями и найденными в архивах материалами. Ценные советы и замечания по работе дали В.И. Корецкий, Л.М. Костюхина, В.Д. Назаров, В.Т. Пашуто, В.В. Седов, Б.Н. Флоря. Всем им автор выражает сердечную благодарность.
Особая признательность — А.А. Королевой, взявшей на себя нелегкий труд по выполнению карт для этой книги.
Глава перваяРостовская земля — часть территории Древнерусского государства.Образование Суздальского княжества, его центры и границы.Владимирское княжество во второй половине XII — первом десятилетии XIII в. Начало его феодального дробления
Земли Верхнего Поволжья и Волго-Окского междуречья, с течением времени ставшие географическим ядром русской государственности, а также центром формирования русской народности, были заселены славянами в сравнительно позднее время. Работы археологов выявили три основных направления славянской колонизации этой территории: с северо-запада по рекам Мсте, Мологе, Волге и далее по правым притокам Волги и левым притокам Клязьмы шла колонизационная волна новгородских словен, ославянившейся веси и, возможно, чуди; с запада, с верховьев рек Днепра и Волги сюда двигались смоленские кривичи; со стороны юго-запада и юга по Оке и далее вверх по ее левым притокам расселялись вятичи[257]. Начало проникновения словен в междуречье рек Волги и Оки приходится на рубеж IX и Х вв.[258] Примерно в то же время началась и кривичская колонизация этого региона. Вятичи появились здесь несколько позднее — в конце Х — начале XI в.[259]
Расселение восточных славян в Волго-Окском междуречье происходило в пору существования у них классового общества. Археологическое обследование оставленных славянской колонизационной волной курганов фиксирует наличие в некоторых из них дружинных погребений[260]. Принадлежность последних не только славянам, но и ославянившейся веси, а иногда и скандинавам служит ясным показателем социального расслоения пришлого населения. Об этом же свидетельствуют и богатые женские погребения, отличающиеся от остальных как большим разнообразием погребального инвентаря, так и большими размерами могильных насыпей[261]. В то же время археологические комплексы, оставленные аборигенными насельниками Волго-Окского междуречья, говорят о наличии у них родоплеменных, но еще не классовых отношений[262]. Судя по данным курганных раскопок, расселявшиеся в междуречье Волги и Оки славяне достигли качественно иной стадии общественного развития и их миграция проходила при активном участии, если не руководстве, феодализирующейся знати. Поэтому движение славян на восток в конце I — начале II тысячелетия н. э. нельзя рассматривать как исключительно княжескую колонизацию, на чем пытались настаивать историки XIX, а отчасти и XX в.[263] Нельзя сводить ее и только к бегству рядового сельского населения из районов, где классовые отношения созрели раньше, в частности Новгорода, в места, свободные от феодального принуждения[264]. Во-первых, богатые погребения в Волго-Окском междуречье синхронны рядовым погребениям[265]. Следовательно, знать здесь появилась в то же время, что и простые общинники. Во-вторых, наиболее интенсивный приток сюда населения приходится на XI–XII вв.[266], когда существование феодализма на Северо-Востоке бесспорно. Очевидно, миграция должна объясняться иными социальными причинами, ее необходимо рассматривать как следствие процесса распространения феодальных отношений на новые территории, процесса, в котором основную роль сыграла военно-феодальная верхушка соседних с Верхним Поволжьем областей.
Расселение славян по Волге, Оке и их притокам не сопровождалось завоеванием местного населения. Археологи до сих пор не обнаружили каких-либо признаков разрушения или уничтожения мерянских или балтских сельских поселений и городищ[267]. Мерянские центры продолжали существовать и долгое время после появления славян[268]. Последние первоначально селились на пустых, незанятых местах[269]. Конечно, в скором времени славяне распространили даннические отношения на аборигенное население[270], причем зарождавшаяся местная знать вошла в состав пришлого господствующего класса[271], однако военный захват чужих племен и их территорий здесь не имел места[272].
Инфильтрация славянского населения вместе с военно-феодальной верхушкой в Верхнее Поволжье и Волго-Окское междуречье приходится преимущественно на время, когда уже произошло объединение Киева с Новгородом и образовалось обширное Древнерусское государство[273]. Вновь осваиваемый регион стал частью территории этого государства. Первоначально государственная территория Киевской Руси на Северо-востоке имела, по-видимому, неопределенные, размытые границы и, быть может, только намеки на какое-то внутреннее стихийно сложившееся административное деление, обусловленное сбором дани различными феодальными группами с проживавшего в разных местах населения. Ее основным отличием от догосударственной, племенной территории стали возникшие центры феодального господства и подчинения. Главным из них был Ростов[274].
Хотя Ростов упоминается в статьях 862 и 907 гг. Лаврентьевской и Ипатьевской летописей, после обстоятельных изысканий А.А. Шахматова стало ясно, что это вставки сводчика начала XII в., основанные на его собственных заключениях[275]. Во втором десятилетии XII в. было сделано и указание на то, что во времена, последовавшие за смертью легендарных Кия, Щека и Хорива, племена мери сидели «на Ростовьскомъ озерѣ»[276]. Последнее название явно «опрокинуто в прошлое». Поэтому относить существование Ростова или целой Ростовской области к IX в., как делают некоторые исследователи, нельзя[277].
Первые достоверные сведения древнерусских письменных источников о Ростове и Ростовской земле относятся к концу Х в. или началу XI в. В перечне крестившихся вместе с Владимиром Святославичем его сыновей, помещенном в Новгородской первой летописи младшего извода, Лаврентьевской и Ипатьевской летописях под 988 г., указывается, что Ростов был отдан Владимиром Ярославу, а после того, как Ярослав перешел на стол в Новгород, Ростов получил Борис[278]. По мнению А.А. Шахматова, эти сведения о Ростове и княживших там князьях впервые были внесены в так называемый Начальный свод конца XI в.